Джонатан-Идиот Тьюринг

      В середине марта, расправившись наконец-то с британской бюрократической машиной, Тьюринг переместился международным порт-ключом из Лондона в Фес, Марокканский город, откуда экспедиция начинала своё путешествие. На точке выхода он сразу же попал в руки таможенников. Один из служащих жестом попросил Джонатана надеть артефакт-переводчик.       — Откройте вашу сумку, пожалуйста, — произнёс он спокойным, скучающим тоном.       — Конечно, — Джонатан кивнул и передал служащим раскрытую дорожную сумку.       Таможенники проверили содержимое специальными артефактами, причём несколько раз. С такой дотошность Джонатан сталкивался не впервые: в южной Америке его сумку чуть ли не вывернули наизнанку. Там, как и в здесь, в Марокко, процветала контрабанда, и местные маги весьма настороженно относились к приезжим. Пока сумка Тьюринга претерпевала воздействие очередного артефакта, один из таможенников, седоватый мужчина в феске, вдумчиво вчитывался в документы Джонатана.       — А… экспедиция, — таможенник понятливо покачал головой, — часть ваших уже прибыла, — он передал документы обратно Тьюрингу, а спустя минуту и его дорожную сумку тоже, — Добро пожаловать в Марокко.       — Спасибо, — кивнул Джонатан, пряча бумаги во внутренний карман походной мантии.       Отойдя от точки выхода, он оказался в просторном зале, отделанном традиционной марокканской плиткой. Пёстрые узоры весело переливались в свете утреннего солнца, льющегося из арочных окон. Пол был устелен ткаными коврами и чем-то походил на лоскутное одеяло, а с потолка свисали витражные шестиугольные светильники, блики от которых рассыпались по залу как самоцветы. Оглянувшись по сторонам, Джонатан сразу приметил разношёрстную группу людей в дорожных мантиях. Его тоже заметили.       — А вот и мастер Тьюринг, — ему приветственно махнул один из исследователей: француз, которого Джонатан знал ещё со времён своей работы в садах Гильдии, — почти все в сборе.       Джонатан поздоровался с присутствующими. Новых лиц почти не было, всё же гербологи-натуралисты редко пополняли свои ряды. Был здесь и мастер Лиань Хва. Мужчина, одетый в походную мантию традиционного китайского покроя, сильно выделялся среди остальных членов группы. Как всегда он стоял особняком, уткнувшись в свои свитки, с заткнутой за ухо кистью для каллиграфии. Аккуратные очки, с серебряной цепочкой у основания дужек, съехали практически на кончик носа Лианя, едва не падая, но тот был так погружён в чтение, что не спешил их поправлять. Он был не на много старше Тьюринга, на его бледном лице всегда можно было увидеть лишь одно выражение: сосредоточенно сведённые к переносице брови и поджатые губы.       — Мастер Хва, — Джонатан коротко кивнул, подойдя ближе.       — Тьюринг, — мужчина так же кивнул, не отводя взгляда от своего свитка.       — Простите, что не отвечал на письма, это было грубо с моей стороны.       — Действительно грубо, — согласился тот, наконец удостоив своего собеседника строгого взгляда поверх очков, — только грубо не по отношению ко мне, а к нашему делу. Вам не раз говорили, Тьюринг, что вы человек редкого ума. Так вот знайте, я не буду больше заботиться о нём вместо вас.       Слова мастера звучали резко, но справедливо, всё же ему пришлось посылать к дому Тьюринга миссис Лавгуд, и то только для того, чтобы обратить его внимание на неотвеченные письма. Джонатан несколько пристыжено опустил взгляд, в то время как его собеседник уже потерял всякий интерес к разговору. Лиань был человеком прагматичным и взвешивал людей по их навыкам, а не личным качествам. Тех, кого он находил слишком лёгкими, мастер Хва непринуждённо скидывал с чаши весов. На свою беду Тьюринг попал в разряд «тяжёлых», так что ожидать, что его оставят в покое не приходилось, хотя Лиань и дал понять, что настойчивый визит Пандоры Лавгуд был разовой благотворительной акцией во благо науки.       Между тем к их разношёрстной группе торопливо подошёл невысокий мужчина арабской внешности. Его лицо было открытым и улыбчивым, тёмные волосы вились мелкими кольцами, выглядывая из-под куфии: традиционного узорчатого платка, обмотанного вокруг головы. Как и все присутствующие, он имел при себе артефакт переводчик в виде неприметной подвески.       — Господа, дамы, — обратился он к присутствующим, смерив каждого члена группы внимательным взглядом, — от лица марокканской ассоциации гербологов приветствую вас в Фесе. Меня зовут Надим Адила Наджахар, для удобства просто Надим. С нашего языка такое имя значит «друг» и я надеюсь что именно другом я для вас стану, — он лучезарно улыбнулся, слегка склонив голову в знак уважения.       — Очень приятно, Надим, — кивнул ему француз из делегации, — надеюсь мы и вправду подружимся, меня зовут Жан Поль, а это… — он принялся перечислять по именам всех присутствующих, и когда знакомство наконец подошло к концу, он вновь повернулся к арабу, — скажите, Надим, вы наш проводник?       — О нет, — тот картинно взмахнул рукой, — к сожалению, я лишён дара хождения в пустыне, — поймав на себя непонимающие взгляды иностранных магов, он продолжил, — у этого края свои собственные магические потоки, их ещё называют дыханием Сахары, поэтому магам ориентироваться в ней практически невозможно, особенно когда дело касается поиска колдовских озазисов. Некоторые из наших учёных и вовсе считают, что эти чудесные места перемещаются. В общем, как вы можете понять, ходить по Сахаре без риска пропасть в ней умеют только магглы, что издревле глухи к её воздействию, а так же народ свободных людей: амахаг.       — Вы имеете ввиду берберов? — переспросил кто-то из членов группы.       — Да, — Надим усмехнулся, — простите я забыл ваше, европейское название, — в его тоне прозвучало едва заметное лукавство, — и тем не менее, у нас будет проводник из берберов, который поможет нам безопасно добраться до нашего места назначения.       — И где же он? — спросил Жан, — время сбора уже прошло.       — Не судите строго его пунктуальность, — Надим покачал головой, — жизнь амахаг продиктована зовом пустыни, он появится тогда, когда это будет необходимо. Мы здесь уважаем их традиции, иначе ход в Сахару был бы закрыт всем магам.       Гербологи понимающе переглянулись между собой. Не впервые им приходилось сталкиваться с чем-то подобным. В том же Тибете им пришлось ждать целую неделю, пока монахи не объявили что магия подала знак и можно начинать подъём в горы. Тем временем Надим продолжал благодушно улыбаться.       — Вы знаете, я чрезвычайно рад, что на такое незначительное событие, как цветение «сердца пустыни», собралось посмотреть столько замечательных исследователей, — сказал он.       — Незначительное? — отчётливо фыркнул мастер Хва.       — Оно расцветает ежегодно, и мало чего нового происходит в это время, — Надим пожал плечами.       — И тем не менее, «сердце пустыни» это настоящее чудо, — мягко вклинился в разговор Тьюринг, — я читал о том, что этот цветок равен по качеству энергии магическим источникам, а в пик цветения он и вовсе ощущается как родовой камень.       Джонатан и сам не заметил, как привычный ему энтузиазм, радостно заполнил всё его существо, вытесняя неловкий осадок от разговора с мастером Хва. Надим посмотрел на Тьюринга с лёгким удивлением, а потом вдруг повеселел, видимо наконец-то найдя свободные уши для причитаний на любимую тему.       — Увы, эта его особенность и стала причиной тому, почему их осталось так мало, — Надим вздохнул с почти театральной скорбью, — раньше, маги этих земель использовали растение вместо камня рода, из его толстых корней вырезали идола и прятали в катакомбах дворцов. Однако, сто лет назад стало известно, что эти растения не просто эндемики Сахары, а неотъемлемая часть её магии. Сейчас «сердце пустыни» неприкосновенно. За попытку завладеть хоть малейшим кусочком, магу отрежут голову.       — Варварство, — едва слышно пробормотал кто-то из группы, но Надим благополучно пропустил это мимо ушей.       Тем временем, их проводник до сих пор не спешил появляться, и тогда Надим принялся развлекать гостей рассказами о пустыне и её особенностях. Его речь была живой, энергичной, как и его мимика и от того привлекательной. Однако, присмотревшись к марокканцу получше, можно было легко узнать в нём классический пример европеизации. Пусть он и был одет в национальную одежду, на предплечье у него отчётливо проглядывалась кобура с волшебной палочкой, обыденным инструментом, чуждым его культуре. Засилие европейского стиля магии, который вытеснял исконные традиции некоторых стран, всегда оставалось предметом споров. Палочковая магия шагала по земле весьма не миролюбивым способом, шагала рука об руку с белым человеком и его завоеваниями. Пускай некоторые патриоты из Британии, Америки и Франции, готовы были грудью защищать свой стиль колдовства, они все предпочитали вежливо промолчать, когда речь заходила об исчезновении с лица земли целых поселений шаманов и знахарей на полуострове Юкатан или в той же южной Африке. Все понимали, как именно пропадали традиции коренных народов, но все продолжали молчать, делая вид будто ничего не случилось, и ошибок прошлого не существовало.       Тем временем в просторный зал ворвался порыв сухого ветра. Воздух всколыхнулся и сразу же успокоился. Витражные светильники мелодично звякнули друг об друга, и их цветастые блики заплясали по комнате. Надим осёкся на полуслове, прерывая свой увлечённый рассказ о городе Фес, и задумчиво посмотрел на арку входа, где уже стоял незнакомый Тьюрингу маг.       Этот человек был высоким, смуглым, с тёмными глазами, взгляд которых невольно заставлял застыть на месте. На лице, обласканном песками пустыни, двумя стройными линиями вырисовывались цепочки татуировок, тянувшиеся от глаз до самого подбородка, теряясь в густой тёмной бороде. Волосы, цвета древесного угля с россыпью выгоревших локонов, волнами спускались на плечи незнакомца. Одежда выдавала в нём кочевника: его голову покрывала синяя куфия, украшенная тонкой серебряной цепочкой с подвесками ромбовидной формы, воротник белой кандуры выглядывал из-под темно-серого плаща, предплечья защищали тканевые наручи, стянутые кожаными шнурами. В руке у мага был посох, исчерченный незнакомыми символами: скорее всего это был его артефакт для сотворения магии. Широкий ремень холщового баула, сотканного из ярких нитей, покоился на его плече, рассекая тёмную фигуру кочевника пёстрой лентой. Проницательные глаза кочевника скользнули по группке иностранцев без намёка на интерес. Он не спешил приближаться к ним, не сделав ни единого шага в их направлении. Даже стоя в нескольких метрах от незнакомца, Джонатан невольно ощутил ту молчаливую силу, которая таилась в нём. Но эта мощь не подавляла, не заставляла бояться, а скорее мягко обволакивала всех присутствующих, ненавязчиво выделяя хозяина этой земли. В тот момент уже каждый в группе без помощи Надима понял: этот человек и есть амахаг, сын пустыни и их будущий проводник.       — Ну вот и ты, — говорливый марокканец расцвёл в благодушной улыбке и подошёл вплотную к незнакомцу, — друзья, позвольте вам представить Заира. Он был так любезен что согласился проводить нас к оазису с «сердцем».       Заир плавно склонился к Надиму и сказал тому что-то в полголоса. Марокканец нахмурился и кивнул несколько раз, видимо принимая слова кочевника к сведению.       — Друзья, — Надим вновь обратился к группе, — не всем из вас доводилось бывать в наших краях, ведь так?       — Да, некоторые из нас впервые посещают Сахару. Какие-то проблемы? — Жан Поль вопросительно поднял бровь.       — Нет, проблем нет, — отмахнулся Надим, — просто наш проводник заметил, что не все из вас имеют охлаждающие артефакты приемлемого качества, а потому он не может вести вас в пустыню, это может быть опасно.       — Уж что-что а тепловой удар я думаю можно пережить, — усмехнулся Жан, — не стоит беспокоиться.       — Ваше невежество поражает, — высказался мастер Хва, с явным сожалением убирая свой свиток в сумку, чтобы принять участие в разговоре, — довожу до вашего сведения, что охлаждающие артефакты охлаждают не столько вашу пустую голову, сколько не дают чужеродной энергии пустыни влиять на ваш организм, — сказал он ровным и спокойным голосом, будто объясняя скучную тему на уроке, — но если вы экстремал и хотите острых ощущений от дестабилизации магического ядра, то никто не в праве вас останавливать.       Жан, получив свою отповедь, сразу же стушевался. Тьюринг, будучи целителем по образованию, прекрасно понимал что может случиться со взрослым магом при дестабилизации ядра. Он озадачено порылся в собственных карманах и достал охлаждающий артефакт, представлявший собой гладкий, обточенный кусок обсидиана, исчерченный руническими символами, с медной цепочкой продетой насквозь. Этот амулет он приобретал в южной Америке, когда занимался исследованием уникальной флоры в резервации маянских шаманов и что-то подсказывало Тьюрингу, что против дыхания Сахары, эта замечательная вещица не выстоит.       — Друзья, не расстраивайтесь, — сказал Надим, заметив как рассеянно переглянулись некоторые исследователи, — как вы помните, у нас есть ещё целый день перед отправкой в пустыню. Магический базар Феса вполне сможет помочь вам приобрести необходимые артефакты, — он непринуждённо шагнул к выходу, — идёмте, я покажу вам дорогу к гостинице и выход к рынку.       Группа магов послушно последовала за Надимом. Однако, стоило Тьюрингу сделать шаг вслед за ними, его остановила возникшая прямо перед ним рука с посохом. Тьюринг рассеянно повернулся к остановившему его берберу. Тёмные глаза Заира прожигали его насквозь несколько мгновений, прежде чем тот наконец заговорил.       — Что случается с курицей, неосторожно набредшей на стайку фенеков? — голос кочевника был глубоким и хрипловатым, его звук чем-то напоминал шелест ветра в песках.       — Полагаю, её съедают, — рассеянно ответил Джонатан, — а зачем…       — Вы, мистер Тьюринг — курица, — перебил его кочевник, — а базар — гнездо пронырливых лисиц.       Тьюринг не сразу нашёлся с ответом. Не часто с ним разговаривали вот так. Это даже нельзя было назвать грубостью, скорее напоминало радикальную честность. Джонатан поймал взгляд бербера, но не нашёл там ни насмешки, ни попытки уязвить его. В глазах собеседника была лишь спокойная констатация факта: он действительно считал Тьюринга лёгкой добычей для торгашей.       — Я… благодарю вас за своевременный совет, Заир, — рассеянно ответил Джонатан, — постараюсь быть внимательнее.       — Вы слишком хороший человек, чтобы быть внимательным, — спокойно заметил кочевник. Затем он убрал посох с дороги Тьюринга и сам развернулся к выходу, — следуйте за мной. Я отведу вас к проверенному торговцу.       — А как я узнаю, что вы сами не хотите меня одурачить? — поинтересовался Джонатан с мягкой лукавостью во взгляде: всё же он находил ситуацию несколько забавной.       — Вы быстро учитесь, — Заир слегка склонил голову на бок, — однако, как там вы англичане говорите в таких случаях? Клянусь магией, что не причиню вам вреда?       Как только эти слова слетели с его губ, воздух вокруг загустел и вздрогнул. Тьюринг невольно пропустил вдох. Пожалуй, что это был первый раз в его жизни, когда ему клялись, причём с таким спокойным, отстранённым выражением лица, как будто ничего и не произошло.       — Вы легко разбрасываетесь клятвами, — пробормотал Джонатан. В его словах не было упрёка, скорее удивление, — и так же легко предлагаете помощь иностранцу, которого встретили впервые. Чем я вам так приглянулся?       — Всё крайне прозаично, мистер Тьюринг, — Заир переложил посох из одной руки в другую, принимая более расслабленную позу, — ваше совместное с ДюРуа изобретение, артефакт, способный изменять растения под нужды магов, оно помогло многим людям здесь, — кочевник склонил голову в благодарном кивке, — многие из моего народа пользуются им, чтобы выращивать плодовые деревья. Видите ли, климатические чары в этой местности быстро развиваются, так как дыхание сахары не терпит вмешательства, однако растения, изменённые вашим артефактом так, чтобы неплодородная почва горных плато могла их принять, ничем не мешают природной магии пустыни, — Заир пристально посмотрел в глаза Тьюрингу, будто бы пытаясь понять о чём тот думал, слушая его объяснение, — можете считать, что я отдаю долг, — произнёс он в конце концов.       — Долг? — брови Джонатана скакнули ко лбу, после чего он нахмурился, — не говорите так. Заир, ни вы, ни ваш народ мне ничего не должны, — Тьюринг невольно взглянул на свои ладони, припоминая болезненные ожоги и чужие, приятно-прохладные руки, — Я изобрёл ту технологию для того, чтобы она помогла людям, и простого знания, что этот артефакт сделал чью-то жизнь лучше, для меня достаточно.       На мгновение Джонатану показалось, что Заир усмехнулся, однако уже в следующую секунду его лицо вновь стало непроницаемо-спокойным.       — Как я уже сказал: вы слишком хороший человек, — произнёс кочевник, — и это не комплимент, — Заир сделал шаг к выходу, — вы идёте? — его слова прозвучали скорее не как вопрос, а как требование.       Джонатан оглянулся: Надим и остальные давно уже вышли из зала, а догнать их по узким Феским улочкам было бы просто невозможно. Ему ничего не оставалось кроме как кивнуть Заиру и последовать за ним.       Как и говорил Надим, Фес оказался крайне тесным городом. Марокканец рассказывал, что тысячи лет назад дома специально строили очень близко друг от друга, чтобы в любое время суток на улочках была тень. Магический квартал перенял ту же особенность, ведь раньше он был неотъемлемой частью города. Лишь после принятия Статуса Секретности, дома волшебников были сокрыты в складке пространства, и в городе Фес вместо сорока одного ремесленного района стало всего сорок, и магглы искренне верили, что так оно и было.       Миновав вслед за Заиром несколько тесных улочек, Джонатан и его проводник вышли на оживлённую базарную улицу. Рынок, будто дикое растение, расползался вдоль стен домов пёстрым покрывалом. Всё вокруг шумело ковровыми складками, звенело медными чарками и латунными колокольчиками, шепталось листьями специй, гремело кованным железом. Запах мимозы и мяты цеплялся к одежде. Со всех сторон слышались возгласы торгашей:       — Финики! Вкуснейшие финики с магических плантаций Маракеша!       — Амулеты на приворот!       — Эй! Господин, посмотри, лучшие ковры-самолёты на рынке, мамой клянусь.       — Лампа с джином! Не хотите лампу с Джином? Отдам за пол цены!       На удивление все голоса базара сливались в какую-то совершенно особенную мелодичную песню, задорно звеневшую на всю улицу. Джонатан и сам не заметил, как начал крутить головой по сторонам, пытаясь хотя бы немного осознать всё это блестяще-пёстрое, говорливое восточное нечто. К счастью, Заир оказался весьма вежливым проводником. Он замедлял шаг всякий раз, когда Тьюринг, оглушённый яркими красками Феского базара, терял его из виду.       — Не отвлекайтесь, — спокойное замечание слетело с губ Заира, когда Тьюринг вновь засмотрелся на очередной прилавок, где торговали разнообразными ингредиентами для зелий, — ваша любознательность это повод залезть к вам в карманы, мистер Тьюринг.       — Вы всегда подозреваете в людях худшее? — спросил Джонатан с мягкой усмешкой.       — Я не подозреваю, я знаю, — коротко ответил собеседник.       Спустя ещё пару минут блужданий, Заир наконец вывел Тьюринга к неприметной стрельчатой арке, открывавшей путь в проулок, обрывавшийся тупиком. Джонатан посмотрел на проводника слегка растерянным взглядом, а тот ответил ему кивком, не означавшим ничего конкретного. Затем, не говоря ни слова, кочевник по-просту шагнул под свод арки и в ту же секунду растворился в воздухе, будто бы его и не было. «Ну конечно, — Тьюринг едва не хлопнул себя по лбу, — проход как на платформе девять и три четверти». Джонатан шагнул следом за Заиром, и вдруг говорливая песня уличного базара оборвалась, оставшись за пределами иллюзии.       В первые секунды тишина его оглушила. Тьюринг оказался в маленькой комнате без единой двери, устеленной узорчатыми коврами, с невероятно высоким потолком, венчавшимся резным куполом. Под самым сводом виднелись стрельчатые окошки, впускавшие совсем немного дневного света. Вдоль стен тянулись книжные полки, забитые до отказа, а на полу беспорядочными грудами были разбросаны артефакты. Тусклый свет старинных масляных ламп заливал всё вокруг таинственными рыжеватыми отблесками.       — Насмотрелись? — из-за спины Тьюринга раздался рассыпчатый, хрипловатый голос.       Джонатан резко обернулся, и на месте, где секунду назад ничего не было, он увидел старого араба, сидевшего на узорчатом ковре, среди вышитых шелковых подушек. В руке у него была курительная трубка, а сам он был одет так, будто сошёл с иллюстрации к «тысяча и одной ночи», в чалму и светлые робы. Перед стариком стояло большое медное блюдо с финиками, резной восточный кофейник и пара фарфоровых армуду: традиционных чашек без ручки, чем-то напоминающих вазочки. Араб смотрел на Тьюринга, насмешливо прищурив тёмные глаза, будто видел перед собой какого-то забавного зверька, нежели мыслящего человека. Его смуглая кожа казалась медовой в рыжеватом отблеске старинных ламп, а седая добела борода окрасилась в золото.       За спиной старого араба мрачной тенью стоял Заир. Он бы всё так же спокоен и безразличен ко всему происходящему, как и раньше. Кочевник лишь слегка кивнул Джонатану, в немой просьбе не волноваться попусту.       — Не часто амахаг приводит чужаков, — араб усмехнулся, поднеся трубку ко рту и затем выдыхая облако сладкого сизого дыма, — хороший чужак, наверное. Что надо?       — Охлаждающий артефакт, — сказал Заир ещё до того, как Тьюринг успел открыть рот.       — И только? — в голосе старика промелькнуло разочарование, будто бы он надеялся на что-то более интересное. Он взмахнул рукой и одна из куч, в которые были свалены различные артефакты вздрогнула. Из-под груды драгоценных металлов выскочило что-то мелкое и приземлилось на мозолистую ладонь араба, — Ну так и быть, — с явным пренебрежением он подкинул вещь в сторону Тьюринга.       Джонатан инстинктивно схватил небольшой предмет, едва тот полетел в его сторону. Спустя секунду, разжав пальцы, он обнаружил у себя на ладонь маленького золотого скарабея. В то же мгновение его будто окутало прохладным бризом и дышать стало немного легче.       — С тебя гоблинский червонец, чужак, — чуть более милостиво произнёс старик.       Как только, Тьюринг расплатился, Заир тут же утянул его прочь, и они вновь оказались посреди базара. Джонатан посмотрел на своего проводника с непониманием. Зачем же было так резко срываться? Ведь Тьюринг вполне мог бы хотя бы попрощаться.       — Рядом с ним долго нельзя находится, — сказал Заир, будто прочитав мысли своего спутника, — в его жилах течёт кровь джинов, и пускай это позволяет ему создавать артефакты, с которыми ничто не сравнится, он так же любит играть с людьми, завлекая их в свои сети. Забудьте сюда дорогу, мистер Тьюринг, а скарабея носите не снимая.       — Хорошо, спасибо вам, Заир, — кивнул Джонатан.       — Не стоит, — кочевник отвернулся, — идём, я провожу вас до вашей гостиницы.

***

      Когда Джонатан уехал в Марокко, Гарри даже был рад. Целых две недели Тьюринг не будет видеть этого уродского Снейпа, а за это время он точно успеет придумать хороший план, чтобы профессор оставил его опекуна в покое. Воодушевлённый такими мыслями, Гарри провёл в тяжёлых раздумьях пару дней. Сам себе он казался донельзя важным и ответственным, ведь что это как не спасательная операция? С потрясающей для шестилетнего мальчишки решимостью, Гарри готовился драться за свою обретённую семью, а профессор был для него не иначе чем злобным чудовищем, грозящим отобрать его счастье.       Временами мальчика одолевали мрачные мысли. А что если Джонатану нравится Снейп больше чем ему нравится Гарри? А если и Генри будет на стороне Джонатана? Неужели его выкинут на улицу, как только он надоест, так же как Дурсли выкидывали сломанные игрушки Дадли? Гарри совсем не хотел об этом размышлять, но мысли всё лезли и лезли. Особенно тошно становилось в период между четырьмя и шестью часами после полудня, когда мальчик сидел дома в Честере: все уроки были уже переделаны, а Генри Тьюринг ещё не вернулся домой с работы. Можно было конечно спуститься в магазин к Дилану, но тот, по мнению мальчика, был занудой, ведь постоянно сидел обложившись учебниками и готовился к экзаменам для колледжа. Самому Гарри не хотелось ни играть, ни читать книжки с картинками, и эта пара часов становилась настоящей пыткой. Мальчик только и мог, что ходить по своей комнате и думать, думать, думать. Когда с отъезда Джонатана прошёл уже пятый день, Гарри понял, что наверное сойдёт с ума, если не придумает чем себя занять.       Ко всему прочему, он искренне ощущал себя обделённым, ведь походы в Хогсмид на ближайшие пару недель для него тоже были недоступны. Старик Генри явно не горел желанием таскаться к магам, да и сам мальчик вряд ли попросит хромающего мужчину о чём-то подобном, ведь искренне уважал старшего Тьюринга. Однако, Гарри действительно нравилось в Хогсмиде, даже больше чем на шумной, цветастой Косой Аллее. И, конечно же, он обожал дом Джонатана с волшебной оранжереей и кучей самых замечательных вещей, которые тот привозил из экспозиций. Гарри был даже готов выносить присутствие Снейпа на одной с ним территории, только ради того, чтобы почаще бывать в Хогсмиде, а с его стороны такая жертва была настоящим подвигом.       Пускай временами мальчик до сих пор настороженно относится к волшебству, он не мог не очароваться той маленькой сказкой, что окружала его каждый раз в присутствии Тьюринга. Джонатан для него был всё равно что фея крёстная, исполняющая мечты, и Гарри действительно по нему скучал, правда не мог до конца этого понять. В итоге, на пятый день отсутствия Тьюринга, мальчик, которому жутко надоело сидеть дома без волшебства и думать мрачные мысли, в ожидании возвращения Генри с работы, решился на авантюру.       План был прост до безобразия. Сначала Гарри проскользнул мимо Дилана на улицу. Тот, как всегда, был слишком погружён с свои учебники, чтобы заметить хоть что-нибудь вокруг себя. Затем мальчик добежал до паба «Гарцующий Келпи». Местные работник уже его знали, как подопечного Тьюринга, и когда Гарри соврал бармену, что ему нужно в Хогсмид к Джонатану, тот лишь пожал плечами и всучил мальчишке пригоршню летучего пороха. Полный решимости Гарри шагнул к камину, он впервые собирался переместится один и слегка нервничал. Ещё не поздно было вернуться назад, однако жажда авантюризма пересилила и Гарри решительно шагнул вперёд.       — Три метлы! — выкрикнул мальчик.       Зелёное пламя взметнулось, унося его прочь из Честера. В Хогсмиде он с непривычки вывалился из камина кубарем и тут же столкнулся с чем-то большим и шерстистым. Разглядев перед собой бурый мех, Гарри едва не решил, что его выкинуло в каком-то лесу, прямо в медвежью берлогу.       — Ох? — меховая преграда удивлённо вздохнула.       Гарри задрал голову вверх и неожиданно увидел гигантскую бородатую фигуру незнакомого ему мужчины. Этот странный человек был настолько огромным, что Гарри невольно раскрыл рот от удивления. Ему-то казалось, что он уже всё повидал за свою короткую жизнь, но вот только он никогда не думал, что встретит великана.       — Ты чегой-то? — великан наклонился вперёд, пытаясь разглядеть вылетевшего из камина ребёнка получше.       — Извините, — буркнул мальчик.       — Да не извиняйся, — добродушно отмахнулся незнакомец, — оно по всякому бывает с каминами. А ты чей, мальчик? Не припомню тебя, неужели тебя тут случайно выкинуло?       — Не случайно, — торопливо ответил ребёнок, — Меня зовут Гарри Тьюринг, я тут по делу, — соврал он.       — Тьюринг? Так ты Джонатана что ли? — великан удивился, — Не знал я, что у Джонатана дети есть, да, — он почесал бороду в задумчивости, — а я значит Рубеус Хагрид, лесник в Хогвартсе. Я Тьюринга ещё вот таким помню, — он провёл в воздухе ладонью, чуть выше головы Гарри, — из Запретного леса за уши вытаскивал, когда он там за лечебной ромашкой лазал. Красивая, говорил, ха! Да чего красивого то?       — Не знаю, — честно ответил Гарри.       — Вот и я не знаю, — Хагрид пожал плечами, — а как ты тут один? Джонатан же уехал.       Гарри несколько растерялся, но быстро нашёл подходящую ложь. Всё же Хагрид явно не относился к числу тех раздражающе-дотошных взрослых, которые будут до посинения выпытывать что ребёнок делает совершенно один вдали от дома.       — А я домового эльфа проведать иду, — пробурчал мальчик, но затем в нём пересилило любопытство, — слушайте, мистер Хагрид. А расскажите мне ещё про Джонатана? И про Хогвартс тоже можно?       И Хагрид, не долго думая, начал рассказывать, даже и не подозревая, чем может обернуться это странное знакомство с самым младшим из Тьюрингов.