Жжёная карамель

      

Начало

Зима 2021 года. Подземка гаража и Ким Сынмин, у которого своеобразное хобби: проверять, что у меня крепче — терпение или все же мой кулак. Пока, к его счастью, выигрывает терпение — куётся в кузнице DeKiRa по понедельникам, сохраняя его бестолковую жизнь. И сегодня тот самый понедельник, и я снова максимально терпелив: мягко сжимаю ему рот, зажав худое тельце к стене. Отмахиваю от себя сладкую мысль придушить пацана голыми руками и склоняюсь к его лицу, чтобы сцедить: — Бестолочь, ужасно раздражающая меня… тише. Сынмин снова закатывает глаза и глухо смеется в мою ладонь. Проходит секунда, две, но он молчит. — Кричи, если хочешь, — пожимаю плечами и отпускаю его, незаметно стираю чужую слюну о край своего распахнутого пальто. Смотрю на парня, а он смотрит в ответ, правда, каким-то странным взглядом, граничащим с тупой отвагой. Видимо, все же решил позвать сонбэ и сдать меня с потрохами. Ну, впрочем, останавливать его больше не буду. Пусть хоть разорется, может и глотку себе передернет. Я поржу. Проходит еще пять секунд. Десять. Тишина. Ни единого ора, ни грамма писка. Сынмин, что назвал меня ранее придурком, кусает внутреннюю сторону щеки. Его ноздри вздуваются, но рот молчит. Я опускаю взгляд ниже, прямо к тонкой шее, и все становится понятнее: пульс парня бьется, как у загнанного зверька. Все-таки он боится меня. — Я ухожу, — шепотом произношу и отстраняюсь, кинув напоследок самодовольную ухмылку. Вот и поговорили. Выдыхаю небольшое напряжение, прощупываю в кармане ключи от Audi, прислушиваюсь к посторонним звукам, чтобы вовремя отскочить, если Пончик все-таки обнаружит нашу пропажу. Наконец с облегчением делаю шаг в сторону. — Постой… Я и правда замираю, но скорее от неожиданности — чьи-то худые пальцы вцепились в края моего свитера. Упираюсь взглядом в чужое лицо, как на жвачку, что прилипла к моей заднице, пока Сынмин мямлит или заикается, не разобрать. Однако эти пальцы уверенно утягивают меня обратно. — А с кем… с кем ты будешь гулять? — … Мда уж. Чего-чего, а вот такого поворота я не ожидал. Такой уравновешенный человек, безумно упрямый в порывах отстоять свои границы, сейчас пытается пробраться за мои? Где же его хваленая сдержанность? Любопытство Евы погубило целый мир, ты в курсе, Ким Сынмин? Но, видимо, нет, если прямо сейчас ты сверлишь дыру на моём лице. Смотрю еще с секунду на все это безобразие и все же хмыкаю: — Один. А что? Светлый взгляд замирает на мне, зрачки стекленеют, и острый кадык медленно поднимается к подбородку от тяжелого глотка. Не проходит и пары секунд, как взгляд мельтешит из стороны в сторону, а после и вовсе прячется в пол. «Ты не ожидал, что я отвечу? А на хуя спрашивал тогда?» Смело опускаю глаза на его пальцы и поднимаю обратно. Сынмин понимает намек — меня больше не удерживают. Только никуда не сбегают. Орать и звать Пончика вроде тоже не планируют. Теперь и мне любопытно. Ехидно цокнув язычком, наклоняюсь ближе. Я намеренно убиваю чужое личное пространство. Я знаю, как он трусит передо мной, как бы ни кичился. Пусть наблюдает, как нарочито медля я впиваюсь своими холодными в его напуганные теплые, пусть почувствует мой усталый вздох, и съежится до размеров молекулы. Я чую его страх и мне нравится его вкус. — Хочешь сбежать со мной? И я, блядь, не предлагаю. Просто задаю вопрос. И попробуй мне солгать. Ты все равно не умеешь врать. Проходит время, но я слышу лишь тишину. Улыбаюсь, наблюдая, как Сынмин пытается не обделаться от собственной храбрости. Скольжу по пунцовому лицу, что напоминает переспелый томат, и растягиваю губы, образуя какую-то блядскую чеширскую ухмылку. Никчемная сынминова отвага мне не нужна. Заройся обратно в свою нору, трухани, либо включи тумблер рационалиста и прочитай мне лекцию о примерном поведении, словно одно мое существование ломает твой тщательно выстроенный мирок из постылого разума. Стань привычным для меня Ким Сынмином. — Хочу. — … Ну надо же. Осмелел. Только даже сам не понял, что произнёс эти четыре буковки вслух. Раз решил храбриться, мог бы и выразиться чуть громче. Сколько раз тебе надо повторять, что я ненавижу, когда говорят так тихо и невнятно? С какой стати я должен напрягать свои слуховые рецепторы и пытаться тебя расслышать? — Хочешь поступить неправильно? — одними губами произношу я, чтобы интонация выражала не более, чем сомнение в услышанном ранее. Я порой не знаю, как стоит воспринимать этого парня: в шутку или все же всерьёз. — Хочу. Ну надо же, на этот раз даже не дрогнул, а голос как по заказу стал на пару тонов выше, аж осанка выпрямилась. «Пиздец ты придурок», — невольно издаю смешок под свои мысли и качаю головой, будто заранее приношу свои глубочайшие извинения его родителям, что воспитали этого паренька таким прилежным хорошим мальчиком, а я, сволочь такая, порчу его, будто он не сбежит сейчас со мной на набережную, а пойдет мочить людей за пачку сигарет. Удивительно, что в свои 20 с хвостиком этот порядочный, да просто пиздецки добропорядочный Ким Сынмин решил связаться с таким, как я. В моем решении кинуть стафф — нет ничего особенного. Я поступал так и прежде, и они привыкли. Но Сынмин — не я. Для него даже такая мелочь сродни убийству младенца. В его глазах я всегда долбанутый придурок, высокомерный и заносчивый тип. «Невыносимый», как он обычно зудит. И зачем такому идти со мной? У нас нет повода гулять вместе. Я уже давно не интересовался его природой, как и он моей. Единственное, что осталось неизменным — я продолжаю задирать его, а он пыхтеть. О наших странных отношениях не знает, наверное, только ленивый. Настолько они неординарные для бывших друзей. Ага, Сынмин был первым, с кем я подружился в SKZ. Но с тех пор многое изменилось. Мы в первую очередь. — Зачем ты это делаешь? — Просто так. Смотрю в хрусталики глаз, где зрачки нехило так расширились. На миловидном личике нет и тени страха, этот полудурок даже улыбается, аж светится и смотрит мне прямо в глаза, словно бросая вызов. Видать, если не возьму его с собой, то так и не пойму, что он задумал. Быстро принимаю решение и без лишних слов беру его ладонь в свою, а Сынмин давится от шока — мы вообще не привыкли контактировать физически без крайней на то необходимости — но как-то глубоко насрать сейчас. Он же сам ввязался в это, так что можно переступить разок через традиционную привычку грызть друг другу глотки. По молчаливому согласию мы ускользаем вглубь парковки, и это впервые, когда я держу его за руку не потому, что меня кто-то заставил. Я просто заберу его с собой, чтобы он горько пожалел о своем решении.

***

Всю дорогу в машине мы не обронили ни слова. Сынмин нервничает и с каким-то болезненным видом вырубает десятый звонок от Пончика. Не берусь судить, но Пончик к моим побегам давно привык, а вот Сынмину стоило бы его успокоить. — Ответь на звонок. Сынмин хмурит брови и не отвечает. Ни мне, ни Пончику. Пытается сохранить образ безбашенного храбреца, надо полагать. Смехотворно… Чего ради? …Вообще я сюда никого раньше не приводил, не приглашал и не звал специально. Сегодня понедельник, и это мое личное время, которое я не собирался с кем-либо делить. И это мой первый раз, когда я вступаю на знакомую тропу с незнакомцем. Не отпускает чувство, что этот берег реки — моя территория, и Сынмин на этой территории смотрится, как клякса на чистом холсте. Но привыкать к его компании все равно не нужно. Как я и предполагал, Сынмин сотню раз пожалел о своём поступке: за секунду превратился в сосульку, стуча брекетами от холодного ветра; его зубы так и посыпались по тротуару. Январь — это тебе не бархатный август. — Ты часто тут бываешь, хён? — Не твое дело. — Ты по-человечески общаться еще не научился? «Бесячий мальчишка…». — А ты к своим двадцати не научился отвечать на вопросы? Зачем поперся со мной? — Просто так. — А я тебя утоплю просто так, — резко останавливаюсь посреди тротуара и оборачиваюсь, глядя на него, как на сущее недоразумение. — Уясни себе: сболтнешь кому-то, что ходил со мной — придушу. — Во-первых, ты не сможешь меня утопить. Сначала плавать научись, — усмехается парень, глядя на меня своими щенячьими глазками. — Во-вторых, зачем мне… — Сынмин обводит взглядом набережную, щурится, возвращает мне свои глаза и снова дарит усмешку: -… рассказывать кому-то об этом? Я и не собирался. Вместо облегчения я почему-то чувствую обиду. Как будто меня и мою любимую территорию окунули в грязь. Это чувство словно серым пеплом взлетает над нами и оседает в легких. Но только лишь в моих. Нелепая мысль начинает сверлить сознание, что меня не устроил этот ответ. Люди устраивают скандалы и сотрясают воздух, требуя, чтобы их оставили в покое, но после ждут звонка, что никогда не прозвенит, выгоняют другого за порог, не желая больше видеть, а после стоят у этой самой двери в ожидании, что ее вот-вот откроют. Это просто тупое ожидание, что нас поймут правильно. Но зачастую нас понимают буквально. Почему Сынмин сказал, что хочет пойти со мной, выглядел таким смущенным, а теперь ведёт себя так, будто это я его вынудил? Зачем было заставлять меня думать о его глупом поступке, как о какой-то заковыристой загадке, что мне непременно следует разгадать? Зачем пудрить мне мозги, если ему наплевать? Я не понимаю его. Но я всегда добр к нему. Снисходителен, если быть точнее. А сегодня его слова и поступки вводят меня в ступор еще больше, чем обычно. Я по тихой начинаю плутать в лабиринтах разума Ким Сынмина. И это плохо. Разворачиваюсь на пятках, сую руки в карманы пальто, и ухожу по намеченному пути к знакомой скамье. Сынмин идет за мной. Не бежит, не семенит, а просто идет. — Зачем ты гуляешь тут зимой? — обращается он ко мне. — Тут же холодно и… — Тебя никто не заставлял, — обрываю я его на полуслове. — Жалобы не приму, — «и откровенничать с тобой не планирую» добавляю уже мысленно. Мы продолжаем путь, но кажется я кожей чувствую его продрогшие кости, в ушных перепонках все еще стучат его зубы. — Блядь… бесишь. Чтобы Сынмин ненароком не подох окоченевшим трупом, а мне не пришлось искать алиби (да и как я объяснил бы это ребятам?), я Ли Минхо добрая душа оставляю своё ходячее раздражение у скамьи и иду к знакомому ларьку. — Дайте, пожалуйста, два тёплых кофе. Или зря я так? Может, стоило сбегать в киоск и купить ему соджу. Разогнало бы кровь, и он бы согрелся… Но любит ли Сынмин соджу? Мы с ним никогда вдвоем не пили. На дворе январь 2021-го, прошло четыре года как я знаю этого паренька, но до сих пор нам ни разу не удалось с ним выпить. Да я практически ничего о нем не знаю. Не больше, чем остальные это точно. Но если я все же угощу его выпивкой, интересно, как будет выглядеть его лицо? Когда алкоголь согрел бы стенки желудка, что Сынмин бы сделал? Кашлял? Заплакал? Блеванул? — Забавный мальчишка… — Простите? Судя по выражению лица бариста, свои мысли я успешно произнес в слух. Вот же срань…

***

Набережная реки Ханган. Парк Инчхон. Яркие жёлтенькие фонари, что греют тротуары, облизывая своим светом самые потаённые уголки. У меня здесь есть свободная скамья под навесом раскидистой липы, что по весне расцветает душистыми медоносными цветками. Сейчас это всего лишь хлопья снега, и все же они придают скамье особую тень, будто укрывают от посторонних глаз. Сынмин никогда не поймет этого, и не запомнит этот день со мной, как и это место. Здесь, под тенью широкого крона, мне всегда нравилось. Зимой я гуляю реже. Чаще весной и осенью. Летом слишком много туристов и местных зевак. Но в любой сезон можно угадать со временем и прийти, когда гуляют одни влюблённые парочки, коим наплевать на всех. В том числе и на меня. С высокой прям колокольни. А я и рад. — Спасибо. Обращаю внимание на автора бестселлера «Спасибо от самого Ким Сынмина» и хмыкаю. — Не подавись. Наблюдаю, как он делает маленький глоток до безобразия аккуратно, дует зачем-то на стакан и утопает в облаке пара от собственного дыхания. Сажусь рядом и неспеша тяну свой напиток. Сынмин сидит по правую руку, время от времени косится в мою сторону, из-за чего хмурая ложбинка между моих широких бровей становится ещё более хмурой, а на его пухлых щеках появляется румянец. Здоровый такой румянец. — Как часто ты приходишь сюда, хён? — Ким Сынмин, ты уже спрашивал, а я не ответил. Значит, надо быть тактичнее и не переспрашивать. — Прости. — Прощаю. Молчу, пока Сынмин снова пытается связать хотя бы два слова. — Слушай, хён… Кажется я слишком громко и тяжко вздохнул. Но Сынмин намеков не понимает. — … ты не замёрз? — Нет. — Но ты же мерзляк. — Ким Сынмин, если тебе нестерпимо — вали домой и не прикрывайся мной. — Нет, я просто… — И запомни: я мужчина, а не ребенок — многое могу стерпеть. Так что перестань задавать свои глупые вопросы. Я сбежал сюда не ради твоего занудства. Сынмин наконец затихает, а я смотрю, как он старается спрятаться в свой гигантский шарф, кутается в безразмерный пуховик, и дрожит. Мда… стоило все-таки купить ему соджу. После всех манипуляций в итоге на меня смотрят только две карие бусины. Я невольно смеюсь над его нелепым видом, но чем больше над ним потешаюсь, тем шире Сынмин улыбается в ответ. И совсем беззлобно. — Что с тобой случилось, Ким Сынмин? Кажется, я не смог скрыть заинтересованности в голосе. — В смысле? — Зачем увязался за мной? Это на тебя не похоже. — Я навязываюсь? — Хм… В том-то и дело, что обычно нет. Но сегодня походу моча в голову ударила? Сынмин обиженно фыркает и нервно стряхивает с плеч невидимую пыль, а мне снова смешно. Странный парень. И глаза у него странные. Вроде у 99,9% корейцев такие же, и цвет у нас с ним один и тот же, но если присмотреться, то в его карих есть что-то близкое мне. Возможно, все дело в их оттенке — они напоминают кофейные зёрна, такие же теплые, как и стаканчик, что я сжимаю в руке. — Ладно, — говорю, заметив, что свой напиток Сынмин допил. Встаю с места. Зябко. Гляжу на парня сверху вниз, а он на меня снизу вверх. Прокашливаюсь и шмыгаю носом, глядя в сторону тротуара. Я как бы намекаю, чтобы и он поднялся следом. Но, увы, Сынмин малость туповат. — Ты куда? — обеспокоено озирается он по сторонам, словно пытается вспомнить, где мы находимся и как отсюда выбраться. Но я знаю, что парень по имени Ким Сынмин точно не страдает топографическим критинизмом. Каким-то другим, но с ориентацией в пространстве у него всегда все было в порядке. Я нагибаюсь и бесцеремонно тычу пальцем в кончик его красного носа. Сынмин шугается, а мне вновь смешно. Реакция этого парня и правда забавная. Сейчас он напоминает запуганного оленёнка, неуклюжего и глуповатого, что заплутал в темном-темном лесу темной-темной ночью. Если так выкатывать глаза, можно и без зрения остаться. Прокашливаюсь повторно и прячу руки в карманы, немного поежившись. На улице и правда дубак. Да и не собирался я тут торчать хуеву тучу времени. Немного обременяет, что этот парень вынуждает меня нести за него ответственность, но не могу же я его тут бросить. Или могу? Решаю двигать первым и неспешно иду обратно к тротуару, чтобы выйти на парковку. Сынмин плетётся следом, как внезапно останавливается. Понимаю, что он смотрит на киоск с уличной снедью. — Голодный что ли? И зачем я спросил, хосподи Боже, Ли Минхо… — Нет, — Сынмин решительно равняется со мной и идет в ногу, правда смотрит куда-то в землю. Еще через пару минут я слышу, как у него урчит в желудке. Тяжко… — С тобой сегодня реально что-то случилось, Ким Сынмин, — вздыхаю я, замедляя шаг, и смотрю на него, чтобы добавить одну простую истину: — Ты совсем не умеешь врать. Так голоден или нет? Ким кивает: — Немного. — Насколько «немного»? — Я не ел ещё сегодня. Теперь уже я врастаю в землю и пялюсь на свое ходячее недоразумение. — Ничё се «немного». А «много» — это когда ты неделю не питаешься? — Да я как бы… нормально все. — Бля… ты совсем бестолковый… Меня аж злость берет. Как можно морить себя голодом? Он вообще кореец или кто?! Не то чтобы я за него беспокоился, но еда — это же священно. — Нельзя так делать, Ким Сынмин. Хорошо питаться — главная задача для растущего организма, — я смахиваю сейчас на ботана. — Ну да, я бы и слона сейчас съел. — Слона? — Ага. Какие у него дурацкие шутки. И улыбка дурацкая. Останавливаюсь в паре шагов от автомобиля, смотрю в нерешительности на свои ключи. Почти слышу, как на бешеной скорости вращаются шестеренки в голове, как блуждающее в тумане сознание пытается вернуться победителем после боя с эмоциями. Поднимаю на парня тяжелый взгляд, ловлю его карий, и невольно протяжно вздыхаю. Акх… сдаюсь. — А корова за слона сойдёт? — спрашиваю я максимально безразличным тоном. — Какая корова? — Жареная. Тут недалеко есть кофейня Paik’s. Там кофе вкусный… варят… — Черт, это у меня от холода язык заплетается? Я почти себя ненавижу. Закрываю глаза и тараторю: — Короче, по понедельникам там еще готовят пулькоги. Из коровы. Но я уверен, что это не хуже слона. Если ты не против, конечно. Но если ты против, то… — Я не против.

***

С тех пор мы не стали ближе. С какого черта бы такое произошло? Я не проводил с ним время, как это, за редким исключением, бывает у меня с Джисоном. Единственное, что изменилось — у нас с Сынмином укрепилась привычка бесить друг друга: он мне дерзит уже открыто, а я язвлю куда ядовито. И так по кругу, сменяя роли. А готовить по утрам он стал куда лучше: яичница почти не подгорает, и кофе почти идеальный. В душе не чаю, как ему хватает терпения отмывать кофемашину каждый вечер, но он это делает и весьма усердно. Вообще Сынмин, как я заметил, чем бы не занимался во всем достигает успеха. Наверное все дело в его упертом характере и стремлении к вечному совершенству. Не сказать, что меня это так сильно раздражает. Я привыкаю к его нраву, компания с ним мне уже не претит, да и к его стилю варки напитка Богов я стал неравнодушен. На самом деле, я прекрасно сосуществую сам с собой и не нуждаюсь в постоянном присутствии кого-то рядом. У меня есть друзья детства, мои родные люди, неугомонный Хан Джисон, и мне этого вполне хватает. Кого-то еще близко подпускать к себе желания тоже нет. Конечно, это не касается физиологических потребностей, которые нужно удовлетворять любому здоровому мужчине. И я, естественно, их удовлетворяю. Не хвастаюсь, но нехватки внимания со стороны миловидных фарфоровых девочек никогда не испытывал. Остается выбрать тех, с кем приятно трахаться, а после не жалко расстаться. Нормальные отношения, что описывают в каноничных дорамках, и которые так любит Хёнджин — не моё. Дело не в том, что мне некогда (ну, отчасти так и есть). Мне просто это не нужно. Завязывать с кем-то близкие отношения, значит впускать в свою жизнь чужого человека, раскрыться, показать все свои уродливые черты характера, довериться и доверять самому. Но всё это — жалкие попытки человечества восполнить собственную пустоту. Для меня это бессмысленная трата времени. Поэтому никакого заоблачного совместного будущего и радугу на небе я ни одной не обещал. Да и тем, кого я выбирал, это было не нужно. Они живут в той же среде, где и я. Там, где чувствам нет места. Мне безопасно на своей защитной территории, где я сам себе хозяин и ни от кого не завишу. Я интровертный экстраверт и могу быть любым, если мне приспичит. Могу врезать с ноги в челюсть, а могу и по головке погладить. Джисон вот меня любит, хоть и вечно талдычит, что я странный и даже пугаю его (ладно, не только его). Хан-и это простительно, больше, чем всем остальным мемберам… ну и, пожалуй, Ёнбока. К нему я тоже стараюсь относиться мягче. Эти двое особенные детишки и моих шуток, увы, не понимают. Расстраивать их я не хочу. К тому же Джисон — мой лучший друг, а я его оруженосец. Тот самый, кто может окунуться в разъярённую толпу, а после вылезти из неё, прихватив чью-то отрубленную голову в качестве сувенира. Это я, конечно, шучу, в отличии от его социофобии. Она вот шутит с ним крайне неостроумно. Поэтому я оберегаю Хан-и. Укрываю от большого злого мира, чтобы ни одна тварь до него не дотянулась. И каким боком в мою жизнь впишется Ким Сынмин? Чего ради? Хороший вопрос. Сам себе его задаю. Этот парень куда страннее меня, и я до конца его не понял. Спустя три месяца с того дня, как Пончик проклял нас на всех корейских диалектах, я присматриваюсь к нему. И за это время я открыл для себя несколько интересных вещей. Первое. Сынмин, будучи младше меня на два года, не нуждается в заботе; его не надо оберегать и защищать от злого мира. Он сам может позаботиться не только о себе, но и о других. Второе. Все вокруг говорят, что он пацифист и не ищет конфликтов; говорят, что он спокоен и уравновешен, мол, остается психически устойчив даже когда кругом творится полный пиздец. Отчасти я согласен. Но он точно не мальчик-одуванчик с щенячьими глазками. Ни хрена подобного. Этот холеный dandy-boy только снаружи выглядит глупым ботаником заучкой, а внутри он бомба замедленного действия. Просто чертов дикобраз с тысячей острых игл. И каждое из них ядовитое. Третье. Исходя из второго пункта следует, что Сынмин не боится этого злого мира и сам может отхерачить всех тварей. И меня это почему-то радует. Если бы наступил зомби апокалипсис, то Сынмин был бы первым кто взял в руки биту и встал на защиту других. Не знаю, почему я так думаю. Но думаю. Четвёртое. В этом я еще не уверен, но когда смотрю в его глаза, кажется, словно по ту сторону кофейных зерен прячется что-то еще. Я даже объяснить это толком не могу. Но этот пункт должен тут быть. Потому что помимо веселого нрава и выдрессированной собранности (как это вообще уживается в одном человеке, хрен его знает) порой я вижу в этом парне что-то ещё, запрятанное. И это выдают его глаза. Очень редко, но они словно светятся изнутри, будто в них разбились зеркала и тысячи граней обрамляют радужку, образуя вокруг теплый оттенок. В такие редкие моменты взгляд у Сынмина становится… ярче? Не знаю. Пока не разобрался. Мне иногда бывает не по себе от мысли, что он непредсказуемый парень и я вряд ли когда-нибудь его пойму. Пятое. Я не ищу с ним дружбы. Как бы объяснить… Я доволен уровнем наших отношений. Ничего особо не изменилось за эти три месяца, но когда ловлю на себе его взгляд вместо прежнего раздражения внутри что-то приятно щекочет. Хочется подойти к нему и выбесить ещё больше. Смотреть, как он из-за меня злится, мне нравится. И сегодня, когда Сынмин чуть не ёбнулся на остатки пилястр перед своим великим выступлением, а я в попытках самосохранения или… сынминосохранения спас его, все равно был доволен. Я даже расчувствовался. Подумал, что может стоит исполнить его желание и больше не бесить, ведь наш глупый спор я проиграл — аплодировал стоя. Что тут сказать… он хорошо поет. Правда, вот жду его возвращения, и желание исполнить это самое «желание» благополучно улетучивается. Может, Чан прав, и похвала из моих уст в адрес Сынмина так же нереальна, как и розовые единороги. Тогда и перемирие между нами что-то сродни катарсису? Если перестану бесить Сынмина, то у него не останется причин пыхтеть в мою сторону, стало быть, я утрачу всё веселье. Но без наших склок и грызни я уже не представляю обычный день в SKZ. Да, мы ненавидим друг друга, но при этом прекрасно уживаемся. Да, он неимоверно бесит меня, раздражает так, что капилляры лопаются в кровь, но все же… Я не знаю каким боком он впишется в мою жизнь. Но у этого парня есть особый талант — он никогда не дает мне заскучать. Мне кажется, что это весьма ценное качество. Тогда зачем мне от этого отказываться? Правильно, незачем. Так что, пошел Сынмин со своим желанием… в светлое будущее.

***

— И ты думаешь, что я последую твоему совету? Не стоит — я не последую. — Мм… кырэ. — Кырэ? — Ага. Мне как-то плевать на твое мнение. Йена встает с места. — Я хочу выйти. Я хочу выбраться из этой комнаты, — «я не выдерживаю их» он уже не договаривает, но Чанбин хватает его за руку, прежде чем макнэ успевает сделать шаг, и тянет обратно к себе на диван. — Сынмин следует своим правилам. Что бы ты ни сказал — все равно поступит по-своему, — это Бинни обращается к Минхо, что сидит в кресле по левую сторону от Сынмина с выражением полного безразличия на красивом лице. — А что с вами сегодня случилось? — спрашивает Джисон, что крутится на стуле у пульта звукорежиссера. — Поцапались? — предполагает Бинни. — А нам обязательно это знать? — корчится Йена. На памяти макнэ эти двое в последний раз поругались из-за очередной фигни: Сынмин искал свои наушники на кровати Феликса и случайно задел занавеску Ли. Ор стоял на всю общагу. Причем орал Сынмин, пытаясь доказать, что он ни к кому не подкрадывался и тем более не подглядывал. Ли же только ухмылялся. — В душе не чаю, чё с ним, — отзывается Минхо, залипая в телефон, и одарив друзей секундой внимания. Сынмин традиционно молчит, делая вид, что с интересом изучает лампочку на потолке. В студии звукозаписи, куда они пришли впятером, по-летнему душно, хоть кондиционер и работает исправно. Настенные часы показывают семь вечера, и в желудке свербит от голода. Запись «OH» растянулась до безобразия, а Чана посреди работы утащили стафф и он снова затерялся в закоулках студии. В круговороте событий дня ребята переделали массу дел, и никто из них не отказался бы вернуться в общагу, но надо ждать старшего и завершить работу. К тому же очередная грызня Минхо и Сынмина отвлекает от скуки, а еще вынуждает Бинни быть сегодня более шкодливым. — Может, вся проблема в том, что мы все уникальные и безбашенные, а Минни самый неадекватный из нас? Минхо невольно издает смешок, а Сынмин отрывает взгляд от потолка и мерит Бинни недовольным взглядом. Старший спешит объясниться: — То есть ты немного другой. Слишком логичен? Слишком последователен? Своенравен? — Ты хочешь сказать, что он зануда? — Йен-а! А ну прекратил хамить! — Джисон расширяет глаза, стараясь удержаться от смеха. — Минни не зануда, а важный груз, что любого удержит на земле, даже против воли! — А… так он обуза? — Айщ… Йен-а! Минхо уже беспардонно ржет в голос, стекая по креслу, а Сынмин продолжает пялиться в потолок. Лампочка ему куда интереснее, чем подколы друзей. — Короче, Минни упрямый, поэтому тебя не послушает, хён, — завершает свою мысль Бинни. Минхо кивает и ржет. Йена с Джисоном смеются с ним на пару. — Потому я и не нравлюсь ему, — пожимает плечом Сынмин. — Ему не нравится, когда с ним спорят, ему не нравится, когда кто-то имеет мнение отличающееся от его. Ему вообще всё не нравится. — Откуда тебе знать, почему ты мне не нравишься? — усмехается на это Ли. — Прекрати уже пытаться сделать из меня плохого парня. — Нет надобности пытаться — ты такой и есть. — Ага, захлопнись. — Ы-ы-ы-ы… Ну не начинайте по новой! — Джисон протяжно стонет, закатывая глаза. — Перестаньте уже спорить! — Я к нему добр. Это он вечно хуйню несет. — Что я несу? — Ты глухой или тупой? — Минхо поворачивает голову к младшему, глядя весьма равнодушно: — Хуй-ню. Расслышал теперь? — М-м… видимо, твою, хён? — Сынмин скрещивает руки на груди и скалится в ответ. Парни уже заунывно гудят, как паровозы, и давят смешки, не отрывая от парочки любопытных глаз. А Минхо мерит младшего странным взглядом и вдруг с усмешкой бросает: — А я и не знал, что ты этого хочешь, Ким Сынмин. Младший зависает на долю секунды, хмуря брови и не понимая, а Минхо наклоняется к нему ближе, нависая над подлокотником кресла, и произносит одними губами: — Хочешь дам попробовать мою? Озарение ослепляет невинное лицо и оно вконец трескается, а уши Сынмина наливаются алым. — … извращуга… — По себе меришь? — Как вы до сих пор уживаетесь в одной комнате? — недоумевает Бинни, а после смотрит на Джисона: — Ты поэтому махнулся с Хёнджином, Хан-и? Хорёк устал от них? — Устал, — кивает Джисон, завязывая капюшон черной худи вокруг лица, да так туго, что остаются торчать только пухлые щеки и нос. — Ну а я привык. Иногда правда в комнату заходить боюсь. А в целом терпимо. — С приходом Хёнджина у нас комната самых адекватных, а еще чисто стало и не воняет, — вставляет свои пять копеек Йена и дает пятюню своему донельзя довольному соседу Чанбину. — Эй! Там и при мне было чисто! И при вас тоже там воняет! — обижается из-под своей пещерки Джисон. — Хватит клеветать на меня! Я каждую неделю уборку делаю! — Ага, иначе я тебя придушу, — кивает Минхо. — Ваша четверка просто нечто: австралиец, неряха, зануда и Ли Ноу. Как я рад, что не с вами, — Йена складывает руки в молитвенном жесте и пялится на потолок, благодаря небеса. — Только Ёнбока немного жаль. Теперь он страдает. — Единственный кто там страдает — это я. Это мне приходится жить с неряхой, который жрет прямо на кровати, терпеть гудение процессора днем и ночью, и его… — Сынмин тычет в сторону Ли и не может удержаться от обреченного вздоха, а Минхо в ответ ухмыляется. Спустя время Чан-и так и не возвращается, и просит ребят подождать еще. Парни решают забиться в игру, и все забывают о закадычной парочке. Сынмин играет с остальными, сгорбившись в своем кресле, чтобы облокотиться о колени широко расставленных ног. Он усиленно протыкает экран смартфона длинными пальцами, и время от времени сдержанно радуется, когда удается пройти раунд. Минхо же наоборот не может сосредоточиться из-за чего продувает два раза подряд и разочарованно отбрасывает телефон в сторону. Он задумчиво чешет бровь, надув губы, и смотрит на виновника его проигрыша. — Ты специально не встал на защиту? Ты же хилер. — Не твой, — Сынмин сдувает со лба пышную челку, что знатно отросла. — Мы же в одной команде, придурок, — Минхо смотрит на серые широкие брюки, футболку цвета лилового винограда, и думает, что ночью обязательно придушит этот ходячий оверсайз первой попавшейся подушкой. — Он не придурок, а читер, — Джисон смотрит на парней исподлобья, давя ухмылку. — Чему ты удивляешься, хён? Не в первый раз же. — Никак не привыкну, что на него нельзя полагаться. — А я не знал, что ты полагаешься на меня, — Сынмин, конечно, врет, и не скрывает этого, а еще улыбается слишком радостно, но правда тут же прячет свою улыбку, поджимая губы. Минхо уже знает почему — читал парочку комментариев про его кривые зубы. Взгляд старшего ускользает от губы выше к пухлым щекам, замечает родинки на лице, слишком большие уши, короткие густые ресницы под тенью челки. «Нереально бесишь…». — Когда Чан-и уже вернется из преисподней? — обращается он к ребятам, отрывая взгляд от парня. — Он не в преисподней, а у стафф, — поправляет его Джисон, жуя край капюшона. — Один хрен. Позвонить может? Поторопить? — Сначала доиграем! — Бинни рявкает, всего на секунду оторвав глаза от телефона, но ловит грозный взгляд старшего и бормочет: — Ну… то есть, потом позвоним. Минхо вздыхает. — Пойду, хоть кофе попью. Все равно я продул, — он решительно поднимается с места, как внезапно скукоживается и замирает в позе гоблина, облачая фигурой горбатую гору. Парень упорно сжимает челюсти, только Сынмин все же замечает по едва уловимому шевелению губ знакомое: «Блядство…». — Косплеишь статую? — издевается младший. Минхо хочет ядовито улыбнуться в ответ, но кончики губ предательски вздрагивают. — А… что… п-получается? Ухмылка слетает с губ и Ким хмурит брови. — … Очень натурально. А… ты в порядке? — Теперь тебе интересно стало, хилер? Старший задерживает на нем насмешливый взгляд, игнорируя нескрываемое беспокойство в карих, но тут же выпрямляется. Почти не дрожит, руки по обыкновению прячутся в карманах серых спортивок. — Не отвлекайся, а то никого не спасешь, — хмыкает он и идет к выходу, как будто ничего не произошло — все той же своей вальяжной походкой. Как только за Минхо закрывается дверь, Сынмин слышит вопрос: — Если тебе не плевать на Лино, почему ты его раздражаешь? Сынмин отрывает взгляд от двери и оборачивается к Джисону, что смотрит на него. — В смысле? — Просто не понимаю, ты не согласился с Ли-хёном, хотя он был прав — петь в таком диапазоне тебе и правда идет, — ты просто уперся только потому что это сказал он? Не спас его сейчас из вредности, но беспокоишься? — Я не беспокоюсь. И он не прав. Я знаю свой голос лучше, чем он. — У тебя шикарный голос. Возможно, хён тоже от него в восторге? Вообще в этом мире разве есть человек, которому не нравится твой голос? Йена резко поднимает руку и лыбится, а Бинни ржёт и дает ему подзатыльник. Ребята уже все вышли из игры и почему-то проявляют особый интерес к Сынмину. — Не душни. — Джисон угрожает макнэ кулаком и быстро глядит на Кима: — Он твой главный фанат после Хёнджина. Сам тащится от твоего голоса. Да мы тут все тащимся. — Ага, — Лис ярко улыбается, раскрывая ямочки на щеках. — Ли-хёна тоже протащило, аж давление упало. Или что там у него упало? Может, настроение? — Я тут ни при чем. Сынмин раздраженно выдыхает и вновь заваливается на спинку кресла, задрав голову к самому потолку. Лампочка преданно моргает эпилептическим припадком, спасая от неудобных вопросов. При слабом контакте проводников к лампе будет течь нестабильный ток, что может вызывать циклические вспышки яркости. Сынмин когда-то читал об этом в Нейбо. Нестабильный ток. Прямо как и их взаимоотношения с Минхо, где всегда все нестабильно. Только это вызывает у обоих цикличные вспышки ярости. Ещё и менеджеры словно ловят кайф сводя их вместе в очередном шоу. И Сынмин снова будет с Минхо на пару. Он, конечно, дико рад, что Хёнджин вернулся, но… Вот бы Минхо сказал, чтобы это стафф не несли хуйни, предлагая им быть вместе. С какого черта он должен быть мужем Минхо? — Пойду к автомату, возьму шоколадку, — Йена поднимается с места и на этот раз уверенно направляется к выходу. — Пока Ли-хён не вернулся и эти двое опять не начали ненавидеть друг друга, мне жизненно важно поднять уровень дофамина. — Кто сказал, что я его ненавижу? Йена замирает на полпути. — Простите, глубокоуважаемый Ким Сынмин. Разве не вы целый день ведете себя так, словно у вас от Ли Ноу диарея? — смеется Йена, а парни утвердительно кивают в знак согласия. — Я никогда его не ненавидел. Смех прекращается так же внезапно, как и начался, а в комнате повисает громоздкая тишина, причем настолько глухая, что слышно как тикают настенные часы. От этой перемены Сынмин невольно выпрямляется в кресле и смотрит на парней: а что такого он сказал? — Я как бы всегда такое предполагал, но все равно в шоке, что ты это признал, — первым выдыхает Джисон, выпутываясь из-под капюшона. — Если ты его не ненавидишь, почему считаешь плохим парнем? — а Йена удивлен. Искреннее недоумение друзей заставляет сердце Сынмина съежиться. Под прицелом глаз он сглатывает нервный ком в горле, чувствуя себя первоклашкой у доски, на которого пялится весь класс в надежде высмеять за очередную ошибку. — Я… это… я его таким не считаю. То есть… я имел ввиду, что он ведет себя так только со мной. Я ведь тоже для него плохой парень… и я… Сынмин вконец запинается на буковках и замолкает, чудом не проглотив собственный язык. — А… вот как, — тянет задумчиво Джисон, глядя куда-то в пустоту. — Понятно, — также задумчиво подхватывает Йена, а за ним и Бинни. Тело Сынмина охватывает внезапная паника. Он пытается выкашлять ее, но не получается. Кажется, еще чуть-чуть и его вырвет. Сердце все еще скукоживается, уменьшаясь в размерах, а в сознании это «только со мной» вешает себя клеймом белой вороны на гвоздик. Признаваться себе, что ты с кем-то в плохих отношениях намного проще, чем когда это признают уже другие. Это словно ставит жирную точку, которой так не хватало в конце предложения. Ты все это время стоял на краю невидимой черты, решаясь через нее переступить, но тебе дают понять, что этот шаг — выше твоих возможностей. — Если он такой только с тобой, значит, ты особенный, — голос Бинни звучит мягко, но в его интонации проскальзывает что-то еще, только Сынмин не может разобрать. Это сочувствие? Старший вынимает из кармана кредитку и подходит к Йена. — Купи мне самгёпсаль. Йена изучает черный цвет, означающий «безлимит», и пару раз моргает не хуже припадочной лампочки на потолке. — Я к автомату иду, а не к ларьку. Какой еще самгёп… — Спустись в кафешку. Кто знает, сколько нам тут еще торчать? Ты же не хочешь, чтобы твой хён умер с голоду. — Может и хочу, — Йена отпихивает от себя липнущего парня, строя гримасу отвращения. — И ты все равно не умрешь с голоду. Скорее конец света наступит. — Не обижай хёна. Шоколадка будет за мой счет. Йена взвешивает все «за» и «против», и наконец утвердительно кивает. — Тогда и газировку возьму. — М… ладно, — Йена смеется, ведь жадность Чанбина скрипит его зубами. — Манна небесная упала нам на головы! Бинни раздаривает еду! — Джисон вскакивает со стула со скоростью света и набрасывается на парней. Йена волной отбивает к двери, а Чан почти уходит в крен, но Джисон успешно его подхватывает. — Тогда и мне шоколадку, хён! — заискивающе смотрит Белка на старшего. — А лучше чизкейк! Или рамён! Или всё вместе! Хён, а хён?! Купи-и-и… — О господи… — Купи-и-и-и…! Бинни затыкает ему рот ладонью, а Йена чешет ушибленный затылок и смеётся: — Аппетиты поумерь, обжора! Сынмин смотрит на них со стороны, не желая ни подойти, ни присоединиться. Он медленно закрывает глаза и обречённо запрокидывает голову к спинке кресла так же медленно выдыхая. Ему бы тоже хотелось шоколадку. Самгёпсаль. Рамён. Как и их чувство легкости. Но на душе кошки скребут. В свои двадцать он надеялся, что разобрался хотя бы частично в системе человеческих взаимоотношений. С кем-то ему удается найти общий язык быстро и легко, а с кем-то не получается заговорить и за три года. В случае с мемберами Сынмину повезло. Он в очень хороших отношениях с Йена. Тот пусть и немного холодный с виду, но с ним Сынмину легче всего. Йена сам считает, что они словно ровесники и не чувствует себя «мелким». А Сынмин никогда и не пытался показать свое старшинство. Год разницы это несущественно. И у них много общего: любовь к моде, к фастфуду, привычка вставать по утрам, и быть дотошным во всем, что они делают. Хотя, конечно, Йена порой перегибает: Сынмин не будет отсчитывать количество светофоров, которые стоит пройти от точки А до точки Б. И все же с Йена ему повезло. Так же, как и с Феликсом. Этот австралиец покорил его своим добрым сердцем. Сынмин еще не встречал в этом мире настолько отзывчивого и позитивного человека. С Ликсом и правда уютно, если вычеркнуть из памяти его тактильность. С этим Сынмину приходится мириться. С остальными парнями у него тоже хорошие отношения, даже с Джисоном. Даже, потому что они совершенно не похожи друг на друга, их пути никак не пересекаются, а привычку лежать и смотреть анимэ сутками, жуя торт и выпивая холодный американо… Нет. Сынмин это вряд ли когда-либо поймет. Как и то, откуда у такого лежебоки нечеловеческая работоспособность и быстрая реакция — Хан моментально чувствует атмосферу в комнате, поэтому спешит поднять настроение, если кому-то грустно. Хан еще хорошо адаптируется к любой ситуации, в то время как Сынмин признается себе, что преодолевать трудности ему легче шаг за шагом, неспеша. Но при этом, хотя их разделяет всего восемь дней и не в пользу Сынмина, он иногда чувствует, что должен оберегать и защищать своего друга. И он готов на это в любое время. Ради стихов Хан-и, его любви к музыке, ради забавной улыбки и чистой души — Сынмин ценит все это. Чтобы понять остальных и принять их, Сынмину пришлось вынуть из черепной коробки несколько винтиков, и те так и не встали на место. Зато шесть человек нашли место в его сердце. Только в этот прекрасный мир друзей никак не вписывается Ли Минхо. Седьмой. И не потому, что он ужасен (отчасти). Сынмин просто не знает, сколько потребуется отвинтить гаек в своем мозгу, чтобы понять Минхо, и стоит ли оно того. Странно, что во времена трейни они каким-то чудом подружились. Сынмин сам первым подошел и заговорил с Ли, будучи смел не по годам. А Минхо с радостью принял его дружбу. Он кажется тогда был куда добрее, словно светился изнутри, и улыбался ярко и открыто, никогда не проявляя агрессии и злобы. А после «Шоу на выживание» все постепенно изменилось, пока, наконец они полностью не отдалились друг от друга. Их отношения за четыре года стали как эта припадочная лампочка — коротит и замыкает на каждом ходу. Но Сынмин видит отношения Минхо к ребятам и понимает, что старший хоть и выглядит снаружи холодным и грозным цундэрэ, в душе все еще тот заботливый и мягкий человек. Правда, не с ним. «Он твой личный кубик Рубика, и ты его никогда правильно не соберешь», — подсознание кидает свой вариант. Может так и есть… Минхо приоткрывает перед ним дверь, будто приглашая в свой мир, но стоит Сынмину смело сделать шаг вперед, как эта дверь захлопывается прямо перед носом. Это как поманить малыша конфетой и тут же отобрать. Как дать ложную мысль, что тебе позволено чуть больше, чем остальным, но по факту ты не получишь ничего. С каждым их сближением Сынмин только сильнее блуждает или заблуждается. Он словно стоит у мерзлой реки, что по весне не оттает, а его надежды увидеть хотя бы легкую рябь на воде — тщетны. И он не понимает, почему до сих пор память упрямо возвращает его в далекий январь. Туда, где уютная студия DeKiRa, радиорубка и подземка гаража; туда, где теплая рука сжимала его ладонь и вела за собой. Это был самый глупый поступок в его жизни. И хотя Минхо вовсе не предлагал, а лишь спросил, и хотя Сынмин не настаивал, а только озвучил свое робкое «Хочу» — в итоге они оба оказались на холодном берегу Хангана. Сынмин стоически выдерживал холод, пока зима обгладывала его кости. А Минхо купил горячий кофе и мороз больше не кусал за щеки. Он смеялся над его красным кончиком носа, но как-то по-доброму, а после даже накормил ужином. В тот вечер Сынмин вновь увидел в его глазах янтарные крапинки, эти странные маленькие огоньки, словно проблески света в пасмурный день. Минхо так не смотрел на него уже очень давно. С тех пор прошло почти шесть месяцев, и все эти дни были полны событий, но ни одно не связало их снова. Не нашлось больше причин, чтобы они повторили ту ошибку. Тот холодный вечер стерся, как и свет чужих глаз. Сынмин понимает, что стоит смотреть на вещи трезво. Он все-таки не Джисон. Он никогда не займёт место лучшего друга Минхо, и январь это всего лишь январь, а он — всего лишь он.

***

— Земля вызывает Ким Сынмина! Сынмин вздрагивает, когда Йена трясет его за плечи. — Что с тобой? Я спросил, будешь ли ты рамён? Хочешь, я куплю, а Бинни-хён заплатит. — Я ничего не хочу. — У тебя из-за Лино настроения нет? — Минни расстроен, потому что до сих пор не понял, какой на самом деле Ли-хён сухарь: абсолютно безразличный ко всему, грубый и бесчувственный человек. Он обычный социофоб, а может быть даже мизантроп. В комнате звенит тишина — ошеломленные ребята таращат глаза на Бинни, а тот ухмыляется, глядя на их реакцию: Джисон заторможен, но закатывает рукава, по-видимому готовясь к драке, а Йена срастается с полом, забыв, куда собирался сваливать. — Что ты сказал? — почему-то первым спрашивает Сынмин, а глаза холодные и взгляд пристальный. — Что Ли-хён бесчувст… — Замолкни. Джисон, что уже шёл с какой-то несокрушимой отвагой в глазах и кулаком на весу, замирает рядом с Со и давится от очередного шока за день. Йена идет к двери, глядя на парней с опаской. — Чё происходит? — спрашивает он тихим голосом, думая, стоит ли уйти или все-таки остаться. — Вы драться собрались? — Ага, я буду его бить, — сознание Хана возвращается на место, он нависает над Бинни, одной рукой опираясь о его плечо, а другую все еще держа на весу. Он старается улыбаться, но голос выдает его недовольство: — Извинись, хён. Я всё прощу. — За что? И почему я должен замолкнуть? — Бинни глядит на Сынмина, в упор не замечая надувшуюся Белку. — Ты же первым назвал Ли-хёна плохим человеком. Тебя никто не затыкал. Сынмин поджимает губы, но взгляда не отводит. Он понимает к чему клонит Со — в его случае логичнее было бы согласиться с ним, может даже посмеяться вместе с ним, но Сынмин не горит желанием. — Потому что он не это имел ввиду! А ты хёна оскорбляешь! — Джисон все еще безуспешно пытается вклиниться в разговор, но Бинни почему-то отмахивается от него, как от назойливой мухи. — У тебя нет причин говорить так о нём, — отвечает наконец Сынмин, стараясь казаться спокойным. — А разве я не прав? — Не прав. В голове со скоростью света пролетает масса причин, чтобы Бинни оказался не прав. Сынмин невольно удивляется тому, насколько этих причин оказывается много. И он смело поднимает взгляд, апеллируя первым, что пришло на ум: — Когда кто-то просит помочь, Минхо всегда вначале отказывает, делает вид, что не хочет и говорит, что устал или у него нет больше сил. Но по итогу все равно помогает. И неважно, танцы это или что-то другое, он все равно поможет. А еще у него есть очень хорошая черта — он ответственный и если что-то делает, то выкладывается на полную. Это заслуживает уважения. — И это говорит тот, кому Ли-хён никогда не помогает, — замечает Бинни и все-таки получает кулаком в плечо. — Это от голода у тебя мозги опухли? — Джисон замахивается по новой, — Не прекратишь хамить, следующий прилетит в лицо. Это, конечно, весьма сомнительно, и Белка немного трусит. Но обижать Сынмина он никому не позволит. Даже Чанбину. И пока они препираются, Сынмин хмурится, прокручивая в голове последнюю брошенную фразу. На самом деле… Бинни снова не прав. Пока он, как все остальные, думает, что Сынмин единственный, кому Минхо всегда отказывает с той же хореографией, старший уже давно приходит на практику. И пусть на его лице отражается удивление, словно он не ожидал встретить Сынмина, по итогу Минхо уделяет их тренировке не меньше часа, старается не покрикивать и всегда внимателен. Возможно, это обычное поведение профессионала или Минхо однажды стало жаль Кима. Только эта жалость немного затянулась.

Флешбэк. Хорошее меню

Они садятся на пол, плечом к плечу, взмокшие и уставшие. Минхо включает на экране своего смартфона их прогон, что записал только что. Он держит руку на весу, чтобы Сынмину было все отчётливо видно, и время от времени комментирует: — Вот тут немного запоздал… а так, гм, в целом, ну, неплохо. Сынмин видит на экране безупречную технику Минхо и кузнечика, скачущего по залу с глупым выражением лица. — Нет, это ужасно, — самокритика ест парня с аппетитным хрустом. — У меня никогда не получится, как у тебя. — Конечно, — ожидаемо соглашается Минхо и вдруг хлопает его по бедру: — Поэтому вставай, давай еще раз попробуем. Сынмин стонет, но послушно поднимается. Его футболка прилипла к телу, он жмурит глаза от стекающего со лба пота, закидывает руки над головой, пытаясь размяться и растянуть свои суставы. Их хоряга действительно убийственна. Каждая группа мышц рвется и сухожилия трещат по швам. Сынмин мучается почти час, его легким нечем дышать, его тело ноет от боли и перенапряжения, но… он безумно счастлив. Счастлив, что спустя столько лет, наконец, они достигли успеха, что через пару дней им выступать на SORIBADA BEST K-MUSIC AWARDS, и его умная головушка подсказывает — отныне жизнь круто изменится. А еще Сынмин счастлив, что Минхо впервые спустя три года решил ему помочь с хорягой. Прямо как во времена трейни. Сынмин, конечно, в этом не признается, но он и правда словил микроинсульт, когда Минхо вдруг объявился на пороге их комнаты для практики. Это была приятная неожиданность. — Раздвигай коленки. Сынмин перестает улыбаться своим мыслям и роняет челюсть. Минхо же стоит солдатиком рядом с ним, заложив руки за спину, и смотрит чуть ли ни отрешенно. — Простите? — Сынмину удается отлепить язык от нёба. — Коленки раздвигай, говорю. — З-зачем? — Прикола ради. Что за странные вопросы? У тебя же связка не получается, потому что ты зажимаешься. На сцене стесняться нечего, Ким Сынмин. Ты же не голый пляшешь. — Ты о чём вообще… хён…? Сынмин краснеет алее помидорчика, таращась на старшего, как на психа. — Господи… — Минхо утомленно морщится, закатывая глаза за лоб, и выдыхает свое раздражение: — Я реально свихнусь. Так, покажу в последний раз. И на этом всё. Не запомнишь — твои проблемы. Старший встает в позу с разведенными в стороны коленями в параллель паркету, а Сынмин все еще заторможено моргает. — Сначала слегка прогнись вперед, но не низко, иначе равновесие не удержишь. Центр веса нужно перевести на всю стопу и резко развести колени в стороны, а делая шаг стопы должны быть параллельны друг другу… вес тела переносишь на пятки и сразу на стопу, шаг за шагом… Во-о-от так широко раздвигаешь ноги. Твои бедра должны быть почти вровень с полом. Видишь? Сынмин к своему стыду слушает вполуха, только смотрит на чужие бедра: под тонким слоем спортивок отчетливо видно как перекатываются крепкие мышцы. Что тут сказать… У Минхо все тело крепкое. Этот парень развил свою мускулатуру до совершенства, и, сокращая каждую из них, проявляет всю красоту мужского тела. Сынмин знает, что Минхо профессиональный хореограф, убедился, когда однажды пришел в зал чуть раньше времени и случайно стал свидетелем личной постановки Ли. Если брать в расчет способности этого парня и противопоставить ему себя, Сынмин может понять, почему он всего лишь скачущий кузнечик. Еще и коленки раздвигать… матерь божья… — Все запомнил? — Минхо почти улыбается, а в глазах ни тени усталости. Он вообще потеет? — Когда правильно все сделаешь, тогда и концентрацию сохранишь и движения будут выглядеть четче. Попробуем? В ответ Сынмин что-то мямлит и наконец отрывает глаза от чужих ног. Минхо отходит к проигрывателю, включает трэк, облокачивается спиной к тумбе, скрещивая руки на груди, и кивает: — Танцуй, — а после с ухмылкой добавляет: — Последний шанс, Ким Сынмин. Младший вздыхает, но делать нечего. Он встает посреди зала и входит в роль: становится не 19-летним Ким Сынмином, а мембером SKZ. С каждым проигрышем он усердно выполняет все наставления: раздвигает колени, разводит их в стороны, удерживает спину ровнее, сохраняет равновесие, прогибается как только это возможно. Когда музыка наконец замолкает, Сынмин делает их фирменный поклон, хотя ему кажется, что он вот-вот упадет, а легкие радостно лопнут. Но Минхо учил его держать дыхание, а Бан Чан — никогда не показывать своей усталости. Так что Сынмин сильнее стискивает челюсти и даже старается улыбнуться. — Молодец. — Спасибо… — на выдохе и парень жадно дышит ртом, а после все же падает на пол, и прикрывает пылающее лицо руками. Раздвигать ему теперь ничего не надо. Задвинуть бы обратно после всех этих мук свои колени. Минхо подходит к нему и глядит с усмешкой. — Устал? — Я просто деревянный, — Сынмин внезапно стонет с какой-то отчаянной обидой. — Я не встану больше. Мне не на что встать… ног не чувствую… — Глупости, — Ли внимательно смотрит на него, будто изучая, а затем пожимает плечом: — С чего ты взял что деревянный? По мне так для парня ты весьма гибкий. Младший отрывает руки от лица и поворачивает голову, глядя на старшего с полным недоверием. — Ты издеваешься? — Не веришь мне? — Это странно слышать от тебя, хён. Старший щурится, глядя уже пристально, и вдруг опускается перед ним на колени. — Хочешь, я проверю твое тело на гибкость? Сынмин хлопает глазами и давится уже от переизбытка кислорода. — В каком это смысле? — В прямом: раздвину твои коленки. — К-куда…? — В стороны, — не долго думая Минхо резко хватает Сынмина за ляжки, приподнимает и разводит их в стороны. Сынмин кричит то ли от боли, то ли со стыда. А Минхо смеется: — Ты чего? — Не надо…! — младший брыкается в панике, но Ли продолжает разводить его ноги еще шире. — Больно! — Да не дергайся ты! Сынмину почти удается отползти назад, а хохочущий Минхо пытается ухватить его за лодыжки, но парень отпинывает его от себя. — Не надо, пожалуйста, я понял, понял! Я гибкий! Гибкий! Минхо ухахатывается, держась за живот, а Ким продолжает отползать. — Ты щенок или мышка? Чего такой трусливый? Старший все смеется над ним, а младшему дурно: отполз на безопасное расстояние поближе к дивану и лежит ничком прижавшись щекой к полу, сомкнув колени вместе, и тяжело дыша. Кажется, это была его первая и последняя тренировка с Ли Минхо. Он больше не будет его никогда просить о помощи. Если только в крайних случаях. Можно раз в три года. Вот в 2017 он ему во времена трейни помогал, и теперь в 2020-м помог. Ну и спасибо на этом. Потом можно уже в 2023 попросить… — Ты там помер или оглох? — Все вместе, — Сынмин переворачивается на спину, все еще лежа подальше от Ли. — Кхм… я спросил, как ты относишься к кофе, Ким Сынмин? — Терпеть не могу… Отвечает и еле садится на пол, украдкой приподнимает край футболки, чтобы вытереть с лица пот. Ему кажется, что от него уже дурно пахнет. — Иди сюда. — Зачем? — Сынмин оборачивается, глядя на Минхо с еще большим недоверием, чем прежде. — Мне больше ничего проверять не надо. Я гибкий. Минхо вздыхает, но поднимается с пола и подходит к нему. Младший обреченно стонет, быстро складывает ноги в позе турка, и глядит на парня снизу вверх. — Ты видишь, хён? — указывает он на свои разведённые бедра, — Я гибкий. Не деревянный. Я понял. Так что… — Помолчи, — Минхо плюхается рядом, подтянув к себе колени и кладет руки на коленные чашечки. — Я спросил, как ты относишься к кофе. На твою гибкость мне уже плевать. — Э… вот и хорошо. А кофе причем? — Ну, похоже теперь тебе придется его полюбить. Я нам два заказал. Сынмин вновь в ступоре и вновь моргает. — Не понял… а зачем? — Хм… — старший заносит руки за спину, опирается о пол, глядя в потолок с задумчивым видом, и вдруг улыбается, возвращая парню свой ясный взгляд. — Доставка вышла бы дороже, если бы я заказал только один. Так что, ты мое минимальное условие к заказу. — Хе-хе… как мило. — Ага, я сама милота. — И сколько я должен? — Нисколько. Теперь Сынмин хмурится. — Почему? Минхо молчит, гуляя глазами по точёному профилю, и наконец небрежно пожимает плечами. — Просто так. Где-то Сынмин это уже слышал, так что хмурится сильнее. — Скажи, сколько я должен. Я не хочу быть тебе обязанным. — Расслабься. Это же я хочу кофе, а не ты. Будем считать, что это мой маленький аванс. — Аванс? — Ага. Мой вклад в будущее. Просто верни мне его когда-нибудь. И я буду доволен. Хорошо?        13 августа SORIBADA прошла успешно. Они выиграли в номинации «New K-Wave Global Hot Trend Award». Сынмин сделал все так, как сказал Ли: раздвигал колени как надо, держал равновесие, не сбился с темпа и был ни чуть не хуже остальных. А Минхо во время их выступления даже взглянул на него одним глазком и одобрительно подмигнул, чем вынудил Сынмина невольно улыбнуться. А после на интервью, когда Ли заявил, что заберет его с собой на необитаемый остров, чтобы (естессно) помучить, Сынмин почему-то был этому дико рад. … С тех пор они иногда тренировались вместе и старший продолжал заказывать им кофе. Сынмин же продолжал быть минимальным условием к заказу. Но все же, было немного приятно от мысли, что именно он и есть условие для Минхо. Вскоре Сынмин вернул старшему аванс — купил в общагу кофемашину и начал варить напиток Богов по утрам, Он был очень старателен, надеясь, что вкус не так уж и плох. Никто из мемберов не знает истинных причин его покупки, даже сам Минхо. А Сынмин и не собирается рассказывать. Ему хочется оставить их маленькую привычку при себе.

***

— И это говорит тот, кому Ли-хён никогда не помогает, — замечает Бинни и все-таки получает кулаком в плечо. — Это от голода у тебя мозги опухли? — Джисон замахивается по новой, — Не прекратишь хамить, следующий прилетит в лицо. — Ладно. Соглашусь, что в танцах Лино хорош, — Чанбин морщится, приглаживая место ушиба, — Но в остальном я был прав — в жизни он совершенно бесчувственный человек. — Ах, ты… — Хватит, — Сынмин резко поднимается с места, подходит к ребятам, чтобы отлепить от Бинни злую Белку. Тот пытается напоследок пнуть старшего, но Сынмину удается его оттащить подальше. Усадив Джисона обратно на стул, Сынмин встает рядом, смотрит на Бинни пристальным взглядом и вдруг хмыкает: — Разве бесчувственный человек может ухаживать за тремя котами, хён? — Какими котами? — эхом отзывается Джисон, удивленно выгибая бровь. — У него коты? Все три? Кровь в венах Сынмина начинает по тихой вспениваться. — Все три. Он рассказывал об этом на фансайне в прошлом году, Хан-и. Не знал? Джисон застывает на стульчике статуей, а Чонин тихонько садится на место — куда-то уходить резко расхотелось. — Да я и не спрашивал, — моргает Джисон, пугливо таращась на друга: почему-то Сынмин выглядит угрожающе. — А че ты так завелся…? Я думал, что только Суни кот, а Дори и Дуни — кошки. — Не страшно, я вообще их не различаю. — Ты слишком много знаешь о человеке, которого считаешь плохим, — замечает снова Бинни и переглядывается с ребятами. — Вы враги или все-таки друзья? — Мы ни то, ни другое. Просто я умею слушать, а не только рот открывать, — выплевывает тот свою желчь, и даже чувствует от этого некоторое облегчение. — Минхо не безразличный и не бесчувственный человек. Почему ты делаешь вид, будто не знаешь его? С каких пор судишь о людях так поверхностно? — Поверхностно? — Именно. За что ты так с Минхо, я не понял… — С кем-кем? — С Минхо. Почему ты так говоришь о нем? Он совсем не такой. А ты меня разочаровал. — А почему ты вечно зовешь его по имени? Сынмин не успевает ответить, как в этот же момент дверь резко распахивается и в комнату входит тот, кого они обсуждали все это время. Минхо останавливается посреди комнаты, пряча руки в карманах брюк, неспешно оглядывает всех, сканируя не более секунды под гробовое молчание. — И че притихли? Или мне снова выйти? Ребята виновато затухают, как свечки на праздничном пироге, а Сынмин мысленно проклинает себя на всех языках мира. Старший вальяжной походкой направляется к своему креслу, Бинни готовится получить пиздюлей, а Йена спешно ретируется, бросив что-то про самгёпсаль. — Ты разве не собирался за кофе? — прерывает всеобщее молчание Джисон севшим голосом — нервы сожрали голосовые связки. — Вашими молитвами я допил.

***

После записи Йена первым спускается вниз к машине, заявив, что сыт по горло всем и вся, а Бинни и Хан остаются с Чаном в студии. — Эти двое оказывается близки, — задумчиво тянет Джисон, перебирая листы блокнота с пометками по тексту песни. Завтра ему нужно записать Хёнджина и Феликса, что уехали на рекламные съемки. Но седьмое чувство подсказывает, что Хван и Ликс специально поменяли свое расписание, чтобы не отлипать друг от друга. Джисон их малость понимал — когда-то и он выплакал все глаза, когда выгнали Ли Ноу. Конечно, это было давно, но все же было, и тогда его душа разрывалась от тоски. Правда, в этом его превзошёл один щенок, что ревел белугой даже перед камерами. — Тебе их не понять, — обрывает воспоминания Белки подкативший на стульчике к пульту управления Чанбин. — Ты вообще помалкивай! — Хан бесцеремонно шлёпает его блокнотом по макушке, парень громко рявкает в ответ, но Хан не ведёт и бровью. — Если бы не Минни, я бы тебя ушатал. Сам ты бесчувственная, бесчеловечная ледышка из подворотни! Как ты мог… Но тут Со затыкает его настолько оглушающим смехом, что у Джисона от удивления вытягивается лицо. Чан, лежа на диване позади них, спешно прикрывает лицо подушкой и стонет в нее, умоляя Со заткнуться. — Что смешного? — отмирает Джисон. — Может, тебе скорую вызвать? — Прости, но это была вынужденная мера, — Со разводит руками и хитро смотрит сквозь смех. — Какая к черту мера? — Этих двоих слишком сложно понять. А мне было интересно посмотреть на реакцию Минни. Стоило же попробовать? Джисон охреневает и качает головой, не веря, что Бинни такой идиот. — Ты полоумный, друг мой, — говорит он, хотя в мыслях витает фраза похлеще, но Джисон не хочет ее озвучивать, чтобы не обидеть чувствительную натуру. — Я ни разу не видел, чтобы они крупно ссорились. У них просто вайб такой: грызутся и дружат. В последнее время их отношения даже стали лучше. — В каком месте?.. — спрашивает Чан сквозь подушку, — У них лютая ненависть. Спасибо, что не поубивали друг друга сегодня. Когда он вернулся от стафф, ребята рассказали ему о перепалке Сынмина и Минхо, и он заставил всех помириться. В том числе Бинни и Джисона. Однако к Чану стали подкрадываться неприятные мысли на счет Ли и Кима. Только думать об этом сейчас не было никакого желания: он очень устал от бессонных ночей, вымотался морально за последние месяцы, пока разрывался между работой и Хёнджином, которому приплели ильджин-историю. Но Чан сделал все возможное, чтобы вернуть его, и теперь хотел позволить себе немного отдохнуть, может даже немножко поспать. — Вам не кажется, что они ссорятся только потому что не понимают насколько похожи? Если бы еще не навязывали друг другу своё мнение — вообще не было бы причин для грызни. А то их ссоры терпеть уже невозможно. — Это тебя терпеть невозможно, Бинни. Ты меня сегодня тоже разочаровал. — Но я же не думаю так на самом деле, Хан-и. Я же объяснил — хотел посмотреть на реакцию Минни. — Насмотрелся? — Ага, еле сдержался от смеха! Он был весь красный, как помидор! — Потому что ты нёс чепуху, хён! — блокнот снова смачно приземляется на макушку Бинни. — Лишь бы Ли Ноу руки свои не распускал. — Он их давно распустил, — Бинни многозначительно улыбается в ответ, а Чан морщится. — Я про драку, — цыкает старший, целясь в него подушкой. — Хён никогда не поднимет на Минни руку! — уверенным тоном заявляет Джисон. — Ли замечательный человек! Он добрый и заботливый, да, характер говно, но в душе он… — Ты что, неровно дышишь к Ли Ноу? — будничным тоном прерывает его Чанбин. Джисон медленно поворачивает к нему голову и ловит шкодливую улыбочку. — Хён, тебе правда скорую вызвать? — А если Ли Ноу неровно дышит? — Бинни на всякий случай откатывается на стульчике подальше от пыхтящего Джисона. — К кому? — Ну к тебе, конечно. Вы же дружите, как в не себя. Или может ему нравится Минни? Как в начальной школе: дразнишь девочку и дергаешь за косички, срываешь с плеча рюкзак, и все ради ее внимания. Ли Ноу внимание от Сынмина получает массу в последнее время. — Какие еще на хрен косички? — Джисон начинает свято верить, что старший по пути в студию грохнулся и мозги остались где-то за пределами его черепной коробки, — Ты пьяный что ли? — Бинни, прекращай всех шипперить… — Чан смеется над недоуменной мордочкой Белки и нехотя встает с дивана, чтобы подойти к ребятам и плюхнуться за свой стол. — Меня и так стаффы донимают замечаниями, еще и ты тут. Прекращай, а? — Я лишь к тому, что в этом мире ничего просто так не бывает, а между этими двумя кажется что-то происходит. Джисон не выдерживает и изображает приступ рвоты от философии Бинни, а Чан дает каждому по подзатыльнику и требует сосредоточиться на работе.

***

Те, между кем «кажется что-то происходит» спокойненько стоят у лифта, переваривая общество друг друга и не подозревая, как им перемывают косточки. Мало того, они задержались, потому что решили взять в дорогу по стаканчику кофе. Йена, как написал Пончик, уже начал дремать в минивэне. Пора бы и им тоже появиться. — А чего это ты так отчаянно защищал меня сегодня? — заговаривает первым Ли, глядя на Сынмина чуть искоса. Младший не отвечает и смотрит в пол. Он успел несколько раз проклясть себя за этот вечер и больше проклинать нечем. — Ждешь, что я тебя за это отблагодарю? Сынмин упорно молчит. Лифт подъезжает и парни заходят внутрь. В кабине пусто и тихо. Приятный женский голос предупреждает, что двери закрываются, и Минхо нажимает на кнопку подземки. Стальная махина начинает плавно спускаться вниз. Назойливая мелодия играет из невидимых колонок, восполняя их безмолвие. — Я думаю, мы очень разные, хён. Минхо невольно поворачивает голову удивлённый, что Сынмин внезапно заговорил, причём о чём-то непонятном. Он вообще не об этом его спрашивал. Минхо и без него знает, что они разные и, если на чистоту, ему абсолютно похуй на этот факт. Люди не могут быть схожи во всем. Тем более они. — Ты только что это понял? — ухмыляется он, наблюдая, как долговязая фигура пытается спрятаться под кепкой. Парень слегка наклоняется, чтобы оказаться на уровне чужих плеч, и шепчет сквозь маску: — Вот поэтому я и продолжаю задирать тебя, Ким Сынмин. Это забавно. Сынмин вздыхает, отодвигается, сжимая свой стакан, хотя хочет плеснуть его содержимым по одной наглой кошачьей морде. Но после его взгляд задерживается на чужих брюках. — Что это? Минхо выпрямляется и следит за траекторией взгляда. — Пятно? — небрежно бросает он. — Я вижу. Откуда оно? — Кофе тогда выронил. — Выронил? — Ага. — Почему? — Судороги. Сынмин медленно поднимает взгляд, но Минхо как и всегда выглядит абсолютно спокойным. — С чего у тебя судороги? — Поясницу потянул на тренировке, может мышцы забились. Какая разница? — Почему после тренировки с Хваном не пошел к врачу? — Эм… а откуда ты знаешь, что я был с Хёнджином? Сынмин ловит теперь эмоцию на лице старшего, не скрытое удивление в глазах, и замирает, его собственные глаза невольно закрываются, а подсознание находит еще более смачный повод проклясть себя. — Ким Сынмин, я не понял, ты чего это… Но лифт на его удачу останавливается, пропуская людей. Парни вынуждены отойти подальше, однако Сынмин чувствует, как его прожигают взглядом. Нервно. — Отвечай на вопрос, — тут же говорит Ли как за последним вышедшим пассажиром закрывается дверь. Сынмин смотрит на экран мониторчика: еще три и они будут в подземке. Может набрать в рот побольше кофе и… — Ты следил за мной? — Делать нечего, — он аж давится от возмущения, и резко поворачивается к Минхо всем корпусом, сжимая лямку рюкзака, словно это его спасательный круг. — Просто у меня было занятие в это время в JYP у госпожи Монгу, и я слышал, что Хёнджин просил тебя помочь. Мы же все-таки в одной общаге живем! А потом я шел мимо и краем глаза увидел, что дверь в комнату практики была открыта. Я просто хотел заглянуть и поздороваться с вами! И все! Но вы были заняты и меня не заметили. Но ты держался за спину, а потом в студии кряхтел, как старик, и кофе этот… — Ты чего тараторишь? — абсолютно беспардонным тоном прерывает его поток болтовни старший, даже не глядя в его сторону. — Мне хватило бы простого: «нет». Сынмин делает глубокий вдох. Кажется, он сейчас сам выронит стаканчик кое-кому в аккурат между ног. — Ладно. Нет, не следил, — сцеживает он сквозь зубы. — Тебе снова нужна помощь? Сынмин окончательно теряет нить с реальностью и начинает злиться. Почему у Минхо логика вечно куда-то скачет не в ту степь? — Какая помощь? — все же находит он в себе силы уточнить. — С танцами. Разве не ради этого ты спорил с Бинни? — А ты ради чего подслушивал? — Цитируя одну бестолочь, скажу: делать нечего, — усмехается Минхо, все еще не глядя на парня. — Это случайно вышло. Просто за стенку держался, чтобы не упасть. Вот и услышал ваш ор. Ты вроде сказал, что я не бесчувств… — Ты держался за стенку? — Ну а за что надо было? За потолок? Так ты вроде сказал… — Ты дурак, хён. Ли вздыхает и теперь тоже поворачивается к Сынмину всем корпусом, глядя надменно и раздраженно. — Так, запарил перебивать, Ким Сынмин. Тебе по лбу стук… — Серьезно, хён? — Сынмин срывает свою маску с лица и Минхо видит белые губы, что стянулись в ниточку от напряжения. Младший весь алый, пыхтит, как вдруг взрывается тирадой: — Кто из нас бестолочь?! Я, кто спорит, или ты, кто тупит?! Такой гордый, что готов терпеть боль и ползать по стенам, как Человек паук? А к врачу сходить не судьба? Ну да, на фига, так же намного веселее, да?! Ли смотрит на рассерженное лицо и вдруг его пробивает на смех. У Сынмина теряется дар речи. Может Минхо не спину повредил, а голову себе отбил?

***

Вернувшись в общежитие втроём, ребята расходятся по комнатам. Прежде чем скрыться за дверью, Йена напоследок бросает, чтобы парни не поубивали друг друга ночью и спешно убегает, а то рюкзак Сынмина угрожает приземлиться на его черепушку. В небольшой комнате четыре кровати, а точнее две двухъярусные. И на одной из них свернувшись калачиком спит Феликс. Его перекрашенные волосы разметались по подушке, а между ног зажато одеяло, напоминающее кимбап. Но ему удобно, ибо посапывает он весьма сладко. Минхо тихо берет свои вещи, чтобы не разбудить его, бросает на плечо полотенце, и уходит в душ. Сынмин стоит у своей постели, озаряемый светом гирлянд, и провожает взглядом широкую спину. Внутри что-то свербит, как маленькая дрель. Парни встречаются снова спустя полчаса: Сынмин заходит на кухню и встает как вкопанный, заметив Минхо роющимся в аптечке. Переборов волнение, он проходит к кухонному шкафчику и вынимает свой стакан с изображением ушастой собаки, наливает в нее воду. Пьет. — Что ты делаешь? — Развлекаюсь. — голос Ли звучит спокойно, будто бы он ждал этого вопроса. — Тебе помочь? — Я привык развлекаться сам с собой, — старший поднимает голову и смотрит ему в глаза. Сынмин стоически выдерживает этот насмешливый взгляд и наливает себе еще воды. На кухне воцаряется тишина, он прислоняется к столешнице, наблюдая за действиями Ли. Спустя немного времени, старший перестает шуршать, и, не поднимая головы, задает вопрос: — Я тебе витрина? Долго еще будешь пялиться? — У тебя глаз на затылке нет и ты не сможешь нормально наклеить. — Тебе какое дело? — Могу помочь. — Глаза на затылок натянуть? Сынмин невольно улыбается, а Минхо выпрямляется, изучая карий цвет весьма пристально. — Скажи мне, чего ты от меня хочешь? Сынмин переваривает вопрос. Для него он звучит нелогично. Он ведь уже сказал, что хочет сделать. — Мы в ссоре или как? — Минхо скрещивает руки на груди, сжимая найденный тейп. — Зачем ты распаляешься весь день со своей благотворительностью? Мне жалость твоя не нужна. Не забывай, что я танцор и научился клеить все что надо и куда надо. Могу рот тебе заклеить, например, не глядя. Сынмин закатывает глаза и издаёт протяжный вздох. Ему иногда самому хочется Минхо его заклеить, чтобы больше не вякал. Но сейчас он решает быть добрым, так что подходит к краю стола, встав у противоположной стороны от Ли, и протягивает ему ладонь. — Дай пластыри. Минхо молчит. — Не упрямься. Помогу тебе сейчас, а ты мне потом. — Когда и чем? Сынмин думает, но в голову не приходит ничего вразумительного, кроме хореографии, а человека с больной спиной просить об этом — малость странно. Но ничего другого он просить не хочет, потому что это ещё более странно. — Когда-нибудь и чем-нибудь. Допустим… это мой аванс. Минхо щурится и хлопает ресницами, как на его левый глаз попадает капля. Парень пытается проморгаться, а Сынмин изучает его внешний вид: волосы не высушены до конца, с взлохмаченных прядей спадают капли не только на лицо, но и на домашнюю футболку; крепкая шея с полосами вен блестит от влаги. Видимо, Минхо вышел из душа совершенно мокрым. — Ты там к полу прирос или передумал давать мне аванс? Сынмин вздрагивает от голоса, поняв, что ушел куда-то в себя, а Минхо давно справился со своими глазами и теперь смотрит на него. — Нет, не передумал, — Сынмин старается не изобразить на лице ни единой эмоции. У него просто непробиваемое выражение лица. Все эмоции как всегда под контролем. Да, так и есть. — Я же не пожалею об этом? — Минхо мерит недоверчивым взглядом чужую кисть и цокает язычком. — Ты не собираешься втихушку мне врезать? Сынмин затихает, всего на мгновение представив, как встанет за спиной Ли и даст ему под дых. Почему-то от этого хочется улыбаться. А от выражения лица старшего и десятиэтажного мата — смеяться. — В другой раз, хён, непременно. Но не сегодня. Минхо смотрит еще с секунду и все же дергает подбородком, подзывая к себе. Сынмин внутреннее выдыхает с облегчением, огибает стол, и встает позади старшего. Минхо передает ему тейп и поворачивается спиной, упираясь ладонями о стол. — Почему не высушил волосы? — спрашивает Сынмин раскатывая ленту пластыря. — Мне так нравится. — А если простынешь? — Ким Сынмин, — Минхо возвращает ему свой профиль, и младший замечает не только красивые черты лица, но и фирменную ухмылку. — Ты забыл, что мы в разводе? Тебе не надо обо мне заботиться. Сынмин иногда ловит раздражение от этого gagwans, но не может решить — это его все же больше бесит или все же нравится. Но сейчас он демонстративно закатывает глаза, и нарочито громко вздыхает на слова Ли. — Задери футболку. Минхо послушно поддевает край одежды и тянет хлопок чуть выше поясницы. Взгляд Сынмина сосредотачивается на ней, но постепенно глаза расширяются: на белой коже он видит багровые пятна. И эти пятна тянутся куда выше поясницы. Секунда и он резко задирает футболку до самых лопаток, как его пробивает на дрожь: — Господи боже… Минхо вырывается и оборачивается к нему, как ошпаренный. — Ты что творишь? — шикает он, хотя очень хочется орнуть, но он не может себе этого позволить, иначе привлечет внимание остальных. — Ты соврал, — Сынмин смотрит мрачно. — Ты не потянул спину. Это куда хуже. Ты упал? Тебя что, блядь, с лестницы спустили? Минхо выдерживает его колючий взгляд, облизывает зубы с характерным щелчком, но молчит. — Завтра с утра пойдёшь к нашему врачу, иначе я все расскажу парням и стафф. — Отдай пластыри, я сам… — Не дам. — Сынмин прячет руку за спину и сверлит старшего взглядом, в них читается не только злоба, но и какое-то отчаяние. — Я клянусь… клянусь, что расскажу всем. — Блядь, ты в своем уме? — Минхо грубо хватает его за руку и заламывает кисти, вырывая пластыри. — Придурок, зачем я только… Однако Сынмин не сдается и отбирает их обратно. У Минхо от шока начинает дергаться глаз. — Серьезно… ты чего творишь? — Закрой рот и повернись ко мне спиной, — голос Кима сквозит металлическим привкусом. Не дожидаясь ответа, он бесцеремонно разворачивает Минхо снова лицом к столу, задирает футболку до лопаток, сжимает ткань в кулаке и толкает парня вперед, вынуждая опереться об этот стол. Минхо то ли не ожидал, то ли охуел, то ли все вместе. Он ругается себе под нос, но на удивление послушно перенимает из его рук свою футболку. Сынмин дышит тяжело, да он почти не дышит. Его обуревает злоба. — Ты уверен, что справишься? — спрашивает Минхо. Сынмин думает всего пару секунд. Нервная капля стекает по краю скул, глядя на гематомы, что расползлись по всей спине старшего. Трудно представить, как вообще можно получить такую травму и после этого ходить, сидеть, целый день заниматься, танцевать, еще и в студию переться на запись песни. Но думать об этом некогда. Так что Сынмин быстро смахивает пот тыльной стороной ладони, и шумно выдыхает сквозь плотно стиснутые зубы. Не хватало еще зареветь. — Уверен. — Может, разбудишь Хёнджина? — предпринимает последнюю попытку Ли, слегка повернув к парню голову. — Он знает, как это делается, и, в отличие от тебя, трепаться не будет. — Единственное, что я могу с ним сделать — прибить. — Сынмин раскатывает первый тейп, забирает с аптечки ножницы, и замирает, встречаясь с Ли взглядами: — Хочешь, разбужу? Минхо косится на ножницы и закатывает глаза. — Вот же срань… ты реально псих что ли? — Я тоже иногда так думаю. А еще согласен: это просто срань, что он не вызвал тебе врача. — Сынмин отрезает пластырь, клеит первый отросток у пояса брюк, стараясь, чтобы руки не дрожали, а после добавляет: — Уже за это его можно прибить. Минхо в ответ скрипит зубами, кляня себя, что вообще подпустил этого хилера к себе. Но младшему плевать. Он больше ни о чем лишнем не думает, особенно о Хёнджине. С ним он разберется после. А пока он аккуратно находит место чуть выше поясницы для другого конца пластыря. Наклеив, Сынмин надавливает на него, чтобы зафиксировать покрепче. Ли морщится, стоит младшему провести по пластырю подушечками пальцев, едва нажимая. — Больно? — спрашивает тот и голос не скрывает искреннего беспокойства. Минхо это не нравится. Настолько, что в груди что-то давит. — Терпимо, — врет он. — Ещё два надо и все. Потерпи еще немного. — Без проблем. Сынмин клеит второй. Опять же максимально аккуратно. От напряжения он высовывает кончик языка и испепеляет пластырь взглядом, будто, не дай Боже он пойдет вкривь и дни его будут сочтены. Но тот приклеивается ровно у позвоночника и смотрится как влитой. Лиловый пластырь на лиловом теле… Господи… Сынмин закрывает на секунду глаза, отсчитывает до пяти, и продолжает. Он очень старается сделать все правильно, надеясь, что Минхо будет легче спать, если спина ночью не будет сильно ныть. Для этого нужно все хорошо зафиксировать. И он ничем не хуже Хёнджина. Между прочим, сестра его прекрасно научила оказывать первую помощь и тейпы он клеит не в первый раз в жизни. Правда, ему еще не приходилось смотреть на чью-то голую спину. Однако, действует он верно, ведь мышцы Минхо напрягаются, очерчивая красивые линии тела. Сынмин смотрит на чужие изгибы, и ему невольно хочется пить. В горле пересохло. Возможно от волнения. Он косится на свой стакан. Там должно было оставаться на пару глотков… — С-сынмин… прош-шу… не спи… Ли шипит сквозь зубы и рука его трясется. Вместе с ним трясётся и их старенький стол на четырёх ножках. Ладонь, что сжимает хлопок футболки, белеет в области костяшек. А Сынмин понимает, что ступил, что пока он терялся в своих глупых мыслях, Ли и правда терпел боль. Мгновение на самобичевание, он облизывает пересохшие губы, довольствуясь слюной, и смело раскатывает третий тейп. Больше он не заставит себя ждать. Закончив, младший еще раз проводит ладонью по всем трём, проверяя, хорошо ли они зафиксировались, не осталось ли нигде пустот. Его тонкие пальцы едва задевают голую кожу, и он слышит, как у Минхо задерживается дыхание. Сынмин теперь замирает и сам. Его взгляд медленно поднимается выше, следом за этим и дыхание Минхо возвращается, его грудь вздымается, обрамляя контуры крыльев спины. Слюна теперь сама подкатывает к горлу. Сынмин не может сдержаться и гулко сглатывает ее. В эту же секунду Минхо убирает руку и футболка спадает вниз. Сынмин несколько мгновений смотрит как дурачок на свою ладошку, что так и осталась под тканью, но все же торопливо вынимает ее. Ли оборачивается, поправляя одежду и не спешит посмотреть в глаза. Сейчас их не отличить друг от друга: их щеки алые и кончики ушей горят красным, а температура малость подскочила. Наверное во всем виноват их контакт — первый за долгие годы, настолько тесный и близкий. Минхо осторожно дотрагивается спины и кивает: — Хорошо наклеил. Спасибо. — Не за что. Сынмин изрядно вспотел и теперь влага не только на висках, но и под чёлкой, под его домашней футболкой, на подушечках пальцев и на тонких линиях ключиц. Да этот пот с него сыпется градом. Но он поспешно вытирает лицо рукавом, выравнивает собственное дыхание и тоже кивает: — Сходи завтра к врачу. П… пожалуйста. Минхо отворачивается, не глядя, и начинает собирать аптечку. Его молчание можно понять, как отказ. — Хён…? — Это угроза? — перебивает он вдруг резко и с лязгом захлопывает крышку. Он выпрямляется и теперь смотрит Сынмину в глаза. — Да, я угрожаю, — собственный серьёзный тон поражает Сынмина, что он даже перестает моргать. — А если не послушаюсь? — Минхо вопросительно вскидывает бровь и губы снова трогает ухмылка. Сынмин теперь моргает уже часто, чувствуя, что в голове пустеет: там нет ответа на вопрос, только хаотичные мысли, что придавили черепушку. И во всем этот хаосе мелькает одна абсолютно нелогичная, хрен знает откуда взявшаяся: у Минхо очень красивые глаза. Старший делает два шага, глядя сверху вниз с ноткой надменности. — Так что, Ким Сынмин? — А что если это серьезно? — парень деловито хмурится, но непроизвольно пятится назад к столешнице. — Не бойся. Я очень выносливый, — Минхо продолжает наступать и ухмылка все более дерзкая. — У нас завтра репетиция для Kingdom, — Сынмин достигает столешницы и упирается об ее край, хватаясь за неё ладонями. Хочется добавить: «не подходи». — Я вас не подведу. Сынмин это знает. Минхо сдохнет, но отыграет концерт. И это пугает больше всего. — Тебе будет больно. — И что с того? Старший встает напротив в жалких сантиметрах и от широты его налитых плеч на Сынмина падает тень. Еще секунда и Минхо замахивается. Ким инстинктивно прижимает голову к плечам и жмурит глаза от страха. Но ничего не происходит. Скрипит дверца над его головой, что-то легонько стукается. Младший приоткрывает один глаз, и видит, что Минхо практически вплотную стоит к нему, но смотрит не на него, а на шкафчик, куда пихает аптечку. Она как бы там и была. Всего пара секунд и старший с невозмутимым видом отходит от него на несколько шагов. Смотрит на налитое румянцем лицо и хмыкает: — Ты что, все еще боишься меня? Сынмин устал переводить дыхание за этот вечер. Так и тахикардию подхватить недолго. Он с досадой одергивает ворот футболки, будто ему душно, пыхтит, злясь скорее на себя, чем на Минхо. Губы его фыркают, стараясь сохранить небрежность, и он проходит к столу, забирает свой стакан и залпом выпивает остатки воды. Вытерев губы, Сынмин встречается с Минхо глазами, и чувствует, как в их тишине звенит что-то постороннее. — А я должен? — кидает он, убегая от взгляда, и отходит к раковине. С крана бьется вода, он начинает споласкивать стакан. Руки почему-то дрожат, а по телу пробегают неприятные мурашки от мысли, что он стоит к Минхо спиной. Он словно добыча, что чует как сзади подкрадывается охотник. — А я должен тебя слушаться? — спрашивает Минхо. По отсутствию отзвука шагов можно понять, что он не сдвинулся с места. От этого Сынмину ещё более нервно. — Меня же ты не послушал, хотя я был прав, — Минхо немного улыбается, и это слышно. Слышно, как меняется его голос, когда губы растягивают себя по углам. — Если бы тебе тоже самое сказали сегодня Джисон или Бинни, ты бы молча согласился. Верно? Но это же сказал я. Зачем слушать меня. — Я знаю свой голос. — И я знаю. Он мне нравится. Стакан выскальзывает из рук, звучно брякнувшись о раковину. — Чёрт… Минхо все ещё стоит, скрестив руки на груди, и опирается своей округлой попой о край стола. Сынмин медленно оборачивается к нему, глядя через плечо, и нервно сглатывает ком в горле. Взгляд чужих раскосых кошачьих глаз смотрит в ответ, но постепенно меняет свой окрас, а после начинает оценивающе гулять по телу. Сынмин все чаще замечает на себе этот странный взгляд Минхо. И все чаще чувствует себя в такие минуты именно добычей. — Закончил? — сбривает он чужую «прогулку», когда их взгляды вновь пересекаются в одной плоскости. Минхо не отвечает и щурится. Сынмин отворачивается от него, выключает кран и ставит стакан на место, с грустью замечая на дужке небольшой скол. — Ты злишься? — Я свой любимый стакан разбил. Да, злюсь. Продолжишь дальше бесить людей и у них выработается иммунитет от твоего дурного нрава. — У тебя он уже есть? Сынмин очень хочет ответить: «ага, и он ещё передастся моим потомкам», но врать не умеет. — Всё впереди. Он оборачивается, но отводит взгляд и изучает серые двери. Они должны привлекать его внимание. Там какие-то узоры и прозрачное стекло. Если бы там сидела жирная муха, свесив лапки, Сынмин изучал бы ее, лишь бы не смотреть на Минхо. Тот отталкивается от стола и уверенно подходит к нему, устраивается рядом по правую руку, и тоже наливает себе воды. Ничего особенного, просто переместился, просто хочется пить. Но Сынмину почему-то хочется вскрикнуть и сбежать. — Не воспринимай всерьез, когда я бываю груб. Младшему кажется, что у Минхо слишком тихий и низкий голос. От этого волосы на голове встают дыбом, и гипоксия давит на стенки горла, вынуждая давиться воздухом. — Прости? — хрипит он, сжимая шею, словно только что выловил желчь. — Я нормально к тебе отношусь. Это единственное, что тебе надо знать, Ким Сынмин. Проходит ещё немного времени, прежде чем младший переварит его слова. Минхо же косится на него, ловит взгляд карих и начинает пить свою воду. Его кадык дёргается от каждого глотка, а у Сынмина дёргается от этого нерв. — Почему ты такой? — Какой? — Я тебя не понимаю. Мы каждый день ссоримся, мне кажется, ты не перевариваешь меня? Но когда мы ходили на берег… тогда, давно, зимой… Ты почему был другим? Минхо нужно время, чтобы обдумать его слова. В памяти медленно всплывают обрывки января и он хмурит брови. — Тебя же никто не просил идти со мной, — замечает он и кладёт стакан в раковину, споласкивает и ставит на место. Но не уходит. — Я не об этом спросил, — Сынмин кусает губы и опускает голову вниз, прижимаясь спиной к столешнице. Минхо мерит взглядом чужую руку, что сжимает края мрамора, и замечает тонкие пальцы на широкой ладони. Теперь он их вспомнил. Они также крепко сжимали его свитер в той подземке. А он зажимал ему рот и просил быть тише. Только вот Сынмин удивил его в тот вечер и продолжает удивлять по сей день. — Я был самим собой, — отвечает Минхо, и добавляет: — Не ходи больше со мной. Сынмин замирает, задержав дыхание всего на пару секунд, опускает голову еще ниже, и вдруг легко улыбается, быстро кивает. — Ладно, я понял. Не стоит придавать значения. Он спросил, ему ответили. Что еще надо? — Не ходи, если не привык видеть меня таким. Сынмин снова застывает и дыхание снова сбивается с ритма. Он кажется не доживет до утра от этих перепадов и перескоков вечера. Сердце щемит и в груди больно. Минхо осторожно поднимает на него свой взгляд и ждёт реакции, а Сынмину душно и в горле окончательно пересохло. Поспешил он отложить чашку… Хочется попить ещё. Младший чувствует взгляд старшего на себе, как отпечаток, что остался на коже, пронизывающий до костяшек. Боится посмотреть в ответ. Почему-то страшно. Какая-то маленькая часть его хочет оставить все так, без взгляда. Но другая вынуждает поднять голову, посмотреть парню в глаза и заметить это снова: в этих радужках карего поблёскивают маленькие янтарные огоньки. — А если я привыкну? — осторожно спрашивает Сынмин, хотя не уверен, спросил ли, голос кажется совсем сел. Минхо поворачивается к нему боком, тоже опирается о край столешницы и скрещивает руки на груди. Его молчание давит на нервы еще сильнее и Сынмин думает, что Ли его видимо не расслышал. И когда он уже повторно хочет открыть рот… — Тогда с тебя кофе каждый раз, когда мы будем гулять. Или будем покупать по очереди. — Правда? — Нет, шучу. Сынмин хмурится и хочет хлопнуть себя по лбу за беспечность. — Кофе будешь покупать только ты, — Минхо лукаво улыбается, и выходит из кухни, прежде чем услышать на это ответ.

***