Когда ты смотришь на солнце

      — Держи, — учительница отдала тетрадь. — В следующий раз будь внимательнее.       Амадей небрежно затолкал тетрадь в рюкзак и сразу побежал из школы. Разумеется, он дико опаздывал. В его планы не входило то, что учительница задержит его на двадцать минут.       Растолкав толпу подростков, которая стояла около столовой, он кое-как натянул куртку, попутно открывая входную дверь плечом. Сзади прозвучали недовольные возгласы старшеклассников, но он едва слышал их. До кафе еще как минимум пять минут ходьбы. Если бегом, то можно сократить до двух. Амадея вдруг посетила тревожная мысль, что Инге уже ушел оттуда.       Холодный воздух ударил в лицо, из кармана чуть не выпал плеер, который Амадей поймал на полпути к асфальту. На горизонте еще не маячила пекарня, а дыхалка уже ни к черту.       Подбежав к двери кафе, Амадей едва не врезался в женщину, выходящую оттуда. Он задыхался, извиняясь, и оглядел небольшое помещение. Его окружали фактурные стены, выкрашенные в серый цвет, вдоль которых выстроились угловые столы дубового оттенка. К ним пристроились барные стулья с невысокими спинками.       За столом, что стоял напротив окна, сидел Инге, одетый в черное пальто, и читал «Голод» Гамсуна. Над его головой висела небольшая люстра, освещая темную, слегка взлохмаченную макушку. Под стулом лежал школьный рюкзак.       — Прости, — судорожно вдыхая теплый воздух, сказал Амадей. Он уперся руками в колени, не в силах стоять ровно.       Инге сдержанно улыбнулся и положил книгу на стол:       — Ничего страшного.       — Учительница… задержала меня… — Амадей с трудом выпрямился. — Понимаешь… — он хотел начать оправдываться, но воздуха не хватило.       — Понимаю. Будешь что-нибудь?       — Не хочу…       Инге выглядел так, будто только проснулся: говорил заторможено и постоянно потирал один глаз под очками. Он не стал уговаривать Амадея взять что-нибудь, а сам отправился к кассе за кофе.       Амадей неуклюже сел за стол и стал разглядывать книгу, которую читал Инге. Не думая, открыл на той странице, где тот остановился: «Я снова сидел на кладбище и писал статью для одной из газет; я проработал до десяти, стало темнеть, скоро сторож должен был запереть ворота. Меня мучил голод, сильный голод. Тех десяти крон, к сожалению, хватило ненадолго; я уже не ел два, почти три дня и чувствовал слабость, мне было трудно даже водить карандашом по бумаге…»       Инге вернулся неожиданно быстро. Амадей судорожно отложил книгу в сторону, словно не был заинтересован.       — Могу дать почитать, — предложил Инге, продолжая улыбаться, и сел за стол.       — Я не люблю читать.       — Зря, — он сделал глоток кофе.       — Почему «зря»? Тебе книги нравятся, мне — рисовать…       — Рисовать? Ты мне не рассказывал об этом.       — Ну, теперь рассказал, — Амадей почему-то стеснялся говорить о своем хобби.       Инге удивился, едва заметно вздернув брови:       — А покажешь?       Дей вздохнул, думая над этим вопросом. Ему постоянно казалось, что работы в чем-то недотягивают, хотя рисовал он живо, с душой в набросках. Скучая на уроке, Амадей нарисовал учителя по истории, и рисунок лежал тут, в рюкзаке. Преградой было лишь стеснение, делов-то.       Он все-таки полез в рюкзак и отдал Инге тетрадный лист:       — Я не особо старался, так что…       — Ты шутишь, что ли? — Инге с искренней улыбкой рассматривал рисунок. — Хоть сейчас в национальную галерею неси, рядом с портретом Йоргена Серенсена вешай.       Амадей засмеялся, на мгновение закрыв лицо руками от смущения. Инге тоже смеялся и все не унимался:       — Ну серьезно, взгляни, — он повернул рисунок к Дею. — Да, конечно, не особо старался он… А что у тебя выходит, когда стараешься?       У Дея был легкий румянец на щеках: то ли от того, что бежал, обдаваемый холодным воздухом, то ли потому что засмущался, но Инге это заметил, хоть и словом не обмолвился. Дей поскорее вернул рисунок себе и запихнул его обратно в рюкзак.       — Ладно… — Инге вздохнул. — Как там Альвисс?       Амадей начал рассказывать, предавая мелочам слишком много значения. Он постоянно соскакивал с одной темы и переходил к другой, но это не мешало Инге слушать его внимательно, почти не отводя взгляда. Посетители кафе менялись, время шло, а Амадей не мог перестать говорить. Ему казалось, будто Инге единственный, кто мог его понять в этой ситуации.       — Я не один раз говорил с Альвиссом наедине, — начал Инге, когда Дей закончил свой монолог, — но я не могу что-либо сказать о нем. Он будто бы находится в своем пузыре, в который невозможно пробраться. За два года я так и не понял, что он и кто он. Даже о тебе я могу сказать в разы больше, чем об Альвиссе. А знаешь почему?       — Почему же?       — Если он и говорил, то говорил чаще о тебе, чем о себе, либо меня слушал. В свое время я столько вещей ему о себе рассказал, что до сих пор жалею. Надо оно ему? — секунда молчания. — Нет, конечно.       Инге предался на мгновение смутным воспоминаниям о тех немногочисленных вечерах, когда удавалось остаться наедине с Альвиссом, и, не нуждаясь в помощи алкоголя, Инге рассказывал всё, даже самые неприглядные вещи.       — А я весь этот год думал, что Альвисс просто стал мерзавцем, которому плевать на всех.       — Мерзавцами просто так не становятся.       — Я уже понял, — на выдохе ответил Дей.       Окно кафе начало стремительно покрываться каплями. Инге наблюдал за ними, пока на улице не влил дождь. Люди забегали на крыльцо под навес, толпясь и громко смеясь. Амадей не обратил внимания на происходящее. Он задумчиво смотрел в стол, хотя не думал ни о чем конкретном. В голове хаотично всплывали воспоминания, связанные с братом, которые только подкрепляли ощущение беспомощности.       Инге перевел взгляд с окна на Дея:       — Я так испугался и решил рассказать тебе, потому что с моей матерью произошла похожая ситуация. Сначала была травка и алкоголь, а потом тяжелые наркотики. За пару месяцев она стала совершенно другой, ее будто подменили. Я не хочу, чтобы ты прошел через то же, что и я. Это ужасно.       — Что с ней сейчас?       Инге сжал губы и на несколько секунд отвел взгляд в сторону, а заговорив, снова посмотрел на Дея:       — Честно? Я не знаю.       — А тебе неинтересно узнать?       — Абсолютно.       — Почему?       — Не хочу сейчас об этом говорить, — признался Инге, чувствуя, как сердце забилось быстрее. — Как-нибудь потом.       Амадей смутился. Узнать жуть как хотелось, а допрашивать стало стыдно. Именно в такие моменты проявлялось чуткое воспитание родителей, которого Дей не замечал. Тот же Бьерг, его друг, не заметил бы ничего зазорного в том, чтобы начать без конца тараторить «ну скажи, ну скажи», как маленький ребенок, пытающийся выведать секрет.       — А вы с Альвиссом лучшие друзья, получается? — спросил Амадей первое, что пришло в голову.       — Ну… Нет, — Инге оставался слишком серьезным, и это немного напрягало Дея. — Вообще-то я никогда об этом не задумывался. По-моему, у меня нет лучших друзей.       — Звучит грустно.       Инге, к облегчению Амадея, наконец-то ухмыльнулся.       — С чего бы? Мне и тёти хватает.       — Тогда у тебя есть лучшая подруга.       — Думаешь? — спросил Инге, глянув на Дея.       — Ага.       — Ну тогда ладно.       Этот разговор немного развеселил Амадея, хотя компания Инге вынуждала чувствовать себя немного не в своей тарелке: Инге весь из себя этакий загадочный джентльмен в пальто, с книжкой и стаканчиком кофе, а Дей — ни дать ни взять местный хулиган, с баллончиками краски в рюкзаке. Конечно, от хулигана в Амадее был лишь внешний вид (ему даже враньё давалось с трудом), но именно так он себя чувствовал рядом с Инге.       — Вообще Альвисс о тебе очень хорошо отзывался, — тихо сообщил Инге, глотнув кофе.       — «Хорошо»? — Дей произнёс это со смешком и нескрываемой иронией. — И почему же он тогда общается со мной как с дерьмом?       — Черт его знает...       — И что он говорил обо мне?       — Что ты хороший парень.

◑

      Амадей стремительно мчался, охваченный ужасом от мысли, что по возвращении домой не обнаружит там Альвисса. Однако тот, как ни в чём не бывало, сидел на кухне, окно было распахнуто настежь, а в руках у него находился маффин с шоколадом, который он с жадностью запивал соком. Крошки от маффина сыпались на тарелку, а руки брата предательски дрожали. Его вид был настолько жалок, что Дей не смог долго на него смотреть.       — Закрой окно, холодно ведь, — сказал Амадей, расстегивая куртку.       Альвисс не повернул голову в его сторону, но тихо ответил:       — Мне не холодно.       Повесив куртку в прихожей, Дей прошел на кухню и молча закрыл окно, непроизвольно хмурясь. Альвисс не сказал ни слова, продолжая есть маффин. Стоило Амадею уйти к тебе, и он снова открыл окно. Холод пронизывал Альвисса до костей, однако это было гораздо лучше, чем ощущение нехватки воздуха.       Амадей занялся домашней работой. Он перестал делать ее в наушниках, чтобы слышать каждый шорох в квартире. Даже так Дей не мог успокоиться и каждые полчаса выходил из комнаты, тем самым убеждая себя, что все в порядке. Альвисс к тому времени уже спокойно играл в приставку. В его голове не было даже мысли о том, чтобы куда-то сбежать.       Ему некуда было бежать.

◑

      — Папа, я не хочу с тобой говорить, — беспомощно произнёс Альвисс, стоя посреди кухни. — Пожалуйста, просто уйди. Неужели это так сложно?       Отец стоял напротив него, нервно вздыхал и стучал пальцами по столешнице, будто пытался тем самым завести ход мыслей в голове. Стук был четким, отрывистым — Амадей хорошо его слышал. Не составило труда представить происходящее на кухне.       — Я хочу поговорить, потому что я не понимаю, что с тобой происходит, — тихо сказал Кнут. Его вымученное спокойствие в голосе насторожило Амадея, стоящего в коридоре рядом с кухней.       — «Что со мной происходит»? Ты до сих пор не понял? За эти гребаные девятнадцать лет ты ничего не понял? Вот как ты переживаешь обо мне? — Альвисс подошел ближе к отцу. — Ты невероятный идиот, просто невероятный!       Отец хотел что-то возразить, когда услышал оскорбления в свою сторону, но сдержался. Голос дрогнул обидой:       — Ты ведешь себя как маленький ребенок. Вместо того, чтобы поступать в университет, ты решил устроить весь этот цирк, — Кнут перестал стучать по столу. — Ты пытаешься привлечь мое внимание? Зачем все это?       — Да к черту твой университет! — Альвисс выкрикнул это так громко, что Амадей вздрогнул. — Сейчас речь вообще не об этом.       — А о чем? О том, что я не целовал тебя, бедненького, в задницу? У тебя открыты все дороги, потому что я впахивал как ненормальный. Если бы не я, ты бы не поступил в хорошую школу, питался бы собачьим дерьмом и не жил в Осло в дорогущей квартире! — Кнут потерял самообладание. — Что тебе еще не хватает?       — Да всё прекрасно, папа, только мне эта «хорошая» школа на хер не нужна была. Пока я туда ходил, вы целовали в задницу своего маленького Дея, а на меня забили гигантский болт. Доволен результатом? Какого тебе видеть больного на голову сына?       У Амадея подкосились ноги. Он нахмурился и уперся рукой об стену. Конечно, это была не первая и, вероятно, не последняя их ссора, но каждый раз Дея одолевал сковывающий страх.       — Потому что он был маленький, — отец развел руками. — Нам что, разорваться надо было?       — «Маленький»… — Альвисс хмыкнул. — Нет, просто я был пробником. Вам не понравилось воспитывать меня в нищете, поэтому решили завести еще одного ребенка, чтобы закрыть свой больной гештальт. Вы думали, что, о да, расцвет экономики, давай заведем ребеночка, моя милая Линда, а потом всё полетело к черту, настал кризис, и я уже стал валуном на ваших спинах. Теперь вы довольствуетесь счастьем иметь Амадея, потому что прошли через весь пиздец и не повторите ошибок, которые наделали в моем детстве.       — Альвисс…       — Что «Альвисс»? Я, по-твоему, неправ? — он громко вздохнул. — Теперь вместо того, чтобы поддерживать меня, направить в нужное русло, вы таскаете Амадея по горнолыжным курортам, каким-то концертам и отдаете бешеные деньги за его практику по английскому, а я свободно плыву по течению. Извини, папа, но я тоже живу в первый раз.       Кнут замолчал. Амадей смотрел себе под ноги, пытаясь переварить услышанное. Брат говорил слишком слаженно, будто заранее готовил свою речь. В разговоре настала пауза. Дей хотел бы видеть, что там происходит, в какой позе сидят или стоят Альвисс и Кнут, но не мог зайти.       — Нет, ты не прав, — начал отец спустя полминуты. — Я предлагал тебе, чтобы ты пошел на финансы в университет, а после начал работать со мной в нашем магазине, но ты ничего не предпринял для этого, хотя клялся в обратном. Я не направляю тебя в нужное русло, я копаю своими руками это чертово русло! Ты думаешь, что в жизни все бывает так легко и просто?       Альвисс не нашелся с ответом, поэтому что-то буркнул, а следом ушел с кухни и пересекся в коридоре с Амадеем, но не обратил на него никакого внимания. Дей успел сильно испугаться и успокоиться за несколько секунд, сердце ныло. Он передумал идти на кухню, снова заперся у себя в комнате.       Слова Альвисса обрывками возникали в голове Амадея. Целостная картина никак не складывалась, шум из мыслей мешал что-либо понять и принять. Брат столько всего наговорил, что в это просто не верилось. О какой бедности вообще шла речь? Амадею казалось, что его семья всегда была в достатке, а оказывается родители много чего не рассказывали. Или намеренно скрывали.