
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Пальцы банкира с особой аккуратностью сгибают лист бумаги, осторожно укладывая его в чёрный конверт. Подготовленный разгорячённый воск капает на картон, надёжно скрепляя, и Панталоне прислоняет к нему кольцо. Письмо с печатью Регратора теперь в распоряжении посыльных, которые передают его между собой, обязательно упоминая главное: «Передать лично в руки»
Примечания
Работа написана в формате писем, которыми обмениваются персонажи. Каждая глава – новое письмо. Можете считать, что подглядываете за чужой (тайной) перепиской ;)
Посвящение
Спасибо за прекрасные арт!
https://t.me/dottorikus/358?single
https://t.me/dottorikus/425
Благодарим! Невероятный рисунок от прекрасной художницы!
https://t.me/alhyde6/1815
Супер канонно и эмоционально! Спасибо!
https://t.me/hanirorawr/1652
Всё так же идеально! Люблю!
https://t.me/hanirorawr/2075
Благодарю за такое чудо!
https://t.me/wirtcanal/991
Настоящая обложка! Спасибо!
https://clck.ru/3CThYH (тви)
Как чувственно😭😭
https://clck.ru/3FYxZw
Письмо 110
02 января 2025, 07:40
(– Вы здорово вышли, – похвалил Гамма, рассматривая свежую газету, которую он принёс вместе с письмом, и поднял взгляд на Регратора, медлительно вскрывающего конверт.
В первую очередь Панталоне, конечно, не хотел читать письмо при сегменте – он боялся представить, что удумал написать Дотторе, и предпочитал плавиться и сползать по стулу в гордом одиночестве! – в то время как во вторую всё ещё был безбожно разнежен: новогодняя ночь не прошла без изрядного количества алкоголя, а начало января – без попыток отоспаться и прийти в себя, которые заключались в долгом валянии в постели и малом количестве еды ввиду отсутствия аппетита. Воспоминания о торжественном вечере всё ещё грели сердце, делая ситуацию только хуже: мысленно Панталоне продолжал быть там, среди бокалов, коллег и закусок, тонущий в оркестровой музыке и лёгкости, пришедшей с быстро окутавшим в освобождающие объятия опьянением.
В этот раз на первую полосу он попал с Пьеро и Коломбиной, в разговор которых вмешался из-за упоминания Фонтейна. Журналисты отлично подкараулили момент! Главнокомандующий на снимке уверенно указывал вперёд, пока Коломбина задумчиво скрестила руки на груди... А подкравшийся Регратор с шампанским в руках, вероятно, исполнял роль украшения кадра, привычно улыбаясь и готовясь подмять обсуждение под свои интересы.
– Я сливаюсь с ёлкой, – критично заметил Панталоне, указывая на низкий контраст между своим одеянием и фоном.
– Какая разница? Лицо ведь хорошо видно, – Гамма попытался подбодрить, но, вспомнив отношение Дельца к нарядам, поспешил исправить положение, – да и одежду тоже! Это жилет такой?
– Это блузка с воротником. И цепочка, – Панталоне скорбно вздохнул.
Сегмент недоумевающе моргнул, прищуриваясь.
– А... – он наконец рассмотрел цепочку, – видимо, фотограф не хотел отвлекать вас на вспышку... Ну, Мастеру в любом случае понравится.
По началу причины, по которым Регратор так трепетно относился к своим образам, казались Гамме огромной загадкой, но с течением времени и новыми письмами в этой, казалось бы, глупой причуде начала обнаруживаться логика. Сегменту повезло видеть Регратора до ужаса разным. Он застал Панталоне в чёрных объемных одеяниях, смотрящего на него невидящими, мутными глазами; застал его взвинченного и вытянутого, как струна, в облегающих водолазках; а теперь наблюдал за Регратором принарядившимся и обвешенным серебром, потеплевшим, с разглаженным лицом и спокойным взглядом... Панталоне, скрывающий эмоции в высшем обществе, приучился выражать их посредством одежды, выбирая предметы гардероба к каждой ноте сегодняшнего настроения... И, как заметно, последнее время настроение у него было ярким, многообразным и, судя по гребешку в волосах, весьма благосклонным к определённым личностям...
– Понравится моя оторванная голова? – Делец скептически поднял брови, но не выдержал, позволяя себе усмешку.
– Фото, – сегмент закатил глаза, и, заметив замершего в ожидании Панталоне, развернулся к выходу из кабинета)
Мой дорогой, Панталоне,
Сомнения и отрицания остались в прошлом. Я уверен в адекватности своего восприятия, и уверенность служит причиной, по которой я позволяю себе втягивать в это тебя. Мои размышления насчёт безумия касались сомнений в «настоящей» природе твоих чувств; мне не хотелось бы вбивать тебе в голову отличное от твоего видение ситуации, поэтому я обдумываю (обдумывал) вероятность того, что мои активные действия оказали на тебя давление и ты попал в безвыходное положение... В конечном счёте это привело к открывшейся истине: мы оба сомневаемся в осознанности слов друг друга, и расстояние между нами не способствует решению этих сомнений.
Я не отличался особенно ярким спектром эмоциональных реакций, поэтому меня не удивляет, что ты не доверяешь моей способности распознавать те или иные чувства, однако могу заверить, что я едва ли могу спутать это состояние с чем-то другим, к тому же ты прекрасно знаешь (или в крайнем случае догадываешься) о наличии у меня опыта в прошлом... Отсюда начинается моё собственное недоверие: насколько мне известно, ты рос без участия в любовных драмах (мне интересно узнать, если это не так) и не можешь судить о схожести или различии тех или иных ощущений. Наши отношения до откровений походили на дружбу, и мне важно удостовериться, что ты не путаешь радость от обретения компаньона и собеседника с чем-то большим. Я не обвиняю тебя во лжи и пишу без попыток обвинить, так что не воспринимай это за оскорбление; мне хотелось бы избежать неприятных открытий, которые могут повлиять на нас в дальнейшем... Спрошу ещё раз: ты уверен, что чувствуешь романтическую привязанность и хочешь развивать её с течением времени, или происходящее воспринимается тобой как одно из забавных и развлекательных ответвлений товарищеских отношений? В свою очередь могу заверить, что я на самом деле думаю о тебе, как о партнёре – о таком, с которым можно не только «подниматься к вершине», но и оставаться на месте, в определённости и тепле. Я не вижу отношения костылём, роль которого заключается в помощи следовать намеченному маршруту; мне хотелось бы верить, что наше «объединение» формируется вне зависимости от целей и положений, но предполагаю, что ты с этим согласишься. Я – это в самом деле я, а ты для меня – это ты, а не твой статус, влияние или мнимые недостатки. Сегменты доказывают, что целостность и ценность личности существуют вне зависимости от актуальных мнений, сил, достижений настоящего и ошибок прошлого. Я знаю, что в первую очередь ты человек, и я поддался бы тебе, даже если наша встреча произошла бы в подворотне Ли Юэ... Смешно воображать, как повернулась бы судьба, не будь мы предвестниками. Полагаю, что, встретив озлобленного и дёрганного Зандика в переулке, твоя младшая версия избрала бы бежать.
Ты изводишь точно так же, так что не вини во всём одного меня. Я бы сказал, что твоё положение куда привилегированнее: письма мне приносят не дружелюбные и симпатичные копии господина Панталоне, а собственные сегменты с уставшими и злобными мордами, так что ещё немного, и ваш светлый лик, господин Регратор, растворится в моей памяти. Это намёк, чтобы ты прислал мне газету, если недоумок Гамма не додумается купить её сам (напомни ему, когда он придёт за ответом). Надеюсь облегчить твои страдания: ты мучаешься не один. Никогда не ощущал постель такой пустой. Хотел написать, что здесь не хватает тебя, но ты едва ли с охотой заснёшь на твёрдом (я чувствую пружины лопатками) и пыльном матрасе... Впрочем, это, конечно, не мешает мне представлять тебя на месте одеяла. Накрываться им полностью зачастую слишком жарко, а твои руки послужили бы отличной альтернативой. Может быть даже ноги... Может быть ты обнаружил бы мои на себе. Ночью я занимаю всё доступное мне пространство (вероятно, обитатели моего первого места жительства думали, что ночами из меня выходят существа бездны), так что тебе лучше иметь достаточно сил, чтобы освобождать себя от моих конечностей... Если когда-нибудь нам придётся делить кровать. Я мало знаю о ваших предпочтениях, господин Регратор, – вдруг вы захотите отправить меня спать на ковёр? Псов обычно не пускают на хозяйское ложе.
...Но встречаются люди, принимающие собак за полноправных членов общества и дающие им полную свободу. Ты переоцениваешь реакцию главнокомандующих и общий риск в существующем контексте. Сомневаюсь, что старика или Царицу не беспокоит возможность появления нового бога, но крайне обеспокоит, если двое из предвестников будут чуть чаще встречаться вместе – Пьеро оценил бы эту деталь незначительной песчинкой в потоке событий и времени... К тому же так или иначе любые отношения – даже деловые – часто рискуют быть окрашены в определённый тон. Госпожа Арлекино не может меня терпеть, но глубоко заботится о жизнях пары своих избранных «наследников», уважаемый господин Скарамучча плюётся от одного моего вида (это его условный рефлекс), а отношения господина Тартальи и господина Пульчинеллы складывались близкими и неформальными с самого начала. Сули это обозначенные тобой риски, каждый из наших коллег давно поплатился бы жизнью, но никто не бежит применять угрозы к самым могущественным людям Снежной; не встречается даже перекрёстный огонь подобных масштабов. Обсуждать объёмы финансирования и подкалывать на совещаниях – одно, в то время как реальный шантаж – преступление против родины и действие совершенно иного толка. Если кто-то сочтёт себя достаточно смелым, чтобы тебе угрожать, предполагаю, у него наверняка окажется достаточно сил, чтобы исполнить свои планы вне зависимости от наличия или отсутствия у тебя высокопоставленного обожателя... При взгляде с другой стороны, наличие такого обожателя обещает дополнительную протекцию. Только ты знаешь, что в самом деле мне небезразличен – если слухи о связи между нами станут общественным достоянием, большинство не поверит, а оставшиеся лица вспомнят мой психопатический образ и сочтут сумасшедшим, решившим разнообразить будни... Тебя скорее всего назовут манипулятором, совратившим убогого в обмен на ресурсы или из других взаимных выгод. Впрочем, я уверен, что до этого не дойдёт. Ты прекрасно знаешь, что в Фатуи любят болтать, а любая сплетня имеет обратную силу: при раскрытии особенно личных подробностей будет несложно выяснить, кто именно распространил такую жалкую и порочащую честь ложь, а затем тюрьма пополнится ещё одним пронырой... Или ещё один проныра сгинет на виселице.
Я не желаю тебе зла и позора и не могу представить, на чём должна основываться ссора, чтобы моё мнение изменилось, поэтому наше грязное бельё останется между нами даже при разладе. Мне уже доводилось объяснять тебе своё отношение: я не гонюсь за конфликтами и не собираюсь тратить время на ругань ради попыток обрушить чужое эго, так что, если мы в самом деле примем решение разойтись, я оставлю тебя в покое и вернусь к привычному беспристрастию, которое даётся мне куда легче нынешних слов. Ты, я уверен, тоже останешься профессионалом – вспомни о своих годах опыта в общении с мерзкими стариками и подумай, чем буду отличаться я.
Могу согласиться со сложностью совмещения рабочего и личного, однако наши должности не предполагают каждодневных контактов, а упомянутые тобой недолгие совещания едва ли вынудят затратить необычное количество усилий. Сомневаюсь, что наше отношение друг к другу будет выражаться в деловом смысле... Если щедрая и подкупленная моим вниманием рука Дельца назначит мне особенно крупные суммы, Пьеро даже не удивится – мои проекты и так являются самыми затратными, не так ли? Или всё потому, что на самом деле ты уже давно выделяешь меня среди остальных коллег? Какие подробности, господин Регратор, и как же я не заметил эти намёки...
Без шуток. Говоря о «замыслах за спиной», хочу напомнить о том, что мы будем вместе – это предполагает совместное обсуждение многих решений и проблем. Я предпочту делиться своими планами и быть в курсе твоих, даже если они не до конца соответствуют моим рабочим интересам. Если происходящее между нами основано на уважении, мы не будем вставлять друг другу палки в колёса и в случае несогласия с теми или иными идеями. На работе я могу спорить с самоуверенным Регратором и его излишними амбициями, но наедине с тобой я надеюсь на твой успех и исхожу из лучшего для тебя, а не для Доктора как Предвестника или всех Фатуи вместе взятых... Хотя я не надеюсь, что мы научимся разделять две эти ипостаси с первых попыток. Это хорошо звучит на бумаге, но в реальности я вдруг выберу сторону Арлекино, и ты примешь это на свой счёт... Обнадёживает, что мероприятия с обсуждением общих замыслов проходят не слишком часто, а значит мы будем успевать мириться. Ключевой момент в том, что я могу быть против твоих идей, но никогда не буду против тебя.
Талант сам по себе не подчиняется критериям «добра» и «зла» – это объективная оценка способностей, и даже убийства, порицаемые с точки зрения морали, возможно совершать с гениальной изобретательностью, однако нельзя исключать из формулы умысел субъекта, этим талантом обладающего. Так или иначе общество вынуждает принимать понятия вреда и блага. Пьеро едва ли одобрит мои проекты, если их конечной задачей будет уничтожение всего населения Снежной – жестокость или жертвы часто неизбежны или необходимы, но не могут быть самой целью. Проще говоря, мы все всё ещё имеем принципы, основанные на «хорошем» и «плохом», даже если в кругах Фатуи это ощущается куда меньше. Какой была бы цель человека, притворяющегося тобой целый год? Сомневаюсь, что она хоть сколько-то благородна и вдумчива, а людям без принципов и идей лучше вступать в бандитские банды – их члены в самом деле занимаются разбоем без толковых мотивов... Но твои размышления интересно читать.
«Дорогой Доктор когда-нибудь пробовал мыть волосы массажными щётками?»... Удивляюсь, что вопрос не закончился после слова «волосы». Ты имеешь отвратительную привычку сглаживать углы и не дописывать то, что хочешь сказать на самом деле. Мы признаёмся друг другу, Регратор. После этого нет ничего стыдного в обсуждении того, что приносит тебе удовольствие. В этом смысле письма – отличная возможность: ты создаёшь мне настоящий справочник своих предпочтений, которым я буду руководствоваться при личных встречах. Сомневаюсь, что говорить в лицо проще, чем писать, так что тебе лучше использовать шанс уменьшить количество неловких диалогов, в которых ты признаёшься, что на самом деле тебе нравится массаж головы и всё в таком роде.
Не беспокойся о лишнем. График – это инструмент, используемый для удобства, а не личное оскорбление, поэтому я не против быть где-то между «12:00 здоровый обед» и «13:15 конференция со скучными дураками» – трудность только в моём плавающем расписании: я сомневаюсь в возможности предупреждать тебя заранее, а в контексте перемещений по столице весьма спонтанен. Отвлекать тебя от рабочих задач в удобные для одного меня моменты будет сомнительным решением, но в противном случае наши встречи выйдет осуществлять лишь по вечерам пары дней в неделю, как ты и написал. Мне хотелось бы видеть тебя чаще. Не только собранного, уставшего и настроенного на деловое общение, но и растрёпанного, домашнего и улыбчивого(зачёркнуто) искреннего.
Развитие существующих концепций – отличное доказательство прогресса, но прогресс может нести отрицательные последствия. Бесконтрольное общество имеет тенденцию доводить идеи до абсурда. Имеет ли смысл заранее закладывать такую вероятность в свои планы, или ты надеешься, что люди воздвигнут базис твоих реформ в ряд нерушимых законов?
Это несколько похоже на допрос... Твои ответы не будут вырезаны и отправлены Пьеро, господин Панталоне – мне, признаться, нравится читать, как ты обосновываешь свои суждения, так что здесь только мой корыстный интерес. Можешь не отвечать слишком подробно – не хочу омрачать твои перерывы возвращением в мысли о работе.
Лучше омрачать их мыслями о низменном и пошлом. Выражаю надежду, что ты не перепутаешь бумаги и не напишешь что-то о членах в официальной документации, хотя подобный ответ на запрос дотаций определённо выглядел бы забавно...
Вернёмся к излюбленной теме. Господину Регратору захотелось представить меня на второй строке размерной таблицы? Какая прелесть. Учитывая то, сколько сарказма запрятано в строках о превосходстве госпожи Арлекино, ты явно не сомневаешься в себе. И, конечно, очень мило, что ты дошёл до мыслей о мерках: не стоит волноваться, я не разочарован и готов удивляться... После сотен лет в одиночестве меня, боюсь, удивит даже близкое (ближе одного метра) нахождение человеческого существа к моему обнажённому телу... Если ты обдумывал такие возможности. Шрамы распространяются не только на лицо, и я не могу представить, неприятно ли это выглядит для других. Я повторяю об открытости и пытаюсь тебя разговорить, однако едва ли обладаю огромным опытом и авторитетом в подобных вопросах, поэтому на самом деле тебе не стоит смущаться – в целом мы не слишком различны. Не имею понятия, делает ли это ситуацию лучше. В любом случае твоя моральная близость важнее физической, хотя я всё ещё заинтересован во втором варианте взаимодействия.
Что тебя удивило? В отношениях между нами фантазии не играют роли – нет никакого смысла ревновать тебя к воображаемым версиям знакомых из твоей головы. Это твой досуг и твой отдых... Но несколько лестно слышать, что ты всё же выбираешь представлять меня. Плодотворно?
...Пробежка по лесу. Я, признаться, ожидал наказаний несколько другого порядка, но, полагаю, мне не стоило надеяться услышать от тебя что-то приятнее. Позволь поинтересоваться, не входит ли в это испытание хлестание розгами? Твоя натура явно требует хлеба и зрелищ, но я рад, что в тебе всё же присутствует обеспокоенность здоровьем моих лёгких... Теперь позволь пофантазировать мне. Что было бы, если бы в проигравших оказался ты? Господин Регратор раздет в собственном доме... Я бы, возможно, загадал тебе остаться в таком виде на весь остаток дня. Сначала мы пошли бы ужинать, и, проявляя уважение к своему гостю, ты обязательно расставлял на столе посуду, мельтеша тут и там, а потом сел бы со мной за стол... Какая захватывающая мысль. У тебя достаточно длинные скатерти?
Поддерживаю твою точку зрения – этот жест в самом деле сложнее всех предыдущих. Тебе придётся стерпеть пару моих ошибок: я наверняка промажу, попадая в лоб, нос, подбородок, краешек губ и шею... Нас ожидает долгая практика.
Как прошёл новогодний бал? Уверен, что ты заполучил приз зрительских симпатий.