Лично в руки

(Дверца экипажа щёлкнула, и Панталоне выбрался наружу, придерживая прядки волос, тут же переполошенные холодным ветром, с удвоенной силой перегоняющим редкие хлопья снега. Зима действительно началась с морозов – даже более колких и крепких, чем в прошлом году, – однако Регратор не мог сказать, что был разочарован. Прогнозы на холода сбывались, и всё шло по плану – всё шло по плану, и это избавляло от беспокойств. Чинно разгладив пальто, Регратор натянул улыбку, вежливо кивая уже добравшемуся господину Тарталье, успевшему махнуть своей повозке двигаться прочь. Признаться, Панталоне до последнего не верил, что Чайльд осмелится встретиться с ним в месте, подразумевающем стрельбу, и всё же Одиннадцатый, вероятно, не сомневался, что, при соответствующей возможности, сможет его победить. – Добрый день, – он поздоровался, пытаясь выглядеть как можно дружелюбнее. Тарталья огляделся, прежде чем тряхнуть рыжими кудрями и ответить: – Добрый день, господин Панталоне, – он замялся, пытаясь подобрать светский ответ, – погода сегодня не очень. – По мне всё терпимо, – ровным тоном ответил Регратор. Неловкость пропитала воздух, оставляя паузу особенно дискомфортной. Очевидно, Чайльд не имел ни малейшего понятия о целях встречи, однако осознавал, что допрашивать Регратора в самом её начале было бы дурным тоном... Кто знает, какие козни может устроить обиженный и разозлённый снеженский банкир? Панталоне смотрел на эту зажатость почти с наслаждением. Конечно, ему давным-давно наскучили возвышенные диалоги, однако было приятно контролировать ситуацию. Если эта встреча могла обернуться чем-то неприятным, он надеялся хотя бы себя развлечь. – Как ваша семья? Вам редко удаётся оставаться на родине. Отец, вероятно, гордится? – Панталоне спросил невзначай. Рыжие ресницы дрогнули, скрывая подозрение, сверкнувшее в глазах; Регратор с равнодушием наблюдал, как господин Тарталья, не столь подкованный в диалогах, позволил себе секундную задержку. Сомнения не удивляли: в них узнавалась и школа Пульчинеллы, и зачатки предвестничьей осмотрительности, которая медленно, но верно подгибала отзывчивого и сердечного мальчишку под себя... Регратор зацепился за эту мысль, с любопытством склонив голову к левому плечу: что будет, если он потренирует Чайльда чуть наглее? – Всё хорошо... – Тарталья не успел закончить. – Жалования хватает? Лекарства сейчас дорожают, не так ли? – реграторская хитринка едва заметно промелькнула в интонации общей незаинтересованности. Грудь Тартальи тут же поднялась от шумного вдоха, и парень, засёкший крючок, нахмурился, взглянув на Дельца исподлобья... Однако с выдохом всё же смягчил черты, повторяя за Панталоне притворное безразличие – как зеркало! – Не думаю, что вопросы жалования обсуждаются в «неформальной обстановке», господин Панталоне, – Тарталья проговорил медленно и звонко, вместе с этим с едва уловимой угрозой опуская брови. Панталоне позволил себе тихий смешок, с наслаждением разглядывая попытки к устрашению, ярко выделившиеся на чужом лице. Ах, эти большие синие глаза, настороженно наблюдающие за его реакцией! Предвестник, которому все ещё есть, что терять... – Вы молодец, – Регратор похвалил, сбивая с толку настроенного на перепалку Чайльда, – но лучше не показывать злость. Тогда собеседник поймёт, что тема вас задевает. – Вы специально?.. – Чайльд тут же отпустил всю угрозу, снова напоминая растерянного, но доброго пёсика. – Я достаточно опытен, чтобы не выпытывать возможные проблемы в вашей семье прямым распросом, и достаточно влиятелен, чтобы, при большом желании, самостоятельно дознаться до состояния здоровья некоторых граждан Снежной... – Панталоне, переосмыслив свой ответ, на секундочку сморщил нос, – но у меня нет подобных желаний. Эта встреча не для шантажа. – Тогда для чего? – Тарталья, совсем не звучащий расположенно к беседе, вжал голову в плечи, лишь бы перетерпеть ещё один хлёсткий ветряной поток. Заметив, как Чайльд озябше жмётся к воротнику, Регратор кивнул в сторону ворот, призывая Чайльда идти вперёд – дорожка была слишком узкой. – Мы коллеги. Близкие партнёрские отношения подразумевают наличие доли доверия, а ввиду того, что в будущем мне хотелось бы обсудить с вами некоторые взаимовыгодные соглашения, я нуждаюсь в расположении, – Делец не пытался врать. – Я уже не настроен враждебно. Этого недостаточно? – Тарталья продолжал вышагивать вперёд, оглядываясь на чёрное пятно, следующее за ним. – Кто сказал, что враждебно настроены вы? Чайльд замер на месте, вынуждая Регратора остановится в шаге от него, и резко обернулся, с удивлением усмехаясь. – Вы себя собрались переубеждать, господин Панталоне? – он поражённо покачал головой, – и поэтому – стрельбище... Это попытка разочароваться? Всем известно, что пистолеты и другое дальнобойное оружие – не мой конёк. – Идите вперёд, господин Тарталья. Забор спасёт от ветра, – Делец увернулся, невинно улыбнувшись Тарталье в лицо. Пару раз моргнув, Тарталья вздохнул, беспомощно оборачиваясь в сторону калитки. Совсем скоро она распахнулась, впуская двух мужчин на огороженную, но такую же пустынную территорию с небольшим строением, вычищенным полем, столом и тремя рядами мишеней, совсем немного припорошенных свежим снегом. Чайльд сразу же направился к стойке, изучая предоставленный инструментарий. Один из небольших пистолетов сразу оказался в руке ранее незаинтересованного Тартальи, и Регратор, нагнавший его со спины, с любопытством подметил, как неуверенно выглядел хват опытного бойца... Панталоне обошёл коллегу и поднял со стола одно из схожих оружий, привлекая внимание Чайльда к своим рукам. Тонкая и округлая, но всё же весомая рукоять ощущалась так приятно и крепко! Личный экземпляр Дельца был миниатюрен, и по сравнению с ним полноразмерный пистолет впечатлял куда больше. – Вы сказали, что не жалуете дальнобойное оружие, и всё же вопрос умений – не вопрос ваших предпочтений. Для вас это небезызвестно, – тягуче начал Регратор, рассматривая пистолет в руке, – те же правоохранительные органы Фонтейна используют ружья и пистолеты. Не все столкновения требуют активного ответного удара, и вам нужно учиться экономить силы, действовать тоньше. Панталоне расплылся в улыбке и, недолго помедлив, с прежней беззаботностью направил дуло прямо в сторону опешившего Чайльда, не решившегося поднять ствол в ответ. Парень ждал, когда Делец объяснится, но тот продолжал молчать, с нескрываемым довольством поглядывая на него из-за выставленного вперёд пистолета. – Схватка и дуэль – разные вещи, господин Панталоне. Вы предлагаете мне первое или второе? – Чайльд непонимающе уставился на него. Панталоне хмыкнул. – В этом всё дело. Вы тут же готовитесь принять бой, – он убрал палец с курка, – и это не удивляет – я знаю вашу натуру... Однако ваша натура должна согласиться, что любое сражение тратит силы и влечёт травмы, даже если не все соперники достойны таких затрат. – Вы хотите научить меня сбегать? – невоодушевлённый Чайльд дотянулся до пистолета Панталоне, уводя его в сторону от себя. – Я бы не назвал это побегом. Скорее перехватом инициативы, – Регратор опустил ствол, – у вас мало опыта с огнестрельным оружием – в использовании и в уклонении: в Фонтейне вы, кажется, не бывали, а существа из бездны, слава Царице, подобными технологиями не обладают. При прямом столкновении вы сразу полезете в бой, а это не всегда выгодно. – Сомневаюсь, что даже противник с пистолетом будет достаточно подкован, чтобы противостоять моим навыкам, – Чайльд самоуверенно улыбнулся. – Я с этим не спорил. Однако это не будет самым простым путём. Вы достаточно умелый боец, чтобы комбинировать боевые стратегии. – Не обижайтесь, господин Панталоне, но я не думаю, что в этом будет толк... – Хочешь проверить? – Регратор с вызовом задрал подбородок, делая несколько шагов назад, – использовать лук было бы бессмысленно, так что разрешаю прибегнуть к Глазу Бога. Тарталья проследил, как Делец увеличил лежащее между ними расстояние, и вальяжно прокрутил пистолет, ожидая, когда Чайльд соберётся с мыслями. Признаться, Аяксу даже не верилось, что Регратор так просто позволяет ему нападать! Но предложение было слишком заманчивым, чтобы отказываться. Тарталья скинул с себя пальто, оставив его мокнуть на снегу, и, сосредоточившись, ощутил в руках знакомые гидро-клинки, тут же прилипшие к коже. – Приступай, – скомандовал Регратор. Дальнейшеее действо заняло не более половины минуты. Чайльд бросился вперёд, фокусируясь на цели перед ним, но Делец успел выставить ствол перед собой, забирая возможность атаковать первым. Выстрел с огненной пулей прожёг снег в паре сантиметров от ноги Тартальи, пока тот ринулся в бок, отправляя на Регратора жалющую волну. Панталоне склонился к земле, но пистолет всё ещё остался при нём, и, потратив мгновение на перегруппировку, Делец отправил следующий выстрел выше чайльдовского плеча. Ещё одно движение, и Регратор снова оказался на ногах, увеличивая расстояние и выбивая себе время на третий ход: очередной огонёк пролетел над рыжей макушкой, когда обух первого клинка Аякса наконец ударил его по кисти, заставляя выронить пистолет, а остриё второго остановилось возле шеи. Оба мужчины смотрели друг на друга, шумно выдыхая размывающийся на морозе пар. – Ну что? – гордо спросил Тарталья, неспешно уводя клинки, чтобы отпустить Гидро. Вода с тихим шептанием упала на снег. – Разве не я должен задать этот вопрос? – к недоумению Чайльда, Панталоне победно поднял нос, и, заметив чужое сомнение, неспешно продолжил – ты бесспорно победил по грубой силе и мастерству, однако если бы я действительно хотел навредить, я бы нанёс тебе как минимум два увечья – согласен, что вряд ли попал бы в голову. В обычном бою после меня могло бы последовать подкрепление, и тогда сражение с остальными пришлось бы вести с уже полученными травмами... Тарталья задумчиво замолчал. Конечно, он не боролся в полную силу прямо сейчас, однако в этом и заключался смысл слов Панталоне: он предлагал умение противостоять огнестрельному оружию без значительных усилий, дабы приберечь боевой потенциал к более опасным и требовательным столкновениям... Даже господин Регратор, не специализирующийся на битвах, имел возможность оставить в теле Чайльда несколько не слишком приятных пуль. – И что вы предлагаете? – Тарталья нахмурился, критически ожидая уроков Дельца. Делец довольно сщурился, поднимая оружие с земли и, поднявшись, с аккуратством поправил складки пальто. – Ничего сверхъестественного, – Панталоне пожал плечами, разгладив смявшийся ворот, – я уже говорил, что вы слишком резво рветёсь в бой, однако это плохая стратегия, когда нападающий слишком далеко. Иногда лучше опьянить его чувством фальшивого всемогущества. Все люди любят быть сильнее других – этому легко поверить. Регратор подошёл к Тарталье, протягивая ему пистолет и, когда тот перехватил рукоять, направил его на себя, снова попятившись назад. – Первая твоя реакция – броситься сражаться, но противник обладает преимуществом: твои пять шагов в сторону для него – пятисантиметровое смещение дула пистолета, – Панталоне щёлкнул пальцами, чтобы Чайльд не сводил с него прицел, – однако всё меняется, стоит тебе оказаться ближе. В метре от противника твои боевые навыки помогут и без теории об уворотах. Регратор тоже сбросил пальто, но, в отличие от Тартальи, осторожно сложил его на краю стола, после этого возвращая внимание молодому коллеге. Мороз кололся даже через увесистый пиджак, однако это только подстёгивало – холод симулировал состояние тела в битве, когда конечности прожигало от нагрузки и адреналина. – Основная сложность в том, чтобы добиться того самого заветного метра. Твои варианты? – Подбежать? Сойти с траектории выстрела и сделать рывок к цели... – Аякс решился на предположение. – И чем это отличается от того, что ты пытался провернуть минуту назад? Я не опытный воин, однако успел сделать три выстрела, – Панталоне разочарованно пробежался по коллеге глазами, – хорошо. Что предложил бы господин Капитано? Чайльд не смог скрыть, как при одном упоминании имени Первого его глаза восхищённо округлились, и он поджал губы, тщательно подбирая слова. – Оценить ситуацию и использовать окружение в свою пользу? – он огляделся по сторонам, – отразить первый выстрел и шмыгнуть за забор, например. Это вынудит противника сократить расстояние. – Уже лучше. Но местность не всегда на вашей стороне. Иногда это пустой зал или скользкое поле, – Регратор добавил, сложив руки за спиной, как строгий учитель на экзамене. – Тогда остаётся вступать в бой. Воин сохраняет свою честь и даёт отпор врагу даже при его превосхо... Панталоне очень захотелось закатить глаза. Ох уж эти праведные воинские уставы! Тарталья не был обычным рядовым, чтобы следовать всей этой чуши, не так ли? – Честь предвестника характеризуется успешностью его деятельности. Народ сочтёт тебя идиотом, если на твоих похоронах будут рассказывать, как ты бросился прямо под пули, – отсёк Регратор. Воцарилось молчание. Панталоне ожидал, что мысли Тартальи заведут его к ответу, так необходимому Дельцу, и всё же выдрессерованный на сражения пёс хмуро молчал, перебирая в голове боевые приёмы. Регратор медленно выдохнул, расслабляя мышцы лица и готовясь к пьесе. – Ты молодой и симпатичный парень, Тарталья, – Регратор начал, пытаясь намекнуть на направление дальнейших советов. Однако Одиннадцатый был непробиваем. – Так это свидание? – Аякс пошутил, пытаясь сбить напряжение: ствол, направленный в коллегу, автоматически портил всю невинную атмосферу встречи. Панталоне почувствовал, как что-то неприятно осело в его груди... Однако в этот раз странная эмоция не напоминала больнючее отрицание и засевшее в голове осуждение – нет, Регратору вдруг подумалось, будто он поступает гадко: обсуждая с Доктором балы, встречи и игры, за рамками переписки он нашёл себя здесь, с Тартальей, глупо шутящем о романтическом подтексте. Ситуация была рядовой, шутка не оскорбительной, а ещё во всем происходящем не было связи с Дотторе... Так почему Делеца настиг такой дискомфорт? Панталоне попытался себя урезонить: нужно реагировать проще. – Вы не в моём вкусе, господин Тарталья, а я для вас слишком стар, – Регратор отмахнулся, дежурно растянув губы. Чайльд с полной готовностью открыл рот, но, дослушав, закрыл его обратно, не найдясь с ответом. Он ожидал от Регратора отвращённой морды и нравоучений, учитывая, какую бурную реакцию вызывали упоминания нетрадиционных отношений в прошлый раз! Однако... Сейчас Панталоне, кажется, разве что сильнее погрузился в мысли, и не думая осуждать коллегу за такую порочащую честь неприличность. Нет, Тарталья прекрасно осознавал, что Регратор часто использовал образ, задвигая реальные суждения на второй план, однако такая перемена настроя всё ещё казалось странной. – Ну надо же, и вы даже не отметите, что это небогоугодно? – Аякс решился на смешливую провокацию, – неужели изменили своим принципам? – Изменить принципам и изменить принципы – разные вещи, – с ледяным спокойствием ответил Панталоне, красноречиво ставя точку, – я бы предпочёл не отвлекаться. Мы говорили о том, что вы молоды и милы. Что из этого следует? Мирясь с очередным потрясением, Чайльд попытался вернуться в боевое мышление, анализируя слова старшего Предвестника... Но всё же не сдержался от хитрой понимающей улыбки. Значит, в жизни господина Регратора произошло то, что подтолкнуло его к новым осознаниям... Забавно. Ещё немного, и Тарталья поверит, что скряга-Панталоне встретил парочку креснико-ночных духов. – Что меня могут не воспринимать всерьёз? Или мною очароваться... – Аякс догадался. – Верно. Это наше с тобой преимущество, – глаза Панталоне, кажется, вмиг загорелись, – Капитано может быть самым гениальным бойцом, а какой-нибудь Дотторе – самым искусным планировщиком-переговорщиком... И всё же они слишком серьёзные и пугающие фигуры. Ни одна живая душа не поверит, если один из них начнёт играть страх и смирение! Регратор озарил Тарталью ярчайшей улыбкой, а ещё через секунду уронил с лица все эмоции, только чтобы вдруг устремить на коллегу жалостливый и полный ужаса взгляд. Панталоне театрально, но совсем не фальшиво вскинул руки перед собой, показывая ладони на уровне своего лица, и сжал плечи, изображая (на таком морозе почти не изображая!) дрожь. – Господин Тарталья, я... Я переоценил свои силы, честно, и... У меня много моры! Я банкир, вы знаете, я банкир, я всем там заправляю, каждой монетой! – Регратор забегал глазами, симулируя панику, – сотрудничество, взятка... Скажите, что сделать! Госпожа Царица не простит, если узнает, что я так опозорен! Чайльд засмеялся, наблюдая за эксклюзивной театральной постановкой, а Регратор вышел из образа, тут же теряя весь страх. Только сейчас Тарталья заметил, что Регратор успел сократить половину расстелившегося между ними расстояния! – Браво! – Чайльд восхищённо поднял брови. – Понимаете, в чём идея? Медленно сокращать дистанцию и не переставать говорить. Если в голову ничего не идёт, то любой жалостливый бред, но с умным соперником лучше добавить мотив: он поверит, если великий воин Чайльд будет бояться обнародовать своё поражение, и сделает всё, чтобы сохранить свою репутацию чистой. Ещё лучше упомянуть страх перед госпожой Царицей – будто она повесит вас за измену или что-то вроде, – Регратор изобразил гиперболизированный ужас, и Тарталья снова хихикнул, – смотрите дальше. Панталоне вернул руки на прежнее положение, продолжая медленно продвигаться вперёд. – Тут важно быть осторожным. Может показаться, что будет удобно упасть на колени – это значительно сократит расстояние и не вызовет подозрений, однако испортит всю попытку, и вы никогда не отмоетесь от позора: ваши действия с земли будут слишком медлительными, так что вы банально не успеете уклониться от пули. Лучше держать руки на уровне оружия противника, чтобы, при выпаде вперёд, иметь возможность сдвинуть его от себя, – Регратор дошёл до Тартальи, резко толкая пистолет в его руках в сторону. Чайльд, не ожидавший стремительной нападки, непроизвольно напрягся, сжимая курок, и очередная выпущенная за сегодня пуля пролетела прямо возле бока Регратора. Панталоне не повёл бровью, усмехаясь. – Видите? Всё работает, – он снова довольно улыбнулся, – выстрел произойдёт, и вам лучше схватиться за затвор, чтобы выиграть секунды без перезарядки... Вы наверняка знаете это сами. – Вы применяли это на практике? – Чайльд спросил с искренним интересом, пока ловкие пальцы Панталоне выудили из его рук пистолет. Регратор отвёл взгляд, вспоминая парочку пережитых покушений, и осторожно кивнул. – Да, однажды, когда только занял пост. Но тогда нападавший, как и вы, превосходил меня по физической силе, так что я всё-таки получил свою пулю, – Регратор безразлично пожал плечами. Тарталья снова замолчал. Он наивно полагал, что банкир, отсиживающийся в банке, никогда не сталкивался с реальным риском, однако то, с каким спокойствием Делец воспринимал пистолет, с какой уверенностью держал его в руках, будто открывало перед ним новую истину: Регратор пережил не меньше опасностей, а разговоры с ним могли научить не только финансовой грамотности. – У глав банка тоже есть боевые навыки – и даже сердце, – тише сказал Панталоне, улыбаясь задумчивости Тартальи, и поднял пистолет, – хочешь попрактиковаться? – Думаю, такой отличной актёрской игрой я обзаведусь только в самой экстренной ситуации, – покачав головой, Аякс охватил себя руками, оглядываясь на покоящееся на снегу пальто, – вы позволите мне быть честным? Я страшно замёрз! Панталоне понимающе кивнул, только сейчас ощущая, как окоченели собственные плечи. – Сегодня в самом деле не самая лучшая погода, – он согласился, оборачиваясь к столу, на котором дожидалось его пальто. Тарталья последовал примеру, хмуро накидывая на плечи успевшую промокнуть ткань, и Панталоне жалостливо покачал головой. – Поедем на моём экипаже, – Регратор сказал чуть мягче, зашагав вперёд, чтобы не дать Тарталье оспорить его решение. Тонкий слой свежего снега зашуршал под ногами. Он, кажется, стал кружиться только активнее, заметая вычищенные тропинки и уплотняя пышные сугробы, осевшие по краям. Панталоне навострил уши, убеждаясь, что Тарталья всё-таки последовал за ним, и, услышав соответствующий хруст, отпустил себя в мысли, направив взгляд к нарядному экипажу, ждавшему их возле вычищенной дороги. Возничий, подметивший возвращение «хозяев», тут же выскользнул из самой кареты, распахивая дверь на обратной её стороне, чтобы сделать вид, будто не предпринимал попыток согреться внутри, под защищающей от завываний тёплой обшивкой. Панталоне усмехнулся, но притворился, что ничего не заметил: он поблагодарил мужчинку за ожидание, а потом прыгнул в экипаж вслед за замёрзшим Аяксом, успевшим доползти вперёд и разместиться внутри, активно растирая ледяные ладони. Регратор степенно сел подле него и недовольно цокнул, когда его плечо упёрлось в холодный и влажный снежный мех чужой шубки. – Снимите пальто, господин Тарталья, оно же промокло, – Панталоне выжидающе всмотрелся в чужое отстранённое выражение, – Простудитесь. – Как меньше одежды сделает мне теплее, чем больше одежды? – пробубнил обиженный на собственную непредусмотрительность Чайльд. Панталоне окинул его недоверчивым взглядом. – Обычно подклад на таких пальто не выдерживает влаги – в мокром состоянии он перестаёт сохранять тепло, – Делец пояснил терпеливо. – Вы прямо как типичная мама, – вздохнул Чайльд, всё-таки слушаясь совета. Когда шерстяная тряпка была уложена (свёрнута в большой ком) на противоположное сидение, Тарталья вдруг наткнулся на чужой вопросительный взгляд. – Ну... Все мамы говорят детям, что в снегу играть нельзя, потому что они намокнут и заболеют. А дети думают, мол, а почему намокнут, это же снег, он холодный, крутой и рассыпчатый, – лениво пояснил Чайльд, – не слушают маму и идут в снег. А потом им говорят типа «да ты весь мокрый!». – В Снежной не бывает послушных детей? – Панталоне усмехнулся. – Да не в этом дело. Может, кто-то и слушался, но это же дети! Всё равно все будут в снегу, потому что и координация не та, и любопытство... В общем, это общий опыт такой. Ну, как когда у тебя папа помнит только количество детей в семье – и то, если повезёт, – Тарталья хихикнул, – а мама – всё остальное: имена, возраст, рост, вес, любимую еду... Наверно, это и не для Снежной актуально! Заметив, как Регратор поник, Чайльд тут же уточнил: – Я что-то не так сказал? Панталоне спохватился, возвращая мягкую улыбку, и покачал головой, ужасаясь созданной им неловкости. – Всё хорошо. Я не могу назвать себя экспертом в подобных вопросах, – он тут же перевёл тему, – куда вас везти? – А... – Тарталья попытался перестроиться, – ну, домой? В Морепесок, я хотел сказать. Но лучше, наверно, сначала вас до Банка, а меня можно либо с вами высадить, либо в конце улицы – прогуляюсь... – В такую погоду? Вы весь мокрый, – Регратор возмутился. – А вы без шапки, – заметил Чайльд. Панталоне оказался обезоружен! – Поймал, – он вздохнул, – но я могу представить лицо вашей матери, если вместо сына к ней дойдёт рыжая сосулька. – Ей не привыкать, – парень засмеялся, расслабляясь на сидениях. В какой момент господин Регратор успел так расположить к себе? Тарталья отметил, что в обыкновенных людских диалогах Панталоне вовсе не был невыносимо-умным экономистом... И пока Делец обращался к кучеру, объясняя маршрут до самой Морепесок, Чайльд разглядывал его профиль. Признаться честно, иногда у него возникали сомнения, что господин Панталоне – в самом деле живой человек: со всей своей выверенностью и вылизанностью он походил на куклу даже больше господина Скарамуччи. А после разговоров, в которых господина Дельца смущали простые и знакомые каждому семейные вещи, уверовать в конспирологию об искусственной природе коллеги было ещё проще. Не с Дотторе ли он там сошёлся?.. Тарталья перебил себя, осмеивая собственную бредовую мысль: при близком общении эти двое наверняка перегрызли бы друг другу глотки – уж слишком разные у них ценности и цели... Панталоне сел обратно, и карета тронулась, побрякивая на неровной дороге. Эти звуки совсем не развлекали, так что Тарталья, ведомый желанием чуть больше прочувствовать в Дельце человека, решил возобновить диалог: – А вы скучаете по родному дому? Сначала Регратору показалось, что он ослышался. Второй версией было то, что перед ним сидел не господин Тарталья, а замаскированный сегмент! А ещё он готов был поверить, что Чайльда подговорил сам Дотторе... Признаться, Панталоне даже захотелось себя ущипнуть. Впрочем, если задуматься, то это было проявлением справедливости, не так ли? Регратор продемонстрировал Тарталье что-то из своего, а теперь Одиннадцатый посвятит его в такую неизвестную и плохо понятную ему концепцию... Но Панталоне не хотелось откровенничать с Чайльдом на самом деле! Нет, это было какой-то шуткой судьбы, насмешкой вселенной и безумным стечением обстоятельств, которое, тем не менее, разворачивалось прямо на его глазах. Видимо, ему следовало благодарить Дотторе, накликавшего эту рыжую беду! – По месту рождения – не совсем, – Регратор выдавил. – Ну, а я не совсем про место рождения, – Тарталья свёл брови, упрямо отказываясь принимать ответ, – это же скорее про то, что вам близко. Семья, спокойствие... Или ваш дом в Снежной? – Если полагаться на то, как ты определяешь это понятие, то я – бездомный. – Не думаю, что готов поверить, – Тарталья теперь сел в полуоборота, определённо настроенный вытянуть нужную информацию даже клешнями, – Есть ведь что-то, что вас притягивает? Где бы вы ни были, в каких бы обстоятельствах не оказались – ну вот хотите туда, и всё! Бывает, что в прошлом такое было, а в настоящем ещё не нашли... – Не было. – У всех есть дом! Даже у путешественников: их покинутая родина, их компаньон, их дожидающийся товарищ... – Дожидающийся товарищ? – скептически уточнил Регратор. Тарталья развёл руками. – Что вас смущает? – Товарищ – это товарищ. Ты же не скажешь, что твой дом – это все любящие тебя люди, – Регратор фыркнул. Чайльд молча, но очень многозначительно поднял брови, заставляя Панталоне переосмыслить сказанное. Дом – это все любящие тебя люди. Дом – это все любящие тебя люди... Значит, заверения Дотторе, в которых он утверждал о неизбежности осознания того, что у Панталоне всё же есть дом, Доктор имел ввиду... Бездна. Панталоне будто пробило разрядом. Он едва сдержался, чтобы не вышвырнуть Тарталью из кареты, лишь бы остаться наедине, обхватить себя руками и закричать. Нет, Дотторе, конечно, не подразумевал всё так прямолинейно... И он не был таким сентиментальным... И наверняка существовал ещё один смысл! Однако в прошлый раз Регратор так долго вчитывался в эту фразу, пытаясь понять, что именно Доктор имел ввиду... Ответ нашёл его сам, или Панталоне в самом деле выдавал желаемое за действительное? Он замер на месте, пытаясь не выдать своих осознаний. Делец всё ещё был возле Чайльда! Чайльда, явно удивлённого тем, какую бурю эмоций успел прочитать в чужих глазах... Плевать! Пусть считает его сумасшедшим! Ещё немного, и Регратор взорвётся прямо в этой карете. Взорвётся, так и не дождавшись Гаммы с сегодняшним письмом! Взорвётся, не дождавшись момента, когда он наконец почувствует себя дома...) Мой дорогой Панталоне, Разве мои дозволения (или их отсутствие) обладают силой ограничить тебя в болтовне о глубоко любимых вещах? Удивлён, что ты не готовился к балу с середины осени – наряды Регратора всегда оставляли на окружающих подобное впечатление... По крайней мере, так шепталась общественность, если ты захочешь списать мои слова на лесть. Что такого ты находишь в Новогоднем вечере? Не сочти за грубость. Я считал твои прошлогодние восхищения светской привычкой и выдрессированностью, а не искренним порывом неожиданного для моего восприятия обожания. Многие члены Фатуи считают это действо вынужденным следованием традициям и лишним показушничеством, и с моей стороны было логично предполагать, что ты, с учётом многочисленных негативно окрашенных историй о нахальном поведении окружающих на приёмах, как и все, просто играешь роль – особенно после ухода госпожи Восьмой, вследствие которого возникала необходимость продемонстрировать невосприимчивость... Кажется, прямо сейчас я рушу заключения о том, как отлично тебя знаю. Оправдаю себя тем, что у меня были все причины считать тебя более расчётливым в отношении публичных мероприятий. Остаётся лишь выразить надежду, что этот бал восхитит тебя точно так же, как прошлый. Тебе будет спокойнее, если я отправлю сегмента, или на празднествах подобного уровня необходимость в пугале заметно снижается? Я бы, конечно, предпочёл взять эту роль на себя... И обязательно возьму её в следующем году, когда ты не отпустишь меня без соответствующего наряда, а вся Снежная будет обсуждать Доктора, разодетого во что-то замудрённее непримечательного костюма-тройки. Это было бы во втором зале: людей пригласят меньше и, пока никто ещё не осмелится войти внутрь, я предложу тебе руку для танца... Старик определённо потребует объяснений, однако твоё спокойствие будет этого стоить. Значит, извечное «главное – не подарок, а внимание» актуально даже с главным финансистом региона? Не то чтобы это меня удивляло... Но ты слишком развязываешь мне руки. Будь осмотрительнее, иначе, учитывая твои реальные «скромные нужды», следующим подарком окажется отпускная записка, укол снотворного и две недели на привязи у кровати. Я бы не делал подарков, если бы хотел получить что-то в ответ – иначе это называлось бы покупкой, не так ли? Ро не отхватил. Его решения слишком обоснованы, и от этого на него невозможно злиться – он аргументирует то, что сделал, и я обнаруживаю себя абсолютно солидарным с его позицией... А ты только рад поставить коллеге очередной шах. К чему ты так добиваешься этих лабораторий? Регратору неприятно, что в столице есть места, функционирующие без его контроля? Оставь ревизии Очагу и военным частям. Я не прихожу в твой банк и не пытаюсь наводить там свои порядки, критикуя документы, содержание которых мне непонятно, ты согласен? Лаборатории – это моя территория, за которую я отвечаю самолично. Рассматривая «судьбу сегментов», могу заверить, что любое событие может быть описано похожим образом. Ты ведь стал Регратором, а должность накладывает ограничения – так что это такое, если не «плен» и происки злой и вездесущей судьбы? Роль сегментов заключается в том, чтобы быть полезными и эффективными. Я могу продолжать спорить, однако уверен, что не смогу изменить твоё восприятие – мы говорили об этом раньше и говорим сейчас. Удивлён, что ты пишешь мне без обиды, учитывая, каким злостным тюремным надзирателем видишь по отношению к Альфам... Надеюсь, что на твоих весах я всё же перевешиваю собственные копии. Согласись, что активная сладость в некоторых десертах бывает крайне уместна. Ты наверняка не пробовал пахлаву. Я уплетал её за обе щеки, пока был студентом. Помнится, существовало выдуманное правило о том, что материал к экзамену усваивается только тогда, когда ты, ко всему прочему, отполировываешь его этим десертом... Ты либо выдерживал все эти пытки засчёт пахлавы, либо выдерживал ради. Сейчас вспоминать эти обсессии несколько смехотворно... Из менее сладкого я, вероятно, предложил бы тебе падисаровый пудинг. Поразительно, но я могу найти историю на каждый сумерский десерт: однажды студенты, ответственные за угощение на каком-то празднестве, не успели собрать достаточно падисар, и их великие умы подсказали им заменить съедобные цветы местными розами... Горький травяной вкус сразил всех пришедших наповал. Но тебе, вероятно, понравилось бы – главное, что почти не ощущался сахар, правда? А моё замечание ты угадал. Регратор, в некоторых ситуациях я начинаю(слабо зачёркнуто) продолжаю сомневаться, что ты старше двадцати. Что мешает попросить кухарку приготовить блюда нескольких разных регионов, среди которых будет твой (я открыл письмо с этим названием, чтобы продемонстрировать огромное уважение к Твоему Любимому Десерту) Танъюань. Если поддаваться твоей паранойе, то она подумает, что великий Регратор просто решил испробовать разнообразной кухни. Физиологические потребности человека считаются основными, и секс, относящийся к этой категории, входит в их число, однако ты прав – отдельный индивид (или весь банк индивидов) не лишится жизни, отказавшись от удовлетворения своих сексуальных желаний. Впрочем, существование всего людского рода основано на некоторой потребности в сношениях – если бы секс не являлся одной из нужд, человечество бы прекратило своё существование. К тому же мы всё ещё живём в социуме, члены которого превратили наличие или отсутствие сексуальной жизни в показатель статуса: считается, что малое количество половых партнёров связано с низким уровнем привлекательности и успеха, а это снижает самооценку личности, столкнувшейся с неудовлётворенностью интимной жизнью... Я отвечаю на твоё недоумение слишком серьёзно. Суть в том, что отсутствие секса при наличии соответствующих желаний, даже задвинутых на задний план, всё ещё негативно сказывается на качестве жизни. Однако я ничего вам не предлагаю. Выводы остаются на вашей совести. Мои потребности не имеют никакого отношения к разговору. Я, в отличие от вас, живу не первую сотню лет – при таком раскладе качество существования начинает волновать куда меньше: можно сказать, что к необходимостям появляется некоторое пренебрежение, физическая и моральная усталость. К тому же, я как исследователь считал своё тело таким же объектом для экспериментов – ради получения новых знаний и расширения собственного опыта... Какие у тебя(подчёркнуто) оправдания проводить экзекуции над собой? Или ты собираешься воплотить свои грандиозные планы в жизнь и умереть? Уж простите, господин Регратор, но я не буду плясать под дудку вашей непредусмотрительности. Дальше ты пишешь, будто твоё время может быть ограниченным, и ты вынужден пытаться работать на пределе своих возможностей, однако не приходило ли в светлую голову, что наплевательское отношение к своему организму сократит и твою жизнь, и количество дел, которое ты успеешь совершить за столь недолгое существование? Регратор, здоровье – это не то, что терпит игнорирование и подчиняется правилу «с вниманием лучше, а без него терпимо». Рано или поздно все твои «не могу тратить время на еду/сон/отдых» скажутся на твоём состоянии – особенно после сорока. Равнодушие к потребностям ведёт к стрессу организма и стрессу в голове, а это ухудшит твою внешность, о которой ты так печёшься: ещё несколько лет недостатка витаминов и сна, и ты побежишь по стоматологиям, лишь бы кто-нибудь исправил твои раскрошившиеся зубы. Относись к себе внимательнее и не будь дураком. Я слышал о го только в разговорах, но будет занимательно, если сам господин Панталоне объяснит мне правила и научит парочке стратегий... Впрочем, играть без ставок совсем неинтересно, ты так не считаешь? Ещё немного, и я сочту тебя мазохистом. Ты, конечно, имел ввиду что-то про инь ян, однако в народном сознании боль, связанная с удовольствием, имеет более.. низменные ассоциации, если я должен подбирать слова. Но не переживай, лекций не будет: кто я такой, чтоб осуждать твои предпочтения... Шучу, Регратор, можешь не краснеть. Я бы не сказал, что за твоим вылизанным образом ничего не стоит – ты однозначное исключение... Исключение во всех областях, если пытаешься меня утешать. «Выразительный» нос синонимичен большому или негармоничному, так к чему люди пытаются придумать эти смягчающие описания? Нынешние стандарты известны любому; к ним прикладывается подсознательный поиск здорового партнёра, на которого я, конечно, не похож. Остальное – лесть или личные предпочтения, основанные на сходстве со значимыми людьми из прошлого или на локальных трендах культур. Если мы исходим из последнего, то я едва ли похожу на идеал красоты Ли Юэ, так что ты попросту подбираешь слова. Существует вероятность, что я действительно тебя «не отпугну», однако это всё, на что я могу рассчитывать. Поправить воротник рубашки – «после мероприятия ко мне?» Поправить запонки – «после мероприятия к тебе?» Рука в правый карман – «согласен» Как будто смущать тебя – это нечто плохое. Уверен, что тебе идёт здоровый румянец. Я бы предпочёл чаще видеть тебя с ним.