Десятка мечей

София второй раз в жизни совершает благой поступок безвозмездно и от чистой души. Впервые это случилось десять лет назад, как раз тогда София эмоционально сильно привязалась к морю. Лазурное море известно тем, что является колыбелью для одной из пиратских команд, которая в Гесцарии была объявлена в розыск. Конечно, команда могла обеспечить себе безопасность и забыть о материке, но они не могли оборвать все нити с государством — команде нужны связи, новости, продукты для дальнейших путешествий, которые они благодаря знакомствам и своей славе берут по ценам ниже обычного, а также, дабы оставаться на плаву, пиратам требуется избавляться от некоторых не слишком ценных драгоценных вещей на чёрном рынке Рардбурга. Десять лет назад корабль с грязно-белыми парусами и чёрным флагом на матче снова причалил у берегов Рардбурга. София тогда гуляла с маменькой по городу, Наталия Владимировна захотела купить килограмм, или даже парочку, сухофруктов поэтому они вместе пошли на рынок. Если не вдаваться в подробности, то Наталия Владимировна не доглядела за Софией, та сбежала к причалу, где познакомилась с интересной девочкой, видимо, её ровесницей. Той рыжей девочкой с зелёными глазами в лохмотьях и с разными побрякушками, словно сорока, оказалась Элизабет Бонни — дочка капитана того самого судна. София смутно помнила её отца, который был известен как Долговязый Джон. Элизабет провела её на судно, где они играли в прятки, а позже юная пиратка рассказала Софии о том, что не может найти отца и уехать с суши. Тогда его поймали, и София уже в семь лет провела целую операцию, чтобы Александр Павлович отпустил капитана. Последняя их встреча произошла на том самом балконе, где София перед балом встретилась с Михаилом. Софии пришлось сбежать от родителей во время их визита во дворец, чтобы попрощаться с Элизабет и Джоном. София чувствовала какую-то связь с Элизабет. Она весело провела с ней время, как ни с кем прежде. Для Софии Элизабет была как ветер — свободной и непредсказуемой, в ней была дикость, которой нет у тех, кто жил в городе и был привязан к месту обязанностями, домом и работой. Именно Элизабет научила Софию свободолюбию. — Нет ничего дороже, чем свобода. Цени её и не позволяй никому отнять. На девочку семи лет эта фраза произвела сильное впечатление, ко всему прочему София восхищалась Элизабет по-настоящему, как никем другим из своих сверстников. Возможно, это восхищение было подпитано завистью из-за безмятежности Элизабет. Долговязый Джон был удивлён тем, как семилетняя девочка смогла высвободить его из плена Гесцарии. В качестве благодарности он подарил Софии золотой перстень с красным рубином. Этот перстень по легенде принадлежал небесной императрице Сарре, что считалась в Астерианстве самозванкой и отступницей, рубин, как говорили люди, являлся пролитой кровью её преданного слуги, чья любовь была так сильна, что молодой человек после самоубийства своей госпожи перешёл на сторону Дьявола и стал падшим ангелом. Перстень был потерян после восшествия Астерия на престол Небес. Правда это была или нет — сказать сложно, даже невозможно. Но эта короткая и, казалось, мимолётная история подарила Софии многое: духовную приятельницу, новую ценность, драгоценный перстень и чувство, которое София не испытывала доселе, — чувство после безвозмездной помощи ближнему. Она стояла перед дверью триста двадцать четвёртого кабинета и крутила напёрсток у себя на пальце. София натянула улыбку и, заведомо постучав, открыла дверь. Кабинетом оказалась небольшая комната со шкафами по двум стенкам, полки шли чуть ли не до самого потолка и были забиты книгами и разными бумагами, но, несмотря на их количество, все они были упорядочены — Николай Харитонович знал, где находится каждая книга и каждый документ. У окна стоял стол из светлого дерева, на котором аккуратно были сложены бумаги и горела керосиновая лампа. Она освещала хмурое лицо женщины, делая её морщинки выразительнее. Из-за опустившейся ночи за окном и света в кабинете в стекле отражался мужчина — Николай Харитонович. Он стоял лицом к окну, скрепив руки за спиной. Что он там высматривал — неизвестно, ведь за окном была кромешная тьма. Исаковы обратили внимание на вошедшую Софию только тогда, когда она громко и показательно прокашлялась. — Добрый вечер, Ваше Высокоблагородие, — София сделала неглубокий реверанс в сторону мужчины, а потом и в сторону женщины. — София Григорьевна? — тихо спросила Эльвира Алексеевна. — Что Вас сюда привело, Ваше Сиятельство? — Алексей, — Николай Харитонович вмиг нахмурился и уже открыл рот, чтобы начать говорить, но София его перебила. — Прошу Вас, выслушайте меня. Хотя бы меня. Николай Харитонович несколько секунд исподлобья смотрел на Софию, размышляя о том, стоит ли ему давать слово молодой девушке или прогнать её. Но это была не абы какая девушка, а Ставрогина София Григорьевна. Будет неразумно с его стороны не дать хотя бы право на слово столь знатной девушке. После такого Николая Харитоновича могли ждать хоть и не большие, но всё же проблемы, которых у него хватало и без Софии. Он чуть вздёрнул подбородок и выпрямил спину, готовый слушать Софию. — Благодарю Вас, — София набрала в лёгкие больше воздуха. — Не знаю, что Вам сказал Анатолий, но в любом случае это — ложь. — Дуэль произошла по вине моего сына. София Григорьевна, я Вас уважаю, но не могу слушать все Ваши слова и выполнять Ваши любые просьбы. Алексей должен понести наказание за совершённую ошибку, видимо, без наказаний ему тяжело жить, и он постоянно на них напрашивается. — Нет, что Вы, я понимаю, что Алексей — тот ещё, простите за грубость, придурок, но в этот раз он правда не виноват. Виновата даже в большей степени я. Эльвира Алексеевна округлила глаза и прокашлялась, сильнее закутывавшись в вязаный тёплый платок. София заметила, что женщина выглядела слабой и далеко не здоровой, поэтому закусила губу и решила в дальнейшем высказываться помягче, дабы не давать Эльвире Алексеевне поводов для переживаний и ухудшения её и так незавидного состояния здоровья. — Я виновата в том, что все танцы, кроме котильона, на который опоздала, отдала Алексею. Да, именно он сам меня просил с ним станцевать, но я имела полное право отказываться и этим правом я ни разу не воспользовалась. В любом случае мои решения и наши с Алексеем танцы не давали Анатолию никакого права на то, что он сделал. А сделал он следующее: подошёл ко мне с Алексеем и прямо мне в глаза заявил о моих непристойных действиях, косвенно называя меня, простите за просторечие, похабной девкой. Николай Харитонович нахмурился. — Таких подробностей Анатолий мне не раскрывал... — А зачем ему это делать? Он понимал, что мог сам быть сейчас на месте Алексея, но всё сложилось для него наилучшем образом, и он вдруг стал потерпевшим. Алексей же защитил мою честь, честь семьи Ставрогиных, и за это почему-то сейчас находится в карцере. — В любом случае он причинил тяжкий вред здоровью Анатолию Ситникову — сыну далеко не последнего военного мужа из достаточно древнего и богатого дворянского рода. — Что этот военный муж по сравнению с моим отцом? Чья благосклонность Вам больше по душе: Ситниковых или Ставрогиных? — Мне ничья благосклонность не нужна, — холодно сказал Николай Харитонович. — Я знаю, но всё же согласитесь, что время от времени помощь иногда требуется. Николай Харитонович не нашёлся с ответом. — Николай Харитонович, я прошу Вас всё обдумать и отпустить Алексея. Завтра у нас уроки по важным дисциплинам, к тому же урок французского, который, как я заметила за пару дней нашего совместного обучения, Алексею никак не даётся. В любом случае я благодарна Вам за то, что дали мне возможность с Вами поговорить и оказали честь выслушать меня, — София сделала неглубокий реверанс. — Хорошего вечера, Ваше Высокоблагородие. София развернулась и ушла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. Она сделала всё, что могла, теперь решение оставалось за Николаем Харитоновичем. София понимала, что он — далеко не глупый человек. Да, он, конечно же, говорил о том, что ничья благосклонность ему не нужна, но всё же Николай Харитонович понимал, что в этом мире вовсе без чьей-либо помощи нереально пробиться и остаться на ведущем посту, который он планировал после передать своему сыну. Чтобы назначением Алексея никто не был открыто недоволен, нужна хоть какая-никакая защита и поддержка. Ситников, конечно, мог устроить и поднять бунт, но что этот генерал был в сравнении со Ставрогиными, которые имели хорошие отношения с самим императором. Их близость с имперским двором была полезна Николаю Харитоновичу. Ставрогины были выше военных мужей, выше дворянства — они были над всеми.