Когда ты смотришь на солнце

      — Бьерг, я скуплю тебе весь прилавок с чипсами, если ты исполнишь одну мою просьбу, — Амадей с надеждой смотрел в лицо лучшего друга, хотя знал, что никогда не услышит от него «нет».       Они валялись на траве в тени огромного дерева в парке Стэнс. Вид с холма был завораживающим: личные и многоквартирные дома отсюда казались маленькими, а высокие горы, настолько далекие, что были покрыты дымкой, очерчивали город толстой линией. Амадей не пожалел, что потянул Бьерга залезть на этот холм, хотя они постоянно избегали его. Тут частенько собиралась шумная и грубая компания из учеников частной школы, распивающая напоказ водку и пиво.       — Валяй, — ответил Бьерг, немного подумав.       — В общем, — Дей отвернулся и смотрел теперь в даль, — я скажу, что пойду на ночевку к тебе, но на самом деле пойду к Инге. Тебе надо будет объяснить всю ситуацию своей маме, потому что моя мама обязательно позвонит твоей, чтобы убедиться, что я у тебя дома, — он поймал непонимающий взгляд Бьерга. — Короче, твоей маме надо будет наврать, что я у тебя, но я буду у Инге… Ты понял.       — Да без проблем, — Бьерг засмеялся и шутливо толкнул Дея в плечо. — Что, кое-кто больше не будет невинным мальчиком?       Амадей закрыл лицо, чувствуя испанский стыд за сказанное другом. Чего-чего, а такого вопроса он уж точно не ожидал.       — Ты идиот, — прошептал Дей и убрал руки с лица, смеясь. — Я уже «не».       Бьерг долго смотрел на него огромными глазами размером в пять крон, прежде чем выкрикнуть самое искреннее «ЧТО?!», которое только слышал в своей жизни Амадей, продолжающий смеяться в настигшем молчании. Бьерг находился в неподдельном шоке. Дей, смотря на его лицо, начинал смеяться еще больше.       — Подожди, — Бьерг привстал, упираясь руками в землю, — ты шутишь? Ты прикалываешься надо мной?       — Нет…       Вместо шока в глазах Бьерга теперь был интерес. Такой сильный интерес, что ему уже было неважно, что дальнейшие вопросы — самое неэтичное, что только можно сделать.       — И как? Серьезно, как все прошло?       — Он очень нежен… — сдержанно ответил Амадей, намеренно подпитывая интерес друга.       — И это все, что ты мне расскажешь?!       — Я думаю, он пытался сделать это все эти несколько дней до вылета в Данию. Лез целоваться, обниматься, но, наверно, не находил нужного момента. Он всегда играл на гитаре мне либо на кухне, либо в гостиной, а в тот последний день перед вылетом привел к себе в комнату… — Амадей глубоко вдохнул, пытаясь справиться со смущением. — Этого хватит?       — Ох, черт возьми, — Бьерг прикрыл рот рукой. — Тебе понравилось?       — Спрашиваешь? Я мечтал об этом несколько месяцев, — Амадей подложил руки под голову и вытянул ноги. — Поэтому, пожалуйста, исполни мою просьбу.       — Клянусь.

◑

      В вечер этого же дня затеянное удалось и даже с непредвиденным успехом. Линда еще полчаса разговаривала с мамой Бьерга, которая при любом удобном случае упоминала, что Дей и Бьерг сейчас играют в приставку и что Дей очень вежливый парень. Мамы успели обсудить все животрепещущие темы, перебрать косточки общих знакомых и вместе посмеяться.       Амадей в это время уже был дома у Инге, которому заранее рассказал о своем несокрушимом плане. Он вместо приветствия накинулся на Инге с объятиями, с жаром целуя его щеки и шею. Душа теплела от мысли, что они снова вместе. Инге, улыбаясь, с трудом закрыл входную дверь.       — От тебя так вкусно пахнет, — тихо сказал Дей.       — Я постарался, — поглаживая его спину, ответил Инге. — Будешь кушать? Я штрудели приготовил.       — Прости, я дома поел… Утром ими позавтракаю. Но от какао не откажусь.       Они с трудом прекратили объятия и ушли на кухню. Амадей сел за стол, завороженно наблюдая, за тем, как Инге открыл ящик, достал оттуда маленькую кастрюлю, в которой обычно варил какао, стал наливать молоко и засыпать туда какао-порошок.       Из этого сосредоточенного состояния Дея выдернул голос Инге:       — Теперь можешь болтать сколько влезет, — он развернулся лицом к Дею и уперся руками в столешницу, пока какао на плите медленно закипало.       — Да, я хотел рассказать тебе о новом оперном театре в Копенгагене. Ты слышал о нём, когда его открыли год назад? Это просто гигантское здание! Фотографии не передают его масштабов. Внутри он ещё больше, чем кажется снаружи. Я не думал, что мне так понравится оперный театр, я ведь ничего в этом не смыслю… — он призадумался. — Мы ходили на что-то связанное с Моцартом, вроде «Свадьба Фигаро» называется. Было, конечно, интересно, но, господи… Три часа сидеть и слушать всё это… Ты бы вот просидел?       — Думаю, да.       — Вот я тоже думал, что да, а к концу у меня уже жопа со спиной так болели…       — Антракт же должен быть.       — Ну, он был, но не спас меня…       Инге смотрел на него с заинтересованным прищуром, слегка склонив голову, и не переставал улыбаться.       Теплый свет заката окрашивал кухню в оранжевый. Окно было открыто нараспашку, однако Инге всё предусмотрел, поэтому купил сетки на окна и самостоятельно поставил их, панически боясь, что кот решит сбежать. Густав, набегавшись за день, спал на своем излюбленном месте — спинке дивана.       — Кстати, знаешь Амалиенборг?       — Ни разу не слышал, — ответил Инге.       — Я едва разобрал, что рассказывал экскурсовод, потому что тот говорил с ужасным британским акцентом, но Амалиенборг — это королевский дворец. Билет стоил каких-то космических денег, мест практически не было, мы с трудом попали внутрь. Там и смотреть-то толком нечего, однако было безумно красиво. Куча картин, роскошные шкафы с огромным количеством старинных книг, диваны с золотой вышивкой… — Амадей на секунду замолчал. — А знаешь, я тебе как-нибудь покажу фотографии. Мама фотографировала вообще всё.       Инге изредка поглядывал на какао, чтобы то не убежало, когда закипит. Он насыпал туда несколько чайных ложек сахара.       — Распечатаешь мне несколько?       — А зачем тебе? — подперев подбородок руками, спросил Дей.       — Просто.       Они пили какао.       Амадей всё не переставал рассказывать о поездке, а Инге внимательно смотрел на него и не перебивал. Произошло столько всего, что хватило бы на целую книгу. Инге испытывал искренний интерес, ведь из всех заграничных стран был только в Швеции, в которой ничего толком не увидел.       Он смеялся, когда Дей начинал напыщенно пародировать датский или британский акценты, которые доставили немало хлопот в поездке. Странным образом Амадею удалось воздержаться от жалоб на Альвисса.       — Сыграть что-нибудь на гитаре? — спросил Инге, когда кружки с какао опустели.       — Давай.       И Инге стал играть все песни The Smiths, которые только знал. Когда он заиграл излюбленную им «Heaven Knows I'm Miserable Now», Амадей подпевал, потому что успел послушать ее множество раз, пока катался с родителями по всему Копенгагену.       Инге быстро выдохся. Он отложил гитару, и игриво улыбаясь, посмотрел в глаза Дею:       — Тетя придёт через час или два…       Они ушли с кухни, не переставая говорить всякие глупости.       Стоя на пороге комнаты и никак не предупредив, Амадей впился в губы Инге. Поцелуй был медленным. Тягучим. Точно мёд. И с каждой секундой этот мёд таял, а поцелуй становился жадным. Настолько они нуждались друг в друге.       — Я так сильно по тебе соскучился… — прошептал Дей в сантиметре от влажных губ.       Этой короткой фразы хватило, чтобы бесповоротно сорвать Инге крышу. Он оставил гитару у стены, в неловких попытках случайно не разорвать поцелуй, и сел на кровать.       Амадей забрался на колени Инге, не отдавая себе отчёта в действиях. Голова закружилась так, что, казалось, недалеко до обморока. «Господи, господи, боже мой…» — судорожно думал Инге.       Амадей коснулся губами его шеи, пока руки Инге следовали всё дальше, мучительно медленно пробираясь под свитшот. Тела, от ног до макушки, пробирало вожделенным жаром, о котором они мечтали, засыпая в разлуке. В головах — ни одной цельной мысли.       Секунды слились в минуты. Они целовали и трогали друг друга там, где захочется — для них не было ограничений. Амадей гладил его спину под свитшотом, выгибаясь от ответных прикосновений. Теперь Инге рядом, а значит все остальное не имеет значения. Можно насладиться им и дать наслаждение взамен.       Амадей слез с колен. Инге лег, утягивая его за собой.       — В этот раз ты смелый.       — Я правда соскучился, — тихо ответил Дей, выдыхая ему в шею.       Свитшоты оказались на полу. Два полуголых тела прижимались друг к другу, общаясь прикосновениями. Язык, который понять было под силу лишь им. Инге с каждым мгновением позволял себе всё больше, когда убеждался в том, что желание взаимно. И вот его пальцы уже ласкают Дея через ткань штанов. Сердце спотыкается, ухает куда-то вниз.       Инге слишком нежен. Амадей был готов просто сдаться, закрыть глаза и блаженно принимать каждое прикосновение, но решил, что еще слишком рано. Его рука оттянула резинку штанов и нижнее белье Инге.       — Можно? — Амадей улыбнулся.       Инге прошептал почти умоляющее «да» и закрыл глаза. Теперь он медленно сдавался во власть возбуждения: его сердце билось быстро, а дыхание становилось обрывистым. Инге сыпался так, словно это был его первый раз.       Амадей лежал рядом и покрывал поцелуями его шею и ключицы, почти не отрывая губ от мягкой кожи. В этот момент не было места для смущения — они стали слишком близки, чтобы позволить этому чувству испортить момент.       Инге потянулся за очередным поцелуем и получил незамедлительный ответ, но рука Дея остановилась. Поцелуй стал нетерпеливым. Инге закончил его, крепко обхватив запястье Амадея, и начал самостоятельно двигать бедрами, скользя меж податливых и влажных пальцев. Он откинул голову на подушку, едва не дрожа от возбуждения.       С замиранием сердца Дей наблюдал, как плавно двигаются бёдра Инге, как он закусывает губу, как блаженно закрывает глаза… Каждое его движение оставляло горячий след в душе Амадея.       — Ещё, Дей… — шептал тот. — Ещё немного…       Инге начал все чаще срываться на тихие стоны, из-за которых Амадей не мог найти себе места. Его стоны — услада для ушей, души, разума… Дей просто замер, послушно меняя положение пальцев, словно любое другое действие могло помешать процессу. Инге крепче сжал его запястье и закрыл тыльной стороной ладони свой рот, а после притих.       Амадей взглянул на свою руку. Отчего-то именно сейчас Дею стало жутко стыдно, словно он всё испортил…       — Салфетки в рабочем столе… — Инге туго проглотил слюну. — В верхнем ящике…       — Ты все предусмотрел.       В ответ Инге лишь тихо засмеялся.       Амадей аккуратно вытер свою руку и его живот. За эту минуту он успел погрузиться в размышления насчет произошедшего. Захотелось уйти. Всё это было каким-то безумством.       Или все так и должно быть?       Он столкнулся с этим так резко, что не успел обозначить для себя границы дозволенного. Правильно ли то, что ему нравится происходящее? Правильно ли то, что Инге делает с ним?       «Правильно ли вообще задаваться такими глупыми вопросами, когда в паре сантиметров от меня лежит тот, о ком я мог только мечтать?»       Дей перегнулся через него, чтобы положить использованные салфетки на тумбочку.       — Можно я удивлю тебя? — спросил Инге, все еще тяжело дыша.       Дей улыбнулся:       — Ты и так удивил меня.       — Можно или нет?       — Смотря что ты затеял.       Инге заулыбался в ответ:       — Ты можешь остановить меня в любой момент.       — Можно.       — Ложись.       Дей послушался и лег рядом. Теперь Инге навис над ним, целуя все ниже и ниже: шею, ключицы, грудь… Амадею не составило труда понять, что будет дальше, и эта мысль в одну секунду заставила его вспыхнуть. Инге остановился у его бедер, положив на них руки, и посмотрел на Дея, игриво улыбаясь.       Амадей закрыл глаза рукой:       — Å, for helvete…       Еще несколько секунд Инге смотрел на него, прежде чем начать спускать с него штаны и нижнее белье. Время тянулось мучительно. Амадей стеснялся даже взглянуть на происходящее ниже, но не стерпел, когда ощутил теплое прикосновение языка.       — Боже, что ты творишь… — прошептал он, откинув голову на подушку.       Инге вылизывал его, словно действительно знал, что делает. Язык скользил так, как нужно было, чтобы довести Дея до конца. Это ошеломляло. Но Амадею было не до расспросов: он просто не мог смотреть на Инге, потому что понимал, насколько Инге, находясь в таком уязвимом положении, будоражил его. Будто взгляд — какое-то немыслимое преступление.       Амадей почувствовал прикосновение к руке. Их пальцы ненадолго сплелись в замок, и Дей без слов понял, чего хочет от него Инге. Амадею пришлось взглянуть на Инге, чтобы запустить в его волосы руку и сжать их. Инге посмотрел в ответ таким взглядом, что Дея покрыли мурашки. В этот момент черные локоны казались еще мягче, еще шелковистее.       Для Инге происходящее не было чем-то странным. Он без злого умысла открывал Дею те вещи, которые тот видел лишь на фотографиях или видео, которые казались лишь выдумкой режиссеров и фотографов. Желание сделать приятно тому, кто делает счастливым тебя, попросту превратили в нечто пошлое, развратное. Инге и вовсе не искал в этом великого смысла: ему хотелось — он делал. Для него всё было так, как оно есть — без лишних прикрас.       Инге терпеливо заглатывал всё, пока Дей прикрывал рот рукой и содрогался с каждой новой волной удовольствия. Не проронив ни капли на постель, Инге оторвал бумажный полотенец и вытер губы. Амадей не хотел даже шевелиться. Тело будто придавило бетонной плитой. Он открыл глаза, чтобы наконец-то посмотреть на Инге. Тот сидел рядом, едва заметно улыбаясь и глубоко дыша.       — Ты… — начал было говорить Дей, но тут же закончил, посчитав дальнейшее неуместным.       Инге без продолжения понял, что тот хотел спросить:       — Как видишь.       — Боже, Инге… — Дей засмеялся, уткнувшись лицом в одеяло.       Они по очереди приняли душ. Инге одолжил Дею домашние штаны, и они обессиленные легли спать, обнимая друг друга. Амадей уткнулся в его плечо, как никогда ощущая счастье и спокойствие, которые Инге разделял с ним. Занавески волной развевались на нежном вечернем ветре из открытого нараспашку окна. Теплый воздух убаюкивал изнуренные тела.       — Может, окно закроем? Вдруг замерзнем, — тихо сказал Дей.       — Тепло на улице, — отвечает Инге. — Да и как я замерзну, когда рядом со мной такое солнышко?       Амадей почти беззвучно засмеялся, прижался к нему плотнее, так еще и ногу закинул на его ноги, словно постепенно всем телом перебирался на Инге. В такой позе было очень тепло, даже жарко.       — Я так мечтал хоть разок заснуть вместе с тобой. Обнимал подушку, а воображал, что обнимаю тебя, представляешь? — Инге не мог сдержать улыбки. — В прошлый раз я безнадежно надеялся, что ты останешься на ночь.       — Знал бы ты, что я воображал… — загадочно прошептал Дей.       — Что?       Амадей не ожидал, что Инге и вправду поинтересуется, поэтому тут же, смущаясь, дал заднюю:       — Всё, хватит.       — Чего? А я, кстати, давно хотел тебе отсо… — Дей закрыл ему рот рукой.       Они одновременно засмеялись, пренебрегая тишиной.       Инге наконец-то смог уснуть быстро, вместо того, чтобы бесконечно ворочаться и вспоминать болезненное прошлое.       Тетя пришла домой, когда те уже спали крепким сном. Она удивилась той тишине, в которую была поглощена квартира, ведь обычно по вечерам Инге подбирал аккорды к песням, просто слушал музыку или ходил кругами по комнате, заучивая конспекты по биологии и химии. Тетя встревоженно заглянула в его комнату, и камень с ее сердца упал.       Перед ней была картина, в которой прослеживался очевидный сюжет: скомканные салфетки на тумбочке, одежда на полу, два полуголых тела, прижимающиеся друг к другу и Густав, развалившийся ровно между ними. Тетя еще полминуты смотрела на них, вспоминая, как она едва ли не каждый вечер давала Инге советы, чтоб тот правильно подступился к Дею.

◑

      Инге проснулся первый. Густав терся об его лицо и громко мурчал. Амадей все еще спал, обнимая Инге. Тетя шумела на кухне, готовя себе обед на работу. Ничего не нарушало идиллию, о которой Инге так давно мечтал. Он нежно провел рукой по спутанным волосам Дея, завороженно любуясь его умиротворением. В конечном итоге Густав разбудил и Амадея, когда начал играться с его волосами.       — Я никогда так хорошо не спал… — прохрипел Дей сонным голосом, пытаясь убрать от себя котенка.       Густав убежал в коридор. Инге заулыбался:       — Я тоже.       Они с трудом встали с кровати, движимые чувством голода. Амадей натянул свитшот и тут же вспомнил про обещанные Инге штрудели, но совсем забыл, что в квартире находится еще и тетя. Она встретила их с радостным возгласом. Дей так испугался, что, согнувшись, схватился за сердце.       — Знаете, я уж думала вы до обеда спать будете, — тараторила она, заваривая себе чай в термос на работу. — Вы меня вообще не предупредили, так я испугалась, когда домой пришла, а тут тишина полнейшая. С Инге в квартире никогда тихо не бывает…       Всё в тёте выдавало ее родину, Турцию: своеобразный акцент, густые черные волосы и брови, чрезмерная живость речи и явная навязчивость. Амадей повидал множество культур в разных странах, но никогда не сталкивался с такими яркими представителями своих наций. Общительность тёти заставляла его чувствовать себя неловко, особенно учитывая обстоятельства, в которых ему приходилось общаться с ней: и в первый раз, и во второй.       — Вот если бы ты мне сказал, — она повернулась к Инге, — я бы ушла к подружке, чтоб вас не смущать.       Инге на несколько секунд закрыл глаза, наклонившись над столом и жуя штрудель. Амадей молчал.       — Лайя, ты смущаешь нас еще больше, продолжая говорить об этом, — наконец ответил Инге.       — Ой, да ладно тебе…       Она довольно улыбалась, смотря то на Дея, то на Инге. Впрочем, неловкое молчание продолжалось недолго, потому что тётя внезапно заторопилась на работу. Амадей ел штрудель, забыв о тёте, и думал только о том, насколько Инге вкусно готовит.       Звонок в дверь заставил всех одновременно посмотреть в сторону коридора. Тетя начала возмущаться, активно жестикулируя, мол, какой дурак будет звонить в дверь в девять утра, пока Инге молча встал из-за стола и ушел в коридор.       Он открыл дверь, но даже не посмотрел в глазок.       — Сейчас я поговорю с тобой, ебаный мудак, — процедил Альвисс.       Он, не раздумывая и не целясь, ударил Инге и попал в нос.       Амадей и тетя взметнулись, выбежав в коридор. В их глазах был только чистый испуг. Инге, согнувшись, закрывал кровоточащий нос рукой. Кровь стекала с подбородка, капая на свитшот и пол. Альвисс прижимал Инге к стене, стиснув пальцы на его плечах, и срывался на оглушительный крик:       — Если я увижу тебя рядом с моим братом хотя бы еще раз — тебе пиздец, — он затряс Инге. — Ты понял меня?!       Инге молчал. Его тело вздымалось при каждом шумном вдохе. Амадею показалось, что еще немного и Инге свалится на пол. Но тот убрал окровавленную руку с лица и поднял взгляд на Альвисса:       — Пошел ты к черту.       Дей не успел их разнять. Альвисс ударил Инге ещё раз, сильнее и размашистее. В этом ударе он вложил всю свою ненависть. Инге не издал ни звука, но крепко сжал зубы и снова закрыл лицо рукой.       Тетя первой схватила Альвисса за плечи и оттащила его к входной двери. Он не сопротивлялся.       Амадей, почти в панике, подбежал к Инге, пытаясь увести его в гостиную, но тот стоял твёрдо.       Инге убрал руку от лица. Его подбородок и передняя часть свитшота были залиты кровью. Он смотрел на Альвисса так, как Амадей никогда не видел прежде. Казалось, перед ним стоял совершенно другой человек, не тот, с кем он провёл всю ночь и всё утро.       — Да вы вообще все охуели! — заорал Альвисс, когда увидел Дея.       Амадей держал Инге, пытаясь вывести его на разговор, но тот молчал и тяжело дышал. Альвисс непонимающим взглядом смотрел теперь на Дея.       — Вы можете объяснить, что произошло?! — не вытерпела тетя.       — Это гнида пользуется моим братом, пока я не вижу! — Альвисс яростно посмотрел на Инге. — Ровесники не дают, да? Давай, расскажи мне про то, как ты его любишь, я послушаю твои никчемные оправдания…       Инге молчал, собираясь с силами. В его разуме не было ничего, кроме безудержного гнева, рвущегося наружу. Инге попытался выкрутиться, готовый разорвать Альвисса, но Дей крепко держал его на месте. Тогда Инге разразился яростной речью, уже не обращая внимания на капающую из носа кровь:       — Если ты не умеешь любить, это не значит, что все вокруг такие же бесчувственные куски дерьма. Дей в слезах бежал ко мне, чтобы не слышать тех скандалов, которые ты устраивал дома, и ты хочешь сказать, что из нас двоих мудак — я?!       — Мне даже представить тошно, что ты делаешь с моим братом, — Альвисс глубоко дышал и дрожал от злости. — Какой же ты противный.       — Что я делаю?! Да какая тебе, блять, разница, что я с ним делаю?! Дей счастлив со мной, а ты отбираешь у него это счастье, вместо того чтобы радоваться за него. Так какой же ты тогда старший брат?! В своей никчёмной жизни ты способен только к разрушению! Ты почти разрушил свою жизнь и теперь лезешь к Дею, потому что тебе, неудачнику, завидно, что кто-то может быть счастливее тебя.       — Что ты несешь? Какое, на хуй, «счастье»? Ты трахаешься с моим братом, у которого еще своей головы на плечах нет, и пытаешься мне доказать, что ты весь такой святой? Закрой свою пасть и не позорься.       Амадей в панике не мог вникнуть в то, что они говорили, но почувствовал, как Инге напрягся. Счет пошел на секунды. Дей крепче сжал руки на его плечах. Однако даже эта мертвая хватка не удержала Инге на месте.       — Что ты сделаешь мне?! — Инге рванул Альвисса за перед одежды, оставляя на ней пятна крови. Тетя испуганно отшатнулась. — Убьешь меня?! Мы столько времени общались только ради того, чтобы ты завалился ко мне домой и сломал мне нос? Я выслушивал все твои пьяные бредни, считал тебя своим другом, хотя во многом был не согласен с тобой, и теперь ты называешь меня «противным»? Ты прекрасно знаешь, что я пережил в своей жизни, но я ведь не стал монстром! Я, в отличие от тебя, сохранил человечность и способность любить, даже после того, как об меня вытер ноги человек, ради которого я готов был унижаться!       Альвисс ошарашено смотрел на Инге, ожидая, что тот ударит его. Но Инге не собирался делать этого. Дей замер. Теперь до него доходил смысл слов, которые Инге кричал Альвиссу.       — Да мне похуй на то, сколько мы общались! — Альвисс оттолкнул от себя Инге. — Это не отменяет того факта, что ты, будучи совершеннолетним, совращаешь моего брата!       — Почему ты вообще принимаешь решения за него?       — Потому что он мой брат, идиот… — процедил Альвисс.       — Ему десять лет, чтобы выслеживать каждый его шаг? — Инге вытер губы от крови тыльной стороной ладони. — Ты общаешься со мной достаточно долго, чтобы знать, что я скорее убью самого себя, чем причиню кому-то боль. Я не могу ходить по головам, как это делаешь ты! И почему я вообще должен стоять и распинаться перед тобой за то, что я не делал?!       Амадей знал, что он должен вмешаться, растащить их как можно дальше, что-то сказать, но слова застряли в горле тяжелым комом. Дей ощущал, что он на грани того, чтобы потерять нечто ценное.       — Инге, нам нужно ехать в больницу, у тебя…       Инге перебил тетю:       — Да я прекрасно знаю, что этот ублюдок сломал мне нос! — он продолжил говорить, обращаясь к Альвиссу. — Ты предлагаешь мне взять и бросить Дея просто потому, что так захотел ты? Конечно, ты можешь менять девушек, как перчатки… — он на мгновение замолчал, ожидая, что Альвисс что-то ответит. — Да ты вообще когда-нибудь ощущал что-то большее, чем тупое желание кого-нибудь трахнуть?       Альвисс растерянно смотрел то на Инге, то на Дея. Его лицо в один момент потеряло прежнюю агрессию. Теперь в его глазах было только отчаянье. Отчаянье, что он ничего не может сделать в этой ситуации, что она не под его контролем, что Инге, как бы неудобно то ни было, говорит правду.       Альвисс остановил взгляд на Амадее:       — Я расскажу родителям, — он взялся за ручку входной двери. — Я расскажу, блять, и посмотрю как ты запоешь! Посмотрю, как тебе придется выбирать между этим пидором и своими родителями!       Альвисс последний раз оглядел всех присутствующих наполненным гневом взглядом и выбежал из квартиры, громко захлопнув дверь. Квартира наполнилась тишиной. В ней было слышно, как кровь капает на пол с подбородка Инге. Тетя засуетилась. Она побежала на кухню, чтобы взять из морозилки что-нибудь холодное, и вернулась с куриной голенью. Инге нахмурился, когда тетя приложила ее к его носу.       — Голова не кружится? Сильно больно? — тетя не дождалась ответа. — Сейчас такси вызову, поедем в больницу… И на работу позвонить надо, что я не смогу сегодня выйти… Ну и друзья у тебя, Инге!       — Не суетись, — спокойно ответил он, выдавив улыбку.       Тетя в поисках телефона снова ушла на кухню, отдав голень Дею. Инге смотрел на Амадея так, будто ему совсем не больно, будто происходящее минуту назад — лишь страшный сон. Видя этот взгляд становилось понятно, что Инге пережил куда более ужасные вещи, чем сломанный нос. Амадей почувствовал вину за содеянное братом. Если бы он заранее поговорил с Альвиссом, то всего этого можно было бы избежать. Но всё уже случилось.       — Я поеду с тобой, — держа ледяную голень на носу Инге, сказал Дей. — Мне страшно возвращаться домой.       Инге потрогал нос и обнаружил, что кровь перестала течь. Обляпанные кровью руки не дрожали, а держались по обычному уверенно, хотя в разуме всё ещё пылал гнев и готовность последовать за Альвиссом, чтобы прикончить того раз и навсегда. Инге медленно вдыхал — мысли успокаивались.       — Откуда Альвисс узнал, что мы… — Дей сконфузился и отвёл взгляд.       — Он нашел мою записку, когда вы ещё были в Дании.       — Почему ты не сказал мне?       — Я не хотел портить вашу поездку, — Инге посмотрел себе под ноги, на пятна крови на паркете. — Я боялся, что ты сразу начнёшь выяснять отношения с Альвиссом.       — Да, я бы поговорил с братом, но он бы не сломал тебе нос. Это того не стоило.       — Кто ж знал, что у него хватит смелости на такое?       Тетя уже вызвала такси и теперь говорила с начальником на повышенных тонах, не стесняясь в выражениях. «Мне все равно, можете уволить меня из вашей гнилой конторы, но я не брошу племянника!» — кричала она в трубку. Разговор закончился благополучно, без увольнений.       Они за десять минут доехали до больницы, где Инге сделали рентгеновский снимок. Амадей сидел весь как на иголках, но молча, тогда как у тети не закрывался рот: она бесконечно ругалась на Альвисса и обещала устроить ему полную взбучку.       — Нет, ты представляешь, Инге даже сдачи ему не дал! Да я б на его месте… — она вздохнула и махнула рукой. — Вот, видишь, какой он у меня. Ему больно делают, а он и мухи не тронет.       Амадей только кивнул, не желая сейчас говорить с тетей. Его душа рвалась от тревоги. Люди в халатах и без сновали по коридору туда-сюда, разговаривали, гремели. Шум вокруг Дея был как пузырь, который еще больше сближал его с волнением. Амадей не знал, из-за чего тревожится больше: из-за сломанного носа Инге или из-за того, что придется вернуться домой, а к тому моменту родители будут знать всё. Альвисс непременно расскажет каждую деталь, чтобы шокировать их.       Когда Инге, улыбаясь, вышел из кабинета, тётя наконец-то замолчала. Её глаза горели надеждой. Амадей едва сдерживал смех, смотря на Инге, нос которого был покрыт плотной повязкой. Он держал около носа холодный компресс — небольшой пакет со льдом, обмотанный белой тканью.       — Перелом без смещения, — пробубнил Инге и дополнил специально для тети: — не нужна никакая операция.       Тетя кинулась на него с горячими объятиями, словно Инге только что был на пороге неминуемой смерти. Он беспомощно, но с улыбкой посмотрел на Дея.       — Лайя, мне надо поговорить с Деем, — тетя не выпускала его из объятий. — Ну всё-всё. Видишь, жив-здоров. Через пару недель всё срастется…       Она с усилием разжала объятия, прошептав, что будет ждать их у входа в больницу. Они прошли в конец коридора, за поворот, где шум не мешал беседе, и расположились на скромном, слегка обветшалом диване. Дей был взволнован как морально, так и физически, но он думал, что сейчас не время искать поддержку, особенно от Инге.       — Дей, какой бы бред не нес Альвисс, он ни на что не сможет повлиять. Твои родители любят и примут тебя любым — независимо от ситуации. Тебе будет только легче от того, что они узнают о наших отношениях, потому что тебе больше не нужно будет что-либо скрывать от них. Ты сможешь сколько угодно оставаться у меня ночевать, проводить со мной время без страха осуждения и так далее, — Инге улыбнулся. — Поэтому всё не так плохо, как тебе кажется.       Амадей смотрел на свои руки, нервно поглаживая большим пальцем ладонь другой руки:       — А если не примут?       — Ты слышишь, что я говорю? — он нежно провел указательным пальцем по тыльной стороне ладони Дея. — Они любят тебя. Даже если однополые отношения не вписываются в их мировоззрение, то они все равно примут тебя. Мои родители не любили меня, и было заведомо понятно, что они не обрадуются такой новости, поэтому мне действительно было что скрывать. Твоя семья не религиозна, не консервативна, не ограничивает тебя ни в чем. Тебе нечего бояться. И Альвисс в конечном итоге сдастся. Вот увидишь, придет ко мне с извинениями, — Инге тихо засмеялся, заглядывая в лицо Дея.       Амадей смущенно отвернулся, но от слов Инге ему стало спокойнее, потому что в них была самая настоящая правда. Незначительное волнение оставалось лишь по той причине, что Дей всю жизнь не переносил серьезных разговоров с родителями, даже если результат был известен заранее. Рядом с Инге вообще вся жизнь становилась как-то проще, словно он знал решение любой проблемы.       — Я ведь недавно наладил отношения с Альвиссом и он снова нашел причину поссориться со мной. Ему только повод дай…       — Он все ещё пьет таблетки? — Инге оставил свои попытки встретиться взглядом с Деем.       — Да, и к психиатру раз в неделю ездит с папой.       — Наверно, для Альвисса это огромный стресс, поэтому он так агрессивно отреагировал на наши отношения. Конечно, это не оправдание его поведению, но как вариант, — Инге убрал лёд с носа, нахмурившись от боли. — Думаю, он изменит свое мнение, когда узнает, что родители не против наших отношений. Будет злиться, ругаться, но ему придется понять и принять.       Амадей обнял Инге, положив голову ему на плечо.