I'd have burned the world for you, my love

      Первое, что хотела сделать Минджи, вернувшись из медового месяца, это провести день с малышом Юли. Мило, правда? Так бы и было, если бы не скрытый мотив для этой внезапной услуги. Чонгук не придал этому большого значения, но Чимину было любопытно, и к его удивлению, а потом и восторгу он узнал, что она беременна и хочет попрактиковаться в обращении с младенцами. Парень считал это плохой идеей, так как Хаюлю было почти два года, и у младенцев и малышей, у которых уже прорезывались зубы, было мало общего, но Минджи была настойчива. Хаюль был связан с ним запахом, как щенок со своей матерью, но Чимин понял, что позволить нянчится с малышом — не так уж ужасно. Омега, безусловно, мог бы придумать кучу вещей, которые он хотел бы попробовать без активного малыша, стучащего в дверь ванной каждый раз, когда Чонгук считал хорошей идеей немного «побыть одному».       Чимин изнемогал от желания быть поцелованным, Гук, в свою очередь, умирал от желания поцеловать его, но всякий раз, когда альфа наклонял голову к его губам, парень, с паникой, зажимал ладонь у рта. Маленький омега хотел, чтобы его первый поцелуй был особенным. Черт бы побрал эти гребаные дорамы. Чон хотел умереть.       Хаюль почти всегда прилипал к Чимину, как упрямый безобразник, которым он и был, и к концу дня парень был слишком уставшим, чтобы что-либо делать. Отсутствие оргазма на грани разрядки причиняло его киске боль, и никакие скачки на подушках и столах не насыщали его, поэтому в настоящее время действовал запрет на прикосновения, который сводил Чонгука с ума. Хаюль плакал, если Чимина не было рядом, а также когда альфа и омега были слишком близко. Сокджин как-то указал, что Хаюль делает это только потому, что не хочет еще одного брата или сестру, видимо, у первенцев-альф есть врожденная потребность быть последним в своем роде. И воинственные феромоны его похотливого отца не особо помогали их делу. Чимин был таким розовым, и Сокджин думал, что он превратится в бабочек. Омега всегда становился взволнованным при одном только намеке на сексуальные моменты, и это заставляло Джина дразнить его еще больше.       Как сейчас, к примеру.       Чимин по видеосвязи показывал Сокджину, как пуст дом без Юли, как он тщательно вычистил каждый уголок, и теперь собирался начать готовить ужин. Он готовил столько, что хватило бы накормить небольшую деревню, потому что «у альфа-хена большой аппетит».       Сокджин был крайне раздражен ролью парня, но Чимин пояснил, что ему нравится заниматься домашними делами, и не потому, что он был обученным омегой, а потому, что это давало ему... цель, чувство безопасности и принадлежности. Это заставляло его чувствовать себя полезным и достойным того, чтобы находиться под опекой Чонгука. Это было грустно. Все существование парня было одним гигантским комком печали для Джина, щенки, изголодавшиеся по счастью, находят радость даже в самых незначительных вещах. Чимин был таким. Его проклятая невинность заставляла сердце Сокджина болеть, но его утешало то, что Чон никогда больше не позволит миру даже прикоснуться к маленькому котенку. Чонгук, которого Ким всегда считал безнадежным случаем, теперь был спасением. Молодой омега, также, выжал всю грубость из большого злого волка. — Итак, что ты запланировал на вечер? — спросил Джин, помогая омеге приготовить особенно сложное блюдо.       Гибрид оленя сам был, своего рода, гордым поваром. В конце концов, Тэхён готов есть его еду из рук. Но в данный момент его интересовала не готовка, ведь Чимин полностью завладел его вниманием с помощью легкого макияжа и высушенных феном светлых волос. — Ничего. Я приготовлю ему ужин. — Высокий тон его голоса был достаточным доказательством тщательно продуманной лжи. — Точно, значит, ты носишь милое атласное белье цвета розового золота под халатом, потому что хочешь, чтобы он съел ужин, а не тебя. Понятно. — Джин-хен! — Чимин, возмущенный до глубины души, оторвался от нарезки овощей и повернулся к камере. — Где ты его взял? Я тоже хочу.       Чимин нахально скривил рот и снова принялся рубить: — Если хочешь знать, я купил его в интернете, — объявил он. — Он мне немного тесноват, но выглядит симпатично. — Его кошачьи ушки радостно загудели, когда он улыбнулся сам себе. — Чем туже, тем легче оторвать. Чонгук не поймет, что его привлекло. Ты выглядишь сексуально.       Чимин был явно встревожен наглым вмешательством Джина, но он также был заинтригован. — Правда? — Он не мог не спросить, задаваясь вопросом, отличается ли выглядеть сексуально от выглядеть красиво. — Да, на этот раз он определенно оттрахает тебя, — заявил Джин, увидев широко раскрытые от удивления глаза маленького омеги, а также шевеление его кошачьих ушек. — О чем ты говоришь? — пробормотал он, отклоняясь. — Разве ты не этого хочешь? — фыркнул Джин. — И, прежде чем ты начнешь возмущаться, не стоит. Это нормально — хотеть спать с горячим мужиком, который ходит вокруг, называет тебя своим супругом и отлизывает тебе команде. Я тебе говорю, это настоящий муж! — Джин-хен, ты заставляешь меня чувствовать себя очень неуютно! — Неудобно или возбужденно? — неустанно поддразнивал Джин. — Оба варианта! — со вздохом сказал Чимин, опустив плечи и прижав ушки. — Мне кажется, я... эм, нервничаю. А что, если я все испорчу? А что, если я... недостаточно готов? Или недостаточно хорош? А что, если он возненавидит меня и уйдет к другому омеге?       Джин рассмеялся. Он не мог понять опасений Чимина, тот выглядел воплощением мокрой мечты каждого альфы. — Куда он вообще пойдет? — Он закатил глаза. — Ты слишком много об этом думаешь. Посмотри на себя, даже я хочу тебя трахнуть, а я омега!       Чимин скривился от отвращения: — Джин-хен, ты такой странный. Я вешаю трубку.       Конечно, он был доволен. Маленький омега не мог перестать смотреть на себя в зеркало, гадая, понравится ли Чонгуку его милая ночнушка, или новые духи и блеск для губ, которые он использовал. И если альфа наконец подарит ему свой первый поцелуй, то займется с ним любовью в его гнезде. Чимин был готов по-настоящему впустить альфу. И Чон был готов к тому, чтобы его впустили, чтобы наконец-то обнажить омегу. Однако судьба приготовила кое-что еще для нежно спланированного вечера. Парень был так счастлив, поправляя перед зеркалом свой наряд, время от времени поглядывая на часы, ожидая мужчину, которого он полюбил всем сердцем, альфу, которому он наконец-то отдаст себя добровольно.       Чонгук всегда был таким нежным, он никогда не трогал его без согласия, никогда не врывался в комнату Чимина, никогда не требовал, чтобы его похоть была удовлетворена, никогда не причинял боль и не заставлял его истекать кровью, пока не заплачет. Он был нежным, и он был хорошим, также он позволял парню есть рыбу, даже когда тот этого не заслуживал. Пак никогда не встречал такого альфу, как Чон, сильного, но мягкого и сострадательного, он думал, это невозможно. Все альфы должны были быть плохими. Все альфы были плохими, по крайней мере, парень знал это по опыту.       Ему было больно, но они так и не извинились.       Но альфа-хен не такой.       Никогда таким не будет.       По крайней мере Чимин так думал, пока не нашел в кабинете Чонгука конверт с печатью Церкви и не почувствовал, как его сердце разбивается вдребезги, будто оно падает с крыши, на которой он часто смотрел на огни. Как будто он моргнул и перенесся назад во времени. Внезапно он снова стал маленьким, мальчиком из хора, слугой, рабом, котенком, который не знал разницы между любовью и болью, стал шлюхой, которую можно было чем-то накачивать и трахать. Болезненные воспоминания, которые он давно похоронил глубоко внутри, восстали, словно призраки из великого потустороннего мира. Его зрение затуманилось от слез, а руки дрожали, пока он открывал конверт. «Это ложь», — подумал он. — «Альфа-хен никогда бы так со мной не поступил».       Это было больно. Это было так больно, что не хотелось ничего, он не произнес ни слова, только тихие всхлипы смирения разносились по кабинету. Как глупо с его стороны думать, что альфа его любит. «Глупый омега. Глупый котенок. Тупая шлюха. Гожусь только для того, чтобы заполнить дыру, и ничего больше».       Он думал, что он важен, думал, что он имеет значение и нужен альфе, но, как оказалось, в нем нуждался только маленький Хаюль. В конце концов, Чимин был никем. Он был не единственным омегой в мире. Он был просто заменой. Он не мог больше оставаться в этом доме, поэтому поставив ужин на стол, он положил записку обратно в конверт. Парень стер макияж и снял наряд, в который был одет, в желании сделать альфе сюрприз. Все его действия сопровождались большими слезами. Его боль была сильна и не могла найти успокоения. Возможно, его сердце было разбито навсегда и никогда не заживет.       Чимин, облачившись в свой старый свитер и единственную пару брюк, которые у него были, ушел, взяв с собой только те вещи, которые он принес в рюкзаке из Импориума.       И вот снова маленький гибрид оказался во власти несчастного мира, который, как он всегда считал, стоил спасения.       Если бы он тоже того стоил.

***

      Чертов дождь лил, как из ведра, Тэхен застрял в пробке, складывалось ощущение будто шумового загрязнения было недостаточно на полностью забитых дорогах Сеула, и поэтому ливень решил усугубить ситуацию. Ким почувствовал, как дернулся его левый глаз. Ох, сейчас у него будет адская мигрень. Сегодня была одна из тех ночей, когда Чонгук решил сбросить все свои проблемы на Тэхена, только на этот раз колоссально облажался.       Минджи, вероятно в смешанных чувствах, сейчас разрывала телефон беты. И Тэ должен был игнорировать её, это было бы в интересах всех, но, чёрт возьми, он решил взять трубку и был сразу засыпан вопросами. —Где все, черт возьми? — рявкнула она. —Я так долго пыталась дозвониться до Чонгука. Хаюль сходит с ума без Чимина, и я пытаюсь позвонить ему по видео, но он не берет трубку.       Тэхен услышал пронзительные крики маленького Хаюля на заднем плане. Они были такими же мучительными, как и у щенка, который только что потерял свою мать. Не только малыш сходил с ума. —Минджи, послушай, — процедил он, заставив замолчать дикую омегу на другом конце провода. —Просто... послушай меня. — Что случилось? —Чонгук в таком состоянии, потому что… — Тэхен причмокнул губами, задумавшись на мгновение. Он решил пресечь это в зародыше. Что ему было терять? —Чимин ушел. —Ушел? — вскрикнула Минджи в недоумении. —Что, черт возьми, это означает? —Это значит, что его здесь нет. —Почему? — Она выдохнула, словно пытаясь успокоиться. —Куда он мог пойти? Что случилось? —Я не знаю, — сказал тот. —Я пытаюсь сейчас доехать к Чонгуку, прежде чем он сделает что-нибудь глупое, например, покончит с собой. —О, боже. — Минджи судорожно вздохнула. —Он что-то узнал, да? Я же, блядь, говорила вам, чтобы вы прекратили этот цирк с Церквовью. Он же травмированный ребенок, черт возьми, а не какая-то девица, которая нуждается в мести! — Тэхен потер лицо рукой. Ох, это было плохо. —Просто... оставайся на месте, ладно? Всё будет хорошо. —Лучше бы так и было! — Прошипела она сквозь зубы и резко повесила трубку, что даже Тэхен почувствовал это в своих чертовых костях.       Как ожидалось, Чонгук был в состоянии. Бета вошел в тихую квартиру и, черт возьми, как же это плохо ощущалось. Место было чистым и благоухающим, на столе был накрыт ужин, Тэ все еще чувствовал запах счастья Чимина, его любви, с которой он спланировал прекрасный вечер для альфы. Он приготовил всё, что тот предпочитал, от гарниров до десерта, все было по вкусу Чона. Тэхен чувствовал глубокую потерю из-за отсутствия солнечного мальчика. Он не мог представить, как чувствует себя Чонгук. Судя по его сгорбленному виду, все было не очень хорошо. Он выглядел... пораженным. Его покрасневшие глаза говорили о подавленной ярости, боли такой глубокой, что Тэ прочувствовал это на себе, и он никак не ожидал этого.       Раненый. Раздавленный. Избитый.       Он был мокрым от дождя, и это означало, что он бегал по округе, чтобы найти его. И боже, Тэхен, вероятно, должен был что-то сказать, но это была не та ситуация, которую он мог бы смягчить чертовой шуткой. Чонгук выглядел как альфа, чей мир только что развалился.       Так и было.       Буря, казалось, еще громче бушевала снаружи, гром грохотал в небе, а молния окрашивала его в серебристый цвет, делала могущественным силуэт. Что же в конце концов поразило непобедимого монстра, вот в чем вопрос. Что может быть настолько сильным, чтобы раздавить альфу, который никогда не преклонял колени? Бета понял, как мало нужно было, чтобы совершить такой подвиг. Немного любви, и невинности юного мальчика. Именно в трепещущих кошачьих ушах Чимина и в его улыбке глазами Чонгук обрел свою потерянную человечность. — Я послал ребят на поиски, — сказал Тэ, будто это как-то могло утешить расстроенного Альфу.       Чонгук молчал, только резкий стук дождя раздавался в тихой гостиной. — Он все еще влажный от его слез. — Вскоре проговорил он. — Он думает, что я его предал. — Тэхен взял предложенный конверт, было видно, что его пытались тщательно запечатать, после открытия. — Господи Иисусе, черт возьми! Чонгук, — выпалил тот, потому что, черт возьми, неудивительно, что Чимин решил уйти после такого.       В письме была изложена благодарственная речь от Церкви Чону за то, что он стал ее предполагаемым членом. И как они собирались предложить Чонгуку своих элитных отборных гибридов лис в знак доброй воли. Оглядываясь назад, Чон не мог знать, что Церковь пришлет ему благодарственную записку за покупку их акций и получленство в совете директоров. Он должен был ожидать такой культовой тактики. Эти ублюдки знали свое искусство, и знали его хорошо. — Это моя вина. Это моя вина. — Он не мог не винить себя, размышляя о том, какую боль должно быть чувствовал омега, и как сильно он пожалел, что впустил Чонгука в свою жизнь. — Чёрт, чтобы я... что бы я делал без него? Как я могу... мне трудно дышать. — Грудь альфы, казалось, была разорвана в клочья, и он почувствовал, как волна одышки накрыла его, сгибая тело пополам. — Чонгука, у тебя паническая атака. — Тэхен глубоко и мучительно вздохнул. — Что? — прохрипел он, прижимая ладонь к груди. Бета закатил глаза и наклонился, чтобы поддержать его. — Дыши. Просто дыши. — Он крепко обхватил его плечи и встретился взглядом с его опущенными глазами. Чонгук никогда не был таким, никогда за все время, что они были вместе. Тэхен не видел его в таком плачевном состоянии, и именно поэтому он не знал, что делать, как его утешить, как все исправить. — Тебе нужно сохранять голову. Думай здраво. Есть ли место, о котором он когда-нибудь упоминал, какое-то безопасное место, куда он мог бы пойти?       Чонгук откинулся назад и попытался выровнять дыхание. Он чувствовал себя жалким, чувствовал себя слабым. Он ненавидел себя так яростно, что не считал себя больше достойным Чимина. Это была резкая мысль, но Чон заслужил чувствовать себя так. У мальчика и так была тяжелая жизнь, а что сделал он? Он только еще больше усугубил давнюю травму. Чонгук поднялся на нетвердые ноги. Он собирался это исправить. Под страхом гребаной смерти он собирался это исправить или умереть, пытаясь. — Перезвони ребятам, — сказал он. — Думаю, я знаю, где он.

***

      В трудные времена даже птица, наконец-то освобожденная, предпочтет вернуться в клетку. Как бы ни было душно, или как бы сильно Чимин ненавидел находиться в Импориуме, это было единственное место, которое приняло его и дало ему убежище после того, как Церковь погубила его для мира, после того, как любящие и ангельские священники отрастили дьявольские рога.       Парень уже и не вспоминал об этом. Чонгук и Хаюль сделали его таким счастливым, что он на время забыл, что мир жесток и ненадежен, что такие гибриды, как он, рождаются только для того, чтобы их использовали ради комфорта, который они могут обеспечить. С разбитым, израненным вновь сердцем парень вернулся в клетку, из которой он мечтал освободиться. Стражница была строга, но не жестока, как монахини. Она не била его, не морила голодом, не запирала в темной комнате. Чимин и в этот раз надеялся на то, что она снова примет его. Он ничего не взял с собой, кроме одежды на спине и своего горя.       Он надеялся, что этого будет достаточно. Больше ему нечего было отдать, как плату. Возможно, если он продаст свою жизнь Импориуму. Возможно, если он попросит Стражницу позволить ему остаться в качестве опекуна для омег, а не гибрида на продажу. Возможно, тогда он будет чего-то стоить.       Слезы текли по его лицу от этой жестокой мысли. Его сердце колотилось, как гром наверху, и он чувствовал тяжесть в своих костях, они становились слабее с каждым порывом ветра под проливным дождем, который он когда-то любил. В саду на территории, где Чимин когда-то сажал деревья и цветы в горшках, а также рассказывал им о том, как они растут, он с ностальгией почувствовал себя как дома, но при этом был совершенно одинок. Он тосковал по дому, который не был бы его собственным, по паре сильных татуированных рук, по любопытным темным глазам, которые с почтением следили за каждым его движением, по губам-лепесткам, которые касались его кожи с нежностью, которую Чимин считал навсегда утраченной. Вот как это было. Настоящее разбитое сердце. Любовь, которая могла бы быть, как цветок, так и не расцвела.                   Становилось все труднее дышать, его тело, казалось, вот-вот отключится от горя. Он чувствовал холод и онемение, каждое воспоминание было уколом булавки, а его сердце было подушкой. Не в силах больше волочить свои конечности, котенок укрылся в знакомом кусте, надеясь обрести утешение, надеясь спрятаться от этого кошмара, как он когда-то прятался от стража.       Его сознание мало-помалу ускользало от него. Он устал бороться, бежать от несчастий, которые в конце концов всегда его находили.       Возможно, счастье было лишь строчкой в ​​книге его жизни.       Может быть, Бог наказал его за то, что он убежал от Церкви. Мог ли он попасть в рай, если бы остался?       Чувствуя, как его сердце замедляется от леденящего холода, он медленно приблизился к этой мысли.