Когда ты смотришь на солнце

      Амадей лежал на скамье в спортивном зале один, совершенно один. В наушниках играла любимая песня «Holidays In The Sun». Инге опаздывал уже на пятнадцать минут, если не на двадцать, и в голове Дея зрела мысль, что его можно не ждать, что он по какой-то причине решил не прийти.       В большое окно светило солнце, пригревая лицо. Было двадцатое апреля, четверг. По телевизору и радио без конца крутили новости о забастовках в Непале. Несколько человек погибли от рук полицейских, десятки получили ранения. Погиб летчик Скотт Кроссфилд. Тот самый, который первый совершил полет со скоростью, вдвое превышающей скорость звука. Сегодня не прозвучало ни одной хорошей новости. Смерти, политика, забастовки.       Альвисс уехал в больницу. Амадею не удалось попрощаться с братом, хотя жутко хотелось, и от этого чувства было досадно на душе. На груди будто лежал камень, и от этого камня саднило сердце. Дей понимал, что брат не взял билет в один конец, что они совсем скоро встретятся. Но врачи могут и не разрешить посещать Альвисса родственникам, если посчитают его состояние слишком нестабильным для встреч. Так ведь это и не психбольница, чтобы держать брата взаперти.       Амадей свесил одну ногу со скамьи, руку положил на лицо, чтобы отгородить глаза от яркого солнца. Даже если Инге и не придет, то Дей, по крайней мере, отдохнет в одиночестве.       Но Инге бесшумно стоял в дверном проёме, ведущем в спортивный зал. Он замер, смотря на Дея, не в силах переступить порог. Сквозняк из приоткрытого окна ласкал светлые пряди, и всё в этой картине завораживало. Инге посмотрел на свою руку, на кончики дрожащих пальцев.       Амадей зевнул, открыл наконец глаза и мельком увидел, что Инге стоит в дверях. Дощатый пол жалобно скрипнул. Дей, окончательно придя в себя, снял наушники одним легким движением.       — Я думал умру со скуки, — сказал он, ухмыляясь.       Инге зашел в зал, чувствуя себя до ужаса неуклюжим, будто слон в посудной лавке. Он подошел к Дею, сбросив рюкзак с плеч:       — Извини, — он нервно потер лоб. — Задержали.       Они начали играть, и первые десять минут игры прошли замечательно, даже лучше, чем в прошлые разы. Мяч четко отлетал от ракетки, хоть Амадей и не выкладывался на полную. Но потом игра стала сыпаться на глазах. Инге из раза в раз промазывал, ругаясь себе под нос. В конечном итоге он в отчаяние бросил ракетку на пол и сел на скамью.       Амадей сел рядом. Он предпринял попытку заглянуть в лицо Инге, но тот зарылся в собственные руки. Дей впервые видел, чтобы он был в таком печальном состоянии.       — Что случилось?       Амадей не получил ответа на свой вопрос, поэтому медленно выдохнул, уставившись себе под ноги. Он решил просто сидеть в молчании до тех пор, пока Инге не захочет рассказать. Обычно это работало на родителях, так почему же не может сработать и на Инге?       Но нет.       Он продолжал молчать, даже спустя несколько долгих минут.       Амадей положил ракетку на пол и сел ближе к Инге, обняв его одной рукой за плечи. Дей до жути боялся увидеть его мокрое от слез лицо, но щеки его были совершенно сухие. На лице Инге даже появилась еле заметная ухмылка.       — Ну? — кивнул головой Дей, наконец встретившись с ним взглядом.       — Да день сегодня… — он на мгновение замолчал, — дерьмовый.       — Ясно… — Амадей сильнее сжал плечи Инге и заулыбался. — Это дерьмовый день, а не жизнь.       Инге тоже едва заметно засиял, смотря в пол:       — Ты прав.       Амадей позволил себе задержать эти объятия, хоть и сомневался. Он с облегчением для себя обнаружил, что ничего страшного в этом нет.       Инге сел так, что скамья оказалась между ног, и, улыбаясь, крепко обнял Амадея. Инге знал, что потом будет рвать на себе волосы за это, но все же сделал, стиснув зубы. Он положил голову на плечо Дея, ожидая, что объятия вот-вот разорвутся, но этого не случилось.       Амадей оцепенел. Он не понимал, что происходит. Что происходит с ним. Только спустя несколько секунд Дей очнулся и ответил на объятия. Он глубоко вдохнул, чувствуя, как зашлось сердце.       Стало тихо. Машины остановились на светофоре, дворник закончил подметать школьную территорию, чей-то телефонный разговор встал на паузу. Амадей старался дышать тихо и медленно, чтобы не выдать своего волнения, но ощутил, как это самое волнение обожгло ему все внутренности. Он закрыл глаза.       Инге не смел шевелиться, боясь потерять этот момент. Он держался за эти ощущения самой жесткой хваткой, на какую только был способен его разум.       Пульс Дея не унимался. Он не знал, что конкретно чувствует, и верно ли это, но точно знал, что это нечто сокровенное. Что-то такое, что нужно беречь от враждебного мира и его влияния.       Инге медленно прекратил объятия, садясь на скамью так, как сидел до этого:       — Мне нужно отдохнуть, — спокойно сказал он, сжав руки в замок.       Амадей ничего не ответил, только покачал головой. Мыслей было так много, что все они перестали иметь смысл. Он наконец-то смог взглянуть на Инге, ища хотя бы намек на что-то, кроме спокойствия в его лице, и тут же отвел взгляд, напряженно сжав губы.       — Завтра еще поиграем, — Инге посмотрел на него в ответ именно тогда, когда Дей опустил глаза.       Амадей слегка ожил, растянув напряженные губы в мягкой улыбке:       — У меня допы…       — Во сколько?       — В три.       — Не проблема, — Инге покачал головой, явно озадаченный. — Не думаю, что ребята обидятся, если я приду на полчаса позже.       Амадей качал ногой, не переставая смотреть в пол:       — Так ты домой?       — Ну, да… — он поднял обе ракетки. — Порадую тетю овсяным печеньем.       Оба замолчали. Инге спохватился:       — Нет, если хочешь, можешь пойти со мной, я не против…       — О-о, конечно, — Дей хмыкнул. — С удовольствием. И да, совсем забыл сказать, Альвисс сегодня уехал в реабилитационный центр.       Инге заинтересованно посмотрел на него, резко отвлеченный этой новостью.       — И долго он там будет?       — Без понятия. Вечером спрошу у родителей.

◑

      Амадей упал на кровать и уткнулся лицом в одеяло. Он не знал, куда себя деть. Сердце грохотало, отдаваясь в ушах. В мыслях бесконечно прокручивалось воспоминание о том долгом объятии.       Даже спустя несколько часов он все еще чувствовал руки Инге у себя на спине.       Солнце катилось к закату. Родители всегда возвращались в восемь, значит, оставалось не меньше полутора часов до их прихода. Но Амадей не ощущал времени. Он лежал в кровати и всё думал, думал и думал об Инге. О нём, всё о нём. О его руках, о его улыбке, его волосах. О его спокойствии и доброте. Думал до изнеможения, до ненависти к самому себе.       Дей ничего не понимал.       Он чувствовал себя таким растерянным и напуганным, словно он оказался на голом необитаемом острове в окружении бушующего океана, волны которого угрожающе накрывали с головой, обещая унести всё на своём пути в пучину природного бедствия.       Амадей боролся с собой, сжимая дрожащими руками одеяло. Но горячие слезы все равно потекли по холодным щекам. Дей возненавидел не себя, а свою беспомощность перед собственными чувствами, которые были неоднозначными, сбивающими с толку, но все же были. И тут Амадей понял, что никогда не ощущал даже что-то приблизительно похожее к кому-либо.       Едва найдя силы для того, чтобы подняться с постели, он поплелся на кухню весь в слезах и набрал домашний телефон Инге. Дей практически не слышал гудков. Он был будто в стеклянном пузыре.       На звонок ответила тетя.       — Здравствуйте!       — Передайте Инге, что я не смогу прийти завтра поиграть в теннис. У меня… — Дей глубоко вдохнул, чувствуя, как опять подступают слезы. — У меня появились дела…       Он не дождался ответа и сбросил звонок непослушными пальцами. От сожаления жгло легкие.       Дей сел на стул прямо там же, на кухне, крепко обняв свои ноги. Руки похолодели до того, что пальцами стало трудно двигать. В голове Амадей стал перебирать все свои встречи с Инге, пока не дошел до той самой встречи в беседке.       Она не вызывала никаких чувств, кроме стыда.       Но теперь Амадею хотелось снова припасть к Инге, снова ощутить тяжесть его уверенных рук на теле, снова услышать его спокойные и согревающие одним своим тоном слова: «Тебе легче?».

◑

      Амадей не появился в школе в пятницу. Не отвечал на звонки в субботу. Звонил и Инге, и Бьерг. Дей попросил маму не обращать внимания, просто выключить звук на телефоне. Не хотелось ни есть, ни пить. Так тянулись часы, которые казались Амадею бесконечными, а мысли стали бессмысленным белым шумом, не вызывающим ничего, кроме тошноты.       Мама аккуратно открыла дверь в его комнату, боясь разбудить, но Дей и не спал. Он просто лежал с закрытыми глазами, плотно закутавшись в одеяло с головой.       — Ты спишь?       — Не сплю, — пробубнил Амадей.       — Пожалуйста, поговори со мной, — Линда прикрыла дверь и присела на край кровати. — Я волнуюсь за тебя.       — Мама, мне просто надо отдохнуть, я устал…       Повисло недолгое молчание. Мама растерянно вздохнула, пытаясь подобрать нужные слова. Она немного потянула одеяло, чтобы взглянуть на Дея, но почувствовала, как одеяло натянулось в ответ. Амадей не хотел вылазить из своего теплого кокона.       — Это из-за Альвисса? — снова тишина. — Дей, ответь, пожалуйста.       — Да.       Амадей даже не ощутил вины за собственное вранье. Он вообще ничего не чувствовал и просто хотел, чтобы его оставили одного.       Дей на самом деле не хотел даже знать, как там брат, когда его выпишут из стационара, какие сегодня новости, что за погоду обещают на следующей неделе. Весь мир стал ему безразличен. И только Инге был пламенем свечи в абсолютно темной комнате.       Мир обрел хоть какие-то краски лишь в воскресенье.       Родители уехали в магазин за продуктами, обещая вернуться через два часа. Мама была так обеспокоена состоянием Дея, что хотела отложить поездку на вечер. Амадей с трудом уверил ее, что всё уже хорошо, но хорошо было только отчасти.       Он сидел в комнате Альвисса, играя в приставку. Дей не осознавал происходящего на экране, а пальцы рефлекторно жали на нужные кнопки. Он играл абсолютно бездумно, но все же проходил этапы быстрее, чем если бы думал, и это в какой-то момент так удивило Амадея, что его выдернуло из этого состояния, а вернуться в него уже не получилось.       Теперь этапы давались Дею в несколько раз сложнее, что начало просто выводить его из себя. Он, громко выдохнув, бросил джойстик на кровать, а после уставился пустым взглядом в экран, где застыли два безнадежных слова: «GAME OVER».       Раздался звонок в дверь.       Амадей вышел из комнаты, ожидая увидеть родителей, но увидел в дверном глазке Инге с бумажным пакетом, какие выдают только в «Adamstuen». У Дея сначала задрожали руки, а после и всё тело. Колючий холод окутал кончики пальцев. Сердце забилось медленно, но так гулко, что закружилась голова.       Дей уткнулся лбом в дверь, надеясь, что Инге сдастся и уйдет.       Но Инге позвонил еще раз.       Амадей зажмурился и нервно сглотнул. Он понимал, почему игнорирует Инге. И знал, что этим он только обижает его без повода. Последнее, чего хотел бы Дей, — это причинить Инге боль.       Он открыл дверь.       — Страдание придает всей жизни мрачный и подозрительный вид…, — Инге ухмыльнулся и протянул бумажный пакет. — Ты вообще спал?       Амадей натянуто улыбнулся, забрав пакет. Он посмотрел внутрь. На дне лежало два круассана с шоколадной начинкой и кондитерской посыпкой сверху.       — У тебя руки дрожат.       — Проголодался, — Дей открыл дверь пошире, пропуская Инге. — Спасибо за круассаны…       Инге покачал головой, проходя в квартиру. Он оставил черную ветровку и кеды в прихожей, а сам сразу же прошмыгнул на кухню, потирая замерзшие руки.       Дей прошел следом:       — Будешь кофе?       — Нет, спасибо, я и так в пекарне уже выпил стаканчик, — Инге сел на стул, с улыбкой смотря на Дея. — Так почему тебя в пятницу не было?       Амадей начал возиться с кофемашиной, чтобы сделать себе американо. Этот вопрос поставил его в тупик. Он бы с удовольствием сделал вид, что не услышал или проигнорировал, но в квартире было тихо и никого, кроме них. Разум Дея окутала мимолетная паника.       Инге продолжил:       — Я тебя обыскался, хотел дать еще кое-что почитать, — он наблюдал за тонкой струйкой, вытекающей из носика кофемашины. — Бегал твоих одноклассников искал, — он перевел взгляд на Дея.       — Плохо было.       — Мог бы поговорить со мной, а не выключать телефон. Знаешь, как ты напугал меня?       Амадей поставил кружку с кофе и сам сел за стол. Этот разговор начинал конкретно давить на него. Напоминало напряженные допросы со стороны родителей, когда им казалось, что Дей врет. Чем дальше, тем меньше путей для отступления.       — Мне нужно было побыть одному, в последнее время слишком много дерьма навалилось, — Дей неспеша размешивал сахар.       Инге не смог сдержать улыбки и склонился над столом:       — Всё налаживается. Ты же сам говорил: «Это дерьмовый день, а не жизнь». Или тренеры не играют?       — Дерьмовый месяц.       — «Дерьмовый месяц», — передразнил Инге, лениво откинувшись на спинку стула.       Амадей тихо рассмеялся, напряжение спало.       Инге начал рассказывать о своих друзьях и о том, как они провели вечер пятницы. Он оживлённо жестикулировал и смеялся, а Дей внимательно слушал, боясь смотреть в глаза. Он не верил сам себе, что всё может быть так случайно. Что в несколько дней может измениться жизнь. Амадею было страшно ощущать это. Еще страшнее становилось от своей неуверенности в том, правильно ли он всё понял. Дей хотел верить, что просто ошибается, но эта мысль разгоралась гневом к самому себе. Он будто перечил, ограничивал себя и не понимал в чём.       Инге закончил свой монолог фразой «вот так вот». Все эти минуты он смотрел на Дея, но не мог поймать ответный взгляд. Теперь, когда тема исчерпала себя, Амадей посмотрел ему в глаза. Зрительный контакт продлился, может быть, всего долю секунды, но Дея как кипятком окатило. Он перевел взгляд на свои руки и стыдливо улыбнулся.       — Как ты с Эдом за байк и без прав?       Только теперь Инге прекратил смотреть на него:       — У меня ж есть права. Что, думаешь, я совсем дурной? — он рассмеялся. — Тетя заставила сдать, когда мне семнадцать исполнилось. Это был самый полезный подарок на день рождения, который мне когда-либо дарили, хотя я долго сопротивлялся.       — У тебя, наверно, от девушек отбоя нет.       Амадей никогда так быстро не жалел о сказанном. Инге задумался над ответом, и Дею показалось, что прошла целая вечность, хотя на самом деле это заняло всего мгновение.       — Я с друзьями за город катаюсь, только они и знают, что у меня права есть. Своего мотоцикла-то нет, — он чуть наклонился над столом и снял очки. — Ты видел цены на них? Тетя не потянет такие расходы.       В дверь позвонили. Амадей тут же вскочил и, не смотря в глазок, открыл дверь. Перед ним стоял Бьерг с бумажным пакетом из «Adamstuen». Дей не успел что-либо сказать, потому что Бьерг сжал его в объятиях и, казалось, вот-вот треснут ребра.       Инге наблюдал за всем этим.       — Эх ты, засранец, еще раз отключишь телефон — я тебя задушу, честное слово. Я два чертовых дня звонил тебе, думал, что с тобой что-то стряслось, а ты дома сидишь, прохлаждаешься.       Бьерг отпустил его. Амадей закашлялся, возвращая воздух в легкие.       — О-о, так я не первый тут, — Бьерг прошел на кухню, как к себе домой. — Когда сольный концерт в «Oslo Konserthus»?       Инге развеселился, когда увидел, как Бьерг, не сняв куртку и не разувшись, переступил порог кухни.              — Когда стану фанатом Эдварда Грига.       — А Йохан Свендсен?       — Я плох в классике.       — Мама мне все уши этим её Свендсеном протрещала…       Амадей закрыл входную дверь, натянув улыбку. Весь этот балаган приподнял ему настроение, хотя еще полчаса назад хотелось тишины и умиротворения. При виде Бьерга он физически не мог быть в плохом настроении.       А Бьерг тем временем все-таки удосужился снять кроссовки и куртку, но только после того, как на это указал Инге. Бьерг начал хозяйничать на кухне, сам себе сделал кофе, достал печенья из шкафа, про которые даже Дей не знал.       — Это мне? — Амадей приподнял бумажный пакет.       — Нет, бля, похвастаться принес, — Бьерг налил в кофе молока. — Конечно, тебе.       — У вас один мозг на двоих, — Дей улыбнулся Инге.       Бьерг развернулся вполоборота:       — Не понял.       — Ну, я тоже зашел в пекарню, чтобы взять чего-нибудь ему, — пояснил Инге.       — А-а, понятно. Я круассаны взял, Дей только их и ест, мелкий засранец. Я реально волновался, что произошло?       — Мне нужно было побыть одному… — Амадей снова сел за стол. — Все в порядке, правда.

◑

      Всю следующую неделю он провел как робот. Единственное, что запомнилось, это разговор с отцом, когда он болтал насчет Альвисса. Брат пробудет в стационаре от месяца до двух. Посещать его можно будет раз в неделю, в выходные дни, и только под наблюдением врача. Это напрягло. Хотя пусть хотя бы так, чем тотальный запрет на встречи.       Наступил последний день апреля, воскресенье.       Амадей лежал в кровати и записывал свои мысли уже в новой тетради. Старую спрятал в комод, в самый нижний ящик, где хранились штаны, чтобы она случайно не попалась кому-нибудь на глаза. Один из самых больших страхов Дея заключался в том, что родители прочитают содержимое этой тетради, хотя ничего преступного там не было. Ему не хотелось, чтобы родители знали некоторые вещи.       Дей наблюдал за собой всю неделю, пытаясь отыскать хотя бы малейший признак того, что он ошибается в своих чувствах. Однако чем больше Амадей вникал в свои чувства, тем больше убеждался в их искренности.       Это уже не так пугало его, как неделю назад, но становилось всё более невыносимым.       Он без конца думал о последних объятиях Инге, когда они прощались около школы. Его теплое дыхание, еле уловимое, вынуждало Амадея напряженно сжимать губы лишь при мысли об этом. Он все чаще размышлял, случайность ли это, что Инге ведет себя так.       Время шло, а узел проблемы только затягивался. Амадей не стал паниковать из-за реакции родителей, потому что просто решил не рассказывать им об этом. Он понимал, что нет смысла создавать ненужный шум раньше времени.       Он всё спокойнее относился к тому, что чувствует. Он разрешил себе это чувствовать, наблюдая за собой со стороны. Дей слишком любил себя, чтобы делать себе больно из-за таких вещей. Он и так достаточно настрадался с той блондинкой-скандинавкой, которая беспощадно отшила его.       Но все же.       Амадей захлопнул тетрадь, чувствуя, как потекли слезы. Его так и не покинуло чувство, что он неправильный, как бы он ни внушал себе обратное. Видимо, Амадей так часто грешил шутками про геев, что судьба решила преподать урок.       Вспомнив Инге, он расплакался еще сильнее. Дей более-менее знал, как подступиться к девушке, но что делать, если это парень? Какие у него шансы ощутить взаимность и при этом с позором не ошибиться? Взбудораженный мозг Амадея находил всё больше подтверждений тому, что это правда взаимно, но если взглянуть трезво, это всего лишь проявление дружелюбия.       Амадей уперся лбом в тетрадь от безысходности.       Это было так похоже на то, что происходило с ним, когда он влюбился в блондинку, только умноженное на два. И это истощало.       Дей вытер слезы, пообещав себе, что больше не впадет в отчаянье, что это не навсегда и прочий бред, которым он пытался себя успокоить. Но ему мало было дел до того, что это «не навсегда», если это происходит сейчас.

◑

      — На этот раз «Трудно быть богом».       Инге положил книгу на парту перед Деем и облокотился на стол, весело смотря сверху вниз. «Hard to be a god» красовалось на мягкой потрепанной обложке.       — На английском? — Амадей поднял взгляд с книги на Инге.       — Да-да.       Все, кому надо было, ушли в столовую, а кому нет — играли в баскетбол в спортивном зале. Амадей — единственный из парней, кто остался сидеть в классе. Он терпеть не мог даже держать в руках баскетбольный мяч, что уж говорить о самой игре.       — Ты читал? — Дей только прикоснулся к обложке, но листать не стал.       Инге развернул стул и сел напротив Амадея:       — Читал. Я бы не принес тебе то, что не читал.       — Ты говорил, у тебя с английским беда.       — Неправда.       Амадей заулыбался, пожав плечами:       — И зачем ты тогда заставил меня писать сочинение?       — Тебя никто не заставлял, — Инге убрал книгу из-под пальцев Дея и начал с умным видом листать ее.       — Не заставлял? Разве я мог отказать после того, как ты любезно позволил мне поплакаться у тебя на плече? — он снова забрал книгу себе. — Да ты просто воспользовался мной, лентяй хренов.       Инге засмеялся:       — Ну, почему бы и нет? Все равно ты бездельник.       — Бездельник тут только ты.       — Ну не говори, — Инге снова отнял у него книгу, положив ее на соседнюю парту. — У меня есть дела поважнее, чем писать сочинения. Биология, например.       — И что, мне теперь за тебя все сочинения писать? — Амадей практически дотянулся до книги, но Инге накрыл ее своей ладонью и отодвинул подальше. — У меня и своих дел достаточно.       — И какие ж у тебя дела? — Инге подвинул книгу обратно, дразня Дея. — Маяться под Limp Bizkit?       Амадей предпринял попытку схватить книгу, но вновь безуспешно:       — Все, что делал по дому Альвисс, теперь делаю я.       — Ух ты, полы ватной палочкой моешь? — он спрятал книгу за спиной.       Дей сдался, раздраженно выдохнув. Инге, смеясь над своей же шуткой, вернул ему книгу, явно довольный своей победой. В кабинет вернулась компания из пяти человек, которая весь перерыв толкалась в столовке. Слишком резко стало шумно.       Пока Дей наблюдал за ними, Инге потрепал его по волосам, вновь привлекая внимание:       — I am compelled to take my leave of you, you idle scoundrel, — он встал из-за стола, закидывая рюкзак на одно плечо.       — I won't write essays for you anymore, — сказал Дей, хмурясь.

◑

      Бьерг что-то рассказывал про свой первый поцелуй, который случился пару часов назад, и так далее, но Амадей сидел, будто не спал несколько суток, залипая в одну точку. Он и не выспался, и устал, и готов был съесть корову. Два чизбургера и картошку готовили всего минут пять, не больше. Голодный желудок растянул минуты на часы.       — Я был так счастлив… — Бьерг боднул Дея плечом. — Хоть бы сделал вид, что слушаешь, говнюк.       Амадей очнулся, хоть и был всё это время в сознании. Он потер глаза, которые болели от желания закрыться на ближайшие восемь часов.       — Да я слушаю.       — Нихрена ты не слушаешь, — Бьерг раздраженно выдохнул.       — Ну правда, слушаю...       — Да ну тебя.       Амадей рассмеялся, но быстро поник, смотря на свои ноги под столом. Поник, потому что у Бьерга всё было так просто. У всех вокруг было просто, и только у Амадея задачка похлеще гипотезы о близнецах. Печальная действительность.       В «Маке» было реально душно. Кондиционеры и вентиляция не справлялись с таким количеством людей, а мозг Дея не справлялся с таким громким шумом, который могут создать только голодные и уставшие школьники. Пацан с особенностями без конца орал «ДЕРЬМО, ДЕРЬМО, ДЕРЬМО», размахивая портативной консолью PlayStation перед своим лицом. Действительно, дерьмо. Амадей пожалел, что согласился зайти сюда.       — Блин, ты слышал альбом «Big Bad Voodoo Daddy»?       Амадей печально, почти отчаянно вздохнул:       — Не слушаю я твой джаз.       — Потому что джаз создан только для зачетных парней.       Бьерг откинулся на спинку затертого дивана, напевая под нос «Hey, Mr. hi-dee-hi-dee-ho» и качая головой под воображаемую музыку. Амадей забрал заказ. Он с трудом протолкнулся сквозь толпу младшеклассников, чтобы не опрокинуть поднос. Вернувшись обратно, Дей увидел, что Бьерг протягивает ему две купюры по пятьдесят крон.       — Я всё-таки решил, сегодня гуляем за мой счёт.       Амадей хотел начать возмущаться, но Бьерг приложил палец к губам с протяжным звуком «щ-щ-щ» и завернул купюры в его ладонь. На том и кончились возмущения. Амадей не был удивлен, что Бьерг многим нравился.       Дей решил, что сейчас самый лучший момент, потому что шумная компания подростков ушла есть за дальний стол, стоящий в углу. Стало чуть тише. Он убрал деньги в карман школьных штанов.       — Мне как никогда нужно твое мнение, Бьерг, — Дей вставил трубочку в стакан с холодным яблочным соком.       — Выкладывай, — он сделал ровным счетом тоже самое, только в его стакане была кола со льдом.       Амадей смотрел в стол, слегка жестикулируя:       — Я еще не уверен, но мне нравится один человек, — он поймал прищуренный взгляд Бьерга. — Ладно, уверен. Но вопрос не в этом. Как мне понять, что это взаимно?       — А кто тебе нравится-то?       — Неважно.       — Нет, это важно, — Бьерг ухмыльнулся и закинул в рот пару палочек картошки фри. — Если я знаю этого человека, мне, блин, будет проще ответить.       Амадей испытал еще большее сожаление, чем от того, что согласился пойти в Мак после школы, хотя он знал, что Бьерг не станет осуждать его, даже если он ограбит пенсионера.       — Окей, ты знаешь этого человека…       — Бля, не тяни, — Бьергу настолько быстро в голову пришел ответ, что он не смог сдержать своей глупой улыбки. — Тот хрен с гитарой, что ли?       Амадей уперся локтями об стол и закрыл лицо руками от безысходности. Бьерг иногда был слишком прямолинеен.       — Что, я прав?       — Ты хотя бы сделал вид, что не понимаешь о ком я, — пробубнил Дей в ладони.       — Ну, что я могу сказать… — Бьерг был очень удивлен, хоть и не показал этого. — В этом случае я тебе не советчик. А ты сам как думаешь?       — Да если бы я знал, я бы не спрашивал тебя. Но мы почти каждый день видимся, играем в теннис… — он сел вполоборота к Бьергу. — Черт, да это значит ровным счетом ничего. С тобой я тоже часто вижусь, но ты же не влюблен в меня.       Бьерг засмеялся:       — Кто знает…       — Прекрати.       — Может он флиртует с тобой?       — Я бы сразу заметил… — Амадей на секунду притих и закрыл рот рукой от осознания, которое пулей врезалось в голову.       Он вспомнил, как Инге дразнил его, отнимая книгу, однако это все еще ничего не значит. Нет, подумал Дей, возможно, и значит, но не настолько, чтобы быть уверенным в происходящем на все сто процентов.       Или можно быть уверенным?