Цветок подсолнечника

…в магазин только зайду и сразу домой.       У Тетты не получается писать сообщения так живо и красочно, как делает это Мондаи-чи. Казалось, что девушка стала усерднее в несколько раз, атакуя его сообщениями в чате даже глубокой ночью или ранним утром. Писала Мондаи-чи о всякой ерунде, скидывая ему ссылки на просчитанные только что ею статьи о вымирающих видах насекомых в Амазонии или о каком-нибудь научном открытии, разбавляя все это различными фотографиями, сделанными явно кем-то профессионально. Этим утром прислала какую-то музыкальную подборку какого-то парня из Mixi с ником «Синий огр». Вот оно ему надо?

Мондаи-чи:

«(⌒‿⌒)»

      Ему хочется спросить: всё ли у неё в порядке с головой? Или, может, что-то случилось, раз та в последнее время не спит по ночам? Но не спрашивает ничего. «Захочет — расскажет», — убеждает себя Кисаки. И признаётся сам себе, что просто не знает, как подступиться. Очередная задачка, головоломка, у которой нет правильного решения. А если обидится? Пропадет на несколько дней, как было до этого? И в ее «пропаже» явно так удачно не сломавшийся телефон виноват. Мондаи-чи — одно сплошное недоразумение и его друг?.. У тебя все хорошо?       Печатает быстро, но не отправляет. Зависает на пороге круглосуточного магазинчика, у того самого, на парковке которого произошло знакомство с Каннон. Оставляет пока сообщение в черновиках. В лицо сразу бьёт прохладой, стоило раздвижным дверям отъехать в сторону. Это лето вышло удушливо жарким. Не спасал работающий всю ночь вентилятор или кондиционер.       Кисаки уверенно идёт к холодильнику с разбавленным концентрированным соком. Достаёт из него бутылку с апельсиновым, проверяя срок годности на бутылке. Подсчитывает, хватит ли ему мелочи на пачку тех фруктовых чипсов, которыми подкармливал его на обеде Баджи. Кейске можно было терпеть. В теории. На практике же Тетта пропускал половину того, что одноклассник ему рассказывал.       Слышит, как отъехала в сторону дверь и прозвучал механический колокольчик, заставив кассира поднять голову. Юноша сразу довольно заулыбался, вытирая руки о фартук.       — Чего-то ты сегодня рано, — произносит он.       — А чего дома сидеть в такой прекрасный день? — отзывается некто знакомый добродушно.       — Ты явно из дома только по вечерам и выходишь, Коко-чи, — шутит юноша. — Я как раз воды в термопот залил.       Коко-чи?       Кисаки осторожно выглядывает из-за стеллажа, пытаясь понять, кого занесло в маркет поздним вечером. Подходит к кассе, забыв про чипсы, всматриваясь в профиль чуть сероватого, болезненного лица Коконой. Девушка выглядела запыхавшейся в своей оранжевой толстовке и бриджах в тон.       — Вас рассчитать? — интересуется вежливо кассир.       — Да, — кивает не менее вежливо Тетта.       Коконой отходит в сторону, будто не признав его. Мажет мутным взглядом. Ему приходит на ум, что та просто стесняется, узнав, что Кейске растрепал её секрет. Тетта и сам на секунду теряется, не зная, как теперь себя вести. В школе они за эти дни не пересекались. Даже когда Баджи утягивал его обедать на крышу или на стадион. Было, что они столкнулись вечером в библиотеке с Сон Мин Кю, но и тогда рядом с ним не было Коконой. Широ как-то выпала из его поля зрения. Да и не искал он её, если честно.       — Привет, — все же здоровается Тетта.       — О, — Коконой забавно моргает, узнавая его, — Те-чан? Привет. А ты чего тут так поздно? — хмурится, оглядываясь.       — С вас пятьсот сорок йен.       Кисаки не спешит отвечать, расплачиваясь за сок. Убирает сдачу в кошелек, принимая из рук кассира пакет.       — Не голодный?       — Нет, — резко отвечает он.       — Тогда составишь мне компанию? Я готова мать родную продать за острую лапшу с сыром. Точно не хочешь есть? — Тетта не до конца понимает, как позволил себя усадить на высокий пластиковый стул, ощущая тепло чужой ладони в своей.       Коконой взяла его за руку так непринуждённо, будто делала это уже множество раз. Это было естественно и нежно.       Широ велит ему оставаться на месте и быстро уходит за лапшой, плавленным сыром и молоком. Притаскивает ещё стаканы со льдом, сок и йогурт. Сосиски. Расплачивается за всё сама.       — Мне Коко один секретный рецепт показал, — произносит заговорчески Коконой, выставляя продукты на деревянный столик, — просто закачаешься.       Коконой начинает резво потрошить коробки с лапшой, снимая обертку. Пачки две, как и стаканов со льдом. Два клубничного чая и банановых молочных коктейлей.       — Тебе же не слишком острую? — интересуется Широ.       Тетта кивает, понимая, что спорить с ней сейчас бесполезно. Вытирает руки одноразовой салфеткой. Протирает столик. Пластиковые стаканы. Коконой же мельтешит от стола до термопота и обратно. За те две минуты, пока заваривалась лапша, Широ успевает сделать молочные коктейли и открыть пачку с сосисками. Спрыгивает со стула, беря сначала одну плашку с лапшой, выливая в мусорное ведро воду. Заливает в плашку молоко, бросая два квадрата плавленого сыра и сосиски. Ставит в микроволновку ещё на полторы минуты. Проделывает то же самое с другой лапшой.       — Вот, — произносит с неким благоговением Коконой, ставя перед ним вкусно пахнущую лапшу, — пожалуйста.       Кисаки с сомнением открывает крышку, рассматривая приготовленное нечто по секретному рецепту. Благо, что пахнет вполне себе. Косится на довольную собой Коконой. Та косится в ответ, подмигивая и начиная есть первой. Мычит от удовольствия или же от боли, что обожгла язык. Тетте же ничего не остаётся, как начать есть.       У него была возможность сразу уйти домой, ничего не объясняя. Он мог бы сделать это позже, когда она ещё была у касс. Он мог бы просто сказать, что не голоден и его ждут дома. Почему он не ушёл?       — И как тебе? — губы, как и подбородок Широ, измазаны в сыре.       Тетта протягивает ей салфетку и говорит, что вполне себе, кивая. Недоговаривает намеренно, ведь вкуснее этой дешёвой лапши давно ничего не ел.       — Ты откуда так поздно?       — С дополнительных. А ты почему не дома? — вопрос уместный, раз Коконой интересуется его жизнью, значит, и он может. Может ведь?       — Захотелось лапши, а дома только салат и рис, — отвечает ему та.       — Почему одна?       — Успел соскучиться по Джульетте? — шутит Коконой, прожевав сосиску.       — Почему «Джульетта»? — спрашивает Кисаки.       — А ты не замечал, что он постоянно драматизирует?       Тетта жуёт задумчиво, пытаясь припомнить хоть один раз, когда Баджи хоть немного драматизировал. И не может вспомнить. Мотает головой, потянувшись за коктейлем.       — А волосы? Ну вот кто в здравом уме решит начать их отращивать, пока один ебанат не принесет свои искренние извинения?       «Ебанат?»       Кисаки с удивлением посмотрит на Коконой, не ожидая, что она может ругаться.       — Уже почти три года как, — добавляет угрюмо. — А вообще я из дома сбежала. Вот, — палочки сжимает зубами, подворачивая правый рукав толстовки, показывая содранный локоть, — саданулась, когда из окна вылазила.       — И почему ты сбежала? — Тетта её просто не понимает.       — Инуи.       — Инуи? — повторяет болванчиком.       — «Как хорошо, что я купил страховку, потому что когда я увидел тебя, мое сердце остановилось», — Коконой явно кого-то передразнивает, заставляя Кисаки подавиться лапшой.       Что он только что услышал?       — Или вот: «Твои родители случайно не пекари? Потому что ты похожа на сладкий пирожочек», — Широ уже сама смеётся. — Ну или моё любимое: «Ты путешественница во времени? Потому что я вижу тебя в своем будущем». Даже не спрашивай, какая белобрысая скотина сказала, что это стопроцентный вариант завоевать сердце девушки, но это так не работает. У меня лицо косит каждый раз, стоит только Инуи рот открыть.       — И надолго ты в бегах?       — Пока Коко сообщение не пришлёт, — морщит нос Широ. — Пойдешь в сообщники?       — Лучше стану благодетелем и разрешу остаться у себя, — решает поддержать игру девушки он.       — Боюсь представить, чем мне придётся заплатить, — качает головой, а затем одним махом доедает лапшу. — Ведь я тебя толком не знаю, впрочем, как и ты меня.       — Я знаю, что нравлюсь тебе, — голос у него спокойный, уверенный, вот только сердце стучит отчего-то громко и быстро.       Он не должен был этого говорить.       — Да, — кивает, ни разу не смутившись, — нравишься, — но голову не поворачивает, продолжая смотреть перед собой.       Широ не спрашивает, откуда он узнал об этом. Она не задаёт вопросов, лишь попивает молочный коктейль, сжимая стакан слегка дрожащими пальцами.       — Не думай об этом много, ладно? — улыбается мягко Коконой, дождавшись, когда он доест. — Мои чувства — это мои проблемы, так что не заморачивайся, Те-чан, — её глаза блестят от ярких подвесных ламп или же от переполняющей их грусти. — Я скучала по тебе.       Тетта не успевает и рта раскрыть, желая спросить, что именно она имеет в виду, как неожиданно заиграла знакомая ещё с детства песенка из рекламы про сырные шарики. Коконой достаёт из кармана бридж телефон, принимая вызов. Что-то щебечет на корейском, а после заканчивает звонок.       — Теперь можно возвращаться домой, — произносит довольно. — Спасибо, что поужинал со мной, Те-чан, — спрыгивает резво со стула и собирает пустые коробки и упаковки, желая те выбросить.       — Погоди, — мысли в голове разбросаны хаотично, не давая сконцентрироваться на чем-то одном. — Почему именно я? — кончики ушей обдало невидимым жаром.       — Потому что ты — это ты, Усо-чан, — произносит с какой-то странной уверенностью Коконой.       — В этом же нет никакой логики, — продолжает напирать. — Мы же и знакомы не были, пока я с Баджи общаться не стал, так когда? В первый учебный день, когда с речью выступал? Или после, у стенда с оценками?       — Ты как-то придержал мне дверь районной администрации, — что? — Коробка мешала мне дверь открыть, но тут появился ты и помог мне. Правда, — смеётся неловко, — давно это было. Ты и не помнишь, наверное.       — У меня уже есть человек, которого я люблю, — Тетта осознает, что какое-то далёкое, детское воспоминание не может являться четким катализатором для взявшихся неоткуда чувств.       Коконой не вызывала у него симпатии или интереса. Она была для него пустым местом. Но во взгляде Широ он увидел что-то тёмное и дикое, что заставило его забрать свои слова обратно.       — А этот человек ещё не признался тебе, что уже с кем-то встречается?       Что?..       — Признавшись, земля, как видишь, не остановилась, — произносит Коконой преувеличенно добродушно. — Советую и тебе поступить так же.       — Что ты имеешь в виду? — не понимает Кисаки, вставая. — Бред какой-то. Спасибо за еду, передам деньги через Баджи, — обходит по широкой дуге, чувствует сковавший его тело холод, словно перед ним предстал совсем другой человек.       Вернув деньги, он проведёт между ними черту.