Фитиль загорается

      Вещь, о которой Тей забыл, потому что, казалось бы, никому не было до них дела, оказалась всего лишь небольшой отсрочкой неизбежного, и одним утром он нашёл электронное письмо с напоминанием о публичном извинении, которое они задолжали господину Ландсбергу. Особенно в него Тей не вчитывался, больше ощущая раздражение от самой ситуации, чем от напоминания.       В письме также не говорилось, хотят они видеть их всех или только его одного, и Тей уж точно не собирался туда в одиночестве, так что он показал письмо Пауку, который почти перестал смотреть на него как на говно с прошлого раза, а затем — Боксёру. Обоим мысль не зашла, но внизу, в самом конце письма, полиция обещала принять более серьёзные меры, если ответчик не явится, так что выбора особо и не предоставлялось.       Тей великодушно поручил Пауку придумать текст и также великодушно, когда день настал, отказался его читать, как только увидел. Паук, само собой, особо расстарался, сочиняя дифирамбы как не в себя, рассказывая, какую ошибку они совершили и как больше никогда не будут заниматься подобным.       — М-да, — протянул Боксёр, посматривая на текст, — такой херни я ещё никогда не говорил.       Тей согласно кивнул, поглядывая на скептически настроенного Паука, наблюдал, как он вздохнул, отбирая у них планшет, и ответил:       — Менять ничего я не собираюсь. Они хотят от нас супер искренности и вагона сожалений, так что затолкайте свою гордость подальше и читайте с листа.       Часть Тея хотела спорить, другая часть использовать старый-добрый рабочий метод убеждения, но с тех пор, как у него появилась возможность выпустить пар не только на роботов на вылазках, он не особо хотел бить кого-то, что, в его представлении, шло отношениям с людьми на пользу, но вот Пауку на пользу не шло, потому что в итоге он писал ебанутые тексты и не чувствовал себя в опасности из-за этого.       Выбора не было, тем более, что ради этого им даже на один день вернули разрешение на посещение Белого города, чем Тей планировал воспользоваться, подкидывая ребятам идейку, которая им совсем не понравилась.       — Ты совсем ебанулся, дружище, — сказал ему Боксёр. — Мы только от одного преступления отвертелись, а ты второе хочешь на нас повесить.       — Действительно, — кивнул Паук. — Лучше будет поулыбаться на камеру, чтобы нас простили, а потом уже возвращаться к делам, а не сразу в огонь прыгать.       — Да ну вас нахер, — обиделся Тей, — вы скучные в жопу.       Сора старательно упаковала Тея в то, что в её представлении выглядело красиво и презентабельно, а он не сопротивлялся, потому что заебался слушать лекции Паука про хорошее впечатление и «может быть, они передумают и снимут запрет», хотя он предлагал им и выкрасть перчатки Боксёра, и утащить полицейский дрон и даже какую-нибудь мелкую камеру со столба сорвать, но все его идеи отвергли желанием произвести хорошее впечатление, от которого Тея уже, честно, тошнило.       В Белом городе ничего не успело поменяться за почти месяц их отсутствия, и в участке, куда позвали журналистов и камеры, всё оставалось по-прежнему. Даже ребятки-ульцерятки находились на месте, и Тей был им почти благодарен за то, что они полностью проигнорировали его существование.       Лампоголовая, вероятно, оставалась о нём всё также плохого мнения, но Тей хотел отомстить ей за Бродягу, который покрылся кровавой корочкой чуть ли не весь; Ледышка тоже ничем не показал их знакомства, Тея больше беспокоило, что из него вылезет некий общительный еблан, который начнёт с ним беседу, будто бы они закадычные друзья, но тот даже в лице не изменился, проводил троицу взглядом без малейшего намёка на интерес. Часть Тея была рада подобному, часть почему-то оскорбилась и решила, что запомнит надолго и найдёт способ отомстить.       Камеры и журналисты смотрели на них, ожидаемо, как на говно, потому что какой ещё был смысл их сюда звать ради этого фарса, как не для поливания грязью? Тей решил пропустить всё мимо ушей, пожалел, что те наушники со звукопоглощением потерялись; у него остался только один, от которого было мало толку, а его обычные, что он таскал с собой для связи на вылазки, не могли перебить тишиной голос журналистки, рассказывающей про то, какие они злостные нарушители и как благосклонна к ним полиция с их великодушным всепрощающим начальником.       Паук с Боксёром стояли ближе, Тей оставался позади, по большому счёту, потому что оба они опасались, что Тей сделает или скажет что-то не то, как человек, который никогда не славился выдержкой, так что он продолжал соглашаться с их предложениями, чтобы избавить себя от необходимости нести какую-то чушь. Но затем журналистка обратилась к нему, и кто-то за камерой помахал, чтобы Тей вышел вперёд, так что, в конце концов, чушь нести ему пришлось, но, как и просил Паук, он затолкал гордость подальше, улыбнулся почти адекватно, и принялся читать заученный текст про то, как он сожалеет, как рад, что его простят, как желает господину Ландсбергу хорошего самочувствия и что всё это было не больше, чем случайным недоразумением.       Журналистка кивала ему, скрывая неприязнь за рабочей улыбкой, а затем спросила:       — Полиция так и не нашла чертёж прототипа АСИП, вы что-нибудь об этом знаете?       Тей улыбнулся в куда большее количество зубов, чем в самом деле мог, и, скрывая подскочивший пульс, ответил:       — Ещё бы я знал, что это такое, — и рассмеялся, по ощущениям, насколько наигранно, что никто отродясь бы ему не поверил. Паук с Боксёром вторили ему с куда большей уверенностью, и то только потому, что Электрик не читал им лекции про порталы и механических пауков. Журналистка подозрительно посмотрела на них, затем коротко глянула на начальника полиции, и тот покачал головой, показал знак окончания записи, и Тей тихо выдохнул. Ни разу не подозрительно спросил, где туалет, и был отправлен туда с эскортом из двух человек, что смотрели на него не менее раздражённо, чем журналистка, переговариваясь между собой.       — И чего только шеф возится с ними? — спрашивал один. — Украл — отрубили руки, куда уж проще?       — Тебя самого за такие предложения посадят, — отвечал ему другой. — Или роботом заменят.       Первый от его слов будто бы поёжился. Тей мысленно улыбнулся сам себе, сохраняя жалобно-виноватое выражение лица, смотря в пол и не поднимая глаз, чтобы не вызывать подозрений. В туалетную комнату они заходить не стали, первый небрежно толкнул Тея в сторону дверей:       — Сбежишь — найдём в два счёта, — и заржал. Тей проглотил своё желание ему врезать, размышляя над тем, зачем ему вообще сбегать, если никто не держал его здесь, кое-какие подозрения, впрочем, начали закрадываться в его голову. О них он подумать не успел, врезаясь в кого-то сразу за дверью, поднял голову, чтобы посмотреть, что заняло всего секунду.       — Твою мать! Ледышка, какого хрена?! — возмутился Тей, ощущая, как остатки адреналина пытаются к чёрту остановить сердце.       Ледышка только скептично поднял бровь:       — У меня есть имя, и я уверен — ты его запомнил.       Что в нём больше всего бесило, так это нежелание принимать тот факт, что Тей предпочитал прозвища. Он вздохнул, пытаясь успокоить внезапный приступ и за одно переступить через принципы, раздражённо поправляясь:       — Хорошо, Марк, какого чёрта?!       Тот пожал плечами.       — Проходил мимо.       — Так уж мимо и случайно, ага, — Тей прищурился, пытаясь высмотреть малейшие признаки лжи, но, в целом, не особо в них разбирался. Ледышка был выше на пару миллиметров, которые почему-то сейчас ощущались какой-то сраной пропастью. Тей решил, видимо, из-за нахождения в полиции, где он по дефолту не мог чувствовать себя адекватно. Ледышка снова пожал плечами.       — Если планируешь какую-то аферу, лучше тебе передумать, потому что, ну, знаешь… — Он провёл пальцами в воздухе, обрисовывая некий образ, который выглядел не особо понятным. — Люми ты уже не нравишься.       — Ага, это значит её мне нужно бояться? — ответил Тей с той долей скепсиса, которую мог себе позволить, не вспоминая Бродягу.       — В гневе она страшна. Просто дружеский совет.       — М-м, — протянул Тей без энтузиазма, — спасибо.       Ледышка ничего не сказал, покинул комнату, отчего Тею стало внезапно куда спокойнее; он заметил, как был напряжён всё это время, хотя не особо обращал внимание на подобное предчувствие и ожидание опасности, когда пересекался с Ледышкой внутри ринга, где действовали правила ринга. Которые, очевидно, не действовали за его пределами, и Тей ощутил ту же угрозу и невозможность на неё повлиять, что преследовали его в прошлые разы. Чувство вызывало у него желание свалить как можно быстрее.       Никакие запреты не отменили, даже несмотря на старания Паука с его тупым текстом, на старания Соры с красивой одеждой и даже на старания Тея ничего не испортить. Однако, по крайней мере, он мог считать, что одну непонятную дичь из списка ожидания можно вычеркнуть.       От всей происходящей херни попытаться набить рожу безэмоциональному мудаку Ледышке захотелось только больше, но пришлось подождать некоторое время, пока уляжется нытьё по поводу их тупых извинений, бесконечные подколы по этому поводу и косые взгляды людей со всех сторон. Тею, в целом, было похуй, но не в целом… Он не хотел особо светиться в новом городе.       Так или иначе, выждав пару дней, он как раз был на полпути, предвкушая, может быть, свою победу; ему не особо удавалось провернуть её так часто, как ему хотелось, и слушать, как Ледышка рассказывает, почему именно, честное слово, уже осточертело, но некоторая адекватная часть Тея понимала, что стоит слушать и внимать советам, пока была возможность, чтобы потом использовать и вбить обратно в глотку тому, кто их выдал. В этом состоял основной план Тея на ближайшее время, слишком далеко он заглядывать не любил.       Однако, вопреки желаниям, добраться без проблем не вышло; он свернул на очередную малопроходимую улицу, чтобы срезать дорогу, когда его окликнули:       — Эй, парниша!       Тей не думал, к нему обращались или нет, разве что голос прозвучал с такой предъявой, которую он постоянно слышал при обращении в свой адрес, так что определённые подозрения у него сложились. Обернувшись, он насчитал троих парней: не слишком высоких, не слишком выглядящих мускулистыми и сильными, одетых в какие-то неадекватного цвета шмотки, что не заметить их было практически невозможно. Один из них, что в центре, жевал жвачку с таким видом, будто в этом состоял сакральный смысл его жизни, и смотрел взглядом превосходства, когда продолжил докапываться:       — Это не тебя ли по телеку показывали?       Тей пожал плечами, оглянулся коротко в ту сторону, в которую шёл — пока проход оставался свободен, но он не надеялся, что этот факт не поменяется.       — Да не боись ты, — продолжал парень с жвачкой, растягивая гласные; голос его отдавался от пустых стен и создавал только более неприятное впечатление, возвращаясь с нескольких сторон. Тею он не нравился: что вид, что голос, — он хотел как можно быстрее разобраться с этими прилипалами и свалить отсюда.       — Мы просто интересуемся, — продолжал тот. — Ты ж из банды Электрика, да?       — И что с того?       — Должен знать, чья это территория. И что ж ты тут забыл? — Окончания слов тонули где-то в жвачке, что Тей решил называть его Жевуном, не придумав ничего более подходящего, и, в целом, ему было предельно насрать, как их всех зовут.       — У меня нет никаких проблем с вами, — сказал он, — мои дела здесь никак не связаны с Электриком. И времени размусоливать у меня тоже нет.       Троица переглянулась и заржала, не принимая его ответ. Тей посмотрел на часы, поджимая губы — пара минут в запасе оставалась, если он хотел успеть вовремя. С одной стороны, драка с цветастыми долбаёбами была бы тоже кстати для того, чтобы выпустить пар; с другой стороны, смотря на них, Тей сомневался, что из них выйдет что-то дельное.       — Ты не понял, парниша, — продолжал Жевун. — Это предупреждение. Разворачивай, откуда пришёл.       — И если я скажу «нет»? — спросил Тей больше для продолжения перфоманса, чем ради получения ответа. Кулаки уже чесались, и он находился одной ногой в своём привычном адреналиновом раже, что так портил ему жизнь временами.       В этот момент дорога позади оказалась перекрыта: ещё трое подходили с той стороны; Тей их не видел, но чувствовал, так что даже не повернулся, вместо этого усмехнулся, смотря на Жевуна и ловя его реакцию. Иногда всё, что было нужно, это выглядеть достаточно уверенно, чтобы кто-то отвалил, но Тей хотел набить им рожи, так что его уверенность играла на руку, заставляя компашку смотреть на него с презрением.       — Ну так что, — спросил Тей, — кто первый? Вас много, а времени у меня в обрез.       Конечно, им не понравилась его интонация, конечно, они напали всей толпой, но Тей отлично понимал, где кто находится, чтобы иметь возможность уйти от удара и увернуться.       — Не доёбывайте больше, — кинул он им напоследок, пристально оглядывая двоих явно без сознания и ощущая, как стремительно удаляются остальные. Ему думалось, что уж таких слабаков он здесь не встретит, потому Тей не понимал, чего Электрик не наведается сюда, в конце концов? Если территорию тут держат какие-то разгильдяи — отобрать её даже труда не составит.       Размышляя об этом, Тей снова глянул на часы, согласно которым он совершенно точно опаздывал, но теперь это было не так уж важно. Кто-то из малышни ударил его какой-то палкой по правой руке, и теперь она неприятно ныла, но Тей особо не обращал на неё внимания, пока шёл дальше, разве что теперь высматривал цветастые рожи по углам, ожидая повторного нападения, однако до самого Центра бокса ни одного ему на глаза не попалось.       Из минусов — Ледышка посмотрел на него недовольным взглядом, затем его выражение чуть смягчилось и поменялось на более обеспокоенное, впрочем, голос его звучал не особо заинтересованно, когда он спросил:       — И что с тобой опять случилось?       Тей пожал плечами, неуверенно улыбнулся, только чтобы ощутить, как неприятно потянуло щёку, потрогал её пальцами, ощущая кусочки запёкшейся крови, что сыпались вниз. Попробовал стряхнуть их, но только содрал корку и размазал кровь по щеке и пальцам, попытался вспомнить, кто, когда и чем ему вообще по лицу-то попал, но не был уверен, что подобное воспоминание существовало в его голове. Без лишних слов, проигнорировав всё менее незаинтересованный взгляд Ледышки, Тей забрался на ринг и натянул привычные перчатки.       — Не развалишься в процессе? — скептично поднял бровь Ледышка, сканируя взглядом.       — За кого ты меня принимаешь? — возмутился Тей. Локоть начал ныть чуть больше, хотя двигался без особых проблем, так что он бросил выжидающий взгляд и поманил перчаткой.       Ледышка же предпочёл ответить на явно риторический вопрос:       — За того, кому на сегодня уже хватит.       — Ой, да ладно. Не барышня, не развалюсь.       Ответом послужила очередная поднятая бровь, и… В общем-то, Тей не был прав. Скорее совсем был не прав. Ледышка оказался внимательным достаточно, чтобы найти все те места, в которых уже назревали неприятные гематомы и которые было совершенно противопоказано трогать, а затем будто бы слегка дёрнул правую руку, выворачивая, и Тей натурально заорал от внезапной боли. Ледышка толкнул его в сторону канатов, где тот на секунду повис, ощущая только пульсирующую боль в локте и невероятную тяжесть, будто бы гравитация вокруг стала в разы сильнее. С раздражённым злым взглядом он обернулся, только чтобы заметить, как Ледышка разматывает застёжки на перчатках, что его мгновенно взбесило.       — Мы не закончили, — отчеканил Тей, подходя ближе. Ледышка в ответ окинул скептическим взглядом.       — Да мы и не особо начинали, — ответил тот и повернулся к девушке за столом, правда, на этот раз, совершенно другой. Тей не знал имён их обоих и не особо ими интересовался. — Герда, медкабинет работает?       — Конечно, а чего ему не работать-то? — пожала плечами та.       Тей от злости на подобное игнорирование замахнулся, пока Ледышка не видит, хотя прекрасно знал, что он отлично справляется со своей этой энерголокацией; тот обернулся, поймал летящий в него кулак. По дурости Тей замахнулся правой, так что от соприкосновения с поверхностью его локоть едва ли не разорвало от боли, он стиснул зубы и медленно выдохнул, на фоне прозвучало ледышкино:       — Снимай перчатки.       — Мне не нужна никакая помощь, — ответил Тей сквозь зубы, отходя назад, — сам разберусь.       Только Ледышка слушать его не собирался, он повторил:       — Снимай перчатки.       И это уже было за гранью «правил ринга». Тей стянул перчатки автоматическими движениями и замер на какое-то время, пока его мозг не вернулся обратно в его владение, и ожидаемо возмутился:       — Какого хрена?!       Хотя это длилось лишь несколько секунд, он ощутил подступающую тошноту и липкую тревогу от того, что этот мудак нарушил свои же правила.       — Прости, — ответил Ледышка, в его голосе звучало раздражение, — это получается само собой, когда меня кто-то бесит.       — Ну спасибо тебе, блядь, большущее.       — Не веди себя как маленький ребёнок, а.       Тей хотел возмутиться, что это не он здесь нарушает правила и не следует взрослым обещаниям, однако внезапная мысль заставила его проглотить своё возмущение: кроме этого обещания, у него не было никаких доказательств того, что Ледышка не начнёт использовать свои волшебные слова направо и налево. От мысли, что в безопасности Тей особо никогда и не был, его воображаемое предположение, будто бы он может одержать победу, весьма легко рассыпалось. И он не стал возражать против осмотра.       — Всего лишь пара ушибов, — сообщил ему доктор, — но повязку я вам всё равно наложу. У нас здесь, к сожалению, не установлены заживляющие устройства.       Тей только молча кивал и улыбался, возвращаясь к своим внезапным осознаниям, размышлял, когда и почему поверил Ледышке и его словам, что на ринге действуют правила ринга, и вообще, с чего начал ему доверять, не думая, как тот свернёт его в бараний рог одним щелчком пальцев. Это чувство возникло у него тогда в полиции, но в полиции у всех возникало подобное чувство, однако Тей не слишком думал о нём здесь, почти месяц жил в воображаемом мире неведения, что оказалось весьма… омерзительно.       Получив свою неудобную повязку, Тей снова пересёкся с Ледышкой в коридоре.       — А говорил, не развалишься, — усмехнулся тот. На что Тей в ответ только криво улыбнулся, не ощущая ни малейшего желания продолжать шутку, отстранённо попрощался и постарался как можно скорее уйти, надеясь, что сможет избавиться от этого тянущего тревожного ощущения собственной глупости.       Паук осмотрел его повязку весьма скептично, с тем самым а-я-тебе-говорил выражением; Сора мгновенно начала причитать, что Тей не заботится о своём здоровье и шляется где ни попадя; Боксёр и Рыжик чуть позже на базе поинтересовались, почему Тей не позвал их с собой, если намечалась драка, на что тот только отмахнулся. Ему пришлось придумать отговорку, откуда у него взялась эта дурацкая повязка, чтобы никто не доёбывался, ведь на базу он пришёл, исключительно чтобы задать Электрику пару вопросов, и не особо хотел рассказывать остальным о своих похождениях.       Тей не придумал, как начать историю, но Электрик, естественно, уже был в курсе, ожидая в своей будке из железок и деревяшек, будто в королевской приёмной, развалившись на старом драном кресле, как на позолоченном троне.       — И что ты забыл в новом городе? — спросил он без приветствий, осматривая перевязанную руку без особого удивления. Как посетитель тронного зала, Тей подумывал, что должен поклониться ради шутки, но ничего не сделал, видя, насколько серьёзным взглядом смотрел Электрик.       — Просто по делам ходил, — пожал плечами Тей настолько беспечно, насколько мог.       — Так старательно ходил, что тебя аж избили.       — Это я их избил, — попытался возразить он, но голос прозвучал не так уверенно, как ему хотелось бы, под взглядом Электрика он основательно стушевался, ощущая себя маленьким, незначительным и провинившимся. Ощущение это Тей ненавидел.       — Не важно, — отмахнулся Электрик, поднимаясь с дивана. — Знаешь, кто это был?       — Не особо.       — Конечно же, нет. Ещё бы ты знал, куда соваться.       — Да они же слабаки! — снова попытался возразить он, но Электрик перевёл на него свой свирепый взгляд, и Тей мгновенно замолчал, прижимая рефлекторно голову, пытаясь стать меньше и незаметнее.       — Заткнись и слушай! — повысил голос Электрик, заставляя Тея затолкать все свои протесты куда подальше. — Новый город — не наша территория, и если ты не хочешь лишиться каких-нибудь важных органов, не суйся туда.       Звучал он серьёзно, его взгляд пугал, Тей не хотел с ним спорить, хотя и обещать не мог, потому что… его сверхценная идея отомстить Ледышке так и не успокоилась за всё это время, учитывая, что вряд ли это было в принципе возможно, Тей сомневался, что она когда-нибудь его отпустит.       — Ладно, — кивнул он с самым жалобным лицом, на которое только был способен с его уровнем актёрского мастерства. Электрик поднял бровь и совершенно не поверил, на что Тею было, в целом, плевать.       — Я тебя латать потом не буду, — сказал Электрик, очевидно, видя его насквозь со всеми ложными обещаниями. Тей раздражённо вздохнул, пытаясь успокоить расшатанные нервы, и спросил, звуча почти спокойно:       — Почему нам просто не отобрать у них кусок территории?       — Как думаешь, сколько их там? — спросил Электрик с таким выражением лица, что все оставшиеся планы Тея по завоеванию города рассыпались сами собой.       Он неуверенно предположил:       — Дохуя?       — Дохуя, — кивнул Электрик, вздохнул настолько утомлённо, что Тею стало почти стыдно, и спросил: — Что ты там забыл вообще?       — Личные счёты, — ответил он, отводя взгляд в сторону.       — Если тебя эти личные счёты там выебут, — резюмировал Электрик, ни капли не повышая голоса, — сам будешь разгребать. И кто долг твой возвращать будет, тоже сам решишь. Хоть с того света.       Ситуация показалась Тею смешной, он подумал: вот уж какие-то мелкие придурки да что-то с ним сделают, улыбнулся и пожал плечами, намекая, что как-нибудь уж разберётся. Электрик только закатил глаза, его непробиваемое спокойствие вызывало у Тея зависть просто космического масштаба, и он хотел бы знать, что делать, чтобы подобному научиться.       Пока Тей восстанавливал больной локоть, Сора сидела молча и не доставала своей фееричной идеей, но стоило ему только распрощаться с повязкой (что не означало, что рука его начала функционировать нормально, он просто заебался), Сора восприняла это как знак, показывая Тею рекламные флаеры один за одним: вот огромная красивая орбитальная станция на таком близком Линегриме; вот большой красивый стадион на таком близком Линегриме; вот такой недорогой космолёт, который может довезти до такого близкого Линегрима; это новости с Эгиоса, где аж целых три Посланника сложили с себя полномочия, чтобы Сора могла начать планировать свою чёртову поездку на Линегрим и участие в супер-классной Шестой Битве, о которой талдычила ещё с детского сада.       Тей в очередной раз вздохнул, пытаясь успокоиться и не наговорить лишнего. Это было в его интересах, потому что подарки Соры никогда не возникали в ожидаемых местах, а последствия её обиженных подарков в своей жизни Тей заебался разгребать, так что раз и навсегда он выучил, что кричать на Сору — последнее, что ему стоит делать. Вместо этого он попытался её вразумить:       — Ты где деньги собралась на это брать?       В ответ Сора мгновенно насупилась, выражение её лица стало сосредоточенным на мгновение, прежде чем она ответила:       — Заработаю.       — На чём? — усмехнулся Тей. — Что ты собралась делать? Подкидывать подарки за деньги? Или в бордель пойдёшь?       — Да ты даже не знаешь, что можно делать, кроме как воровать! — взвилась Сора, что было уже некстати. Тей мог не кричать на неё, когда она не кричала, но если всё выходило за рамки…       — А ты будто знаешь! Сидишь тут и ни черта не делаешь!       — Да без меня вы вдвоём давно сдохли бы от голода и грязи! — Сора швырнула на пол рекламные листовки и стремительно влетела в комнату; оглушительно громко щёлкнул замок. Тей пнул столик у дивана, тот покачнулся и завалился на бок, он пнул его снова, и столик отомстил в виде острой боли в голени. Злость выливалась из Тея литрами, и он решил, что воспользуется своей единственной адекватной на данный момент возможностью от неё избавляться.       Наплевав на и без того фиктивное обещание Электрику, Тей пошёл в новый город. Злость кипела в нём, хотя и потихоньку вытекала вместе с потом от быстрой ходьбы, однако он был на взводе, взвинчен достаточно, чтобы не подвергать размышлениям ни одну из своих мыслей.       И когда он увидел, как впереди замаячили яркие шмотки, то даже не подумал свернуть или пойти другой дорогой; пролетел мимо них на первой космической; влетел в толпу, специально расталкивая, не особо размышляя, что это может повлечь. Начинался закат и постепенно опускалась ночь, фонари горели в тёмных проулках, но не везде. Цветастые, конечно, последовали за Теем. Он это знал, но не придавал им значения, банально их игнорировал в надежде, что они просто отъебутся. Позади слышалось:       — Это что, тот из телека? Который Мятого побил?       — Да этого Мятого кто угодно побьёт, он же слюнтяй.       Голоса не отставали. Тей остановился и бросил им:       — Хули вам надо?       Только ответа получить не успел; вместо него что-то острое вонзилось куда-то в правый бок. Тей задохнулся, дыхание почти остановилось, он замахнулся, чтобы ударить, но локоть так и не зажившей руки прострелило болью, и удар получился никакущий. Тей увидел только как полилась на землю кровь, полагая, что — его, и услышал смех будто бы со стороны; в ушах зазвенело, зрение поплыло, покрываясь чёрными пятнами, тусклые лампы вдалеке будто засветились ярче.       Тей мотнул головой, что лучше не сделало, замахнулся левой, по ощущениям в кого-то попал, но острая боль в боку появилась снова, расползлась по всей половине живота. Тей схватился рукой за бок, ощущая, как быстро намокают пальцы, какой тяжёлой стала одежда и как ужасающе стремительно он теряет кровь. Он покачнулся, заваливаясь на стену. Смех вокруг не стихал, как сквозь вату Тей разобрал несколько слов, из которых осознанно до него донеслось только:       — Пока, птичка.       Произнесено это было таким отвратительным голосом, что Тей внутренне поёжился. Он также ощутил, как кто-то приблизился, пятна перед глазами становились то ярче, то тусклее, и Тей не мог различать силуэты. Потом этот кто-то провёл чем-то скользким и мокрым по его щеке, он рефлекторно замахнулся свободной рукой, и следом в него прилетел точный резкий удар в живот. Тей согнулся, кровь хлынула новым потоком, он пытался судорожно сообразить, что сделать, но ничего не видел, и даже из понимания расположения других ничего не мог вынести; сознание едва держалось на плаву, даже если он пытался зажать рану, кровь продолжала покидать его тело. Он почти упал бы, если бы не стена под боком.       Смех вокруг вливался в уши, но никто больше Тея не трогал, что ему казалось подозрительно, учитывая ситуацию. Он не планировал встречать здесь свой конец, но не представлял, как заставить организм работать и перестать терять кровь, попытался прижать рану сильнее, но она так никуда и не делась. В ушах звенело всё сильнее, голову будто сдавили со всех сторон и в то же время давили изнутри, выталкивали мысли, создавали пустоту, перед глазами сверкали фонари и мелькали чёрные пятна, смешиваясь в калейдоскоп непонятных силуэтов.       Тей попытался определить, где находились противники, но даже его такая привычная способность давала сбои, стирая и размывая очертания, превращая людей в одно большое пятно. Кто-то толкнул его — Тей упал, ударяясь о неровный асфальт. Горизонтальное положение чуть прояснило ему голову, но не помогло.       — Птички должны быть в клетке, — продолжал говорить какой-то голос, — или на тарелке. Ты какой будешь?       Тей ничего не ответил, очередной пинок прилетел в бок, рефлекторно он съёжился, откатываясь по инерции, попытался встать — его пихнули на землю снова. Он понимал, что ничего не выйдет, что при всём желании он нихуя не сможет сделать, но мысль хотя бы испортить им праздник завладела сознанием. Чуть проявившимся зрением Тей смог разглядеть самого главного, кто нависал над ним, смотрел надменно и говорил про птичек.       — Бля, Одноглазый, пошли, — сказал кто-то другой, и Тей заметил, что один глаз человека рядом в темноте будто бы светился, словно лампочка. — Тебе нужны проблемы?       Одноглазый наклонился, сверкая своей настойчивой лампой, Тей ответил ему неприязненным взглядом, напрягся, ожидая очередного удара, но тот только усмехнулся и отошёл в сторону, напоследок бросив через плечо:       — Если не сдохнешь — в следующий раз окажешься в клетке. — Затем он обернулся с хищной улыбкой. — Или на тарелке.       Наблюдая за ними, Тей судорожно выдохнул. Кровь продолжала хлестать, и до него добралась боль, разливаясь по всему телу вместе с пониманием, что рано ещё сдаваться и отдыхать. Со стоном Тей поднялся не с первой попытки, пачкаясь о лужицы своей же крови; его тошнило, и он смог сделать всего несколько шагов, прежде чем голову сплющило настолько, что его вырвало.       Лучше не стало; откашливаясь, он чувствовал, как холодеют конечности и сил становится всё меньше. Он вспомнил, что почти дошёл до места назначения, и это было одной из причин его тупой дерзости — он планировал нырнуть в главные ворота и забежать в здание до того, как его догонят, но не особо просчитал.       Не имея никаких идей, Тей медленными шагами двинулся в нужном направлении. Он мог идти, но на каждый шаг поднималась волна тошноты; тянущая и в то же время острая боль разливалась вдоль бока, и небольшие порции крови продолжали выплёскиваться мимо пальцев.       Тей знал, что идти нужно быстро, что времени у него нет, но не мог: ноги едва двигались, и он чуть ли не заваливался на бок при каждом шаге. Однако, сжав зубы, продолжал двигаться: сдыхать в какой-то подворотне из-за каких-то ублюдков было последним, что Тею хотелось. Тупые мысли «а если не получится» начинали посещать его голову, но он гнал их, концентрируя всё внимание на цели. Тей считал шаги, считал набат в голове, считал капли крови, падающие вниз, считал сколько ещё полезного могло остаться внутри него после того, как он выблевал остатки внутренностей, что не вытекли сами.       Ему нужно было просто дойти до конца переулка, выйти на свет, где люди, где какое-то движение. Тей думал только об этом, но чувствовал, как сил становится всё меньше; колени подкосились, и он, не удержавшись, завалился на стену, сползая по ней ниже. Продолжая гнать негативные мысли, Тей начинал понимать, что нихуя не выйдет. Нихуя он ни до куда не доберётся и так и подохнет в этой подворотне, потому что слишком тупой и слишком хуёво планирует.       Ему начали приходить в голову мысли, что все были правы, когда говорили, что он импульсивный еблан: и Электрик был прав, когда не взял в ассистенты; и Сора была права, когда обижалась; и Райнер был прав, постоянно прав, он вообще умудрялся быть правым всегда, и потому Тей его бил, отрицая правоту; и даже Мартин был прав, каждый раз говоря, что он слишком хуёво планирует на ринге, где Тей нихуя его не слушал.       Размышляя над этим, он попытался встать, но ноги не держали вовсе, а в ушах звенело настолько, что казалось ничего больше не существует, кроме этого звона; голову сдавливало тисками, и мир вокруг невыносимо сверкал, что Тей закрыл глаза, чтобы избавиться от яркости, но она продолжала свою дискотеку на обратной стороне век. Нихуя у него не выходило, но он с тупой надеждой подумал, что, может быть, ему нужно немного отдохнуть. Ощущение усталости навалилось со всех сторон и казалось таким правильным и очевидным — ему действительно стоило отдохнуть, и тогда всё наладится.       Хотя, хуйня это всё была.       Из последних сил Тей начал орать что-то невразумительное. В конце концов, не столь важно было что — главное привлечь внимание. Он не знал, насколько громко выходило, но где-то на фоне замелькали люди. Тей чувствовал их, как они сливались в пятно, потому ничего не мог сказать о том, был это один человек или несколько, хорошие или плохие; они приближались, и это было, вероятно, к лучшему. Среди серой толпы Тей ощутил нечто светящееся и тёплое и решил, что это уж точно к лучшему. Он подумал, может, это Великая Космическая Мать решила спуститься за ним лично.