Лисья гора

В давние времена боги враждовали между собой, и часто умирали быстрее, нежели успевали запомниться людям. Канхён те года помнил смутно, будто все воспоминания заливало алыми ручьями, и единственное, что он знал наверняка - вымыть руки в тех бушующих потоках он успел сполна, по самые локти. Он был молодым, высокомерным и непомерно жадным до сути, желал стать великим и прочесть в волшебных книжках возвышенную правду о мире, и лишь когда он остался совсем один, окружённый только трупами поверженных, Канхён понял - никаких "смыслов" нет. Нет чудесных свитков, что могли бы открыть очи, нет сказочных формул, заключающих секреты мира, силы или разума. Разочарование ударило хлестко и наотмашь, сметая под корень все, что считал ценным, уничтожая все деяния, принятые им как подвиги, отрезвляя и понукая к перемене. И Канхён послушал этого безжалостного хлыста, так бесцеремонно отобравшего у него убеждения. Он стал интересоваться духовными практиками, медитацией. Все сначала шло из рук вон плохо, - Канхён срывался, злился, его раздражала музыка, звон колоколов, тело отказывалось не двигаться и ноги буквально стонали, согнутые в ненавистном "лотосе", - но со временем все поутихло. Бурный поток внутри Канхёна унялся, приняв лик горной речушки, где камни все ещё водятся, да и водоворот затянуть может, но текущей своим мирным и тихим путём. Так же было и с большинством тех, кто в той войне выжил. Даже удивительно, но между собой боги не договаривались, - не было никакого мира, но в какой-то момент вражда просто прекратилась. Единицы, что оставались верны своим целям убийц, со временем совсем перевелись, в итоге поубивав друг друга или сгинув где-то в мёртвых землях. Так на земле устроился мир, и понемногу стало оживать новое увлекательное для богов детище - человечество. С тем, как развивались люди, их взаимоотношения, пришлось развиваться и богам. Теперь они уже не могли оставаться могущественными духами-одиночками, осознав что просто не в состоянии контролировать все происходящее. Нужно было признать, что смертные (да и ёкаи, появившиеся, правда, немногим раньше чем люди, но особенно активизировавшиеся именно с ростом человеческого общества) заметно прибавили миру жизни. Постепенно организовывались храмы и обители, боги избирали себе свои территории, кто-то выбирал напарников, кто-то вступал в содружества. Стали организовываться связи с людскими храмами - бог мог отправить одного из своих адептов в город или храм, где тот собирал информацию и докладывал, если случалось что-то важное. Спустя какое-то время, организовались целые сети: кто за что отвечал, кого звали на совет, кого считали условным лидером. Так Восточный храм занял свое почётное место крупнейшей и самой "населенной" обители, центральной жилы половины божественного мира. Формирование такой инфраструктуры, да ещё и втайне от людей, было делом времязатратным и кропотливым, да к тому же ещё требовало наименьшей пафосности и шума. Потому ни один тракт, который использовали боги, не отличался от трактов обычных, людских, и ни один путь, что проложили боги не мог прославиться пышностью или хотя бы ухоженностью. Да что там - безопасностью. Дворец, куда направлялся Канхён, был хоть и важным, но совершенно заброшенным местом. За пожившей жизнью некогда роскошной резиденцией наблюдало всего пару монахов, а тануки бессовестно озорничали во дворах. Это место использовали только для проведения советов, и ни для чего более, однако сбор богов - идеальный случай для врагов, хоть таковых и не было. Кто же станет идти на такие мероприятия вооружённым или готовым к серьёзному бою? Идеальным было решение разместить место сбора так, чтобы ни одна живая и хоть немного здравомыслящая душа не стала волындать даже в теоретической близости. Небольшая гора, за сотню или около того километров от небольшого посёлка, что снабжал мёдом средних размеров регион. Идеальное место - не слишком скрытно, но так, что и вправду никто бы не поткнулся. Тем поразительнее для Канхёна было осознать, что за ним кто-то следил. В этом не могло быть особого смысла, да и дорога далеко не для слабых духом, но все вопросы отпали, заменяясь тяжелым удрученным “ну опять”, стоило заметить профессионализм, с которым преследователь устроил свое временное убежище. Канхён, уже догадавшийся кто мог так мастерски себя НЕвыдать, с интересом и злорадством затих, старательно делая вид, что не заметил глупо торчащих среди листьев ушей. Спустя пару минут маскировка окончательно рассыпалась, когда Ёнхун выскочил из своей засады как ошпаренный, поливая бранью безневинный ракитник и со злостью выдергивая из хвоста колючие ветки и листья. - … кто посадил тут эту гадость?! - запутавшаяся клубками шерсть на хвосте вызывала в кицунэ буквально ужас вперемешку с отчаянием, и гневная брань быстро перешла в нытье и жалобы, в порыве которых Ёнхун и не думал замечать щурящегося и хмурого Канхёна, протиравшего в нем дыру, — Как можно так издеваться, и зачем он вообще тут нужен? Нельзя было гортензий посадить, или пионов каких… извращенцы, гады, сволочи! Канхён с интересом наблюдал за этим представлением. Он понял, что Ёнхун шел за ним с самого начала, но вот причин даже воображать не думал: у этого оплакивающего собственные колтуны кадра смыслов могло найтись тысячу, причем таких, что у Канхёна и до конца дней не хватит фантазии выдумать. Мужчина терпеливо ждал, когда лис наконец исчерпает свой поток драмы и обратит на него внимание. - Мой хвост, мой прекрасный хвост!.. А, ой, — заулыбался ёкай, наконец заметив грозную фигуру чуть поодаль, втянув голову в плечи и мгновенно ссутулившись, будто провинившийся кот, — Привет. Я тут это… ну… ты знаешь, просто… - Ты чего за мной потащился? - безапелляционно перебил Канхён, едва заметив прижатые уши: Ёнхун этого не замечал, но он всегда так делал, когда нервничал, и тогда от него ничего толкового или внятного не дождешься. Зато можно было добиться, — Пошел просто так, из скуки, или может ты слышал, что говорил посыльный? Удивительным образом переменившись в лице, Ёнхун, вдруг ставший не то серьёзным, не то даже грустным, опустил глаза, теряя интерес к злосчастному хвосту. В рыжеватой соломенной шерсти все ещё виднелись обломанные куски веток, связанные всклокоченной густой шерстью, но кицунэ безразлично выпустил хвост из рук, наконец отвечая не на шутку заинтригованному божеству: - Я знаю, что это за реликвию украли, и знаю зачем. Но я не могу сказать, — Канхён едва успел открыть рот, как его тут же перебили, мотая головой, — Можешь мне не верить, это не важно, но тебя или кого-то ещё наверняка отправят на поиски. Я хочу быть уверен, что ларец найдут и вернут на место. Его нельзя открывать. А после, Ёнхун замолчал на мгновение, и тихо добавил, тяжело опуская голову. - Я обещал. Канхён чувствовал себя будто громом поражённый. Это - Ёнхун? Это? Этот поникший, уставший и почти скорбный кицунэ - Ёнхун? Этот кицунэ, что говорил сейчас так складно, гордо и твердо… Он умудрялся так искусно скрывать свою личность, что богу было не под силу раскусить! И он знал то, о чем не знал сам Канхён. - Допустим, ты правда в курсе, что внутри, — Канхён с усилием заставил себя одернуться, оставляя для удивления место "на потом" и возвращаясь к вопросам более интересным, — Почему ты решил, что его будут искать? Этот сундук приволок человек, в полубреду, ничего не объяснив, и никто особо не придавал значения… - Но ты ведь придавал, — Ёнхун улыбнулся легко, одними уголками губ, выглядя при этом удивительно завораживающе. Канхён словил себя на мысли, что совсем не знает его, и, наверно, учитывая бегущие по загривку мурашки, лучше бы и не знал вовсе, — Ты, считай, только за сундучком-то и наблюдал, почти единственный из всех божеств им интересовался. У Канхёна в голове громом блеснула страшная догадка, которую он и не думал озвучивать, но Ёнхун тут же сам ее подтвердил: - Я ведь только потому и пришел на твою территорию. Помнишь, ты когда-то отправлял пару ёкаев разнюхать что-то про тот сундук? Вот и… Ёнхун многозначительно повел плечами. Бог чувствовал себя мальчишкой, которого обманул взрослый, пообещавший конфетку. Кицунэ - то отнюдь не прост! И не молод совсем - в последний раз Канхён ёкаям задания раздавал не один век назад! Канхён нахмурился, принимаясь разглядывать знакомую фигуру на этот раз по-новому: что было не так? Но образ оставался неизменным. Все те же длинные ноги, так же неряшливо завязана рубаха, те же латки на локтях… и вот уже снова - глуповатая безразличная мордашка, радостно приподнятые уши… Канхён бы с удовольствием приписал лису раздвоение личности, однако его разум был для этого через чур крепок, теперь мужчина в этом не сомневался. Выпытывать что-то у Ёнхуна, когда он уже сам с темы соскочил было бесполезно. Он слишком ловко водил за нос, и Канхён решил по другому: раз ёкай хотел знать о сундуке, значит он возьмет его с собой, вызвавшись на собрании самаритянином. А там по дороге все и узнается. - Со мной пойдешь, — мужчина не спрашивал, но Ёнхун согласно замотал головой, покорно следуя за Канхёном во Дворец, пока тот молился, чтобы кицунэ ненароком жвачка в голову не стукнула.