Когда ты смотришь на солнце

      Амадей, обдумав всё на трезвую голову, решил отложить важный разговор с родителями на следующий день. За это время он надеялся ещё раз продумать предстоящий диалог, чтобы не расплакаться от волнения. Слёзы были бы совершенно неуместны.       Нервы Амадея начинали шалить, бровь раздражающе дергалась. Ни массаж, ни холодная вода не избавили от этой пытки. Оставалось только постоянно держать рукой непослушную мышцу. Он сидел за своим рабочим столом, держа ладонь на лбу так, будто у него болит голова. Под локтями — учебник по алгебре, а в голове ни одного уравнения. До ответственного разговора оставалось всего ничего — часов девять. По-хорошему, нужно бы поспать, но в мыслях такой кавардак, что сна и на горизонте не видно.       Амадей думал, что выполнение домашней работы быстро заставит его клевать носом, однако вместо этого теперь сидел с плеером в руке и смотрел пустым взглядом в учебник. В наушнике звучала группа Green Day, а какая песня — Амадей не знал и не хотел знать. Вероятно, «Boulevard of Broken Dreams», которую бесконечно крутили на ближайшей радиостанции.       Амадей лёг на учебник, зарывшись в руки лицом. Он вдруг ощутил, насколько устал за последнюю неделю и что впереди его ожидают ещё более напряжённые деньки, а то и месяцы, ведь реабилитация наркозависимых происходит долго и муторно: наркологи, психологи, стационары. Амадей хотел бы и дальше не знать о зависимости брата, даже если бы это привело к смерти оного. Но теперь он знал об этом, и нужно было сделать всё, чтобы это предотвратить.       Дей так и уснул спустя полчаса, сидя за столом в наушниках.       А проснувшись рано утром, не мог разогнуть своих рук — отлежал. На лице отпечатался провод от наушников и предплечье. Спина горела от боли. Первым делом он отложил плеер, который до сих пор работал, и посмотрел на время. Шесть утра. На кухне уже кто-то гремел посудой. Судя по шуму кофемашины, это был отец, потому что только он пил кофе так рано.       Амадей встал из-за стола. На мгновение у него потемнело в глазах и сильно закружилась голова. Пошатываясь, он направился на кухню. Там витал аромат свежезаваренного кофе и ванили. Отец стоял над кофемашиной, ожидая, когда та закончит пыхтеть над американо.       — О-о, с добрым утром, чего так рано? — отец сощурил глаза, разглядывая сына. — Сегодня выходной.       Дей опустился на стул. Во рту у него пересохло, а вместо слюны было что-то вязкое и неприятное, будто выпил прокисшего молока. Внезапно он понял, что настал тот час, когда он должен рассказать отцу об Альвиссе. Эта мысль сделала настроение Дея еще более отвратным.       — Приснился сон… — отмахнулся тот.       — Плохой? — с лица Кнута не сходила улыбка.       — Есть такое.       Лучи утреннего солнца пробивались на кухню сквозь облака и шторы. Пылинки кружились в этих лучах, оседая на кофемашину и фигуру отца, которая стояла рядом с ней. Из приоткрытой форточки веяло мартовской прохладой. Оттуда же доносились и звуки проезжающих машин.       — Кофе? — ставя чашку на стол, предложил отец.       — Давай…       Пока отец добавлял зёрна в кофемашину и открывал сливки, Амадей размышлял, с чего начать разговор и стоит ли вообще начинать его сейчас. Может быть, лучше немного подождать? Но ждать было нечего. Лучше сейчас или никогда, подумал он.       — Папа… — голос предательски дрогнул.       Кнут молча повернулся, ожидая продолжения. Из открытого окна сквозило по ногам, поэтому Дей поджал ноги в позе лотоса. Холодный воздух пробирал до самых костей.       — Я хотел поговорить насчет Альвисса…       Отец сначала улыбнулся, а затем и вовсе усмехнулся, как будто дальнейшие слова Амадея были не важны:       — Линда уже сказала мне, что вы не поладили. Она сегодня снова поговорит с ним, не переживай. Если это, конечно, поможет, — он пожал плечами. — Сколько с ним не говори, а всё то же…       — Я сейчас вообще не об этом, — раздраженно выпалил Дей, но тут же с сожалением нахмурился, ведь не собирался грубить.       Сердце Амадея забилось сильнее. Он почувствовал, как к горлу подкатил ком, похожий на огромный камень. Но он должен был сказать это, несмотря на тревогу и панику. Амадей не мог не думать о том, что отец просто не поверит. И убедить его не представляется возможным, ведь брат дома и до тайника так просто не добраться.       В голове крутилось множество мыслей «а что, если…», но ни одна из них не заканчивалась чем-то позитивным, да и ничем позитивным это закончиться не могло. Альвисс не был тем, кто мог поблагодарить отца за помощь. И Амадея это пугало. Брат точно не обрадуется.       Альвисс был самым конфликтным человеком, которого только видел в своей жизни Амадей. Когда брат еще учился в школе, то постоянно влезал в какие-то передряги, вынуждая родителей подрываться с работы и лететь в школу. Хоть Альвисс и имел отличные оценки, а слыл настоящим скандалистом. Он редко лез в драки, чаще ограничивался цепкими фразами, после которых первый получал в лоб, а потом прикидывался, что его ударили за просто так.       — Что у вас там еще произошло? — отец поставил кружку с кофе перед Амадеем. Пенка качнулась и чуть не вылилась за бортики.       — Альвисс… — вместе с комом подступили и слезы.       — Ну?       — Он зависим… — тихо выдавил Дей.       После этих слов слезы отступили, но легче не стало. Сдержанные эмоции сдавили грудную клетку. Этот момент показался ему концом всего хорошего, что было в его жизни.       — Я видел у него сигареты, но это пустяк…       — Я не об этом. — эмоции с каждой секундой давили все больше.       — А что, Дей? Что происходит? Ты можешь нормально сказать? — Кнут начинал нервничать.       Мысли в голове Амадея стремительно нарастали, как снежный ком. Он не понимал, как выразить свою мысль так, чтобы она звучала убедительно. Любая фраза казалась ему шуткой, неуместной и глупой.       — То, что я скажу далее — это серьезно.       Отец терпеливо посмотрел на него и отхлебнул кофе.       — Его друг сказал, что Альвисс принимает наркотики, — Дей смотрел на свою руку, которую нервно ковырял ногтем. — Он принимает их уже около года, а друг узнал об этом только недавно.       Кнут нахмурился, но не стал прерывать Амадея, чтобы не сбить его с мысли. Он забыл о своём кофе и с удивлением обнаружил, что слова льются из Дея легко и свободно. Но самому Амадею так не казалось. Каждое правильно подобранное слово резало легкие.       — Конечно, я сначала не поверил и подумал, что это какая-то глупая шутка, но потом нашел тайник в рабочем столе Альвисса. Снизу последнего ящика приклеен пакет, в котором, видимо, он и прячет траву.       Отец глубоко вздохнул и опустил взгляд в стол. Он усиленно думал, но не показывал своего беспокойства. Амадей немного испугался такой реакции отца. Он решил, что тот ему не поверил, но потом заметил, что отец постукивает пальцем по чашке — Кнут всегда так делал, когда размышлял над чем-то.       — Так, Дей… — наконец-то заговорил отец. — Я поговорю с Альвиссом, а потом подумаем, что делать дальше.       Амадей ощутил облегчение, но понимал, что пока ещё не время расслабляться. Он уже знал, к чему приведет этот разговор. К скандалу. Ссоре. Ко всему, чему угодно, только не к чему-то хорошему, ведь Альвисс не из тех людей, которые умеют спокойно признавать свои ошибки. В последний раз, когда мама говорила с ним, Альвисс просто захлопнул дверь перед ее носом.       Дей ушел досыпать те несколько часов, которых отчаянно не хватало. Кровать, после шести часов сна на столе, показалась настоящим раем. Он заснул сразу же, как голова коснулась подушки.       Но через полтора часа его разбудил громкий, привычно грубый голос Альвисса:       — Это друг попросил подержать дома!       Амадей встал с кровати, не обращая внимания на сильное головокружение и тошнотворную пустоту в желудке. Сердце забилось так быстро, что отдавало пульсацией в горло.       Спальня родителей пустовала. Линда уехала на работу. Амадей остался один на один с происходящим в квартире. От этой мысли воздух всё тяжелее и тяжелее проходил в легкие. Ему казалось, что еще мгновение, и он упадет в обморок от нехватки кислорода.       Воцарившуюся на несколько секунд тишину разрезал разъярённый голос Кнута:       — Нет, ты мне объясни, почему какие-то дружки просят тебя подержать это, — отец потряс пакетом с марихуаной, — у тебя дома?       — Я не мог отказать…       — Ой, Альвисс, не надо врать! Посмотри на себя! Глянь-ка на себя в зеркало! Ты видел, что с тобой стало? Я-то думал, ты просто не досыпаешь, а оно вот как… — голос отца практически сорвался на крик. — Что ты сделал с собой? Зачем ты куришь эту дрянь?       Амадей быстрым шагом прошел на кухню, пытаясь не вслушиваться в разговор. Его всего пробил дикий озноб, предплечья покрылись мурашками. Брат мог сделать многое, чтобы продолжить принимать, ведь зависимые теряют свой облик, звереют. Им уже без разницы, родной ли это человек или чужой — главное получить очередную дозу.       Дрожащими пальцами Амадей с трудом набрал номер, написанный на бумажке, несколько раз промахнулся по кнопкам, но напряженные гудки всё же зазвучали.       — Да? — женский голос.       — Инге, пожалуйста, дайте трубку Инге… — голос Амадея не слушался, принимал истерические нотки. — Мне плевать — спит Инге или нет, разбудите и дайте ему трубку. Это очень важно…              В трубке долгие двадцать секунд звучало только шипение. Когда шипение прекратилось, Амадей взорвался:       — Инге, пожалуйста!       — Дей? Что случилось? — голос звучал заспанно.       — Я рассказал… — Амадей с трудом проглотил вязкую слюну. Ему жутко хотелось пить. — Я не хочу слышать этот скандал, вообще это всё…       Следующие несколько секунд Инге молчал. Амадей тоже молчал, но в голове у него поднялся такой вихрь, какого никогда не было. Казалось, еще минута, и паника задушит его с концами.       — Надевай куртку и бегом на улицу. Я подойду через пять минут к беседке за детской площадкой, — размеренный голос Инге действовал как успокоительное.       Амадей не успел ответить, как тот сбросил звонок. Ничего не оставалось, кроме как послушаться.       — Ты ублюдок, который никогда меня не понимал! — донесся крик Альвисса до него. — Ты пытался откупиться деньгами, давал мне всё, кроме родительской любви! Это потому, что я нежеланный ребенок, да? Дея вы любите, конечно, ведь вы его планировали, в отличие от меня…       Услышав эти слова, сказанные в сторону отца, Амадей закусил губу. Холодные щеки обожгло горячими слезами. Ему стало невероятно стыдно за то, что он вообще появился на свет. Амадей никогда не задумывался о том, кому из них — ему или Альвису — достаётся больше любви. Но сейчас ему в голову пришла мысль, что, возможно, брат в чём-то прав.       Амадею несколько лет подряд оплачивали занятия по английскому, покупали самое лучшее снаряжение для сноубординга, приятно общались и не наседали насчёт учёбы. А Альвиссу что? Альвиссу достались упрёки за плохие оценки и постоянная ругань из-за пропущенного года, в течение которого брат мог бы уже окончить первый курс университета.       Но, с другой стороны, Альвисс сам дал обещание закончить университет с отличием и помочь отцу с магазином. Что же случилось? Дей понятия не имел, что происходит с братом, но был напуган до ужаса.       Альвисс и сам не знал. У него не было сил: ни на себя, ни на других. Ему просто хотелось, чтобы никто не лез к нему, оставили наконец-то в покое, а там всё само как-нибудь уляжется…       Амадей надел первое, что попалось под руку: кроссовки без носков, штаны оставил домашние, а пока застёгивал куртку, зажевал подбородок молнией. Пулей вылетел из дома. Он бежал до беседки, утирая слёзы, а стоило дойти до нее, чувство одиночества обрушилось на него. Двор был болезненно пуст.       Даже прохладный ветер не унимал слезы Амадея. От слякоти на улице хотелось плакать ещё больше. Утреннего солнечного неба будто и не было — его заволокли серые тучи, из которых накрапывал дождь. Погода плакала вместе с ним.       Амадей неизбежно пришел к выводу, что во всем виноват именно он. Что главная его ошибка была — просто родиться.       Сзади донесся знакомый голос:       — Дей!       Инге бежал, держа шапку и очки в руках, куртку расстегнул настежь. А увидев знакомый силуэт, рванул еще сильнее. Изо рта вырывались клубы пара.       — Господи, — испуганно выдавил Инге, увидев, что Амадей захлебывается в слезах. Видя перед собой эту картинку, он невольно нахмурился.       Слова застряли у Дея в горле, эмоции захлестнули его. Даже присутствие Инге не принесло облегчения, безнадежность принялась с большей силой душить Дея. Амадей начал нечленораздельно ругаться и на отца, и на Альвисса, и на себя. Весь белый свет был ему врагом.       Инге присел рядом. Пробежав пальцами по волосам и потерев лицо ладонями, он попытался собраться с мыслями. Инге на мгновение сковал страх. Это были всего несколько секунд, но, очнувшись, он словно оказался в другом мире. И мир этот был размером с беседку. Инге обнял Амадея, а тот уткнулся головой ему в грудь. Всхлипов и грубых слов стало только больше, и сдержать этот порыв эмоций было уже невозможно. Инге оказался в беспомощном положении, однако его руки только сильнее сжимали Дея в объятиях.       Растерянное молчание Инге действовало успокаивающе на Амадея. Стало тепло, и он вскоре затих, пробиваемый дрожью по всему телу. Инге почувствовал облегчение, когда Дей перестал рыдать, и на его лице появилась слабая улыбка.       — Тебе легче?       Ответа не последовало. Амадей только сильнее вжался в его свитер, не переставая думать о том, что никакой дружной семьи больше нет. Всё это теперь сладкое и неповторимое прошлое, в котором остались и Альвисс, и родители. Теперь вместо них подставные актеры, плохо исполняющие свою роли.       Инге глубоко дышал и успокаивал этим себя.       — Мне в свое время тоже было несладко, — начал Инге, хотя знал, что сейчас не время рассказывать о своем прошлом. — Отец был тем еще чудаком, и я уехал жить к тетушке. У матери были противоположные моим взгляды на жизнь, поэтому она всячески принижала меня, — он выдавил из себя утешающую улыбку. — Видишь, жив-здоров сижу…       Амадей поднял голову и прекратил объятия, вытирая раскрасневшееся лицо руками и невольно улыбаясь в ответ. Он потер нос, чтоб не чихнуть: сопли от холода и слез текли ручьем.       — Отец бил тебя? — хриплым от слез голосом спросил Дей.       — Бывало.       — Извини…       — О, нет-нет, все в порядке.       Они неловко замолчали, смотря вдаль. Амадей сложил ладони между ног, чтобы согреть. Инге надел шапку и очки. Оба ежились от холода, хотя полминуты назад в объятиях было даже жарко.       Дей первый решил нарушить тишину, тихо задав вопрос:       — А как ты узнал, что Альвисс употребляет?       Инге мимолетно посмотрел на Амадея, встретившись с ним взглядом, и перевел глаза вниз, на свои ноги.       — Ну… Мы, как обычно, сидели у друга на квартире. Альвисс неожиданно встал и ушел в ванную. Смотрю, его уже пять, десять минут нет. Конечно, я заволновался, мало ли что? Захожу в ванную, а он на стуле под вытяжкой стоит с пипеткой.       Амадей погрузился в непробиваемую тоску.       — А ты знаешь сколько он сидит уже?       — Не знаю, — Инге снял очки, разглядывая их.       — А из-за чего начал не знаешь?       — Без понятия, — он вдруг оживился, — но в последние месяцы он стал меньше времени проводить с нами и никак не объяснял свое отсутствие.       Амадей уперся локтями в столик беседки:       — Я не понимаю Альвисса, ведь у него есть всё: и любящая семья, и деньги, и перспективы. Я слышал от него, что ему уделяют недостаточно внимания и что он нелюбимый ребенок, в отличие от меня. Возможно, я немного согласен с этим, но это не причина убивать себя.       Инге прокашлялся, размышляя над ответом. Его руки начинали мерзнуть.       — Причиной убить себя могут быть и плохие баллы за проверочную, — наконец-то ответил он.       — Наверно… — выдохнул Дей. — Но раньше Альвисс не был таким. Мне казалось, он силен духом, ведь обещал, что типа продолжит бизнес отца, все дела. А сейчас…       Он взглянул на свой дом и в голове появилась новая мысль:       — Он не принимал что-нибудь потяжелее?       — Не знаю, — Инге едва заметно пожал плечами. — Думаю, в Норвегии трудно достать что-то тяжелое.       — Ясно…       Воцарилась тишина. Возвращаться домой — не выход, а на улице совсем не лето. Амадей растирал озябшие колени. Домашние штаны не спасали от пробирающего холода, как и кроссовки без носков. Щиколотки обдувал ветер, и кожа покрывалась мурашками.       — Пойдем в «Adamstuen»? Если не против, конечно… — Дей туго проглотил вязкую слюну. — Правда, у меня с собой мало денег…       Он пошарил в карманах куртки: нашел только тридцать крон и даже заулыбался. Этого должно хватить.       — Не против, — Инге облегченно вздохнул, предвкушая тепло. — Пойдем.       И они поплелись через дворы в полнейшем молчании, разглядывая старые дома, которые были построены давным-давно, но все еще не утеряли своей исторической красоты. Амадей смотрел на них и думал, а какие люди там живут? Как живут? Они счастливы и спокойны, как среднестатистически выверенные граждане любой страны Скандинавии, или тоже чувствуют безнадежность и копаются в ворохе проблем?       Дей, по правде говоря, не верил статистике.       Уже сидя в кафе, Инге внимал каждому слову Амадея, жалующегося на брата и родителей. Инге не мог оторвать взгляда от Дея. Так продолжалось около получаса, пока, наконец, Амадей не выдохся и не закрыл лицо руками. Он чувствовал, что ситуация безвыходная. Даже если Альвисса удастся вытащить из зависимости, не было никаких гарантий, что он не вернется к наркотикам. Амадей не допускал даже мысли о других исходах.       Инге не пытался убедить его, что всё будет в порядке, так как знал Альвисса. Это был человек импульсивный и грубый, с ним всё могло пойти не так. Да, в Норвегии довольно трудно купить тяжёлые наркотики, но нельзя было быть уверенным, что Альвисс ограничился лишь травкой. Лукас, его друг, был тем ещё странным типом, который мог достать всё что угодно.       — В этой ситуации я могу тебе посоветовать лишь не кидаться из крайности в крайность, — Инге напряженно вдохнул, судорожно подбирая нужные слова. — Смотри на ситуацию объективно и думай в первую очередь о себе. Нет ничего более ценного в твоей жизни, чем ты сам, — он выдавил из себя улыбку.       — Верно… — пробубнил Дей.       Они немного помолчали. В кафе было очень тихо, из людей — только пожилой мужчина с книжкой в противоположном конце помещения и кассирша.       — Слушай, извини, что я тогда так грубо обошелся с тобой.       — А? — Дея словно выдернуло из сна. — А-а… Тогда по телефону… Всё нормально.       — Я сам весь на нервах был, думал, взорвусь просто.       Инге пил латте, но лишь потому, что в «Адамстуэн» не имелось обычного черного чая. Казалось, в Норвегии даже груднички вместо молока хлещут кофе.       — Да я тоже не подарок… — Амадей натянул вымученную улыбку, адресованную скорее столу, нежели Инге. — Не знаю, накатило что-то. Я даже на похоронах дедушки не плакал.       — Неудивительно. Я на тебя с этой информацией как снежная лавина обрушился. Не надо было так…       — А как ещё?       Инге на мгновение замолчал.       — Не знаю.       — Всё, хватит, — с нескрываемым раздражением бросил Амадей.       — А о чем ещё говорить-то?       — Давай поиграем.       Инге озадаченно посмотрел на него.       — Во что?       — В молчанку, — Дей не смог сдержать идиотской улыбки.       — Ладно.       — Вот, ты уже проиграл.

◑

      Амадей вернулся домой только к обеду. Насторожив все органы чувств, он открыл входную дверь, но, к своему счастью, ничего беспокойного не услышал и не увидел. Квартира погрузилась в меланхоличную тишину.       — Правильно, что ушёл гулять, — неожиданно заговорила мама, которая сидела на кухне. Она моментально подорвалась с работы домой, когда Кнут позвонил ей. — Альвисс тут дал, конечно…       — В каком смысле? — встревоженно спросил Дей.       — Он зеркало в спальне разбил, когда Кнут сказал, что они сегодня же поедут в реабилитационный центр. Я уже убрала всё.       Амадей представил эту картину слишком ярко. Грудь будто облило кипятком. Разбивать — это в стиле Альвисса. Два джойстика давно погребены на свалке из-за проигранных раундов. Злость брата слишком пугала Дея.       — Как давно они уехали? — еще более встревоженно спросил он.       — Час или два назад, не знаю… — ответила Линда.       Амадей сел напротив неё.       — Как папа вообще смог увезти его куда-то?       — Он полчаса разговаривал с Альвиссом, когда тот уже успокоился, — Линда пожала плечами. — Кнут закрыл дверь, поэтому я не слышала, чего он там ему наплел. Главное, что это сработало…       — А знаешь, куда они уехали? — Амадей упёрся локтями в стол.       — В Бьерке, а какой конкретно адрес — не знаю. Он сказал, что знает там хорошего специалиста, — она крутила кольцо на пальце. — Сначала к психиатру съездят, а тот уже скажет, что делать дальше. Надеюсь, всё будет хорошо…       — Дорого, наверно, обойдется?       — Психиатр — да, а реабилитация в больнице за счет государства, — Линда устало потерла глаза. — Ой, Дей, я пока без понятия, что будет дальше. Лишь бы Альвисса вытащили из этой дыры…       Она терла глаза, чтобы не заплакать. Амадей заметил это, но не стал ее утешать, ведь ни одни слова тут не помогут. Ему самому было гадко на душе, и от этого чувства не скрыться, все-таки Альвисс — родной человек.       Амадей ушел в свою комнату и пропал в ней на следующие несколько часов. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя. В его голове никак не укладывалось то, что теперь всё по-другому. Даже он сам теперь не тот Амадей, какой был пару месяцев назад.

◑

      Все находились в напряженном молчании. Альвисс сразу закрылся у себя в комнате и до следующего дня не высовывался. Это особенно встревожило Амадея. Психиатр однозначно запугал его своими россказнями.       — Что врач сказал? — теперь Амадей стал донимать вопросами уже отца.       Кнут казался изможденным, его глаза были лишены всякой жизни, словно две пустые ямы, наполненные безнадежностью. Дей никогда прежде не видел своего отца в столь печальном состоянии, как в тот вечер.       — Он поговорил с Альвиссом один на один, поэтому я без понятия, что там происходило в кабинете. Врачебная тайна, как-никак, — он смотрел на кружку с кофе в своих руках. — Единственное, врач пожаловался, что Альвисс долго отказывался рассказывать о себе и оскорблял его. Кое-что врачу всё же удалось узнать, поэтому ему после сдачи анализов выпишут транквилизаторы, а потом положат в реабилитационный центр. Страшно это всё…       Амадей не смог что-либо ответить, поэтому лишь покачал головой и тяжело выдохнул.       Родители ушли спать. Не спал только Амадей. Теперь спокойная тишина в квартире перестала быть таковой. Она давила, душила, обременяла, но никак не успокаивала. Дей не мог заснуть, потому что панически боялся, что Альвисс сбежит из дома. Этот страх съедал его изнутри.       Амадей среди ночи аккуратно открыл дверь в комнату брата. Альвисс спал крепким сном, обнимая одеяло. По его безмятежному лицу шла тусклая полоска света от уличного фонаря. Дей бесшумно проник в комнату и какое-то время стоял рядом с кроватью, ни о чем не думая. Только находясь здесь, его не одолевал страх, что брат может куда-то убежать.       В комнате брата пахло пластиком от боксов для CD-дисков. Амадей сел на пол, на мягкий ковер, и уперся лбом в свои колени, обнимая их. Но стоило Альвиссу лишь слегка пошевелиться во сне, и Дей тут же испуганно уставился на него, словно был пойман за чем-то преступным.

◑

      Рано утром в понедельник (папа на работе, мама еще спит) Альвисс разговаривал с кем-то по телефону. Амадей без зазрения совести подслушивал, стоя в коридоре рядом с кухней.       — Не надо, не приезжай, — брат сделал паузу, выслушивая человека на том конце провода. — Нет, это лишнее… У меня нет сил на то, чтобы распинаться перед тобой о случившемся. Я больше вообще не хочу тебя видеть. Никогда. Забудь этот номер и меня.       Амадей насторожился и тут же вздрогнул от неожиданности, когда Альвисс заговорил громче:       — Что? Что за бред ты несешь?! Я никогда не любил тебя. Всё, хватит…       Альвисс с раздраженным выдохом сбросил звонок. Какое-то время на кухне было совершенно тихо, и Амадею показалось, что брат просто стоит на месте и пытается справиться с эмоциями, но тот резко вышел из-за угла, задев Дея плечом.       — Места мало?       — Нехуй стоять подслушивать, — обернулся Альвисс.       — С кем ты говорил?       Брат на мгновение остановился, нахмурившись, и продолжил путь в комнату:       — Тебя это не касается.       Амадей, на самом деле, и без того понял, с кем говорил Альвисс. Одна из тех девушек, которыми брат, не стыдясь, пользовался. Каждая из них в свое время думала о чистой, непоколебимой любви, пока Альвисс начинал терять интерес и подыскивал очередную замену. Все они были разные лицом, но абсолютно одинаковые личностно: глупые, наивные, эмоциональные.       Без тени сомнения было ясно, что Альвисс не из тех поэтичных парней вроде самого Дея, которые верят в любовь всей жизни и уважают девушек так же, как и мужчин. Но и откровенным женоненавистником брат не был, просто оправдывался для себя тем, что все они «не то».       Амадей решительно ничего не знал о происходящем в личной жизни Альвисса, кроме того, что у брата всегда есть запасной вариант. Очевидно, что он подыскивал эти варианты в самых ненадежных местах: на тусовках, в клубах и через своих сомнительных знакомых.       Одно удивляло Дея: неужто Альвисс действительно такой неописуемый красавец? Глазами всех тех девушек Амадей, конечно, взглянуть не мог, но мог точно сказать, что брат своей худобой только пугал.       За окном шел мелкий, противный дождь, от которого волосы Дея всегда превращались в перекати-поле. Только о судьбе прически не очень думалось. В голове одновременно крутилась и жгучая обида на Альвисса, и мысли о том, где бы в школе выловить Инге, чтобы договориться о встрече в кафешке. Если, конечно, занятия у Инге заканчиваются в то же время, что и у Амадея.       Дей неторопливо собрался, накинул капюшон куртки на голову и вышел из дома, сопровождаемый строчками песни «Pretty Fly For a White Guy» в наушниках:       «You know it's kind of hard; Just to get along today».