Фитиль загорается

      Маленький незаметный Бродяга сидел на деревянном ящике и внимательно всматривался в карту Белого города на небольшом планшете Паука, а на его бледном лице не отражалось ничего: ни заинтересованности, ни страха, ни волнения, ни радости — он смотрел на карту, поглощая улицы и дома, запоминая маршруты, будто механический аппарат. Тей иногда думал, что он робот, и всем противоречащим доказательствам вроде того, что он видел Бродягу, поглощающего булки из пекарни, верилось с трудом. Иногда Тей также завидовал памяти Бродяги на вещи вроде карт и дорог, тому, как хорошо тот знал места, в которых никогда не был, но видел их на какой-то карте когда-то там энное число лет назад.       На Бродягу пал выбор не только потому, что он хорошо ориентировался в петляющих улицах и оставался незамеченным в толпе, но также и по банальной причине — на него не был положен запрет на посещение Белого города. Тей мечтал разобраться с Лампоголовой сам, но та, как прилежная студентка, не покидала границ города, оставаясь под наблюдением камер и дронов, и это Тея неимоверно злило. Остальные пострадавшие от его проёба выглядели не слишком обеспокоенными полученным запретом. Боксёр так-то вообще не особо интересовался Белым городом, так что он только поплакался перед Электриком, что очень сожалеет о просранных перчатках, и дал клятвенное обещание, что возместит ущерб. Тея больше беспокоила необходимость отпускать Сору туда одну; конечно, она не была маленькой девочкой, и могла самостоятельно справиться с такой трудной задачей, как донести пакет, но перестать думать об этом Тей не мог. Так же, как не мог объяснить, как связана необходимость слежки за Лампоголовой и возможность возвращения разрешения на посещение Белого города.       — И что мне сделать, когда я её найду? — спросил Бродяга, наконец отрываясь от карты. Ещё один неоспоримый плюс Бродяги заключался в том, что тот никогда не задавал лишних вопросов, когда ему что-то поручали.       — Сначала наблюдай, — ответил Тей. — Нам не нужно, чтобы она знала, что мы за ней следим.       — Это я могу, ага, — кивнул Бродяга. — А потом что? Что вы с ней хотите сделать?       — Это мы решим после. Сначала ты нам расскажешь, куда она ходит и чем занимается, кто её друзья и где она живёт, — сказал Тей. Бродяга кивнул, спрыгивая с ящика, и направился в сторону города без лишних слов, даже не прощался; впрочем, он всегда был таким. Паук бросил ему вслед сомневающийся взгляд, затем перевёл его на Тея и спросил:       — Ты уверен, что нам стоит вредить девушке?       — А у тебя что, кишка тонка? Или ты в джентльмена решил поиграть? — усмехнулся Тей, на что Паук только сконфуженно втянул голову и сложил руки на груди в защитном жесте.       — Я к тому, — продолжил он, — что она нам ничего не сделала…       — А дружок её сделал, — перебил его Тей.       — Ну так, может, надо и с ним разбираться?       — И как ты собираешься с ним связаться, гений? Письмо на дрона прилепим «Какому-то мудаку» и будем ждать, кто ответит?       Паук заметно поубавился в уверенности, но всё равно продолжил свои рассуждения, которые Тея, честное слово, уже выводили из себя.       — Мы можем у неё просто спросить, не обязательно пытаться похитить.       — А она нам всё так и выложит на блюдечке — держи карман шире. Давай заканчивать с разглагольствованием, работа себя сама не сделает.       Тей видел, что Пауку такое завершение диалога не понравилось, но ему было всё равно, это стремление постоянно рассуждать по поводу и без совершенно раздражало, и тратить на это время Тей совершенно не хотел, учитывая, что теперь им нужно было работать вдвое усерднее, чтобы возместить Электрику убытки. Тей до сих пор не мог до конца решить, какой из себя человек по натуре этот Электрик, и как его зовут он не знал, да и вообще никто о нём ничего не знал, Электрик казался слишком понимающим и спокойным для того, кто незаконно собирает детали и продаёт их на чёрном рынке. Очевидно, что связи у него были, но в то же время его будто бы не волновал финальный результат, он любил эксперименты, потому и позволил Тею планировать неудачную авантюру. Но тот факт, что в результате он ничего не сделал с ними в качестве наказания, Тея в большей степени напрягал, чем радовал. Он не любил находиться в долгу, особенно когда не понимал суммы этого долга.       Без возможности посещать Белый город, они втроём оказались в условиях неспособности доставать какие-то полезные серьёзные детали, так как в трущобах вокруг Желоба если роботы и были, то их внутренности устарели настолько давно, что не представляли для Электрика никакой ценности, их разве что можно было разобрать на какие-то более грубые и простые детали, вроде защитных пластин и шарниров, но даже те были сделаны из менее прочного материала, чем новые, что задачу проще не делало. Иногда, впрочем, сюда залетали дроны, и их можно было попытаться взломать, но скорость, с которой они осуществляли транзит, не давала возможности легко влезть в их электронные мозги, если их только не сбить, что, опять же, с их скоростью представлялось задачей со звёздочкой. Тей не особо любил учиться — вместе с Боксёром они предпочитали старые добрые махания кулаками, пока противники не разлетятся по сторонам. Задачку в учебнике нельзя было избить, чтобы она дала правильный ответ, равно как и траектория, по которой летел дрон, может быть, и была предсказуемой, но для того, кто никогда не решал эти чёртовы задачки, казалась невычислимой.       Тей похлопал Паука по плечу, приговаривая:       — Что бы мы без тебя делали, да?       На что тот только отмахнулся, не горя желанием с ним разговаривать, ковырялся в своём маленьком планшете и периодически поглядывал на небо в поисках дронов. Летали они здесь довольно часто, что было связано по большей части с заводами, что как раз находились чуть дальше, в промзоне за Жёлобом, где ещё осталось, что доставать из земли, там же, собственно, этих же дронов собирали, и иногда Тей подумывал, не совершить ли им вылазку в ту сторону, однако заводы и фабрики охранялись куда лучше, чем дом одного инженера, что всегда их останавливало, но не мешало об этом размышлять, в конце-то концов. Сам по себе Белый город был почти что бельмом на глазу всех обитателей «исторической» части Альбина — грубо говоря, жителей старого города, к которым Тей относил себя с достоинством, полагая, что это они жили здесь всегда, земля принадлежала им, пока старпёры с посохами не решили открыть свою старпёрскую академию, соорудив мини-город в убитом Ностене неподалёку, что заставило толпы народа валить непрекращающимся потоком, заполняя Альбин, оттесняя местных всё дальше и дальше, пока ввысь тянулось всё больше белых и стеклянных зданий, подчёркивающих чистоту и отгораживающих от грязи.       На взгляд Тея не было ничего странного в том, что они пытаются вернуть то, что им принадлежало всегда, даже если начинать приходится с разборки роботов.       Несколько дней за попытками выловить хотя бы парочку дронов не привели к большому успеху: Пауку удалось отследить один, но сбить его не получилось, даже при том, что он не двигался какое-то время, радиус отслеживания урона у робота был невероятный. Так что в конце концов вернулись они с мешком металлолома, созданного то тут, то там. Электрик окинул их разочарованным взглядом, но ничего не сказал, кивнул Дикому посмотреть, что они принесли. Смотря, как Дикий ковыряется в их мешке с недовольной рожей, Тей вспомнил, как когда-то сам хотел быть ассистентом Электрика, помогать ему ковыряться в роботах и создавать новые; мысль о том, чтобы превращать одни неживые железки в другие живые восхищала его и очаровывала, но Электрик сказал, что ему не хватит терпения корпеть над мелкими деталями, так что Тей пролетел, и на мечту, казалось бы, забил, но иногда она возвращалась в виде неприязни к Дикому.       Впрочем, это воспоминание напомнило ему кое о чём другом. Тей снял куртку и принялся ковыряться в карманах, не особо надеясь на что-то, однако в потайном кармане между слоями ткани, Тей нашёл тот самый чертёж, припрятанный им в доме старика, удивлённо присвистнул, подумал, что его не обнаружили из-за того, что чертёж бумажный, что было весьма старомодно, и подобная старомодность шла старику, но также оказалась на руку Тею.       — Эй, Электрик, — крикнул он.       — Ещё чего тебе? — пробубнил тот недовольно.       — У меня кое-что тут завалялось. Хочешь взглянуть? — усмехнулся Тей, потряхивая листом, внезапно чувствуя себя победителем. Электрик скептично посмотрел на него, вздохнул и подошёл ближе, довольно резко выхватил чертёж, развернул, глаза его округлились. Тей довольно улыбнулся, чувствуя превосходство от того, что смог показать себя. В кои-то веки.       — Где ты это взял? — спросил Электрик, его голос чуть дрожал от волнения.       — В том доме. Не знаю, почему его не забрали, — пожал плечами Тей. Электрик поднял взгляд от чертежа и спросил:       — Знаешь, что это?       — Прикольный меха-паук?       — Естественно, — закатил глаза Электрик. Его саркастичное выражение Тею не особенно понравилось, но он не показал этого, молча ожидая пояснений.       — Это АСИП, — продолжил Электрик. Тей видел в его выражении лица надежду на понимание, но только пожал плечами в очередной раз, потому что ничего ему эти буквы не сказали. Электрик закатил глаза снова, сложил чертёж и повернулся всем корпусом, положил руки на его плечи и посмотрел настолько воодушевлённым, почти сумасшедшим взглядом, что Тею в некоторой степени стало страшно.       — АСИП — это Автономная Система Искусственного Плетения. Это, конечно, только прототип, но если мы соберём его, то сможем открывать порталы где захотим, и никакие полицейские нас не остановят, понимаешь, что это значит?! — энергия из Электрика плескалась фонтаном, он начал трясти Тея за плечи и придвинулся настолько близко, что почти касался кончиком носа его щеки. Тей на автомате отпрянул и сбросил руки со своих плеч, неуверенно отвечая:       — Что мы на коне?       — Лучше! — воскликнул Электрик, вцеплясь в него своими ручищами снова и стискивая в объятиях. Тей не особенно ценил подобные проявления, но решил просто перетерпеть, пока Электрика отпустит, тем более, это означало, что наконец он сделал что-то полезное, а не проебался, как обычно.       — Ты даже не представляешь, что мы сможем сделать, когда соберём его! — продолжал Электрик, словно заведённый. Тей только молча похлопал его по спине, ожидая, когда всё закончился.       Наконец, Электрик отпустил его и снова вернулся к разглядыванию чертежа, начал бубнить себе что-то под нос, совершенно уходя в свой воображаемый мир железок и микросхем. Тей действительно был рад, что сделал что-то хорошее, но в то же время был расстроен, потому что… хотел паука себе. И чёрта с два Электрик просто так отдаст ему такую важную фигню.       Впрочем, долго радоваться не вышло, неподалёку раздался голос Бродяги, разыскивающего Тея, он стремительно покинул палатку Электрика, но зрелище ему не понравилось — на Бродяге живого места не было, вся его одежда пропиталась кровью. Ребята принялись стягивать с него куртку, чтобы обработать раны, но Бродяга только отмахивался и порывался найти Тея, что как раз подошёл к ним, когда куртку всё же стащили, проявляя под ней ещё больше глубоких порезов, в которых собиралась свернувшаяся кровь. Подойдя ближе, Тей заметил, что и куртка, и штаны, и в целом вся одежда на Бродяге изрезана ровными линиями, он точно мог сказать, что это был не нож и не какое-то другое холодное оружие: линии слишком ровные, их банально слишком много — не мог Бродяга так легко дать кому-то себя ранить. Он также был очень бледным, что говорило не в пользу его удовлетворительного состояния. Завидев Тея, Бродяга поднял голову, чтобы посмотреть ему в глаза, и сказал:       — Она сумасшедшая.       И это всё, что он хотел сказать, замолкая и позволяя другим сдирать с себя клоки футболки.       — Что это значит? — спросил Тей.       — Она сразу поняла, что я за ней слежу, — вздохнул Бродяга. — Не знаю, как. Наверное, она как ты. Что-то схватило меня, и я не смог убежать. Что-то невидимое, я не знаю, похоже на очень тонкие нитки вроде лески. А потом она пришла и начала спрашивать, кто я такой и что мне надо. Но я вас не сдал, и вот — она своими нитками меня изрезала, — он обвёл себя руками с отчасти обречённым выражением, с отчасти — грустным. По какой-то причине Бродяга всегда был таким спокойным на грани с тоской, что никогда не злился.       Однако, даже несмотря на мнимое спокойствие Бродяги, подобные новости Тею не нравились. Конечно, он понимал, что в Ульцеру кого подряд не берут, но не обязательно же им всем там быть с магическим приветом, хотя с Лампоголовой он снова просчитался. Некстати поймал осуждающий взгляд Паука и бросил ему в ответ почти невербальную угрозу, но Паука она никак не испугала, тот подошёл ближе и тихо сказал:       — Теперь действуем по моему плану?       — Иди нахуй, — огрызнулся Тей, возвращаясь к Бродяге. — Она что-то тебе сказала?       Тот покачал головой.       — Только задавала вопросы, кто я и что мне нужно, но я ничего не говорил, и она меня отпустила.       — Не очень умно с её стороны, — протянул Тей задумчиво, — она не думает, что мы вернёмся?       — Она нас на салат нарежет, если мы вернёмся, — сказал Паук, совершенно не радуя Тея своим существованием. — Зачем ей думать о последствиях? Ты вон без таких способностей о них не думаешь никогда.       — Я тебе сказал уже пойти нахуй.       — И я прекрасно слышал, только проблему это не решает.       Паук Тея не особо бесил, но вот скрывающийся за ним Райнер, постоянно игнорирующий попытки Тея избавиться от его желания залезть к нему под кожу и проигнорировать все защитные механизмы, вызывал желание его угандошить как можно скорее. С чем Тей почти эффективно боролся конкретно сейчас.       — Я знаю, что ты не любишь признавать, что не прав, но пора уже вытащить голову из жопы, — продолжал ублюдок-Райнер. — Я верю, что ты сможешь.       Тей бросил на него очередной раздражённый взгляд, глубоко вздохнул, топя негодование поглубже, прикрыл глаза и… всё же ему врезал.       План Паука был выполним даже без учёта его расплывшегося синяка на пол-лица и того, что вертел он Тея с его неспособностью себя контролировать на всех возможных хуях, впрочем, Тей был солидарен. Хороший мордобой его успокаивал не хуже транквилизаторов, которые Сивый таскал из местной больницы; они, правда, по мнению Тея, были довольно скучными, но помогали некоторым особо тревожным членам шайки. Паук в плане не участвовал. Во-первых, по весьма очевидной багровой причине, во-вторых, потому что план требовал настоящего мордобоя, для которого Паук не был особо приспособлен. И потому Тей продолжал его бить то ли в надежде разжечь в нём искру желания навалять ему в ответ, то ли просто из ощущения отсутствия каких-либо реальных последствий. Долго обижаться на него Паук всё равно не смог бы.       План, в целом, был прост: достать наушники, не пропускающие звук, и устроить скоординированное нападение. Это была наиболее простая часть плана, потому что за чертёж Электрик был готов достать что угодно, и пока Тей имел эту возможность, он ей пользовался. Сложной частью было найти ублюдка Ледышку, учитывая, что Бродяга временно был вне доступа, восстанавливая как силы, так и нервы.       С помощью вызвался Рыжик, по большому счёту он просто хотел поучаствовать в большой драке, и чем больше народа, тем лучше. В том числе Рыжик был неплох в сборе информации, не так хорош, как Бродяга, но Рыжик умел обаятельно задавать вопросы, что уже обладало другим уровнем успеха, так что с его помощью удалось выяснить, что Ледышка, в отличие от своей Лампоголовой подруги, не брезгует выходом за пределы Белого города, и его часто видят и в старом городе, и даже в промзоне, хотя никто толком не мог сказать, чем он везде занимается.       Тей предчувствовал отмщение, победу после стольких тупых поражений, на этот раз у них всё было готово и предусмотрено, они учли все возможные варианты, по большому счёту Паук учёл их, что Тея несколько раздражало, но он мог с этим смириться. По крайней мере, пока что.       На дело вышли вчетвером: помимо самого Тея и Рыжика ещё Боксёр и Дикий. Что Дикому понадобилось в этой тусовке, Тей не знал и не интересовался, ему было, откровенно говоря, всё равно, хотя он подумывал, что Дикий тут только для того, чтобы убедиться, что Тей не просрёт ещё и наушники, с Электрика сталось бы посылать за ним няньку после всего.       Слишком мудрить не стали, получив информацию, где можно, вероятно, найти Ледышку, принялись его выслеживать, поджидать в тёмных переулках, что вышло не сразу: ни в первый вечер, ни в первую ночь и даже ни в первую неделю — но Тей не терял надежды. Ледышка не следовал никаким предсказуемым траекториям, и там, где он мог быть, его не было, а там, где не могло быть — был; Рыжик, собиравший слухи, так и не мог сказать, чем Ледышка тут занимается, кроме того, что кому-то иногда помогает с каким-то мелкими делами, что его видели в нескольких подпольных клубах, но никто не мог сказать ни слова против него, только твердили как один, что он «добрый и обаятельный молодой человек с большим открытым сердцем», отчего Тей всерьёз громко ржал, не представляя подобного. С другой стороны, он думал, что Ледышка просто внушил им подобное, что многое объясняло.       Повезло им раза с восьмого, в одном из переулков рядом с Кругляшкой — убогим по мнению Тея и невероятно старомодным по мнению Соры клубе в виде круглой стеклянной башни в четыре этажа, что, вероятно, должна была олицетворять величие и достоинство, но представляла из себя только увядание и затхлость, где собирались местные с совершенно очевидными целями. Чуть позже сумерек они наткнулись на цель. Ночь ещё не наступила полностью, так что было довольно светло, и Ледышка успешно разглядел их лица. Тей хотел, чтобы он узнал его, чтобы узнал и запомнил, но Ледышка осмотрел их с недоверием, наблюдая, как они перегораживают дорогу, выходя из темноты. Тей также хотел, чтобы тот был напуган, увидеть неподдельный страх в его глазах, что он предвкушал.       — Чем обязан? — спросил Ледышка довольно спокойно. Тей усмехнулся, понимая, что тот чувствует себя вполне уверенно, зная, что всегда может повернуть ситуацию в свою сторону. Тей ждал от него этих слов, вообще-то любых слов, хотел услышать его ничего не подозревающий голос, убедиться, что тот думает, будто бы преимущество на его стороне, и только после этого нажал на кнопку звукопоглощения на наушнике, погружаясь в полную тишину.       Не зная, насколько далеко могут проходить приказы Ледышки, они также выключили микрофоны, и единственным способом взаимодействия остался язык жестов. Тей показал Дикому и Боксёру направление, и они втроём кинулись с разных сторон, стремительно окружая Ледышку, словно коршуны собирались вокруг. Тей видел, как открывается рот Ледышки и как меняется выражение его лица, когда он всё понимает. Так стремительно — всего секунда удивления: поднятые брови, чуть расширившиеся глаза, нахмуренный лоб — и мгновенно его выражение принимает серьёзный, сосредоточенный вид.       Тею не хватило, он бросился в драку первым, целясь сразу в лицо, чтобы сбить ненавистное выражение. Ледышка увернулся, словно знал, откуда последует удар. Дикий и Боксёр ударили следом, чуть более скоординированно, но и от них Ледышка увернулся, руку Дикого и вовсе перехватил, вывернул, что у того на лице отразилось выражение боли. Тей снова ударил, пока Ледышка занят, но не попал, тот увернулся, отпустил Дикого, толкая его так точно в сторону приближающегося со спины Рыжика, что это вызвало вопросы.       Попытавшись снова ударить, Тей заметил, что ощущение, которое давало ему возможность определять местоположение людей, от Ледышки исходит совсем другое, но не мог объяснить, чем именно оно отличалось, и решил оставить эту мысль на потом. Удары посыпались на Ледышку со всех сторон, но тот умудрялся уворачиваться и отражать их, всего несколько раз пропуская какие-то кривые, неудачные и незначительные, жертвуя ими, чтобы заблокировать более опасные и серьёзные. Тея это бесило, он ненавидел, когда что-то не получалось так, как он хотел, и сейчас он только бил быстрее и чаще, надеясь, что Ледышка устанет и пропустит удар.       Но и этого не произошло.       Ледышка оборонялся весьма успешно, будто бы совершенно не ощущая проблемы в превосходящем числе противников, разворачивал и перенаправлял удары, толкнул Рыжика точно в Тея, сбивая их обоих с ног, ударил Боксёра куда-то в шею, отчего тот замер на месте, хватаясь за горло, а после вцепился в его, боксёрову, голову, одним движением выбивая из ушей наушники. Тей видел, как шевелились ледышкины губы, прочёл по ним одно короткое «замри», и фантомное ощущение ступора проникло в его голову. Он выкинул его сразу же, поднимаясь на ноги, толкнул Рыжика, и бросился вперёд. Плана у него не было — он знал, что Боксёр выбыл — так что Тей действовал по наитию, кинулся вперёд, успел заметить Дикого и Рыжика по сторонам и…       Естественно, они проебались.       План состоял в том, чтобы запинать мудака до того, как он успеет сообразить, что произошло, но Ледышка оказался куда проворнее, и как только драка затянулась на дольше, чем правый похоронный, они уже проебались.       Тей так отчётливо слышал звук стучащего по плитке пластика наушника, что приказывающий голос влился в его голову едва ли без осознания слов, он замер на месте, прекрасно понимая, что происходит, и всё прекрасно чувствуя, как и в прошлый раз, он был в полном самосознании; в отличие от подарков Соры, которые полностью стирали ненужную информацию о самих себе и каких-то несостыковках, приказы Ледышки оставляли с чувством безысходности и невозможности повлиять на ситуацию, и это вызывало у Тея натуральную тошноту.       — Итак, — раздался голос Ледышки, оповещающий, что игра закончена, — четверо на одного. Не слишком честно, не думаете?       Дышал тот тяжело, и слова давались ему с трудом, так что это немного Тея успокаивало. Ему хотелось удариться головой об стену, биться до тех пор, пока не потеряет сознание, но даже это было невозможно, пока Тей не мог двигаться. Ледышка, очевидно, не ожидая ответа, принялся отряхивать одежду от грязи и постепенно восстанавливать дыхание, он ходил мимо замерших статуй и разглядывал их более внимательно — Тей это понял, когда Ледышка подошёл к нему ближе и пристально всматривался в лицо некоторое время. От этого стало совершенно некомфортно, и тошнота грозилась вывернуть его наружу, но, видимо, его внутренности тоже попадали под запрет на движение, или он хотел в это верить.       — А, — улыбнулся Ледышка, — ты же тот вор роботов, да?       Тей не стал бы отвечать, даже если бы мог. Он хотел, чтобы его вспомнили, но это было десять минут назад, сейчас он хотел только поскорее избавиться от ощущения невозможности контролировать свою жизнь.       — И что, друзья твои знают, что ты их сдал? — издевался Ледышка.       От негодования у Тея дёрнулся глаз, несмотря на запрет на движение, он отчётливо почувствовал, как мышцы на лице складываются в яростное выражение лица. Ледышка чуть отодвинулся назад, вероятно, тоже это заметив, улыбнулся уголками губ, не прекращая показывать своё превосходство. Тея приводила в ужас мысль, что он только что всё проебал окончательно, что Дикий и Рыжик теперь в курсе того, что это он причина их текущих проблем, но часть его также надеялась, что они после этого поймут, почему он это сделал, но на особенное понимание Тей не надеялся. Он так хотел врезать Ледышке, по-настоящему, как недавно Пауку, разбить ему лицо, стереть его гаденькую улыбочку, но ни хера не получалось, уже который раз он продолжал наступать на одни и те же грабли, и нихуя ничему не учился.       — Давай поговорим, — вновь сказал Ледышка. — Отвечай только правду.       Вторая часть была приказом, Тей ощутил, как он разливается по телу, будто ледяная вода, как расталкивает кубики льда по нужным отсекам в голове, не давая обдумывать ответы и решения.       — Твои друзья в курсе, что это ты про них рассказал?       — Нет.       — Это вы следили за Люми?       В голове Тея возник короткий сбой с пометкой об отсутствии нужной информации, он ощутил себя сраным роботом.       — Я не знаю.       — Не знаешь, кто за ней следил?       — Не знаю, кто такая Люми.       Ледышка кивнул с задумчивым лицом, поясняя:       — Девушка со светящимися волосами, вы за ней следили?       — Да.       — Хорошо. Больше этого не делайте. Кивни, если обещаешь.       Будто самый настоящий сраный работ, Тей кивнул. Для полноты картины не хватало дать лапу и сбегать за палочкой. Его тошнило от этого уже настолько, что он не был уверен, сколько продержится и настолько хуёво будет, если его вырвет в неподвижном состоянии.       — Не очень тебе, наверное, — продолжал Ледышка с воображаемым сочувствием, — думаю, ты очень хочешь мне отомстить, да?       — Да.       — Я даже подкину тебе идейку, — улыбнулся тот, доставая из кармана какую-то карточку и заталкивая её Тею в первый попавшийся карман на груди, похлопал сверху и не убрал руку, отчего Тей ощутил отвратительное тепло, ему хотелось уйти от этого прикосновения, но он ни хера не мог сделать.       — Заглядывай вечерком, может, пересечёмся, — продолжил Ледышка, затем поднял взгляд, обвёл остальных и добавил: — А теперь все идём домой и никуда не сворачиваем.       Без возможности сопротивляться, Тей развернулся, и вся дорога отложилась в голове, как в тумане; он дошёл до дверей квартиры, открыл её и очнулся только в коридоре, срываясь в сторону ванной, слушая на фоне обеспокоенный голос Соры. Его всё же вырвало, вероятно, от переизбытка эмоций, может быть, от реального физического отвращения, может быть, от ненависти к себе за то, что ничего не смог сделать в который раз. Тей чувствовал себя разбитым и уставшим, он сполз на пол, небрежно вытирая рот рукавом, облокотился головой на бортик ванны и несколько раз с силой ударился об него в надежде привести мысли в порядок. Но они в порядке не были. Окружающее несколько поплыло, и Тей моргнул пару раз, осознавая, как тупые злые слёзы собирались на глазах, хотя нихуя он не просил их приходить. Он уже чувствовал, как осторожно Сора подбирается ближе, как вслушивается и как приоткрывает двери, поспешно вытер ненужные капли, пока она не увидела.       — Всё нормально? — спросила Сора.       — Лучше не бывает, — ответил Тей с такой интонацией, что какой угодно дебил понял бы, что с ним нихуя ничего не в порядке. Не было даже желания что-нибудь разбить, желания будто бы целиком высосали, выкачали все эмоции и энергию, оставляя только опустошение, разочарование и усталость.       — Я могу с тобой посидеть, если хочешь, — продолжила Сора. Тей только отмахнулся. Не хватало ей выслушивать его нытьё по поводу всякой тупой херни.       — Ложись спать, — бросил ей Тей, но Сора никуда не ушла. Она стояла какое-то время за дверью, пока Тей молча смотрел в одну точку перед собой, затем вздохнула и сказала:       — Пожалуйста, не разбивай ничего, у нас нет денег на новую сантехнику.       И ушла, оставляя Тея в темноте и одиночестве, выключая свет в комнатах по пути. В темноте ему нравилось, он чувствовал себя здесь как на своём месте — в бесконечной пустоте, без начала и конца, как и в его жизни, что казалась такой же бесконечно пустой и бессмысленной, наполненной одними чёрными полосами без единого просвета.       Хуево было настолько, что даже думать не хотелось, что так что Тей стянул с себя куртку и так и не снятые ботинки, чуть не споткнулся о несчастный унитаз, стоящий так близко в их малюсенькой ванной, и пнул его на автомате, отчего-то не находя в себе сил даже на то, чтобы разозлиться.       Даже в темноте он двигался почти по идеальной траектории, мимо разбросанных вещей и невыброшенного мусора, забросил куртку с ботинками в коридор, по пути стягивая с себя остальную одежду, чувствуя себя полноценным роботом без какой-либо цели. Это дикое следование задаче оставляло после себя ощущение, будто жизнь внезапно потеряла смысл, когда только что весь смысл жизни был в том, чтобы выполнить приказ, пустота после вызывала у Тея головную боль и идиотскую нехватку осмысленности, так что он решил, что не хочет думать ни о чём и просто ляжет спать, он сомневался, что получился уснуть, но в самом деле оказался уставшим настолько, что даже неудобный диван не стал препятствием.