Когда ты смотришь на солнце

      С первыми каплями дождя Амадей влетел в школу, опаздывая уже на десять минут. Лежа в кровати, он пообещал себе, что полежит пять минут и обязательно встанет, но уснул еще на полчаса. В коридорах школы было пусто — все давно разошлись по кабинетам. Дей сломя голову пробежал мимо учителя с папками в руках и вошел в класс, пытаясь не выдать того, что отчаянно бежал последние несколько минут. Воздух судорожно врывался в легкие.       — Десять минут, Амадей, десять минут… — недовольно качая головой, упрекнула учительница, стоя около доски.       Дей с трудом проглотил вязкую слюну, чтобы ответить без какого-либо сожаления в голосе:       — Я проспал.       — Это последний раз, когда я прощаю тебе опоздание. В следующий раз буду говорить с твоими родителями.       Учительница развернулась к рабочему столу, взяла журнал и пробубнила себе под нос:       — Амадей Магне… — она поставила в журнале посещений «+». — Да и твои оценки за последний месяц оставляют желать лучшего. Думаешь, раз каникулы скоро, можно ничего не делать?       — Есть причины…       — Мне все равно, какие у тебя там «причины», поэтому к завтрашнему дню жду от тебя эссе по биологии, которое ты должен был сдать еще две недели назад, — она снова подошла к доске, когда Дей усаживался за парту. Сосед по парте отсутствовал. — Я за всеми слежу.       Учительница, словно насмехаясь, раздала проверочную работу за двадцать минут до конца урока. Амадей наугад расставил ответы и надеялся хотя бы на «удовлетворительно». Надежды оказалось слишком мало, поэтому он получил самый низкий балл из всех возможных. Дей не сильно расстроился. Плохую оценку можно закрыть оценкой за эссе, которое будет выполнено идеально, ведь у Амадея появился план.       Он пошел искать Инге и нашел того на пятом этаже сидящим на полу с учебником и двумя тетрадями. С этого этажа было хорошо слышно музыку, играющую с шестого, где находился актовый зал. С наступлением тепла, там на каждой перемене веселились старшеклассники. Все хором орали «Freed from desire, mind and senses purified».       Амадей нахмурился, смотря на Инге чуть издалека, не зная, будет ли уместным сейчас просить его об одолжении или лучше найти время, когда тот будет свободен. Но Дей решился на первое.       — Инге…       Амадей успел только произнести его имя. Тёмно-карие глаза устремились на Дея, а губы растянулись в тёплой улыбке. Затем последовало привычное, всегда весёлое «да?».       — У меня к тебе просьба…       Дей сел рядом, не понимая, куда лучше смотреть: себе на руки, на Инге или вообще куда-то в сторону. Его обуяло волнение.       — Нам задали написать эссе по биологии…       — На какую тему? — без промедления спросил Инге.       Прозвучало только неловкое «э-э», и Амадей полез в рюкзак за тетрадью. Он быстро листал страницы, пытаясь найти ту маленькую, едва заметную пометку, где была написана тема для эссе. Он с трудом нашёл её.       — «Сезонная адаптация организмов к окружающей среде».       — Я ровно то же самое писал в десятом классе, когда еще жил в Драммене. Забавно, — Инге хмыкнул. — Напишу, не переживай. Учительница говорила, сколько страниц нужно?       — Три-четыре.       — Перед четвертым уроком отдам готовое.       Амадей едва ли не буквально засиял и был готов наброситься на Инге, чтобы зацеловать его, но вокруг были люди. Слишком много людей. Он обошелся лишь робким прикосновением к колену Инге.       — Ты бы знал, как я благодарен тебе. Надеюсь, я не сильно помешал… — Дей кивнул на учебник, лежащий на коленях Инге.       — Нет, что ты. Я это уже наизусть знаю, — он опустил голову и заулыбался шире, — просто не доверяю своей памяти.       — А что у тебя с оценками? Просто у меня полная беда… Я только на экзамены надеюсь.       Инге задумался, трогая кончиком пальца уголок страницы учебника, а потом заговорил, переведя взгляд на Дея:       — У меня только по музыке среднегодовая оценка четыре, а по остальным пятерки и шестерки. В основном шестерки, конечно…       — Боже… Как ты это делаешь? — Амадей сделал страдальческое лицо и уперся головой об руку.       — Просто беру и учусь. Тетя не будет платить за мое обучение в университете, поэтому у меня нет других вариантов.       Они говорили об учебе всю перемену.       Инге действительно пришел перед четвертым уроком, чтобы отдать эссе. Амадей болтал с одноклассником, который был одним из немногих, кто разделял его интересы. Инге уперся руками в парту и немного наклонился над ней, положив перед Амадеем готовое эссе.       — Я думал, ты не успеешь, — подняв взгляд, сказал Дей.       — Сомневаешься во мне, значит… — ответил Инге, улыбаясь. — Не хочешь выйти?       Одноклассник Амадея странно нахмурился, смотря то на одного, то на другого. У десятиклассников было в почете общаться с выпускными классами, поэтому он томил зависть в закоулках своей души.       Дей вышел из класса, зная, куда они сейчас пойдут. И не ошибся. Инге зажал его под лестницей, местом, которое уже стало «их местом», и, казалось, вечность обжигал губы Амадея поцелуями. У того почти что подкашивались ноги от радости. Голова кружилась у обоих. Дей отвечал на поцелуй в пределах своего опыта, которого у него было совсем немного.       Поцелуй закончился, и Инге, гладя шею Амадея, смотрел ему в глаза, с трудом видя их в темноте.       — Давай посидим немножко, — прошептал Дей, быстро дыша и смотря в ответ. — Не пойду же я в кабинет с этим.       — Знаешь, — едва ли не задыхаясь отвечал Инге, — я бы тоже не прочь посидеть.       Они тихо засмеялись. Инге практически на ощупь подвинул большую коробку, полностью набитую макулатурой, и они одновременно уселись на нее, касаясь друг друга ногами.       Каждый думал о том, чтобы вновь начать поцелуй. Они пылали этой мыслью, но продолжали сидеть молча и неподвижно, ожидая, когда разум и тело остынут.

◑

      Амадей опоздал и на следующий день. И опоздал не на десять минут, как-то обычно случалось, а на двадцать. Это снова был урок биологии, на который он систематически опаздывал, ведь ее всегда ставили первым занятием в расписании. Немного сгладить ситуацию удалось лишь сдачей эссе.       — Я вчера вас в школе не нашел, поэтому только сегодня получилось принести… — тихо сказал Дей, стоя рядом с учительницей и иногда поглядывая на одноклассников, которые бурили его взглядом.       — Я, конечно, рада, что ты наконец-то написал это, но завтра твои родители придут говорить со мной в школу. И, думаю, не только со мной, — она из жалости поставила «+» в журнал. Послышался тихий смех из глубины класса. — Я уже позвонила им.       — Но…       — Никаких «но». Это уже просто наглость с твоей стороны!       Амадей слегка поморщился и ушел к своей парте. Сосед все так же отсутствовал. Урок шел скучно, нудно, но все активно записывали конспект, кроме, конечно, Дея. Он лежал на парте, не в силах думать об учебе. Все его мысли были только об Инге. Рука все же потянулась к ручке, однако не затем, чтобы записать определение мутации, а чтобы порисовать. Дей рисовал Инге в разных позах, разных ракурсах, пока на клетчатом листе не осталось места. Оставшиеся пять минут до конца урока он просто любовался своими трудами, вспоминая вчерашний поцелуй под лестницей.       А еще Амадей думал, отдать ли эти наброски Инге или же оставить себе. И выбрал второе. Дею показались эти рисунки слишком личными, чтобы показывать их. Зато, по чистой случайности, их увидел тот одноклассник, с которым Амадей болтал вчера.       — Это не тот, который вчера в класс заходил?       Дей, совсем себя не контролируя, перевернул листок пустой стороной вверх, но тут же пожалел об этом, ведь лучше было бы изобразить безразличие или что-то в этом роде. Тогда и вопросов стало бы меньше.       — Ну, да, — не выдавая своего волнения, согласился Дей.       — Можно глянуть?       Амадей протянул ему листок со скрежетом в сердце, пока на лице было жалкое подобие спокойствия и улыбки. Одноклассник полминуты разглядывал рисунок, попутно расхваливая талант Дея. Кажется, обошлось. Одноклассник был слишком тупым, чтобы копнуть глубже.       — Ну, ништяк. В художку ходил?       — Сам научился… — пробубнил Амадей, возвращая рисунок себе.       Он еле-еле протаскался в школе с убитым напрочь настроением. Он один раз заглянул к Инге, узнав, что у того, оказывается, тоже просела успеваемость, и виной всему их отношения. Инге невзначай бросил, что постоянно думает о нем, поэтому не может сконцентрироваться. Амадей теперь чувствовал себя не тупым, а влюбленным. Настроение стало чуточку лучше.       После школы Дей пошёл гулять с Бьергом. На улице была такая изумительно солнечная погода, что ноги сами тянули их выйти из четырёх стен, чтобы хотя бы просто посидеть на лавочке рядом с домом и поговорить, задумчиво смотря на сочно-зелёные кроны деревьев. Двор дома Бьерга, возможно, был маловат, но тут было абсолютно тихо, хотя за этим красным домом шумели машины и трамваи. В бутиках и забегаловках смеялись, ругались и разговаривали десятки людей. Всё это было где-то там, в другом мире. Бьерг и Дей были в своём, дворовом мире, окружённом стенами исторической пятиэтажки.       — Как там у вас? — спросил Бьерг, нахально развалившись на лавочке. Он растопырил пальцы и рассматривал свою руку.       — Я влюблён.       — Ну, я про твоего братишку так-то.       Амадей рассмеялся, думая о том, влюбился бы он в Альвисса, если бы тот не был его братом. Дей решил, что точно нет.       — Братишка там очень вкусно кушает и играет в карты с другими пациентами. Не жизнь, а сказка, да? Скоро выписываться будет. Надеюсь, он там не нашёл себе очередную «возлюбленную».       — Да ты чё? Его там, наверно, такими таблетками пичкают, что в жизни не встанет. У меня однокласснику чёт выписали, так он и подрочить толком не может.       — Это было лишнее, — раздраженно вздохнул Дей.       Бьерг натянул ухмылку и глянул на него одним глазом, приподняв бровь:       — Это была правда.       — Меня не интересует то, как он использует свой причиндал. Я сейчас о том, что он реально может в кого-то влюбиться, а это ведь стресс. Потом неразделённая любовь, измена и так далее, и так далее… А там и до возвращения депрессии недалеко.       — Ты несёшь какую-то хуйню.       Амадей чуть не вскочил с лавочки, готовый взорваться:       — Я волнуюсь!       — Ты выдумываешь себе очередную причину потревожиться, — Бьерг развалился на лавочке ещё нахальнее. — Если его скоро выпишут из центра, значит, он идёт на поправку. Всё будет в норме, дурак.       — А вдруг нет?       — А вдруг в нас сейчас прилетит метеорит?       — Ты начинаешь бесить меня.       — Я пытаюсь дать тебе понять, что всё будет хорошо. Альвисс — умный чувак с огромным потенциалом, и я не думаю, что даже находясь в депрессии, он будет втаптывать себя в грязь, — Бьерг почесал подбородок. — Ух ты ж, прыщ выскочил…       — Ладно…       Они вышли со двора и проложили свой путь вдоль Терезиевой улицы, которая была тесна. Трамваи сновали туда-сюда, как и немногочисленные люди, которые никуда не торопились. Амадей на ходу расстегнул рюкзак и достал оттуда то, что рисовал на уроке. Он молча протянул листок Бьергу.       — Который раз ты рисуешь его?       Дей проигнорировал сказанное:       — Что ты чувствуешь, смотря на рисунок?       Бьерг приподнял брови и сжал губы, пытаясь сдержать улыбку. Ему почему-то стало очень весело, но это ни в коем случае не было связано с рисунком, ведь наброски безупречны.       — Ты говоришь странно.       — Хватит, просто ответь на вопрос, — выпалил Дей.       — Ну, если бы я получил такое от любимого человека, я бы моментально возбудился.       Амадей вздохнул и отвел взгляд в противоположную сторону:       — Ты безнадежен.       — Ладно-ладно, — Бьерг вгляделся в рисунок получше. — Чувствую спокойствие и что-то типа уюта. Он тут везде с закрытыми глазами, словно медитирует. Вот. Больше не знаю, что сказать.       — Как думаешь, отдать ему эти наброски?       — Отдавай, конечно. Поставь себя на его место: ты бы хотел получить что-то подобное?       — Да… — неуверенно ответил Дей.       — Блин, а можешь потом нарисовать Герду? У меня есть ее фото. А я тебя за это свожу в кафешку какую-нибудь.       — Без проблем.       Дей, вернувшись домой, еще долго думал, отдавать ли рисунок Инге или нет. Маялся, чем придется: прибрался на кухне, поиграл в приставку в комнате Альвисса, вытер кое-где пыль с полок, закинул вещи в стиральную машину. Амадей даже забыл, что кому-то из родителей завтра придется ехать разговаривать с учительницей, а то и с учителями. Оправданий у него не было. Амадей не волновался, потому что знал, что родители не будут ругаться.       Он занялся тем, что сел рисовать портрет Герды и справился с этим довольно быстро. Амадей уже представлял, как она кинется в объятия Бьерга, будет бесконечно благодарить его, смеяться... Рисунок точно нужно отдать Инге. Любой будет рад получить нечто подобное.       Родители вернулись пораньше. Папа, входя в квартиру, сказал что-то такое, что рассмешило маму до слез. Она промокала глаза платочком и пыталась ответить, но смех её то и дело перебивал.       Амадей вышел из своей комнаты:       — Ну, вы, наверное, уже знаете…       — Да, я схожу завтра, поговорю, — отец разувался. — Только пообещай, что больше не будешь опаздывать. Или хотя бы на её уроки.       Дей покачал головой, неуверенно произнеся:       — Обещаю.       Он не мог обещать, ведь постоянно не высыпался, хотя спал положенные восемь часов. Амадей не понимал, с чем это связано. Ему каждую ночь снились яркие, настолько реалистичные сны, что, просыпаясь, он путал вымысел с действительностью. Голова после подобных снов болела так, словно кто-то всю ночь бил по ней чугунной сковородкой.

◑

      Амадей пригласил Инге прогуляться до пекарни «Адамстуэн», пока отец болтал с учительницей по поводу опозданий.       — Я хотел тебе кое-что отдать.       Инге повернул голову в его сторону, вопросительно промычав. Карие глаза блестели на ярком солнце, внимательно смотря на Дея. В этом взгляде было что-то большее, чем обычное дружелюбие.       Амадей достал из рюкзака листок с рисунками. Молча протянув его Инге, Дей волнительно и с дрожью в руках наблюдал за тем, как тот разворачивает тетрадный лист. Каждое движение казалось Амадею таким медленным, что он уже успел несколько раз сгореть со стыда и сто раз пожалеть о своем решении.       — Это… ты нарисовал? — робко спросил Инге, не отрывая взгляда от набросков.       Дей замялся, спрятал дрожащие руки в карманы и сказал тихое «да». Инге резко остановился посреди дороги, и в него чуть не врезалась женщина, которая шла, смотря в кнопочный телефон. Она тихо выругалась, обходя их. Амадей заволновался ещё больше, потому что не мог понять, что чувствует Инге: его лицо было слишком спокойным, но губы едва заметно напряглись.       — Дей, я… — Инге посмотрел на него. — Ты меня очень смутил этим…       — Извини…       — У тебя же… есть ещё рисунки?       Амадей почувствовал, что лицо начинает гореть и понадеялся, что оно не вспыхнуло глупым румянцем. Инге продолжал испытывающе смотреть на него в ожидании ответа на вопрос, который казался Дею решающим судьбу всей жизни.       — Есть, но они дома. Я не могу тебе показать их…       Они уже были совсем близки к «Адамстуэн», но продолжали стоять на месте, странно переглядываясь.       — Может, тогда к тебе?       — Инге, мне стыдно показывать их. Я еле решился на то, чтобы отдать тебе это. Что уж говорить о других набросках…       — Что может быть стыдного в рисунках? Ты прекрасно рисуешь, и мне интересно посмотреть на другие.       — Не в этом дело…       — А в чем?       Амадей закрыл лицо руками, зная, что Инге догадывается о причине, по которой не стоит смотреть на эти рисунки, просто строит из себя дурака, чтобы ещё больше смутить Дея.       Так они стояли ещё несколько секунд, смотря друг на друга, пока Амадей не выпалил:       — Хорошо, пойдем ко мне домой, я покажу тебе рисунки.       Инге протянул листок обратно, но Дей не взял его.       — Оставь себе, — Амадей едва заметно улыбнулся. — Это подарок.       — Серьезно?       — Серьезнее некуда.       Дей повёл Инге по дворам, вместо того, чтобы идти по шумной главной улице. Они шли нога в ногу, и даже дышали одновременно. Дей думал о том, какие наброски сможет показать без стыда. Таких было полно, поэтому волнение отпустило его.       Дверь подъезда скрипнула, они поднялись, и Дей провел Инге в квартиру.       — Давно я тут не был, — разуваясь, пробубнил Инге.       Амадей скинул рюкзак с плеч, оставив лежать его на полу. Они прошли в комнату Дея, и Инге на мгновение остановился, словно к нему пришло какое-то воспоминание. Взгляд его сразу же лег на скромную коллекцию виниловых пластинок, стоящих на полке.       — А виниловый проигрыватель есть?       — Есть, но… — Дей улыбнулся, открывая ящик стола, где лежали рисунки, — он сломался. Папа давно еще обещал починить его. Так и не починил.       — Можно взглянуть? — Инге уже успел прикоснуться к острому краю защитной упаковки пластинки.       — Да, конечно.       Инге вытянул первую попавшуюся пластинку, и это оказался альбом группы Limp Bizkit «Significant Other». Потом вытянул еще одну — «Splinter» The Offspring. Инге кольнуло чувство, что всё это уже было, когда-то давно, но было. Он внимательно рассматривал пластинки, пока Дей копался в ящике в поисках приемлемых рисунков.       — «Splinter» мой любимый альбом, — пояснил Амадей, достав наконец-то папку с набросками. — Мне хватило песни «Head Around You», чтобы влюбиться в этот альбом. Да и обложка мне нравится.       Инге заулыбался, положил пластинки обратно и присел на самый край кровати, заинтересованно смотря на Дея. Тот вытряхнул из папки все листы и сам присел рядом, немного сгорбившись.       Он протянул их Инге:       — Держи.       На этих листах были десятки небольших набросков людей: и в полный рост, и по плечи. Инге смотрел на них, не понимая, почему это заставляет его чувствовать радость. Мужчин среди набросков было во много раз больше, чем женщин. Если женщины были нарисованы блекло и обезличенно, то в рисунках мужчин была душа. Инге с полной уверенностью мог бы сказать, что все они живые, что все они существуют в реальности.       Тут Дей заговорил, словно прочитал мысли:       — Я рисовал одноклассников и моделей из журналов, — он хмыкнул. — Это Альвисс, кстати.       Инге и слова не мог вымолвить, рассматривая наброски. Все листы были помечены 2005 и 2004 годом, но ни одного 2006. Амадей смотрел на свои рисунки так заинтересованно, будто сам впервые их видел.       — А это я в «Адамстуэн» сидел и зарисовал компанию друзей. Мне они показались забавными, — Дей сидел плечом к плечу с Инге. — Это мой учитель по истории. Просто на уроке было скучно.       — Можешь показать наброски за этот год?       Амадей напряжённо вдохнул, продолжая смотреть на, хотя скорее сквозь, рисунки в руках Инге. Он хотел показать те наброски, которые делал последние два месяца, но его сковал стыд и чувство, что это странно, возможно, даже смешно.       — Сейчас найду… — тихо сказал Дей на выдохе, вставая с кровати.       Он снова начал рыться в ящиках стола. Инге продолжал рассматривать рисунки и параллельно думал о том, что, наверно, интимнее этого момента уже не будет. Он словно влез в нечто личное, скрытое ото всех. В целом, так и было. Амадей изредка показывал рисунки Бьергу, а еще реже — родителям.       Дей вытащил из ящика потрепанный скетчбук, который отдал ему отец Бьерга. Пролистав страницы, Амадей, ощущая покалывающий холод в руках, протянул Инге раскрытый на середине скетчбук.       — Извини, если для тебя это странно, — продолжая стоять, сказал Дей.       Инге приоткрыл губы, чтобы ответить, но тут же сомкнул их, когда увидел, кто был нарисован на желтоватой бумаге. Там был Инге. Полуголый, сонный, тянувший руки и тело вверх. Повисла тишина, в которой Дею захотелось исчезнуть.       «Листай дальше», — выдавил он из себя. И Инге послушался. Он стал листать дальше, видя на каждой странице только себя и никого больше. Инге показалось, что он вот-вот сгорит от происходящего. Эти рисунки не были странными. Эти рисунки были пропитаны той самой первой любовью, трепетом, волнением и неконтролируемым влечением. Инге чувствовал это.       — Дей, я словами не могу выразить, насколько это приятно, — он заулыбался и поднял взгляд на Амадея. — От одного осознания, что ты все это время рисовал меня, хочется… Боже, я не знаю… — Инге отложил скетчбук, закрыл лицо руками и упал спиной на кровать. — Что ты делаешь со мной…       Он засмеялся, потому что не знал, куда еще деть нахлынувшие эмоции. Амадей смотрел на него и глупо улыбался. Сам того не желая, Дей вогнал его в такую краску и смущение, что казалось, будто эти чувства просто-напросто задушат Инге.       Амадей лег рядом. Инге убрал руки с лица и всего мгновение смотрел на Дея, прежде чем наброситься на него с поцелуями и объятиями. Они громко смеялись.       — Тебе правда понравилось? — тяжело дыша от смеха, спросил Дей.       — Я никогда не думал о том, что могу стать для кого-то музой. И вообще мне казалось, что я слишком обычный, чтобы кого-то вдохновлять. Как мне может не понравиться? — Инге смотрел ему в глаза. — Я даже в голове своей этот факт не могу уместить. То есть… ты рисовал меня еще до того, как я поцеловал тебя на берегу озера?       — Да, и очень много… — Амадей не смог выдержать зрительного контакта и отвёл взгляд.       — Я сейчас просто с ума сойду.

◑

      Бьерг переминался с ноги на ногу, двумя пальцами держал лист плотной акварельной бумаги, боясь смазать карандашный набросок. Теперь стало ясно, почему Дей так волновался. Бьергу казалось, что когда Герда выйдет из подъезда, сердце просто остановится. А вдруг ей не понравится? Чушь полная, любой девушке понравится такой подарок...       А Герда всё не выходила. Прошло уже минут десять с назначенного времени, если не больше. Она никогда не опаздывала, а тут вот опаздывает... Странное дело. Чем дольше её не было, тем больше Бьерг начинал переживать и накручивать себя. Наверное, нужно было ещё плитку шоколада или конфет её любимых купить, думал Бьерг, а то ведь неудобно без ничего... Может, в кафе её сводить? Да, точно, в кафе. Папа щедрый сегодня на деньги был, поэтому Бьерг и за двоих, и за троих смог бы заплатить. Хоть за всю её семью, с её младшим братом.       Тут из подъезда вышла Герда, с улыбкой приветствуя Бьерга. Её прямые светлые волосы почти что светились на летнем солнце, а голубые глаза смотрели с нежностью. Бьерг сообразить не успел, как она кинулась к нему объятия, и это он ещё не отдал рисунок...       — Что за подарок ты мне приготовил? — сказала она рядом с ухом, продолжая сжимать Бьерга своими хрупкими руками.       — Я... — он лишился воздуха в своих лёгких от счастья, — я попросил кое о чем своего друга... Вот...       Герда отпустила его, и Бьерг протянул ей идеально ровный, белоснежный лист. Свои дрожащие руки Бьерг спрятал за спиной, чтоб казаться более уверенным. Отец говорил ему, что, чтоб не случилось, не нужно терять своего достоинства, даже в самый волнительный момент. Но у Бьерга никогда не получалось. Особенно рядом с ней.       Девушка всего мгновение рассматривала рисунок. Её улыбка уже была неконтролируемой, глаза засветились радости.       — Спасибо большое! — она вновь кинулась в объятия, едва ли не повисла на его шее. Бьерг сжал ее ровную спину в ответ. — Очень, очень приятно. Всё ожидала, только не это... Ты так удивил меня!