Десятка мечей

В коридорах и галереях на третьем этаже гимназии всегда было пусто, вне зависимости от времени суток. Особенно в узком коридоре, который проходил вдоль окон и служил для быстрых переходов между лекционными, из-за чего был не шибко украшен. Первым уроком у Софии было домоводство, на котором разделяли мальчиков и девочек по их «обязанностям», которые так раздражали Софию. Она не собиралась учиться тому, что в любом случае будут делать её слуги, и сама она никому прислуживать не собиралась. Но чем тогда ей заниматься: руководить гимназией она не хочет, очагом тоже. Нельзя же провести всю жизнь, предаваясь развлечениям? Глубоко внутри София понимала, что рано или поздно её бесперебойное веселье прервётся горем, ведь не существует вечного счастья, но она безжалостно затыкала внутренний голос, который вызывал у неё лишь тревожность. Домоводство проходило на втором этаже, что же София делала на третьем? А ничего нового — прогуливала ненужный, по её мнению, предмет. Она искала тихое и спокойное место, где до неё бы никто не добрался. Лучи солнца падали через стёкла и узорные решётки окон, вырисовывая на каменных полах и стенах тени. Пыль из-за тёплого света была хорошо видна, и пылинки кружились в воздухе, словно волшебная пыль. София шла, медленно направляясь к открытой галерее, которая была как раз после выхода из коридора. Стук каблуков Софии уносился вперёд и скрывался за полукруглым поворотом, как вдруг им навстречу послышался другой — чей-то чужой. София на секунду замерла. После прошедшей встречи с Маргаритой Ильиничной София не желала ни с кем пересекаться наедине, особенно в столь узких пространствах, как этот коридор. Всё внутри Софии сжалось, как вдруг её тревога сменилась задорным настроем. — Аделина, доброе утро! Рада тебя видеть. Девушки остановились посреди коридора. Эти стены доселе не видели столь напряжённой атмосферы. Аделина даже не пыталась выглядеть приветливой: пока рядом нет Алексея, она могла не надевать свою маску. — Наши чувства не взаимны. София понимала, что причина такой открытой неприязни со стороны Аделины крылась во вчерашнем бале, на котором Алексей отдал ей только один-единственный танец. — А за что ко мне такое отношение? Тебя задел тот факт, что Лёша танцевал весь бал со мной? — она усмехнулась. — Зачем ты за ним так бегаешь, он ведь тебя не любит. Вопреки ожиданиям Софии, Аделина улыбнулась, и улыбка эта заставила сердце Софии активнее качать кровь — Аделина оказалась вином, вкус которого раскрывался постепенно и непредсказуемо. Она не так проста и глупа, как может показаться. Слова девушек разлетались по холодному коридору, отскакивая от каменных стен, делаясь ещё ледянее. — Ты серьёзно думаешь, что я этого не вижу? — Аделина засмеялась, изогнув брови, она как будто с жалостью осмеивала наивность Софии. — Я знаю, что он меня не любит, но какое мне дело до его чувств? Главное, что его люблю я. Этого мне хватает. Я лучше знаю, что ему на пользу и кто, — Аделина кинула на Софию многозначительный взгляд. — Он мой. Если это потребуется для того, чтобы оставить его подле себя, я переломаю ему ноги. А потом и тобой займусь. — Ха-ха-ха! — София прикрыла ладонью в белой перчатке рот. — Как ты смеешь со мной так говорить? Да я таких помпадур быстро учила понимаю иерархического порядка. Голову высоко не поднимай, знай своё место, неродовитая. — А то что? Что ты можешь, спесивая дрянь? У тебя есть сторонники? — Аделина сделала шаг к Софии, которая выпрямила спину. — Никто тебя не любит. Ты получаешь лицемерную любовь и уважение, никто тебе слово поперёк не говорит из-за страха людей перед твоим отцом. А я получаю признание людей, потому что они боятся меня. Посреди пустынного коридора, который от активной гимназической жизни отделяла всего лишь стена, стояло две девушки. Одна была безумна в своей любви, а другая в любви к себе. София ещё ни разу не встречала людей, которые осмеивались дерзить ей, глядя в глаза, Аделина не видела людей, которые считали, что планета крутится вокруг них. Они стояли достаточно близко, но не настолько, чтобы чувствовать разгорячённое дыхание друг друга. Вдруг тишину нарушил щелчок, за которым сразу заиграла приятная мелодия, оповещающая о начале урока. — Лёша сейчас там, дальше по коридору? Конечно, а то бы что Аделину занесло сюда, учитывая то, что домоводство проходит этажом ниже. Улыбка Аделины стала шире, как музыка стихла. — Я тебя убью. София сделала шаг к девушке, оказавшись прям перед её лицом буквально в десяти сантиметрах. — С нетерпением жду. Главное, не затягивай с этим, а то я проучу тебя раньше, чем ты хоть что-то предпримешь против меня. Взглядами, которыми сейчас обменялись девушки перед расставанием, они в будущем будут смотреть друг на друга весь учебный год. Они будут мимолётно метать их друг в друга. Острый убийственный взгляд, полный пламени ненависти и азарта. Несмотря на прошедшую беседу, они сделали реверансы и разошлись в разные стороны. Коридор выводил в галерею на стороне гимназии, которая была противоположна улицам Рардбурга: с неё открывался вид на пригород и бескрайнее море, небо над которым заволокли тучи. Несмотря на столь приметную галерею, не многие ученики до неё доходили, из-за чего к достоинствам этой галереи помимо живописных видов и дивных убранств можно было отнести безлюдность. София прошла дальше по галерее, чтобы найти место для отдыха. Она и так вчера приехала поздно из-за визита к Алексею, занялась написанием письма Ивану, которого уведомила об относительно хорошем состоянии Алексея и о встречи с его родителями, так ещё и выслушала небольшую лекцию от Катерины, которая пообещала сегодня ещё раз провести с сестрой беседу. Перед этим София хотела вздремнуть на одной из лавочек в тихой галерее. Несмотря на то, что в галерее было множество лавочек, выставленных у стен, двое молодых людей сидели на балюстраде. София сложила руки, улыбнулась и медленно начала к ним подходить. Она боялась их напугать, ведь от неожиданности как минимум один из молодых людей мог полететь вниз. — Как она вообще нашла нас здесь?! — Меня это уже пугает... София подошла ещё чуть ближе, и даже Иван, который сидел лицом к девушке, не заметил её, так как задумчиво глядел в даль моря. — Кхм, простите! Алексей дёрнулся так сильно, что свалился бы, если бы не Иван, который успел схватить друга за плечо. София не сдержалась и тихо посмеялась, хотя в данной ситуации было вообще не до смеха. Двое друзей привели себя в порядок и успокоились. — София Григорьевна! — Иван соскочил с балюстрады и поклонился девушке. Алексей медленно слез на пол за ним. — София, Вы нас сильно напугали, ну нельзя же так! София подошла к молодым людям. — А что вы тут делаете? Прогуливаете? — Ни в коем случае! — поспешил объяснить ситуацию Иван. — Леонид Андреевич приболел и отменил занятие. Кто-то из ребят ушёл в город, кто-то в общежитие, дабы отоспаться. — А Вы, любезная София? — Алексей улыбнулся своей наглой улыбкой. — Почему не на уроке? Вроде Любовь Семёновна в гимназии. — Да, Вам наверно Аделина рассказала о предстоящем уроке? — Алексей округлил глаза — он не ожидал такого ответа. — Я решила прогулять. — Какая честность. — А что мне от вас двоих скрывать? София оперлась руками о балюстраду и запрыгнула на неё, после перекинув ноги, чтобы оказаться к морю не спиной, а лицом. Молодые люди сели рядом с ней. Все трое немного помолчали, рассматривая кучевые серые облака, которые предвещали дождь. Каждый в них видел что-то своё. — Я рада, что тебя всё-таки выпустили, — сказала тихо София. — Я обязан тебе. Прости, что не успел сообщить о своём освобождении утром — собрание старост, сама понимаешь. — Да я и не в обиде. Главное, что ты сейчас не в карцере. Тем более, я и так понимала, что ты занят, — София повернулась к Ивану. — Спасибо тебе за утреннее письмо. Представить не могу, во сколько ты встал, чтобы ко мне его успели доставить. — Я и не ложился. Рад Вам... — София нахмурилась, — тебе служить. Он боялся перейти черту и обращаться к Софии на «ты», не имея на то права. Ведь он был не так близок ей, как Алексей. Но в то же время Иван не хотел портить спокойную дружескую атмосферу излишним официозом. — Ты меня прости, но я до сих пор поражена тем, что отец может так относиться к своему ребёнку. Это невообразимо — бросить сына в карцер. — Спасибо ещё, что не избил, — тихо сказал Алексей и полез в карман. — Это мы с тобой из не поротых дворян. На меня никто из родителей ни разу руку не поднимал, на тебя же тоже? — София кивнула, и Иван продолжил. — Нам с тобой этого не понять, как и ему представить то, что можно жить без телесных наказаний. Плюс ко всему, его отец — рыцарь с консервативными устоями. Если бы не Эльвира Алексеевна, страшно представить, что Николай Харитонович вообще бы творил. — Да и я сам виноват. Ты не подумай, я нисколько не жалею о том, что вступился за тебя. Просто я и до этого сам много чего творил, вот и довёл отца. София взглянула на то, что вытащил из кармана Алексей. Это был серебряный портсигар, который оказался полным папиросами. София, поняв, к чему всё шло, округлила глаза. — Ты с ума сошёл?! — крикнули вместе София и Иван. — Ты куришь? — Совсем уже?! При Соне курить, псоватый негораздок! — Иван потянулся через Софию и выхватил портсигар из рук Алексея. — Да дело даже не в этом... Неужели ты не боишься курить на территории гимназии? Ты знаешь, что с тобой будет, если тебя поймают за этим делом? — Знаю прекрасно — отчислят. Но я уже настолько привык курить в стенах гимназии, что страх перед отчислением пропал, — Алексей выхватил обратно из рук Ивана свой портсигар. Он достал папиросу, положил её между сухими губами и полез в карман пиджака за зажигалкой с гербом Гесцарии. Эту зажигалку ему подарил отец на пятнадцатый день рождения. Алексей прикурил, прокрутил зажигалку в руке и снова закинул её в карман пиджака. — Единственное — я боюсь, что отец отменит празднование моего дня рождения. — Он у тебя в октябре, чего тебе бояться? — Ну вдруг... Прошлый день рождения он же отменил, что мешает ему сделать это опять. Кстати, — обратился Алексей к Софии, — я тебя тоже планирую пригласить на свой день рождения. Тринадцатого октября, буду ждать тебя. — Меня? — Ты мне уже далеко не чужой человек, я считаю тебя своей подругой. — Да-да... А Аделину ты тоже своей подружкой считаешь? Иван прыснул со смеху. — Вот вообще ничего смешного! — Она странноватая, — сказал Иван и тихо прибавил, — пугающая даже. — Я понимаю, что она нездорово ко мне привязана, везде ищет и находит меня, где бы я ни был, меня это и правда немного пугает. Но мне её жалко — она бедная, одинокая и из-за этого несчастная, кроме меня у неё вообще никого нет. Все её побаиваются из-за её характера, хотя на самом деле она хорошая. Мы с ней дружим с самого детства. София усмехнулась — умело Аделина провела Алексея. Бедная и несчастная — точно не про неё, она просто хорошая актриса и манипуляторша, которая знает, когда и как стоит притвориться. У людей с проблемами в голове прекрасно получается проводить других. Теперь понятно, с кем ей пришлось связаться. Вдруг Иван озвучил мысли Софии: — Не умеешь ты в людях разбираться. София многозначительно переглянулась с Иваном. Алексей выдохнул клубы дыма, и София вдруг заметила, что сейчас в воздухе витал тот самый запах, который она чуяла, заходя будучи маленькой в кабинет отца в имении. — Ну да, такой вот я, не такой как вы — умные. Дурак я, что поделать. — Головой думать, а не как обычно — своей задницей. Несколько минут трое молчали. Они любовались пейзажем и наслаждались прохладным чистым воздухом, который нельзя почуять среди улиц города. София любила имение Ставрогиных за то, что оно находилось поодаль от города, в лесу, из-за чего она всё детство провела на свежем воздухе. Алексей тоже — поместье их семьи находилось не так глубоко, но всё же в лесу, в котором он любил лазать по деревьям и ловить белок. Запах дуба — тот самый запах, который ассоциировался у него с безмятежным детством, когда ещё отец не взялся за его обучение. Семья Ивана же не имела никаких домов за пределами Рардбурга, из-за чего он всю свою жизнь находился в шуме и гаме, который сделал его невротиком. Но после знакомства и крепкой дружбы с Алексеем, Иван регулярно ездил в гости и на ночёвки в поместье Исаковых, где в тишине природы не мог уснуть. Ему не хватало стука копыт лошадей, звона и грохота проезжающих трамваев, криков горожан — было слишком тихо для городского человека. — Я не представляю, какой маршал из тебя выйдет. Вот клоун вышел бы прекрасный! — Эй! — Алексей протянулся через смеющуюся Софию и ударил Ивана. — Я буду одним из лучших маршалов. Во-первых, я учусь у отца, во-вторых, я читаю много книг... — Романы никоим образом тебе на поле боя не помогут. — А ещё, — Алексей проигнорировал слова Ивана, чтобы на них не заострять внимание Софии, — ты будешь моей правой рукой. — Я хоть и собираюсь свою профессию связать со службой в армии, но всю свою жизнь я на тебя тратить не собираюсь — присматривать за тобой та ещё морока. — А как же бутик твоего отца? — спросила София под возмущённые выкрики Алексея. — Это всё перейдёт сестре. Отец уже знает о моих планах и не против моего решения. А ты сама чем планируешь в будущем заняться? Мне кажется, что ты не в восторге от перспективы становления директрисой гимназии. София усмехнулась. — Верно кажется. Я не хочу чахнуть над бумагами. А чем заниматься ещё — я совсем не знаю. Я увлекаюсь столькими ремеслами, что не знаю, к какому меня тянет по-настоящему, искренне. — Может тебе в армию? — спросил вдруг Алексей. — Будешь в моём войске, я буду послеживать за тобой. — Вот это тоже точно нет! Ни политика, ни военное дело меня не интересуют. Вот всё, что угодно, но не это. — А родители что? – спросил Иван. — Конечно против. Меня сюда упекли по двум причинам: завязать знакомства и найти своё призвание. Но конечно «найти своё призвание» означает «привыкнуть и полюбить гимназию». А я её на дух не переношу. Она у меня всё детство отнимала отца, сейчас отнимает целый год и в будущем, может, всю оставшуюся жизнь. Меня тошнит от этих стен. Атмосфера стала тяжелее. — Мда, дело дрянное, — выдал Алексей и выкинул бычок с балюстрады вниз. — Ты сейчас за этим бычком полетишь, — угрюмо сказал Иван. — Чтобы больше я не видел, как ты природу оскверняешь своей паршивой дрянью, понял? — Да понял, понял. София засмеялась. — Вы такие смешные. — Рад повеселить и рассмешить. Ты не смотри на то, что он меня вечно отчитывает и задирает, он меня очень любит. — Приходится любить такого пса, кто ещё, кроме меня. Трое засмеялись, но вдруг резко были перебиты внезапным голосом: — Простите, что прерываю ваше веселье, но мне нужна Соня. Девушка обернулась и увидела Варвару, которая, сложив руки на груди, смотрела на троицу. Иван сразу соскочил с балюстрады, как будто надеясь, что его скорость поможет исправить ситуацию, и Варвара забудет, как он неприлично расселся, а Алексей спрыгнул на пол, сам того даже не осознавая — страх перед Варварой делал своё дело. — Варечка, что случилось? — в отличие от молодых людей, София премедленно сползла с балюстрады. — Любовь Семёновна послала за тобой, она сказала, чтобы я тебя нашла и отвела к директору — ей самой некогда. Иван и Алексей сразу повернули головы на Софию. Им двоим было беспокойно за Софию, но София даже не поменялась в лице — она осознавала, что именно так и будет, и на всякий случай сообщила заранее Варваре о своих планах посидеть именно в этой галерее. Варвара не смотрела ни на Ивана, ни на Алексея, делая вид, что их здесь нет. — Поняла, — театрально вздохнула София. — Ничего не поделаешь — веди меня. А вам двоим всего хорошего, — девушка сделала неглубокий реверанс. София подошла к подруге, с которой они направились снова в коридор, в котором она недавно пересеклась с Аделиной. Только уходя с Софией, Варвара кинула пугающий безэмоциональный взгляд на Алексея и такой же, но с какой-то искрой, на Ивана, который за спиной начал щипать себе руки, чтобы не заулыбаться. В кабинете Григория Николаевича помимо его самого и провинившейся Софии была Катерина. София снова была на красном ковре из-за своего неподобающего поведения. Конечно, Софии было неловко из-за своей очередной провинности, но не так сильно, как она пыталась отыграть. Григорий Николаевич стоял у окна и спокойно листал папку, также спокойно закрыл её, как вдруг развернулся и со всей силы кинул папку на стол, отчего и София, и Катерина подпрыгнули. Григорий Николаевич подошёл к столу и упёрся в него двумя руками. — Ты опять прогуляла урок! Ты понимаешь, что позоришь не столько себя, сколько меня! Почему я должен краснеть, как маленький мальчик, перед учителями из-за тебя?! Домоводство тебе не нужно? — Не нужно... — тихо ответила София. — София, ты не можешь так говорить, — сказала Катерина, она была словно сдержанная, но строгая воспитательница. — Овладеть домоводством — твоя прямая обязанность как будущей жены, несмотря на то, будут у тебя слуги или нет. София молчала. Конечно, ей хотелось ответить, но она решила не усугублять ситуацию. Её прямые обязанности — быть всегда красивой и в хорошем настроении ради блага окружающих её людей. — Ты не понимаешь, что прогуливать уроки — просто нонсенс?! — продолжил Григорий Николаевич. — Нравится тебе предмет или нет — ты обязана ходить на уроки. Что мне с тобой делать? Наказывать? Ты этого добиваешься? София всё молчала, уткнув глаза в пол. — Сегодня ты после нашей беседы едешь домой. Я поговорил с Илларионом Платоновичем, и он сказал, что очень хочет провести тебе хотя бы один урок как можно раньше, так что сегодняшнее занятие лично для тебя переносится на завтра. Оно будет восьмым уроком. — Восьмым?! — Ты сама виновата. Отрабатывать прогулы надо, и ты будешь. Да, я твой отец, но в пределах этих стен я — директор гимназии, в которой ты обучаешься, и поблажки тебе делать не собираюсь. София нахмурилась. Весь её план отлынивать целый год провалился так быстро. Но идти против своей воли она не собирается — Григорию Николаевичу либо надоест и станет совестно её вечно наказывать, либо он её отчислит из гимназии, что тоже неплохо. Она уже обзавелась некоторыми приятелями, которых пока ей хватает, а по поводу дела жизни... Это решится как-нибудь само собой. — Теперь к другой теме, — София вдруг снова напряглась. — События вчерашнего бала, их было предостаточно — даже не знаю, с чего начать. Наверно, стоит пойти по порядку. А ты как думаешь, Катенька? — Полностью с Вами согласна, папенька. Позвольте мне. Григорий Николаевич сделал приглашающий жест, а брови Катерины сошлись ближе к переносице. Сам же Григорий Николаевич присел в кресло, он чувствовал, как его сердце начало бешено стучать. В последнее время именно оно подводило мужчину, но тот не подавал ни малейшего вида о своих проблемах. Ему ещё рано беспокоиться об этом — сначала гимназия, а потом уже его здоровье. Григорий Николаевич сможет спокойно заняться здоровьем лишь тогда, когда будет уверен в руках, в которые попадёт его гимназия. Сейчас, смотря на Софию, он очень волновался о том, что же будет в будущем с его двумя детищами. — Я тебя предупреждала, ты сама знала о правилах, но бесцеремонно решила их нарушить. И я вижу тебя насквозь — ты понимала, что я буду тебя искать, чтобы поговорить о твоём поведении, поэтому специально от меня убегала. Я пять раз зал обходила! Дальше... София обречённо вздохнула. — Дуэль — это отдельная тема. Ты была обязана остановить её, но вместо этого дала для вызова свою перчатку! Ты знаешь, что все в высшем обществе об этом говорят? Обсуждают тебя и Алексея? А ты сама представляешь, во что, с первого взгляда безобидные, слухи могут превратиться. — Я понимаю, но как я могла предотвратить это? Алексей мог и без перчатки устроить дуэль, я бы его не остановила — он был настроен серьёзно. Катерина выдохнула. — Единственное, за что тебя можно похвалить — это разговор с Николаем Харитоновичем и Эльвирой Алексеевной. Это ты грамотно поступила. София внешне осталась неизменна, но внутри она ликовала — ни отец, ни сестра не знали о её визите в темницу. Ситуация в их глазах была не такой страшной, как могла бы казаться, если бы они оба знали обо всём. Тем более, они ничего не знали о разговоре с Николаем Харитоновичем, кроме того, что он вообще был. Катерина и Григорий Николаевич наверно считали, что София извинялась и поддерживала Исаковых, а не просила освободить Алексея и впутывала имя Ставрогиных. — Я была обязана. Но Анатолий сам был виноват! — София подняла голову. — Он понесёт хоть какое-нибудь наказание за оскорбление моей чести? — Я поговорю с его родителями. Они сами придумают, что делать им с сыном. Нас интересуешь лишь ты, а не другие. Вчера, на своём первом балу в Рардбурге за долгие годы, ты натворила многого. Возможно, тебе сложно перестроиться со спокойной и сдержанной на празднества жизни женской гимназии, тебе нужно привыкать по-тихоньку. Поэтому завтра на бал ты не едешь. От услышанного София даже не успела не то, чтобы подумать о громкости своего голоса, она даже не сформировала в голове, что именно хотела бы сказать. — В смысле?! — Я всё сказал, завтра после урока музыки ты едешь домой и остаёшься там. — Но папа! — Никаких «но», я всё сказал. София с приоткрытым от шока ртом и глазами, которые блестели из-за подступивших слёз, посмотрела на Катерину в надежде найти поддержку, но Катерина всё также холодно смиряла её взглядом. От такой невиданной несправедливости и невозможности повлиять на решение отца, растерянность Софии вдруг превратилась в разрывающие её раздражение и злость. Она громко топнула ногой. — Ну и ладно! Девушка резко развернулась, взяла полы юбки в руки и быстрым шагом вышла из кабинета, слушая за спиной крики Григория Николаевича, который «ещё не договорил с ней».