Когда ты смотришь на солнце

      Амадей таращился в окно поезда, слушая спор Бьерга с незнакомой бабкой. Дей забыл плеер дома, о чем пожалел спустя десять минут после отправления. Пейзажи за окном стремительно менялись, но неизменным оставалось одно — нескончаемый поток ругательств.       Бьерг сидел рядом, а бабка стояла у него над душой:       — Бестолочь немощная, я тебе говорю, вы совсем оборзели, — она махнула рукой. — Только вчера срался в пеленки, а теперь указывает старшим.       — Чем тебя мой прикид обидел, труха? — Бьерг оттянул толстовку бежевого цвета.       — Трухой свою бабку звать будешь, — она подняла руку с пакетом и указала в сторону Бьерга. — Я вас голубых из далека вижу.       Его губы тряслись, сдерживая смех, но он быстро сдался и засмеялся, еле выдавливая из себя слова. Бабка взорвалась новым потоком оскорблений, перебивая Бьерга:       — В России таких как ты сразу к стенке прижали бы, а то ишь, Европа, свобода, — она говорила с явным акцентом. — Отодрать бы тебя ремнем, гомодрила…       — Откуда ты знаешь, кто я? — Бьерг согнулся пополам от смеха и кое-как поднял голову на бабку.       Та махнула рукой и пробубнила что-то по-русски, уходя в конец вагона. От нее пахло едким парфюмом и он разнесся по всему вагону, следуя за ней шлейфом. Бьерг потряс Дея за плечо, заворачиваясь со смеху:       — Ты видал вообще?       — У меня чуть уши на завяли, — пробубнил он, не отрывая взгляда от каменистой местности, покрытой мхом. — Я б на твоем месте даже разговаривать с ней не стал. На нас весь вагон смотрит.       Бьерг быстро обернулся и осмотрел вагон. Он встретился как минимум с десятком взглядов, сопровождаемых сдерживаемыми улыбками.       — Да и хер бы с ними, — Бьерг закинул обе руки за голову и вытянул ноги. — Мне впервые за шмот в Норвегии предъявили. У меня последний раз такое в Германии было, когда мы у тети остались перекантоваться пару ночей. Там у них что-то типа русского района, а я туда за хавчиком зашел как-то вечером, ну и чуть в морду не получил. Ты прикинь, просто за сережку в ухе, — он сделал задумчивую паузу. — А может и не за сережку, потому что я по-русски ни бельмеса не понимаю. Они мне че-то орали и толкались, а я так деру дал, что они даже не стали бежать за мной.       Амадей только покачал головой на эту феерическую историю. Он конкретно не выспался, потому что Бьерг поднял его аж в семь утра, хотя был выходной, чтобы поехать к его дяде и «навестить, а то давно не приезжал». Теперь на табло светилось девять, и они почти приехали.       В ногах у Амадея стоял рюкзак, внутри которого лежали несколько яблок, вода, книга и тетрадь. Он думал над тем, чтобы почитать, но мозг едва воспринимал даже пейзаж за окном. А пейзаж был завораживающий. Покрытая мхом местность сменилась густым лесом, который успел позеленеть за полторы недели. Далеко-далеко за деревьями, в белесой дымке, виднелись вершины гор.       Бьерга пейзаж не сильно интересовал. Он листал журнал, найденный в кармашке переднего места, и был очень поглощен историями о скандинавской мифологии. В его ногах тоже стоял рюкзак, полный всякого барахла, в том числе пачка дорогущего кофе и пакет домашнего печенья для дяди. Рюкзак жутко раздулся и обещал вот-вот порваться по швам.       Они вывалились на нужной станции.       Амадей с огромным удовольствием вдохнул свежий воздух, в котором витал хвойный аромат, координально отличающийся от душного воздуха в вагоне. Перрон практически пустовал, если не считать нескольких рабочих и охранника. Бьерг взвалил на плечи свою ручную кладь, непосильную для его физической подготовки. Амадея это позабавило.       От станции до дома дяди было всего ничего. Он работал на ней и, следовательно, жил недалеко.       — Да чтоб я еще раз поперся с тобой куда-нибудь… — привычно бухтел Дей.       — Слуш, че ты как говно унылое? — он поправил рюкзак и перешагнул через невысокий забор. — А лучше дома с твоим братишкой торчать?       Амадей бы действительно предпочел остаться дома или уйти к Инге, но он промолчал на этот счет. Согласился, так уж придется терпеть. Тем более, если так пораскинуть, то тут даже уютно и, самое главное, тихо.       — А вот теперь мы на месте, — объявил Бьерг.       Они подошли к дому довольно невнушительных размеров, окруженному забором. Что удивительно всякому туристу, так это наличие травяной крыши у таких домов. То есть, не крыша, покрытая соломой, а самая настоящая живая трава, растущая прям на ней. Ну и, конечно, красные стены. Во дворе стоял мотоцикл и старый «Вольво», который и не выглядел старым, потому что дядя Бьерга души не чаял в этой железяке.       Бьерг несколько раз нажал на звонок и принялся ждать. Потом еще раз. Через несколько минут из дома вышел высокий мужчина и открыл калитку:       — Это что еще за праздник такой, — он рассмеялся и, чуть согнув колени, обнял Бьерга. — Давно не виделись, оборванец.       — Здравствуйте, — четко, но негромко сказал Дей, потому что природная тишина вокруг вынуждала говорить вполголоса.       Это не первый раз, когда он видит дядю Бьерга. Летом Амадей бывает у этого мужчины на участке чуть ли не каждую неделю, потому что тот добровольно возит их на «Вольво» до речки, где и сам не прочь окунуться.       Дядя пропустил их во двор, а потом и в дом. Амадей снял куртку и кроссовки, с огромным удовольствием наслаждаясь теплом и уютом интерьера. Из спальни вышла женщина, жена дяди.       — О-о, Бьерг, Дей, — она умудрилась обнять их двоих сразу. — Как я рада вас видеть.       Амадей никогда, как сейчас, не ощущал себя в своей тарелке. Этот дом и эти люди были удивительно родны ему. Он расплылся в довольной улыбке.       — Вы пока присядьте где-нибудь, а мы что-нибудь к столу приготовим, — она ушла вместе с мужем на кухню, где они, смеясь, начали греметь посудой.       Бьерг упал на диван, а Дей — в кресло. Оба очень вымотались, хотя Бьерг всем своим видом пытался сохранить вид, будто совершенно не устал нести рюкзак, набитый всем, что только можно привезти в качестве гостинца.       Амадей молча оглядывался, рассматривая комнату. Тут присутствовал небольшой беспорядок, видимо, свойственный всем родственникам Бьерга, но беспорядок систематизированный. Да, DVD-диски лежали не в специальном контейнере, а стояли тремя неустойчивыми стопками, но все-таки находились в одном конкретном месте, а не валялись по всей тумбе. Да, мебель местами потерлась от старости, где-то слезло покрытие, но все было в одном древесном цвете и текстуре.       Пока Бьерг доставал вещи из рюкзака, Амадей открыл свою тетрадь. Он снова перечитал свои недавние записи, где размышлял о том, как найти подход к Альвиссу.       С одной стороны, Амадея действительно раздражало поведение брата. С другой стороны, он был вынужден согласиться с Инге. Амадей признавал, что Инге имеет гораздо больше опыта в решении семейных проблем. Поэтому логичнее было бы прислушаться к его советам. Однако Амадей не представлял, как можно поддержать брата так, чтобы тот почувствовал искренность. Альвисс во всём видит только лицемерие и не хочет признавать, что кому-то действительно может быть не все равно на его состояние.       Амадей был внутренне бунтарём, поэтому ему было сложно просто подойти к Альвису и извиниться. Но он понимал, что это необходимо сделать, и чем скорее, тем лучше. В противном случае ничего не изменится. Поэтому Амадей решил, что как только приедет, сразу же поговорит с братом. Он хотел расставить все точки над i и наладить отношения. Амадей понимал, что ему будет нелегко, ведь это противоречило его природе. Но он был готов сделать хотя бы попытку, в отличие от своих родителей.       — Как бы ты извинялся, допустим перед мамой, если бы сделал какой-нибудь морально неправильный поступок? — спросил Амадей, закрыв тетрадь.       Бьерг высунул руки из рюкзака и недоуменно посмотрел на своего друга. Он пожал плечами и, как ни в чем не бывало, ответил:       — Я бы обнял ее и сказал бы все так, как есть. Типа, зачем чет выдумывать? Все мы люди и так далее… — он хмыкнул. — К чему такие вопросы?       Амадей махнул рукой, пробубнив «да так, неважно», и снова продолжил читать записи в тетради. У нее осталось всего десяток страниц. За последний месяц Дей исписал их целое множество, а некоторые листы и вовсе вырывал, где-то злостно зачеркивал.       Советы Инге наводили Амадея на новые мысли, которые до этого ограничивались лишь обвинениями отца в депрессивном состоянии Альвисса. Почти каждая запись начиналась с «Инге сказал, что…», а обрывалась так, что мысль казалась незаконченной. Дей уставал писать, голова только тяжелела от размышлений. Он понял, что слишком много думает и слишком мало делает. Пытается соединить все семейные ситуации в нечто единое, чтобы понять происходящее с Альвиссом. Конечно, это тоже важно, но сейчас важнее всего оказать какую-никакую поддержку.       Дядя со своей женой успел приготовить пышный омлет. Он позвал парней своим звучным голосом.

◑

      — Альвисс, открой дверь, я прошу тебя…       Амадей сидел на полу, уперевшись спиной в стену. Все в груди у него обливалось кровью от наступающей злости. И злость эту с каждой минутой все тяжелее было контролировать. Ему хотелось влупить в дверь со всей силы, прекратить эту чертову драму.       Дей знал, что Альвисс не спит. Знал, что тот просто сидит в тишине и пялится в пустоту. И Альвисс знал, что Дея уже раздражает это безразличие. Оба знали, что чувствует другой.       Родители укатили решать очередные вопросы с магазином и оставили Амадея присмотреть за братом. Брат заперся в комнате, чем изрядно напугал Дея, поэтому он несколько минут в панике ломился, пока не услышал шорох за дверью.       — Если надо будет, я буду сидеть под дверью до самой ночи.       В ответ опять молчание.       В коридоре угнетающе темно, только из-под двери комнаты Альвисса тянется полоска солнечного света. Эта полоска как надежда на лучшее. Амадей ждет, что увидит там тень от ног брата. И услышит долгожданный щелчок замка.       — Альвисс, я хочу помочь тебе… — его голос дрогнул. — Я такого бреда нагородил тогда, да? — тишина. — Я ведь не со зла, а во благо…       Гнев прошёл, но вместо него пришло отчаяние. Брат не только заперся в комнате, но и не притронулся к еде с тех пор, как проснулся, хотя обычно он завтракал после отца. Амадей вообразить себе не мог, какого сейчас Альвиссу сидеть в комнате голодным, ослабевшим и безразличным ко всему на белом свете.       — Я знаю, что тебе плохо, поэтому хочу поговорить с тобой, — он с трудом вдохнул. — Тебе станет легче, если ты поговоришь со мной. Нельзя же вечно вот так сидеть в комнате…       — Я тогда дал тебе шанс, — приглушенно ответил Альвисс.       Амадей резко поднялся с пола, услышав голос брата. Это означало, что не всё потеряно, и с братом ещё можно наладить контакт, пусть и напряжённый. Но это всё же лучше, чем оскорбляющая тишина.       Дей оживленно заговорил:       — Я просто не знал, что с тобой происходит! А теперь… я знаю, — он начал нервно водить пальцем по обоям.       Молчание по ту сторону длилось так долго, что он уже хотел продолжить говорить, но Альвисс перебил его:       — Откуда тебе знать, что со мной происходит?       — Инге объяснил мне все, — Амадей прижался к двери в плотную, держась за ручку. — Пожалуйста, открой…       — Нашел кого слушать, — был ответ.       Амадей готов был изнывать от всепоглощающего отчаянья, словно единственным способом открыть дверь осталось только выбить ее. Он не знал, что предпринять еще, чтобы заставить Альвисса говорить по-настоящему, а не обрывками грубоватых фраз. На какие точки нужно давить?       Амадей был уверен, что знает своего брата лучше, чем кто-либо другой. Однако он не мог в полной мере понять, что происходит с братом сейчас. Он знал Альвисса как члена семьи, но не представлял, что скрывается за этим образом. То, что рассказывал Инге, не звучало правдиво.       — Ты ведь помнишь наши поездки в горы? В Швейцарии был лучший горнолыжный курорт, да? — Амадей выдавил из себя улыбку. — Я ведь чувствую, в тебе горит много целей, которых ты в состоянии добиться. Просто нужно вылезти из этой ямы. Я знаю, что ты можешь. Ты можешь добиться таких высот, каких никто не видел. Ты ведь мечтал закончить университет и начать помогать отцу с бизнесом, да? Не отрицай, ты много рассказывал мне про это. И чтобы исполнить свои мечты, надо побороть себя. И я хочу помочь тебе в этом…       Альвисс неожиданно открыл дверь. Дей, увидев брата, чуть отшатнулся назад. Его взгляд был полон тоски и отчаяния, и от этого взгляда по спине Дея пробежал холодок. Альвисс выглядел ещё более измученным, чем до начала лечения. Он казался живым трупом.       Амадей, не раздумывая, кинулся к нему в объятия. Он не знал, какие слова правильнее будет подобрать, и ожидал, что брат оттолкнет его или попросту проигнорирует этот порыв, но всё повернулось неожиданным образом.       Сначала лишь одна рука робко легла на спину Дея, а затем и вторая, уже смелее. Амадей не понял, что значит этот жест. Примирение или услуга? Но один лишь факт того, что Альвисс ответил на объятия, заставил скакать сердце от счастья. В мыслях у Дея был лишь один вопрос: «У меня получилось?». «Получилось», — ответил он сам себе. Небольшая, но всё же победа.       Альвисс положил голову ему на плечо. Амадей никогда прежде не ощущал такую сильную дрожь в теле брата. Он трясся всегда, с того момента, как начал ездить к психиатру, разве что во сне приходил умиротворяющий покой. Альвисс сильнее сжал брата в объятиях.       — Нам надо дать понять, насколько тебе плохо, — Дей почувствовал, как брат сжал в ослабевшей руке его свитер. — Они не понимают тебя так же, как не понимал я. Это всё из-за того, что они ничего не знают о твоем состоянии. Я уверен, им не плевать на тебя, они волнуются, просто воспринимают твое состояние совершенно по-другому. Они выросли в то время, когда о таком мало говорили…       Альвисс едва ощутимо кивнул. В этом движении было заложено во много раз больше смысла и надежды, чем во всех словах, которые только придумал человек. Амадею достаточно было лишь одного кивка брата, чтобы вновь обрести смысл склеивать осколки семьи, которые неумолимо продолжали сыпаться.       — Попроси психиатра в следующий раз поговорить с папой, — Амадей постарался улыбнуться. — Папа не идиот, он поймет…

◑

      — Это сработало, мать твою, сработало! — чуть ли не прыгая от радости, рассказывал Дей на следующий день. — У меня все получается, черт возьми. Альвисс ценит воспоминания, и я теперь знаю, что это и есть его больная точка.       Инге шел практически плечом к плечу и улыбался, слушая Амадея. Он был горд и за себя, что дал рабочий совет, и за своего Дея, который не побоялся воплотить это в жизнь. Случилось что-то прекрасное.       И снова на небе пылал закат. Вокруг всё распускалось, с каждым днем зелень вокруг становились все красочнее и заполоняла собой каждую улицу, каждый двор. Весна превращала столицу в город мечты, хотя всего месяц назад она была охвачена слякотью. Теперь хотелось гулять и созерцать природу. До ближайшего озера, окруженного горами, рукой подать, всего полчаса на поезде, и ты наблюдаешь захватывающие виды.       — Ну, — пожал плечами Инге, — когда его заберут в реабилитационный центр, постарайся почаще наведываться. Вот увидишь, он пойдет на поправку быстрее, чем ты думаешь.       Инге с силой взъерошил волосы Амадею, и тот со смехом попытался увернуться. Дей неожиданно ударил его коленом под колено, и теперь уже Инге, чуть не упав на асфальт, нагнулся. На секунду ему показалось, что его нога потеряла кость.       Амадей тихо засмеялся. Он постоянно проделывал это с Бьергом, чем изрядно бесил его. Теперь под раздачу попал и Инге.       — Все-все, хватит, я понял, — разогнувшись, с улыбкой умолял Инге.       Амадей не стал продолжать, хотя очень хотел. Каждая клеточка его тела требовала действий, чтобы выплеснуть переполнявшую его энергию. Дею хотелось как-то задеть Инге, но он сдержал этот порыв.       Инге слегка тряхнул ногой, приводя ее в чувства, и спросил о том, что его больше всего интересовало:       — Ты начинал читать «Парфюмера»?       — А как же, я уже дочитал до того момента, когда Гренуй ушел жить в пещеру… — Дей сам себе удивился, что, незаметно для себя, прочитал за несколько дней половину книги. — Мне кажется, это всё слишком напыщенным. Какой человек, пускай даже психопат, уйдет, блин, жить в пещеру?       — Это же вымысел, а не реальность. Относись проще, — Инге на мгновение задумался и засмеялся, вспоминая содержание книги. — Ты не представляешь, что тебя ждет в конце…       Амадей посмотрел на него, ожидая продолжения. А продолжения не случилось. Инге преспокойно снял очки, провел пальцем по мелкой трещине, которая непонятно откуда взялась, видимо, оценивая состояние, и надел их обратно. Ветер аккуратно уложил его черные волосы.       Дей не вытерпел:       — Что там будет-то?       — А ты читай и узнаешь, — был ответ.       — Ладно, — покачал головой Дей. — Что ты еще читал? Кто тебе вообще из авторов нравится? Может я кого-то знаю…       Инге, не раздумывая, будто готовился к этому вопросу весь день, ответил:       — На самом деле я больше читаю научную литературу по медицине и психологии, — выдал он. — Я хочу пойти на хирурга в университет. Разве я не рассказывал тебе?       Дей покачал головой, улыбаясь от восхищения. Он был искренне удивлён. Дей подумал, что Инге действительно было бы хорошо стать хирургом. Он всегда спокоен, его руки редко дрожат. Движения точные, особенно когда он играет на гитаре.       Инге продолжил:       — А из художественной литературы мне нравятся Станислав Лем и Брэдбери. Особенно любимых книг у меня нет, поэтому тут трудно сказать…       — Мне мама в детстве читала «Вино из одуванчиков» Брэдбери. До сих пор почему-то помню ту старуху, которая собирала весь хлам, потому что цеплялась за воспоминания. Наверное, я чем-то похож на нее, — Дей улыбнулся, глядя на влажный асфальт. — Я столько барахла привожу из поездок в другие страны, не представляешь. Вот зачем мне буклет с достопримечательностями Хельсинки?       — О-о, — Инге подхватил тему. — А мне запомнилась глава, где муж сделал для своей жены ту будку, которая потом сгорела. Помнишь?       — Я на этом моменте разревелся, — он хмыкнул, вспоминая, как мама успокаивала его.       Инге, ухмыляясь, посмотрел сначала на асфальт, а потом на Дея:       — Что там грустного-то?       — Я знаю, что ли? Мелкий был…       — Эх ты, сопля.       — Все, не надо, — Дей махнул рукой и отвернулся, улыбаясь.       — Видишь как я тебя ловко затянул в чтение, а? Кто-то говорил мне, что не любит читать, бла-бла-бла… — Инге положил руку ему на плечо. — А теперь у меня есть с кем обсудить книги. У меня в окружении вообще никто не читает, правда.       — Не спорю, — Амадей из вредности дернул плечом, но Инге убрал руку только через несколько секунд. — Я брал у мамы книги, но мне ни одна не понравилась. С тех пор и не читал.       Инге до боли сжал в кармане ключи от квартиры той рукой, которая только что лежала у Амадея на плече, и спокойно спросил:       — А что она читает?       — Помню только Агату Кристи и Конана Дойля. Что еще может читать женщина с двумя детьми, кроме как детективы? — с издевательской ухмылкой предположил он.       — Да ладно, Дойль не так уж и плох, хотя я тоже не любитель детективов. У меня тетя прочитала чуть ли не все книги Агаты Кристи и постоянно пересказывает мне сюжеты, — Инге тихонько пинал камень, лишь бы занять себя чем-нибудь. — Приходит с работы и начинает… Мне иногда кажется, что она только то и делает, что читает на работе.       Они шли по дороге мимо частных домов. Дома стояли очень близко друг к другу, оставалось только место для автомобиля, ещё одна машина уже не поместилась бы. Большинство автомобилей было припарковано на обочине. Те, у кого кошелёк был потолще, смогли купить дом с гаражом и освободить двор для беседки или качелей.       Возле некоторых домов сидели их хозяева, пили кофе в одиночестве или болтали с соседями через забор. Кто-то аккуратно стриг кусты, которые только недавно зазеленели. Другие возились с автомобилем.       Город дышал свободой. На каждом лице, которое они встречали, было спокойствие и уверенность в завтрашнем дне.       Они дошли до конца улицы, продолжая обсуждать книги. Здесь начинался район, где стояли многоквартирные дома. В этих домах тоже кипела жизнь, но она была более оживлённой и быстрой.       Солнце практически село за горизонт, намекая, что пора расходится.       — Завтра еще встретимся, — сказал Инге, когда они уже стояли около дома Дея.       — Ага, если у меня ноги не отнимутся, — хмыкнул он.       Инге лишь улыбнулся на это и обнял Амадея.

◑

      Он весь вечер не мог найти себе место. Даже сидя с книгой в руках, он все равно ощущал, как жжет где-то под легкими и сердце бьется так, словно он бежит. Но Дей сидел на стуле в своей комнате, подогнув к себе ноги. Он безуспешно пытался сфокусировать внимание на тексте, однако смысл прочитанного терялся в шуме из мыслей.       Спроси его, Дей бы не смог внятно ответить, что именно чувствует. Вместе со спокойствием исчез и аппетит. Дей запихнул в себя рыбную котлету и пару хлебцев, но даже это сидело неприятным комом в желудке. Рыбная котлета показалась влажным комком туалетной бумаги, как и хлебцы, напоминающие картон. Дей думал, что его вот-вот стошнит, поэтому сидел в нервном ожидании.       Он, продолжая корпеть над книгой, вспомнил, как принимал холодный душ на горнолыжном курорте, и как после этого поднималось настроение и улучшалось самочувствие.       Но ничем хорошим это не закончилось, хотя обычно помогало. Амадей принял короткий душ, простояв под струями ледяной воды всего минуту. Теперь тело еще и трясло от холода. Казалось, все органы стоят не так, как надо.       Дей снова сел за книгу, плотно завернувшись в одеяло. Через пару абзацев, смысл которых так и не был понят, он просто заплакал от безысходности. Он помнил, как школьный психолог рассказывал всему классу, что плакать необходимо всем, даже мальчикам, несмотря на общественное мнение. Но Амадею все равно было не по себе от собственных слез.       Из гостиной донесся голос Кнута, который пересказывал Линде произошедшее на работе:       — …И он мне начинает анекдот рассказывать: «Суд на архипелаге Свальбард. И так, где вы были в ночь с 25 ноября по 25 марта?».       Амадей с силой бросил книгу на стол. Грохот от тяжелой книги раздался такой, что подскочила кружка, стоявшая около настольной лампы.       Дей знал, что переживает за брата. Но ведь раньше такого не было, чтобы жгло в груди, думал он. Да, бывало временами, что накатывали ужасающие мысли и казалось, слёз не миновать, однако это совершенно другая тревога. Здесь была такая тревога, словно перед экзаменами. Будто на завтра назначен решающий судьбы людей тест и на кону стоит жизнь.       Амадей достал лист плотной акварельной бумаги и стал рисовать. Рисовать много. Он не зацикливался на деталях — просто рисовать первое, что шло в голову, поэтому в скором времени на бумаге появились небрежные наброски одного и того же человека, казавшегося Дею несуществующим, какой-то спешной выдумкой, чтобы чем-то занять свою голову.       Но он просто не замечал, что рисует вполне конкретного человека.       Черные волосы, прямой нос, очки…

◑

      После школы Амадей ужасно, как никогда сильно, хотел прогуляться с Инге куда-нибудь к частному сектору, а, может быть, и наоборот, к центру, чтобы поделиться своими переживаниями, надеясь, что так станет легче. Но Инге мягко отказал и, не вдаваясь в подробности, объяснил, что ему сегодня нужно выйти поиграть на гитаре в парк. Амадей, сам не зная почему, почувствовал, как сильно его задело то, что Инге не пригласил его послушать.       Чтобы успокоить себя, Дей предположил, что Инге просто стесняется. Но после этой мысли последовала другая: «С чего бы ему стесняться конкретно меня, когда он играет для целой толпы зевак?». А потом, как бы ставя точку на размышлениях, всплыла последняя мысль.       «Может, я ему уже надоел?».       Но, прогнав всё это из своей головы, Амадей, вместо того чтобы пойти домой, пошёл к автобусной остановке и доехал до парка Санкт-Хансхауген. В парке было достаточно людей, особенно много там было мам с колясками. Но ни на главной площади, ни где-либо еще Инге не было.       Дей успел крепко обидеться, прежде чем догадаться, а с чего бы Инге ехать туда сразу после учебы? Нужно же зайти домой, поесть, взять гитару, и только после всего этого уже ехать в парк. Эта мысль успокоила Амадея, но заставила почувствовать себя полным идиотом.       Он зашел в забегаловку, в которой никогда не был, и взял себе хот-дог и стаканчик кофе. Дей, сидя за маленьким столиком на одного человека, думал о том, как бы послушать игру Инге, но при этом остаться незамеченным. А потом задумался о том, а зачем вообще скрываться? Разве это что-то противозаконное? «Какая вообще разница? Может быть, я прогуливался и случайно наткнулся…». Но это ведь не выглядит как случайность.       Амадею пришло в голову, что Инге мог намекнуть на приглашение, а ему нужно было лишь проявить немного инициативы, спросив, можно ли приехать и послушать. Эта мысль обожгла Дея обидой уже на самого себя и желанием уехать домой. Вдруг Инге будет неприятно, что он приперся без приглашения? Но людям в парке же не нужно личное приглашение от Инге, чтоб послушать…       Почитав лишний час книгу, параллельно попивая кофе маленькими глотками, Амадей смог успокоиться. Он, думая, что теперь-то всё нормально, пошел к парку. Но чем ближе был главный вход, тем больше начинало покалывать кончики холодных пальцев. А стоило уловить краем уха что-то похожее на музыку, сердце и вовсе ухнуло куда-то под землю.       — А вы знаете что-нибудь из The Killers? — донесся голос молоденькой девушки с короткими темными волосами, когда Амадей был уже совсем близко к небольшой толпе, собравшейся полукругом.       — Ну… — протянул Инге, скромно улыбаясь и задумчиво смотря в асфальт. — Только «Somebody Told Me».       — Давайте!       — Может, у кого-нибудь есть на плеере эта песня? Мне кое-что вспомнить надо, — попросил Инге, оглядывая толпу.       Эта же девушка, моментально найдя нужную песню, протянула ему новенький плеер с наушниками. Амадей стоял позади этой толпы, удачно скрываясь от глаз Инге. Тот спокойно слушал песню, слегка качая головой, и беззвучно подпевал, едва заметно открывая рот. Прошло всего полминуты, и Инге вернул плеер девушке. Та одарила его такой улыбкой, что Дей весь, не зная почему, похолодел с ног до головы.       Инге зажимал аккорды, но не играл, вспоминая песню. Проделывая это, он начинал выглядеть как самый настоящий профессионал своего дела, и Амадей жалел, что не видит этого сейчас.       — Breaking my back… — запел Инге, еще не начав играть.       А после этих слов он так резко начал играть, что Амадей обомлел. За макушками парней и девушек, Дей не видел сидящего его на лавочке, зато хорошо видел ту девушку. Она сдержанно пританцовывала, что-то говорила своим подругам, поправляла свои ухоженные волосы. Она явно была фанаткой этой группы, The Killers, которую Амадей вообще услышал впервые. На ее джинсовой сумке через плечо было прикреплено несколько значков, видимо, с участниками группы, подумал Дей.       Захотелось взглянуть на Инге хотя бы по-быстрому, но в ту же секунду Амадея обдало совершенно необъяснимым стыдом.       — Well, somebody told me you had a boyfriend, — в один голос начали подпевать несколько подруг этой же девушки, — who looked like a girlfriend…       Дей смог втиснуться в толпу, встав позади девушек, и наконец-то увидел Инге, который, к великому облегчению, смотрел не на толпу, а на гитару у себя на коленях. Он пел и играл так легко, словно вокруг него не было людей. Амадей вспомнил себя, для которого даже выступление в актовом зале в школе на всякие государственные праздники — настоящее мучение.       — A rushing, rushing around…       Тут Инге поднял взгляд на толпу, сразу в сторону Амадея, будто почувствовал его появление, и улыбнулся. Девушки начали перешептываться, думая, что он улыбается и поет им.       Но Дей точно знал, что не им.       Эта мысль показалась ему такой глупой, детской, что он не смог вынести и нескольких секунд зрительного контакта, неловко отведя взгляд в сторону, на женщину за спиной Инге, которая гуляя с собакой, тоже остановилась послушать игру.       — It's not confidential, I've got potential…       Амадей краем глаза увидел, что та девушка, которая давала Инге плеер, начала что-то писать карандашом на купюре в пятьдесят крон. Не составило труда догадаться, что этим «что-то» был номер телефона. А может статься, и комплимент. Дею было плевать, чего она там калякает, но внутри словно что-то оборвалось. Что и почему оборвалось — не знал, но чувствовал это ярче, чем весеннее солнце над головой.       Когда Инге допел, а это случилось неожиданно быстро для Амадея, который погрузился в свои мысли, девушка протянула купюру. Инге сунул ее в карман, даже не поинтересовавшись тем, что она там написала, хоть он и видел, как она это делала. После этого девушки несколько секунд снова перешептывались.       — Дей, — кивнув в его сторону, сказал Инге.       Девушки одновременно обернулись, чтоб посмотреть, кого он там зовет. Амадей так занервничал, что готов был просто сбежать, а то и вообще уехать из города, лишь бы никогда снова не чувствовать этой непонятной тряски во всем теле.       — Есть какие-нибудь пожелания? — улыбаясь, спросил Инге.       — «Polly»… — пробубнил Амадей первое, что пришло в голову, ведь эту же песню Инге играл ему совсем недавно.       — Можно потише, пожалуйста? Я не слышу, — слегка грубовато, как показалось Дею, обратился он к девушкам, которые разговаривали, не унимаясь. — Что еще раз?       Амадей повторил уже чуть громче:       — «Polly».