Лично в руки

Мой дорогой Дотторе, И когда мы успели перейти на подобный уровень вежливости? Знаешь, обычно считается, что с годами старики становятся агрессивнее, а ты действуешь совершенно наоборот – чем больше времени проходит, тем больше смягчаются твои формулировки... Сердце Доктора, подвергшееся криоконсервации снеженских пустошей, оттаяло – это почти опасно для существования Фатуи! Мне стоит срочно предупредить господина Пьеро: он разберётся, что пошло не так и почему один из предвестников вдруг посмел избавиться от озлобленности... Двое из предвестников. Даже самые ластящиеся ко мне деловые партнёры не пытаются быть столь.. уветливыми. Я бы не стал зацикливаться на неинтересных тебе темах – такая писанина отнимет моё время, вынудит тебя выжимать из себя ответ и в итоге вызовет разочарование, когда я не получу желаемой заинтересованности, поэтому не нужно выставлять меня сфокусированным на себе балаболом. Не моя вина, что окружающим людям так сложно уложить в голове хотя бы несколько крупиц новой информации, и все мои попытки объяснить те или иные выводы и явления обыденно воспринимаются бесконечным потоком волнующих одного меня размышлений... Поэтому я предпочитаю избегать заключать договорённости через посредников. Если даже мои дорогие и высокопоставленные коллеги-предвестники не могут прислушаться к тщательно объясняемым им предложениям всего парочку – или парочку десятков – минут, то чего ждать от их посыльных? Эти бедные подчинённые Сандроне постоянно забывают передать несколько устных примечаний, и вот уважаемая госпожа уже успевает подумать, что я обесцениваю её мастерство... Обговаривать бюджеты на следующий год с ней – настоящая пытка. Ты, возможно, уже видел свои, если Пьеро присылал тебе документацию. Рекордсмен. О чём это мы? О бале. Значит, в прошлом году ты думал, что я лукавил? Помнится, тебе не слишком понравился мой полный восхищения рассказ... Тогда я был так вдохновлён, что даже несдержан – почти как сейчас. Забавно, что спустя время ты сам расспрашиваешь меня, чтобы узнать больше... У моей симпатии к снеженскому Новому году нет объективных причин (как, вероятно, у любой симпатии). Конечно, приуроченный к нему бал – это всё ещё показушное мероприятие для масс, однако в нём есть удивительный, едва осязаемый огонёк искренности... Искренней веры если не в чудо, то в хороший исход, в светлое будущее: в то, что следующий год обязательно будет лучше, а мы приложим к этому все свои силы. Мы привыкли начинать новую жизнь и менять свои привычки с понедельника или с начала следующего месяца, а перед началом нового года это ожидание новых высот ощущается повсеместно. В людях оживает потерянная надежда: многие глубоко потерянные в печалях снеженцы с улыбкой смотрят на украшенную ель, вдыхают её лесной аромат, вешают старый стеклянный шар и позволяют себе мечтать о лучшем. Тридцать первого, кружась с восхищёнными фатуйками, ты ощущаешь, что все ваши цели осуществимы, а возможности истинно безграничны. Краткий миг, в который можно обмануться, будто ты больше всего мира... Я ценю целеустремлённость и амбициозность, подкреплённые готовностью меняться и менять, а эти черты лучше всего ощутимы под Новый год. Это заряжает силами и освобождает от груза прошлых ошибок и недоработок – от них можно отказаться хотя бы на один день, забывая повседневные склоки, и беседуя со всеми так, будто вы уже победили... Счастье (пусть обманчивое и временное) хочется разделять, в то время как в тяжёлые времена проще искать виноватых и отдаляться, вымещая скопившуюся горесть на союзниках... А тяжёлые времена в Фатуи начинаются со второго января, когда все осознают, что дата в календаре не приукрасила существующие на данный момент обстоятельства. Достаточно исчерпывающий ответ? Ты можешь быть таким фантазёром. Господин старик потеряет челюсть на полу, если увидит, как Второй Предвестник предлагает Девятому танец... Но я бы согласился, если бы мы были одни. Признаться, даже не знаю, как нужно танцевать двум мужчинам... Я бы не догадался, как тебя взять, но ты бы, наверно, что-нибудь придумал. Что-нибудь абсолютно неловкое и весёлое... Да, это определённо звучит смехотворно. Мы вдвоём держим друг друга в пустом зале, чуть поодаль разносятся едва уловимые звуки пианино, а за высокими окнами виднеются крупные снежинки, которые грозятся замести нас прямо со всем дворцом, но нам было бы тепло – может быть потому, что мы танцевали бы прямо с бокалами... Только представь один лишь свет от луны и нас! Нас с бокалами и в танце. Так глупо и смешно... Укол снотворного и привязь к кровати? Действенно, но я бы обиделся. Сомневаюсь, что существующие для моего здоровья риски достойны подобных методов – тебе бы хватило заявиться ко мне и вытянуть из-за стола, а дальше уговорить на отдых было бы просто. Теоретически подарки всё ещё предполагают желание некой ответной реакции или даже ответных действий – вопрос лишь в корыстности намерений. О чём ты переживаешь? Я уже соглашался с тем, что моё беспокойство о сегментах вызвано беспокойством о тебе самом, и, хоть ты и «перевешиваешь»(как ты выразился), мне сложно относиться к ним без всяких эмоций. Представь перед собой двоих Панталоне и подумай над тем, как легко тебе было бы отрезать одному из них палец, пока настоящий «я» подбадривал бы тебя словами о том, что это всего лишь копия. Сладости в любом случае лучше быть умеренной, поэтому вынужден не согласиться. Нет смысла в разнообразии десертов, если дегустирующие их люди даже не смогут уловить вкус, а из текстуры ощутят один скрипящий на зубах сахар... Но, полагаю, с пахлавой всё обстоит несколько иначе, раз в Сумеру она занимает столь почётные места... Значит, в юности ты грыз гранит науки только вместе с ней. Не могу сказать, что это не отразилось на твоих молодых сегментах... Но звучит замечательно. Тебе нужно было сказать мне раньше: я бы заманивал Второго Предвестника в банк, обещая сумерские десерты... Признаться, падисара не ассоциируется у меня с чем-то съедобным, но, полагаю, я вынужден довериться вековым рецептам... Тебе стоит уточнить, действительно ли подобное едят в городах – вдруг мудрецы просто скармливали вам всякий сор, как козлятам? В таком случае у тебя есть возможность успеть угостить их в ответ. Благодушный господин Дотторе продолжает настойчиво посвящать банкира в не открывшиеся ему истины. Нужно было не мелочиться и начать с определений – вдруг я всё ещё твёрдо уверен, что детей в самом деле приносят богини из селестии? Раз уж ты начал делиться глупыми историями из молодости, не вини меня в продолжении: я ярко помню, как один из домашних мальчишек рассказывал нам о том, что детей по семьям разносит сам моракс, и даже размышлял, не вылупляются ли они из яиц... Но, конечно, как истинный будущий Предвестник даже в свои восемь лет я ставил под сомнения факт того, что он способен на что-то кроме камешков или монет. В итоге этот спор перешёл в попытки поставить друг на дружке синяки, чтобы убедиться, что мы, как дети, не сделаны из каменистых пород... Только представь реакцию семьи того мальчишки! Сын приходит с побоями и тут же спрашивает, откуда на самом деле(подчёркнуто) берутся дети. Возвращаясь к теме... К чему ты создаёшь на мне такой акцент? Не то чтобы я единственный Предвестник, лишённый этого аспекта жизни, и не то чтобы моя самооценка была повреждена, пока дорогой Доктор не начал описывать мне, как отсутствие интимных связей понижает социальный статус. С подобным вниманием к этой теме тебе не помешало бы самому уделить внимание своим потребностям... Кстати о социальных. Я последовал твоему совету, и теперь господин Тарталья может похвастаться тем, что его расстрелял сам Регратор... Шучу: в этот раз я не пытался в него попасть. Жалею, что совершенно не угадал с днём – погода была ужасной, и относительно искренний диалог сложился только в моей карете, пока этот дурак пытался согреться... Господин Чайльд такой настырный парень. Я узнаю в нём пробивной настрой Розалины – вероятно, так сказалась первая серьёзная командировка... Я в его возрасте, конечно, был сдержаннее и разумнее, и всё же стоит отдать должное: он подрос. Я даже не слышал фразочек Пульчинеллы, которые он часто использовал раньше, чтобы казаться взрослее и вдумчивее. Он становится самим собой – достойным воином и преданным Предвестником, которого нужно переманивать к себе. Меня больше интересует наблюдать за ходом мысли соперника, а не подстёгивать себя ставками, но раз тебе так нужно иметь дополнительную мотивацию... Что ты предлагаешь? Бокал вина после каждого проигрыша? Не думаю, что алкогольное опьянение позволит отыграться – в конечном счёте один из нас будет едва шевелить языком, и, учитывая разницу в опыте, мне даже не нужно гадать, кто это будет. ...И ты умудрялся доказывать, что это у меня(подчёркнуто) из нас двоих проблемы с восприятием внешнего образа. Доктор, я даже не знаю, с чего начать, но все твои суждения – какая-то глупость, слишком прочно закрепившаяся в твоей голове. Ты пришёл к этому сам? Это твои выводы, или последствия чьих-то неосторожных слов? Мне нужно знать, как вообще подбирать ответы. Во-первых, как мы вообще перешли от того, что я не смогу на тебя смотреть, к тому, что ты не похож на здорового партнёра и не вписываешься в стандарты красоты среднего лиюэнца? Это связано?(зачёркнуто) Я много лет живу в Снежной и общаюсь с самыми разными людьми из всех регионов Тейвата, и, поверь мне, я не замечал, чтобы все, чья кожа не сравнится с белым листом бумаги, вызывали у меня рвотный рефлекс. Это.. индивидуальные предпочтения. Всем людям нравится разное, что относится даже ко мне. Ты знаешь моё отношение к родине, правда? Было бы странно, если бы после всего меня тянуло только к выходцами из своего региона. В Сумеру, допустим, тоже были свои стандарты красоты – и они повлияли на твоё восприятие хотя бы пассивно, – но это не заставляет тебя думать обо мне хуже, разве не так? У вас я бы наверняка считался бледной поганкой, и всё же вот мы здесь – ты все ещё пишешь мне письма. Разве переписка не доказывает, что лица второстепенны? Мне хорошо, когда рядом ты, а не твои уши, нос, зубы или что ты там ещё выдумал. Во-вторых, я не пытаюсь тебя утешать – ты не слишком расстроен, просто пишешь о себе глупости. Хватит, Дотторе, моя реакция на твою внешность не изменится от того, что ты пытаешься подготовить меня к самому худшему, лишь бы на контрасте с заниженными ожиданиями я воспринял тебя ещё лучше. Я уже имею представление о том, чего ждать. Очень амбициозно не допускать и мысли о возможности отказа. А если ты посреди бала отдавишь мне ногу? У меня, между прочим, тоже есть гордость. Что закончится раньше – части тела или идеи? Отставить мизинец на левой руке – «тебя ждёт экипаж?» Оставить мизинец на правой руке – «поедем на твоём» Оставить указательный палец на правой руке – «сбежим сейчас?» Легко говорить смущающие глупости, пока вас разделяют километры и дни до следующего ответа. Приезжай и займись моим «здоровым румянцем» здесь – посмотрим, как ты справишься, Доктор. (Дотторе не заметил, как по окончании чтения взгляд снова прилип к середине письма... Потом – к началу, ещё раз к началу, к последним абзацам и (в обещанный последний раз!) снова к середине. Он не мог перестать перечитывать эти строки! Сознание хваталось за каждое слово, заставляя вчитаться ещё раз и совсем не позволяя признать, что всё это в самом деле адресовали ему. Ставка сыграла: Регратор не среагировал раздражением, не посоветовал ему сдерживать себя и не назвал его слетевшим с катушек. Панталоне подыграл. Тонко – а иногда и не очень, – но это читалось в каждом предложении, в каждой двусмысленной формулировке... Но обязанность действовать более прямолинейно всё ещё лежала на Дотторе. Он берёт новый лист бумаги – он берёт на себя ещё один риск)