Жжёная карамель

Флешбэк 3.0

— Так это ты? Сынмин оборачивается, и взгляд жгучего цвета карих радужек сталкивается с ним. Поднос, который он держит в руках с чашечкой риса и кимчи, единственное нелепое препятствие между ним и обладательницей этих глаз. Сынмин невольно замирает прямо посреди кофейни JYP, не сумев скрыть своего восхищения чужой красотой: лисьи глаза в тени густых изогнутых ресниц; длинные, чёрные волосы, что волнами спадают на обнаженные плечи; нежные губы и оливковая кожа — внешность этой девушки привлекает внимание. Сынмин смотрит на нее изучающе, и глаза безвольно скользят все ниже от лица к высокой груди, запрятанной за коротким белым кроп-топом, что при этом не скрывает подтянутый животик; он отмечает ее стройные длинные ноги в песчаных дюнах джоггеров, что оголяют пупок, и поблескивающий камушек на серебристом пирсинге; объемные бедра незнакомки контрастируют с тонкой талией, а изящные длинные руки выглядят совсем не мягкими и невинными, а сильными, как и она сама. — Нравится на что ты смотришь? — по выражению лица ясно, что девушка ничуть не смущена, более того, давно привыкла к вниманию к своей персоне. Но именно сейчас она прикована вниманием почему-то к нему. — Что? — Сынмин успешно отлепляет язык от неба и вновь возвращается к ее глазам. — Ты изменился. Парень пару раз непонимающе моргает, а она дарит ему усмешку. — Простите, мы знакомы? — Это ты был тогда на крыльце. — Где?.. Девушка не считает нужным вдаваться в подробности, лишь смотрит внимательно, будто и не на него, а сквозь. А Сынмин, придавленный этим взглядом, смущается и краснеет. — Хм… это точно был ты. Такое заплаканное лицо я видела впервые. Но ты уже другой. — Простите, я вас не понимаю. — Ты был маленький, но миленький. Хотя уже тогда в тебе и правда что-то было. А теперь… Хорошо выглядишь. Сынмин смущается окончательно и ему становится неловко, что они стоят посреди кафе, и привлекают к себе любопытные взгляды. Хорошо бы еще узнать, кто она такая, и когда это видела его, и на каком, простите, крыльце, да еще и заплаканным? Сынмин в своей жизни довольно редко плакал в общественных местах, если не брать в расчет его слез на сцене. Обычно он ревет в подушку только дома или в общежитии, спрятавшись в комнате за наглухо закрытыми дверями. Но точно ни на каком крыльце он слезы не лил и сопли на кулак не наматывал. Абсурд. — Может, объясните о чем речь? — решает он перейти сразу к делу. — Вы меня с кем-то путаете. — Разве? Ты же Ким Сынмин. — Ну… да. А вы? — Может еще увидимся, и будет повод познакомиться поближе. — Ещё? Когда это увидимся? Девушка не отвечает, лишь ослепительно улыбается на прощание и грациозной поступью чёрной пантеры удаляется, оставив бедного Сынмина так и стоять истуканом, провожая ее глазами. Парень заторможено подходит к столику за которым сидят друзья, и садится рядом, так же заторможено глядя перед собой. — Ты не фолодный? Пофему мало фсял. — Хан-и, не разговаривай с набитым ртом, — морщится Йена, пихая друга в бок. — Да фо?! — Ни фо! А ты чего там завис? Кто это был? — Гфе? Кфо? — Блин, Хан-и, серьезно! — Йена хватает салфетку и прикрывает парню рот. — Умоляю, я тебе даже заплачу, если ты заткнешься и будешь жевать молча. — Фколько? — выгибает тот хитро бровь и ловит утомленный взгляд. Ким смотрит на ребят, как Йена пытается закрыть рот Джисону, что и вправду усиленно что-то жует, набив рот под завязку. Только перед глазами он все равно видит чужие красивые глаза. — Так кто это? — переспрашивает Йена, бесцеремонно отпихивая от себя лицо Джисона, стараясь никак не реагировать на громкое чавканье. — Я не знаю. Но она меня знает… почему-то, — Ким замирает, поняв, что уже по сотому кругу щиплет палочками рис, так и не поднеся ко рту. — Ты у нас сфесда! — щурится добродушно Джисон, глядя на друга, и максимально широко улыбаясь, что песчинки риса выпадают изо рта, — Пфосо плофоду не фают! — ХАН-И!!! — кулак Йена останавливается на опасном расстоянии от оленьих глаз, и тот почти давится. — Молфу… молфу… флюка. Ким в итоге так и не смог толком поесть. Короткий разговор не выходит из головы, как и образ. Он все пытается вспомнить, где он плакал и когда, на каком крыльце? Это же просто невозможно. Но откуда она знает его имя? Хотя, смешной вопрос, ведь они известны на весь мир, и она просто могла его видеть в интернете или на телевидении, прочитать в газетах, или раскрыть его личико на развороте модного журнала. И все же… Было в этом что-то странное. После обеда проходит еще одна репетиция их будущего выступления на SBS Gayo Daejeon. В комнате для практики снова стоит шум, и Ким решает выйти через запасной выход к лестничному пролету и порыться в сети: может, эта девушка тоже какая-нибудь звезда? Ведь в JYP лишних людей не бывает, да и по внешнему виду было ясно, что она из их круга. Только выглядела она немного иначе, словно и не живет в Корее, и почему-то разговаривала с акцентом. Но ведь ее лицо — эталон красоты для Сеула, значит, она местная? Но он даже не знает ее имени, ни возраста, ни рода занятий. Так как же ему ее найти? Ким тихонько прикрывает за собой дверь и спускается вниз. Сделав несколько шагов, он садится на ступени, и открывает поисковик. — А что, это обязательно? Ким застывает: внизу кто-то разговаривает в полголоса, правда, малость агрессивно. — Послушай, это от нас не зависит. — Контракт уже заключен? Ким невольно затихает, определив по голосам, что это Чан-и-хён и Минхо. Они, судя по отзвукам от стен, стоят на еще один пролет ниже: слышно как кто-то из них нервно топает из угла в угол и тяжело дышит. — Ты не психуй… — Блядь, ты серьезно?! — Не кричи. Ничего не случится. — Случится, блядь, с моей нервной психикой случится! — это был Минхо. — Я отказываюсь. Я не буду выступать. — Ты что, сбрендил?! — Думай, как хочешь. Ким прикрывает рот ладошкой, стараясь не дышать громко, и борется с желанием уйти или остаться и дослушать до конца. В итоге он встает и осторожно делает пару шажков по ступеням на цыпочках вниз, чтобы заглянуть за перила. Только увидеть ребят он не может, но теперь слышит их еще лучше. — Короче, я пойду и руку себе сломаю. За оправдание сойдет, чтобы не выступать? — Я тебе сам сейчас что-нибудь сломаю, Ли! — нервно повышает голос Чан, — Прекрати! Это уже в прошлом! В ответ тишина, и Ким может поспорить, что Минхо явно сейчас смотрит в глаза Чана и испепеляет гневом. — Я не хочу, — слышит вдруг Ким сдавленный голос старшего, и даже на мгновенье перестает дышать, не узнав в этом хриплом звуке привычный голос Минхо. Этот звук ни звонкий, ни глубокий, ни даже грубоватый. Он просто хриплый, рыхлый, как снег, будто старший выдавливает слова из себя через силу. — Ли… — Чан вздыхает, и слышится шлепок ладони по крепкому плечу. — Я прошу тебя, возьми себя в руки. — Нет. Не могу… — Минхо хочет еще что-то сказать, но тут его голос окончательно надламывается, как старая плитка шоколада, и сыпется. Ким слышит, как старший почти воет, глухо и болезненно. — У меня не получится, ещё нет, нет… — повторяет он. — Прошу, позволь мне уйти. — Минхо, мне жаль.

***

Ким спускается один к подземке гаража. Рука сжимает лямку рюкзака, он кутается в шарф, и думает, что эта зима слишком холодная и долгая. Этот декабрь не приносит никакой пользы. Ну и вреда тоже. Только радости от предстоящего Нового года тоже нет. Да и 31 декабря, это не Солналь. Он безмерно устал и хочет… сбежать. Круговорот будней съедает его и в голову лезут неприятные мысли. Сегодня воскресение, сегодня он должен поехать к мистеру Дюку. Пончик должен приехать как и всегда, только Ким впервые задумывается, не попросить ли сонбэ затеряться. Он подходит к выезду из гаража, прислоняется плечом к кромке прохода и смотрит, как тихо падает снег. Ладонь выскальзывает из кармана, он протягивает ее вперед и ловит белый цвет. Он тает от тепла слишком быстро, теряя мимолетный холод в его руке. — Красиво? Сынмин вздрагивает и поворачивает голову: рядом оказывается Минхо. Он и забыл, что сегодня старший идет с ним на занятие — он тоже записался к его репетитору. — Сегодня холодно, почему ты без шарфа? — отвечает вопросом на вопрос Ким, поглядывая на распахнутое пальто Минхо и мягкий свитер с высоким горлом. — Хочу заболеть. Ким непонимающе моргает, пока не ловит взгляд Ли, что смотрит на него искоса и, наконец, дарит ему короткую улыбку. — Шучу. Расслабься. Они молчат, глядя на снегопад, и Минхо тоже протягивает руку, вылавливая этот белый цвет. — Когда я смотрю на снег, вспоминаю начало ноября, — говорит вдруг Ким, пытаясь успеть поймать снежинку и разглядеть ее грани. Но она тает так быстро, что от нее не остается и следа. Лишь жалкая капля влаги. — И почему? Сынмин задумывается, прокручивая в голове простую фразу: «было очень тяжело». Только как объяснить это в двух словах, когда им всем было сложно весь этот год. — Мы нигде не можем встретить стэй, — говорит он в итоге, и честно добавляет: — Меня это угнетает. Тяжело выступать, когда не видишь для кого. — Ким Сынмин, ноябрь был вчера. Сейчас мы их тоже не видим. Какая разница? — Никакой. — Тогда откуда такой пессимизм? — Просто… Хан-и написал ту песню и теперь… не знаю. — Зимний водопад? — Угу. — Тебе не нравится эта песня? Ким отрицательно мотает головой. — Я люблю все песни Хан-и. И эту тоже, — он задумчиво смотрит под ноги, наблюдая, как на кончики его ботинок опадает снег. — Она красивая. Но мне теперь грустно, когда я ее слушаю. Внутри чувствую себя как будто… будто я совсем один. Или я просто слишком устал от всего этого… — Сынмин недоговаривает, морщится от собственной слабости, и замолкает. Неприятно признаваться даже самому себе, что ты морально устал. Неприятно признавать, что иногда в душе скребется пустота. Ты вроде окружен людьми, но все равно один, как забытая лакричная конфета, которую никто так и не захотел съесть на Хэллоуин. И все-таки, почему-то вслух произнести это хочется. Может, снегопад унесет с собой его слова и они забудутся. Может, Сынмин в душе надеется, что Минхо даже если и не поймет его, но услышав, разделит с ним эту пустоту на двоих, а значит, Сынмин уже не будет настолько одинок. Старший на это молчит, никак не комментируя. Он прячет руки обратно в карманы пальто, и слегка морщится, когда одна нелепая снежинка аккуратно находит себе на крыле его носа укромное местечко всего на мгновение запрятав родимое пятнышко. — Пончик приедет? — Обещал. — Хочешь, скажу, чтобы не приезжал? Ким поднимает глаза и смотрит на Минхо, будто бы тот неудачно пошутил. А Ли поворачивает к нему голову, и пожимает плечом. — Просто сегодня не то настроение, чтобы петь. Правда? Ким опускает глаза и зачем-то кивает в ответ. — И у меня тоже, — говорит Ли. Ким краем глаза видит, как Минхо достает телефон и быстро что-то печатает. Секунда и он кладет ее обратно в передний кармашек джинс. Старший все еще смотрит на снегопад, что усиливается от ветра. А Ким все еще смотрит на него, и стесняется спросить: Минхо что, реально отменил их занятие? — Отменил, — Ли кажется читает его мысли. Младший поджимает губы, и хлопает ресницами. А что теперь делать? Он ведь никогда не сбегал, ничего не отменял и никуда не уходил без спроса, ну, точнее, вот так просто… — Ненавижу эту песню, — говорит вдруг Ли и едва заметно хмурит брови. — Люблю Хан-и, но эту песню ненавижу. — Почему? Минхо пристально вглядывается в пустоту улицы и не отвечает. Ким не пытается больше уточнить или докучать. Проходит время, и он понимает, что сегодня они и вправду не поедут на занятие к мистеру Дюку. Понимает, что ближайшие два часа ему совершенно нечем заняться. Он неловко топчется на месте, пока, наконец, не решает вернуться обратно в общежитие. — Но сейчас эта песня была бы в тему, — слышит он голос Ли, и замирает, так и не сделав и шага. Ким снова смотрит на кусочек неба и белый водопад. Пожалуй, она сейчас и вправду была бы уместна. — Хочешь сбежать? — Минхо поворачивается к нему и кивает на улицу. Киму требуется время, чтобы понять его намек. Минхо хмыкает и устало закатывает глаза: — Ну же, пойдем. У нас так редко бывает снег. Не хочешь похрустеть снежком? «Похрустеть снежком? Он реально болен», — думает Ким, всерьез начиная вспоминать, где ближайшая аптека и старшему не помешало бы купить противовоспалительные или успокоительные. Что-то из этого. — Хочу, — отвечает вместо этого Ким, и даже не может дать себе отчет, почему на его лице раскрывается широкая улыбка. — Я скину тебя в сугроб, — щурится хитро Ли. — Создадим тебе новое воспоминание об этой песне? — Посмотрим еще, кто кого, — фыркает младший, и косится на малюсенький сугроб поблизости. Ли ловит его взгляд, хитро улыбается в ответ, и они оба срываются с места… Если бы тогда Сынмин знал, что это будет его первое, но не последнее «хочу» на вопрос Минхо; если бы знал, что его руки будет холодить от снежной войны, а за шиворот старший запихнет комок снега, остудив его косточки, и заставит истошно орать… Отказался бы? Но тогда не было бы и веселого задорного смеха, этих раскосых кошачьих глаз, что смотрят на него с такой хитрецой, пока их хозяин подкрадывается со снежком за спиной; не было бы теплого дыхания Ли, что пытается согреть его замерзшие ладони, а после всучит в них горячую кружку глинтвейна и скажет: «Когда-нибудь и ты мне приготовь, ладно?». Нет, Сынмин не отказался бы от этих двух часов своей жизни, и да, он приготовит этот напиток и первым, о ком он вспомнит, будет Ли.                   

Насколько тебя хватит?

Минхо вздрогнул и быстро свайпнул свой смартфон, как только рядом на диванчик приземлился откуда-то взявшийся Бинни. Минхо с недовольством посмотрел на него, но улыбнулся максимально приторно. Правда, в купе с холодным взглядом, улыбка предлагала не приближаться. Только когда Со Чанбин его боялся? Минхо, конечно, всегда выглядит так, будто готов угробить любого, кто потревожит его спокойствие, однако очень редко применяет свою агрессию. Это надо очень сильно постараться, чтобы вывести его из себя, ну или быть Ким Сынмином. А в душе-то он просто божий одуванчик, чисто на взгляд Бинни. — Что это ты смотришь, хён? — спросил он, бесцеремонно кивая на уже выключенный экран. — Ищу лучший способ поджарить свининку. Хочешь подсказать рецептик? Бинни толкнул язык между коренных и оскалился, ничуть не тушуясь. Минхо же смотрел на него отрешенно, чуть ли не с безразличием. Едва ли ни зевая. — Ты последний месяц светишься, как будто в столб въехал и тебя до сих пор вольтажом бьет. Этот столб, случайно, не Ким Сынмином зовут? Минхо смерил его скучающим взглядом, высокомерно фыркнул и отвернулся. Чтобы игнорировать происходящее вокруг, нужно обладать талантом. Минхо в этом был спец. Отточил этот навык за годы практики. Особенно ему удавалось игнорировать людей. Прямо как сейчас. В гримерке духота — лето жарит даже под толстым слоем бетонных плит. Кондиционеры не спасали, а прогоняли тяжелый воздух по кругу, расширяя горизонты этой духоты. Привычный галдеж и шум настолько осели в рецепторы, что тело уже не реагировало на внешние факторы. Стаффы, визажисты, стилисты и прочие бились в своей суете, как рыба об лед, и трещавший по швам график продолжал трещать, а одни съемки сменялись другими. Их выступление в KSPO DOME все ближе, и сегодня они сидели в гримерке компании для еще одного прогона основных партий, но уже с новым составом танцоров. Вроде, все шло своим чередом, вроде как все было весьма привычным, только Минхо впервые хотелось хоть на минутку сойти с этого поезда, и просто спрятаться под слоем одеял. Было бы ещё лучше, будь он в своей постели не один, а со своим парнем. Минхо был бы рад просто заснуть в его объятьях, чувствуя крепкие руки, слыша как пахнет кожа. Но это лишь его глупое желание, что так ни разу и не сбылось. Остальные мемберы тоже отдыхали после трудного дня. Хёнджин с Ликсом, правда, где-то снова затерялись, а Чан не отрывался от ноутбука, ни с кем не контактируя. Чем ближе был фан-митинг, тем более нервным он становился, так что его никто не трогал — обходили стороной и, как говорится, молились, чтобы им не прилетело. Лишь Йена с Джисоном были как всегда бодры: что-то усиленно жрали и обсуждали, похихикивая, уставившись в телефоны. Минхо смотрел на них, услаждая усталый взгляд чужими улыбками, и даже не морщился, глядя на набитые рты и заляпанные губы. Почему-то глядя на них, он чувствовал себя спокойнее. Ли незаметно огляделся по сторонам, но одной милахи в гримерке так и не обнаружил. — Кого-то ищешь? Одна назойливая пиявка никак не отлипала. Заметив не сошедшую с лица хитринку, Минхо подавил желание ляпнуть что-нибудь гаденькое. Нет, Бинни он любит, прям до нельзя любит, но порой этот качок будто сам напрашивается проехаться по его пухлой мордочке. Особенно это желание обостряется, когда Ли понимает, что Со Чанбин — то ли к счастью, то ли к глубочайшему сожалению — ужасно прозорлив, а еще прилипчив. Это ему передалось от Криса? Может, это заразно? Как бы там ни было, Минхо продолжил его игнорировать, решив посвятить всё своё внимание чему угодно, но не ему. Вот стена напротив очень интересная, например. Ровная… — Мне кажется, ты выглядишь слишком счастливым. А друг затыкаться не планировал, увеличивая риск быть прибитым. — Когда кажется, креститься надо, Чанбин-а, — вздохнул Минхо и перевел взгляд на свои руки: пальцы в серебре сжимали темный экран смартфона, на котором он так и не успел дочитать одну интересную статью. А надо бы всё-таки ее прочесть. Но из-за кое кого он теперь смотрел на белые наклейки котиков, что, конечно, весьма обтрепались за время, но помогали отвлечься от Со. — Минни тоже надо креститься? Думаешь, получится скрыть, что между вами что-то происходит? Проныра упрямо продолжал выколупывать из Минхо кусочек за кусочком. Старший снова в ответ лишь хмыкнул, сохраняя прежнюю невозмутимость. — Ты изменился, хён. Я прошу прощения, если влезаю не в свое дело… — Прощаю. Не влезай, — ожил Минхо, и бросил на него тяжелый взгляд красивых глаз: — Вообще не резонируй. — …но такими вещами без причин не интересуются, — Бинни говорил в параллель с ним, пропустив мимо ушей чужое хладнокровие. Видать, привык к глухой стенке и не видел повода прислушиваться. — Всё так далеко зашло? — В смысле? — То, что ты смотришь, это разве не руководство как… — Не утомляй, — перебил его Ли весьма резким тоном. — Вообще отсядь. — Давай выйдем. Минхо вскинул брови, только поймал не агрессивное выражение, а короткий взгляд, что указывал в сторону — к ним приближались стаффы. Качок дождался пока они отойдут подальше, кивнул в сторону двери, и улыбнулся. Минхо скрипнул зубами: ну когда же он научится не поддаваться милоте Со Чанбина? Этот день когда-нибудь наступит? Но нет, явно не сегодня. Ведь тело послушно поднялось следом и последовало к выходу. Оказавшись в коридоре, ребята осмотрелись, и Бинни поманил за собой. Пройдя немного дальше, они зашли в комнату для практики, а после уже оказались в пустой комнате отдыха. — Я тебя не внимательно слушаю, — выплюнул свою язвительность Минхо и завалился спиной к двери, испепеляя друга холодным взглядом. Бинни оглядел его, зачем-то слишком внимательно изучая весьма подкаченную фигуру, и усмехнулся. — Ладно, хён. Скрывать от меня уже бессмысленно, не думаешь? — Я привык скрывать своё тело под одеждой. Что тебе не нравится? — Не придуривайся. Я говорю о тебе и Минни. Ты можешь притворяться перед другими, но не передо мной. — Я не притворяюсь. Я просто не распространяюсь. Это разные вещи. Не нашел бы нас тогда… — Минхо кивнул на диванчик, — …никогда бы не узнал. — Теперь поздно, я уже знаю. Просто мне одно непонятно: это разве не ты говорил, что Минни для тебя никто, что чуть ли не пустое место? Или я путаю? — Я никогда о нем так не говорил. Я всего лишь сказал, что не хочу видеть в нем соулмейта. — Ну да, и кем же ты решил его видеть? — Мы встречаемся. Бинни открыл рот и захлопнул обратно, проглотив все, что собирался сказать, и невольно замер, глупо моргая. Он медленно отошел на два шага назад и посмотрел с недоверием. — Не может этого быть. Хватит заливать, — фыркнул он, правда как-то не уверенно. — Это правда. Бинни прищурился, и заметил, как у Минхо уголки губ вытянулись в самодовольной ухмылке. — А Минни в курсе, что вы встречаетесь? Или это твои бредовые фантазии? — В курсе. Если бы тогда в общаге он первым не полез, уверяю, оставил бы все как есть. — Что-то с трудом верится… — промямлил Со. Он теперь вспомнил тот четверг, когда и правда стал свидетелем их «слияния» на полу. Вспомнил и то, как не успел оправиться от шока, и погрузился в новую порцию потрясения в этой самой комнате отдыха. И теперь-то Бинни был уверен, что у него не было слуховых галлюцинаций: эти двое занимались чем-то весьма непотребным за закрытой дверью. Не зря ведь он потом не горел желанием встречаться с ребятами за пределами работы, уверенный, что у кого-то из этих двоих явно были не все дома. Но тут есть несколько моментов: во-первых, Со вначале пенял на алкоголь, только потом призадумался, и не понял, почему Ли изначально не оттолкнул Минни, почему позволил себя целовать, а потом черным по белому отрезал: он мне не нравится. Сейчас же ни моргнув и глазом заявляет, что они с Сынмином встречаются. Здравствуйте, приехали. «Так, стоп, ты же не гомофоб, какая разница кто с кем…», — остановил себя Со, но тут же следующая мысль выстрелила в упор: — «Погодите… встречаются?! Ли Ноу и Ким Сынмин?!» Конечно, с одной стороны, Со мог бы порадоваться за них. Наверное. Но проблемка все же была: у Ли Ноу за эти годы не было отношений на памяти Со. Старший вроде как пытался встречаться, но все заканчивалось одинаково: 1) «некогда», 2) «не интересно», 3) «ничего не чувствую». Как бы прежде он не говорил Ли, что ему плевать на его личную жизнь, Со всё-таки пытался его с кем-то познакомить, имея большую армию подружек. Но, увы, если тот и начинал отношения, то все было банально: пара встреч, секс, и вам пора на выход. Отношениями такое если и назовёшь, то с большой натяжкой. Последней у Ли была Лин Миё из JeanSi и старший с ней порвал в апреле — ее настигла та же участь, что и предыдущих: осталась за бортом. И за весь год он ни разу о ней не упомянул, хоть Со и знал, что старший с ней встречался. Хотя, с учетом их плотного графика и мирового турне Maniac, Ли вряд ли находил для неё время. Но мог бы, если бы хотел. Да и потом, этот котяра — а Со это заметил именно во время турне — начал все чаще смотреть именно на Сынмина. Эта дурацкая привычка выходить из строя и встречаться с младшим взглядами… Блядь. Когда-то по пьяни Со уточнил, почему у такого красавчика нет девушки, ведь, в конце-концов, контракт контрактом, но физиологию никто не отменял. А Минхо на это лишь рассмеялся, обозвав любовь «пустой тратой времени», а после то ли в шутку, то ли в серьез заявил, что у него уже есть три живые души для любви: Суни, Дуни, и Дори, а еще мемберы — бесячие семеро детишек, — и ему этого хватает с лихвой. Только вот Бинни ему впервые не поверил. В том пьяном баре он смотрел, как Ли глотал одну рюмку за другой, и вспоминал интервью для альбома Maxident. Старший тогда сказал, что любовь это вовсе не пустая трата времени, а наоборот: «желание быть с кем-то, видеть его постоянно». Постоянно. И это говорил человек, чьи отношения постоянством не отличались. И дело даже не в том, что Ли был блудлив, и менял девочек, как перчатки из сезона в сезон. Казалось, что ему вообще плевать — есть у него отношения или нет. Когда же Минхо говорил правду? В какой из этих моментов он был честен, а какая из этих фраз все же была ложью? Тогда Со этого не понял. И не признался пьяному Ли, что на самом деле он не только не верит ему, но и жалеет его, как бы странно это ни звучало. Со просто иногда замечал, как в глубинах этих глаз тяжким грузом отсвечивал камушек: маленький, но неподъемный. Особенно это было заметно, когда Ли был пьян: он улыбался, но глаза были пусты. От этого вида у Бинни буквально сворачивался желудок. Только был ли смысл говорить об этом, если старший сам никогда не озвучивал это в слух. Со знал, что Ли всегда был честным и прямолинейным человеком, веселым и немного с прибабахом, язвил, конечно, и любил поиздеваться, но его щедрости и доброте можно было бы позавидовать. Каким бы хладнокровным он ни казался снаружи, в душе этот человек был очень заботлив и внимателен, любил угощать вкусненьким, и помогать всем, чем мог. Только все это было втихаря, никогда не напоказ. Добродушный, но абсолютно противоречивый котяра, нравился Бинни, более того, он любил Ли, как старшего брата. Может быть поэтому он жалел, что этот камушек так глубоко засел в его сердце. Бинни хотел бы пожелать старшему, наконец, стать счастливее. Свободнее. И видеть его сейчас впервые таким довольным, видеть, как он светится изнутри, очень радовало сердце самого Бинни. Но только… пусть это будет не из-за Сынмина. — Эм… и надолго? Минхо с непониманием нахмурил брови. — Насколько тебя хватит на этот раз? — прямо спросил Со. Старший тяжко вздохнул, и прижал ладони к лицу. — Что ты несёшь, придурок… — глухой голос прозвучал из-за ладоней, и Минхо склонил голову, нервно посмеиваясь над вопросом. Каким бы сильным он ни был, слова от близких ему людей больно ранили и выбивали из колеи. Но Со был упрям, так что схватил его кисть и убрал от лица, строго глядя в глаза. — Придурка прощаю, так и быть. И давай просто на чистоту, хён, — он выждал время, пока Ли встретится с ним взглядами, и раз уж начал говорить на эту тему, то не мог не озвучить свои мысли до конца. — Ты вообще не про отношения. Верно? Когда у тебя были здоровые отношения, хён? В прошлой жизни? Точно не в этой. Ты хороший человек, Ли. Но только не когда речь о девушках… ну, или блядь, о парнях, то есть парне. Айщ-щ…! Прости, но я знаю, что ты ни с кем не встречался всерьез. От силы две недели и давай, до свидания. Поэтому… — Значит у меня прогресс. — Чего? — тирада Бинни бесцеремонно была прервана, Минхо отнял свою кисть, и качок замолк, не понимая фразы, — Прогресс? — Завтра будет месяц. Это можно считать прогрессом? Бинни раскрыл рот, и Минхо прыснул со смеху. — Вот ведь идиот! — взвизгнул Со и стукнул хохочущего Минхо по плечу. — Ты еще стебешься что ли?! — Почему? Я абсолютно серьезен, — невинно захлопал ресницами старший, выпрямляясь, и снова рассмеялся, глядя на покрасневшего качка. — Сделай лицо попроще, Бинни. С того самого четверга, прошло уже четыре недели. Отметим? — С того самого… — промямлил Со и понял, что Ли говорит об их первом с Кимом поцелуе. — Нет, ну ты реально идиот. Кто такие вещи высчитывает?! Еще и отмечает?! — Я, допустим. — Ли… — Бинни устало вздохнул и бросил на него скептический взгляд: — Ты опять шутки шутишь?! Я ведь предупреждал, что с Ким Сынмином шутки плохи. — Кто сказал, что я шучу? — Вот как… Значит, понимаешь, что делаешь? — Понимаю. — А если кто-то об этом узнает в компании, пока ты тут играешься с младшим в отношения? Вас же просто… — Во-первых, не играюсь. А во-вторых, я буду тебе очень благодарен, если ты все сохранишь в секрете. — Минхо пригладил плюшевую толстовку Бинни, проведя ладонью по груди, и пока тот продолжал резать его скепсисом, добавил: — Особенно от Чана. — Эм… а причем тут Чан? — Да был у меня один косяк с ним в прошлом… — Ты и к нему подкатывал? Парни оба уставились друг на друга, и, судя по всему, Со был серьезен, а Ли подавился. — Тебе жить надоело?! — рыкнул, наконец, Минхо, отмерев, и стукнул его кулаком. — Вот ведь придурошный… я теперь смотреть на него не смогу из-за тебя! Ты что несёшь?! — Ты всех нас шлепаешь по заду, откуда я знаю на кого ещё позаришься?! Айщ-щ… больно-то как, — качок не сдержался и заскулил, потирая плечо и обиженно бурча: — Вот силища-то, накачал себе на голову… — Если я вас всех хватаю за задницы, это еще не значит, что я все эти задницы хочу, — невозмутимо отозвался старший, снова прислонившись к двери и пряча руки в карманы брюк. — А Минни чем отличается от Чана? Чан, кстати, красавчик. — Ой, бля… — Минхо утомленно закатил глаза, и устало выдохнул. Ну вот как объяснить этому придурку, что дело совершенно в другом?! — Меня вообще не волнует кто из них красивее. Я вообще их не сравниваю, ясно? И я кажется тебе уже говорил, что не по парням. И даже не смей приплетать сюда мою дружбу с Джисоном. Он мне как брат. Это святое. — Не по парням? Круто. Минни вроде с утра парнем был. — Это другое. — Опять это твое «другое», — фыркнул Со. Ли промолчал, но Со заметил, как тот смутился. Старший выглядел точь в точь так же, когда Со спросил его, не попутал ли он, надеясь, что Сынмин поцеловал его не по пьяни. — Погодите-ка… — он пододвинулся к Минхо поближе, плутовски заглядывая в глаза: — Ты серьёзно хочешь встречаться с Минни? Ты вот прям реально в это веришь? Посмотри мне в глаза, хён. — Зачем? — Проверю кое-что… посмотри. Минхо устало выдохнул и вперся в него своими чёрными. — Ну, смотрю, дальше что? — Он тебе нравится? Минхо застыл всего на секунду, но Бинни уловил, как в глазах старшего жидко вспыхнули зрачки, а ресницы дрогнули. Кончики ушей покраснели и Минхо опустил глаза. Жалкая секунда, когда он позволил эмоциям взять вверх, а глупое тело поддалось. Но мгновение улетучилось, и на Бинни уже смотрел холодный взгляд, что и прежде. Только было уже слишком поздно. — Твою мать… — Бинни закрыл рот ладонью, и отстранился, не веря. — Я думал, ты не всерьёз… А ты же реально… Ну, пиздец… Минхо поморщился и болезненно прикрыл веки: вот бы кто-нибудь заткнул эту шарманку по имени Со Чанбин. — Как вы докатились до жизни такой… — риторический вопрос остался висеть в воздухе, пока друг хватался за голову и пятился, переваривая весь диалог и взгляд, что выдал Ли. «Уму не постижимо… господь всемогущий!». Парни стояли в тишине, не обмолвившись и словом, и это неловкое молчание придавило, вдавливая головы к плечам. Но Бинни вдруг громко кашлянул, и решительно подошел к Минхо. Тот от удивления вздрогнул и прижался к двери, невольно желая отодвинуться ещё подальше. — Ты чего…? Не подходи так близко… — Так, ладно, я понял. Докатились. Но все равно… — Бинни потерял нить своей предыдущей мысли, сморщился и опять схватился за голову, таращась на Ли. — Нет, это все равно пиздец. Я теперь все вспомнил… А ты ведь давно на него засматривался, и блядь, даже не отрицай… — Ладно. Не буду, — хмыкнул старший, и с вызовом вскинул подбородок, глядя на него сверху вниз: — Засматривался. И дальше что? Хочу и смотрю. Тебя забыл спросить. Ты тоже на него смотришь, и ничего, я же терплю. — Причем тут «терплю»? Ты идиот? Я не смотрю на него в том самом смысле…! — Еще бы ты смотрел на него в том самом, — сцедил тот вдруг злобно сквозь зубы. — Я тебя люблю Бинни, но глазенки вырву и жрать заставлю. Даже не притрагивайся к нему. Увижу, как касаешься не там, где можно — руки оторву и в уши вставлю. — Не там — это где? — зачем-то на автомате уточнил Бинни, поймал грозный взгляд и сконфуженно замер. Хватило секунды, чтобы все переварить и он насупился: — Хватит угрожать мне, никто его не собирался нигде трогать! — Бинни зачем-то на всякий случай прикрылся, будто бы старший прямо сейчас собирался все обещанное ужасненькое с ним сотворить. — Боже ты мой, какой ты страшный… — Ты ещё не видел меня страшным, Бинни. И мой тебе совет — даже не пробуй. Мое трогать нельзя. А Сынмин — мой. — Ну святые ёжики… как Минни только терпит твой характер?! — Я его приучаю. И он знал во что ввязывается, — со всей уверенностью заявил Ли, и помолчав, добавил: — Если что, у него характер тоже не сахар. Я тоже терплю. У нас все обоюдно. — Жуть… и кто только из вас предложил встречаться, это же просто риск для жизни… Минхо задумался, и пожал плечами. — Да никто. Само собой так вышло. Бинни подавился воздухом и глупо заморгал. — Как это? Ты не признавался ему? — Нет. — А он тебе? — Нет. — Хм… тогда с чего ты взял, что вы встречаетесь? — опешил качок, и обиженно пробурчал: — Еще и руки мне собрался на глаза натянуть… — Ну… блядь, Бинни, не задавай глупых вопросов! — рассердился Минхо, и покраснел. Не будет же он вдаваться в подробности их интимной жизни, право слово. А как еще по-другому их отношения с Сынмином можно было бы назвать? Конечно, они встречаются. Он же спросил его, хочет ли он быть с ним. Сынмин ответил, что хочет. Ну и все. Что еще надо? Букет цветов и шоколадку? Ужин при свечах и прочую ересь? По сотню раз спрашивать: точно ли они теперь встречаются? — Что за глупости… — озвучил свои мысли Ли, фыркнув. В конце концов, он очень долго к этому шёл. А после ещё и долго его добивался. И победил. Три дня против семи. — Значит, ты уверен, что нравишься ему? Еще один глупый вопрос. Минхо аж усмехнулся. Как он вообще может не нравиться? Ну и потом, он же видит, как Сынмин на него смотрит. Он мог бы поклясться, что нравится ему. Да хоть под присягой бы поклялся. Этот взгляд карих зернышек в которых таится тепло, он ни с чьим другим не спутает. Только на него Сынмин смотрит так, будто он и есть причина, по которой тот просыпается каждое утро. И Минхо всё сделает, чтобы так и оставалось. — А по нему незаметно? — высокомерно задрал он голову, глядя на Бинни с таким же высокомерием в глазах. И пусть качок только попробует ляпнуть, что нет. — Ну… я лишь по тебе заметил перемены, потому что ты светишься, как медный тазик, — равнодушно отозвался тот, затем задумался, уставившись в потолок: — Я вас в вагончике видел… и в студии он тебя очень долго ждал. Вроде, он больше не избегает тебя, даже едой делится. Других перемен не вижу. А, ну не язвит и не фыркает больше, — Бинни вернул ему свой взгляд и ойкнул: видимо, все-таки ляпнул что-то не то, поскольку Минхо выглядел слегка разочарованным. — Ну, это только мои суждения, если что… — промямлил Со, будто извиняясь. — Сам спроси его, что сложного-то? — Не буду. Бинни опустил глаза, наблюдая, как кисти рук старшего, оголенные по локоть из-за закатанных рукавов рубахи, вцепились друг в друга, и на мышцах заиграли вены. Кончики ушей вновь слегка покраснели, а губы надулись, пока Ли что-то бубнил из разряда: «заняться нечем, не буду я ничего спрашивать». «Нет, ну правда… это же просто похлеще любого муда…», — улыбнулся про себя Со, очарованный столь явным волнением. Когда их взгляды встретились снова, Бинни уже добродушно улыбнулся: — Ли, это же Ким Сынмин. Он вообще особо не подпускает к себе никого. Такой же, как и ты. А если и подпускает, то это уже серьезно. Обычно Минни ничего просто так не делает, сотню раз не подумав и все не взвесив. Раз решился с тобой встречаться, значит, ты ему нравишься… ну… по-настоящему. На этот раз Бинни с удовольствием заметил, что у Минхо потеплел взгляд. — Думаешь? — вопрос, видимо, должен был прозвучать максимально безразлично, но голос старшего дрогнул. Бинни снова улыбнулся. Может, не зря он все это время обращал внимание на те мелочи, из которых обрастало взаимопонимание Ли и Кима? Внимание к мелочам ведь рождает совершенство, а совершенство уже не мелочь. — Да пусть у меня язык отсохнет, если я ошибаюсь! — уверенно заявил он и для пущей убедительности хлопнул друга по плечу, сам молясь, чтобы его догадка оказалась верна и Минни не подвел, а язык не отсох. — Так что, бери ответственность, хён, когда… кхм… — и Со кивнул на его телефон в кармане: — …когда интересуешься такими вещами, думай, пожалуйста, головой, а не только одним местом.                   

Стрекот цикад

                         — Какая хорошая погода сегодня… Хёнджин смотрел на пики крыш и неспеша пил свою диетическую колу, откинувшись на скамью. Ветер трепал его темные пряди волос, заглядывал под распахнутую джинсовку, и забирал с собой по воздуху приятный терпкий парфюм. — А что ты смотришь, Минни? — Я? Да я… Хёнджин вгляделся в чужой телефон и довольно улыбнулся: — А… ясно. Можешь не объяснять. — Да я просто… мне просто интересно. — Опять? — Почему опять? Я не смотрел ещё. — Эта трансляция вышла в начале мая. Сейчас уже июнь. Вот я ее правда не смотрел. А ты? — Если честно, я тоже. Хёнджин знал, что Сынмин смотрит все трансляции мемберов, в отличие от него. Только сейчас казалось, что у парня глаза блестят, когда он видит на экране знакомую кошачью мордочку. Как глупо, ведь он видит Ли каждый день, к тому же, эти два его любимых барана живут в одной общаге. Неужели недостаточно? Или все-таки Ли Ноу это отдельная история для Кима?

— Все будет хорошо. Я поиграю с Сынмином в «поймай мяч».

Хёнджин взглянул на чужой экран и хмыкнул. — Какой милаш этот хён. Ему тебя было жаль? Ким покосился на него, смахнул свою челку, и предпочёл проигнорировать, вновь посвящая все своё внимание трансляции. Минхо как раз рассказывал о его несостоявшемся броске на бейсбольном матче Lotte Giants 6 мая. Это должна была быть его самая первая подача с момента, как он еще был ребенком. Только эпичное событие так и не состоялось. Сынмин расстроился, и почти возненавидел дождик. Но благодаря карбсрачи день прошел не так плохо. А Сынмин совсем забыл посмотреть в тот день VLive Минхо. Еще в августе прошлого года он предлагал Ли сходить с ним на игру. Каким-то чудом язык повернулся. Можно сказать, решился. Ким даже пытался соблазнить старшего ведром жареной курочки. Но Минхо отказал — это была среда, а вся троица WooJuHo — Чону, Минджу и Минхо — в тот день должны были пойти на их легендарное караоке. Так что, соблазнить хёна не получилось. А тот еще громогласно объявил об этом в своем Bubble. И в этот раз вряд ли бы Ли согласился поехать с ним в Пусан. Да и Йена с Хёнджином было вполне достаточно. И все-таки приятно, что Ли вспомнил о нем даже на своей трансляции. — Дыру не прожги, — ухмыльнулся Хван, вытаскивая его из мыслей. Он снова отпил свою колу, и хитро зыркнул на шатена. — Это ты дыру не прожги на Ёнбок-а, — решил встать в защитную позицию Сынмин, также хитро глядя в ответ. Он помнил их предыдущий разговор на этой крыше, на этой самой скамье, когда они оба по пьяни признались — хоть и не дословно — в чувствах к своим друзьям. Хотя, на тот момент Сынмин уже не считал Минхо своим другом. Скорее наоборот — врагом. Его трясло от одного упоминания его имени. А Хёнджин ненавидел Ликса. Но с тех пор уже все изменилось. — А что у тебя с хёном? — Ничего. — «Ничего» — это когда вы так истошно орали в комнате Чана? Сынмин бросил взгляд на друга и подозрительно прищурился. — Твоя комната вообще-то не рядом с Чаном. Под дверью стоял что ли? — Я был не у себя. И тут они оба замолкли, глядя друг на друга, пока Хёнджин первым не отмер, тихо ругнувшись. А память Сынмина учтиво вытолкнула слова Минхо в вагончике, и картинки забегали перед глазами стройными рядами. — А где? — решил он состроить из себя дурачка и дать другу шанс самому все рассказать. — Нигде. Тебя не касается, Минни. Хёнджин слегка нахмурился, глядя как за горизонтом гаснет яркий шарик красного солнышка. Вот и почему иногда его язык буквально без костей? Или он и вправду туповат, что думает только после того, как ляпнет? Сынмин же помолчал, решаясь, и все же осторожно спросил: — Ты ночевал у Ёнбок-а? Хван усмехнулся и сплюнул в гравий. Шатен перевел взгляд на плевок, и опять вспомнил их прошлый разговор: этот жест что, какая-то нервная реакция на раздражитель?

— Хёнджин мой.

— Не понял… — Хёнджин моргнул, и покосился на чужой экран. Ким тоже не понял. — Тупые шутки у хёна, — нервно хихикнул брюнет, наблюдая за реакцией Кима. Ким не ответил и только кивнул.

— «Поцелуй Ким Сынмина, когда встретишь».

— Я? Почему я?..

Хёнджин подавился колой и чуть не выронил банку из рук. Ким покраснел и побледнел разом. Рука дернулась, он попытался выключить телефон, но экран заело, и они услышали следующую фразу:

— «Почему ты выглядишь таким счастливым?».

Счастливым? Айщ… не счастлив я! Вовсе нет!

Наступившая паническая тишина Кима разверзлась разразившимся хохотом Хёнджина. — Ты вообще в курсе, что окружающие тебя слышат? — сцедил Ким, и стукнул его кулаком в плечо. Хван даже не скривился от боли, все продолжал пялиться на экран, и смеяться: — Боже, посмотрите на эти огромные глаза! Хён светится, как лампочка! Обалдеть! — Прекрати! Хёнджин кинул на друга многозначительный взгляд, но тут же прыснул со смеху: — Минни, ты весь красный! Уши горят! Минни! Пожарная тревога! — Идиот… — Ничего между вами нет говоришь?! — Замолчи, — Ким попытался принять серьёзный вид, но щеки пылали. Телефон был благополучно запрятан в карман, а сердце выстрелило сквозь грудь и так и покатилось по гравию к краю крыши. Нет, ну правда, между ними ведь тогда и правда ничего не было. Если не считать, что спустя два дня после этого эфира Сынмин послал Минхо прогуляться по набережной со своим одиночеством. Вспоминая теперь этот момент, он хотел провалиться сквозь землю и отбить себе все почки: как у него язык повернулся сказать такое его котохёну?! Нынешний Ким Сынмин ни за что не позволил бы себе такого хамства. Но, увы, время уже упущено. Прежний обидел человека, а потом напился и полез целоваться… дебил. — Что, уже целовался с хёном? Хван Хёнджин кажется телепат: пролез в чужую черепушку и прочел все мысли. Ким повернулся к нему, и попытался всем своим видом дать понять, как тот его сейчас бесит. — Целовался?! — Хван охнул и так и застыл. Но не прошло и секунды, как крышу разнесло от ещё более громкого хохота парня, что сложился уже пополам. — Прекрати ржать! — не выдержал Сынмин и снова замахнулся. — Целовался! По лицу вижу! Целовался! — тыкал в него пальцем Хван, причем абсолютно беспардонно. — Ненавижу тебя. — А я тебя люблю, Минни! — А я тебя ненавижу! — А Ли Ноу-хёна? Ким открыл было рот, но запнулся и умолк. Хван опять расхохотался. Младший мученически закатил глаза и решил дождаться, когда тот соизволит успокоиться. — Минни, на тебя жалко смотреть… — брюнет вдруг схватил его за плечи, несильно потряс, и выпалил: — Ты что, дурашка, всё-таки в него влюбился? Сынмин поперхнулся воздухом, то ли от неожиданности, то ли от возмущения, глядя в итоге на него с раскрытым ртом. — Я… я?! Да я… нет… — Не заикайся и не ври, — усмехнулся Хван. — Ты в тот раз так плевался от одного упоминания Ли-хёна, что я планировал сбегать за пакетиком — думал, тебя стошнит. А теперь, что-то незаметно… — Хёнджин пристально вгляделся в пунцовое лицо и мягко улыбнулся: — Тебя точно от него не тошнит больше. — А ты влюбился в Ёнбок-а? — С чего ты взял? — Глупый вопрос. — Нормальный вопрос. — Ладно. Объяснить? — Ким завалился на спинку скамьи и скрестил руки на груди, серьезно глядя ему в лицо. — Я тоже помню прошлый разговор. И вечеринку помню. И как ты чуть не разбил раковину своим плевком — тоже помню. Ты же мне тогда сказал, что даже если и признаешься, что он тебе нравится, то это ничего не изменит. Но Минхо вас видел в коридоре во время съемок, так что можешь не напрягаться. Значит, все-таки ты признался и все изменилось? — Вот хён трепло, а еще мне велел держать рот прикрытым. — Что? — Ничего. Сынмин все сидел и терпеливо ждал какого-то продолжения, но Хван больше ничего не собирался говорить. Парень внезапно стал серьезнее, словно это не он минутой ранее убивал слух друга своим хохотом. — Я не знаю, — Хёнджин выпрямился, и вернул свой драконий взгляд с ухмылкой. — Это всё слишком сложно. — Что именно? — Ты дурачок? — он закатил глаза, и качнул головой. — Ты реально ни с кем не встречался раньше? Сынмин смутился и был вынужден признать, что его отношения с Минхо — первый опыт в жизни. Он и не знает, какие они должны быть эти отношения. Может, как в книжках? Или в кино? Но ведь в реальности все совсем иначе… — Нет… наверное, — нехотя ответил он, и опустил глаза, нервно дернув плечом. Старший фыркнул. — А, ну тогда все ясно с тобой. — Простите…? — Тебе не с чем сравнить. — Что с чем я должен сравнивать? — не понял Ким. — Отношения, конечно. Если бы у тебя был опыт, то ты бы точно знал: лучше встречаться с парнем или с девушкой. Но тебе невдомек, потому что ты девственник. — Я, конечно, безмерно рад, что ты не можешь похвастаться тем же, — парировал Ким, испепеляя друга обиженным взглядом. — И все-таки, зачем сравнивать их с девушками? — Глупый ты, Минни… совсем ребенок. Хёнджину вдруг стало жаль, что в руках всего лишь кола, а не бутылка холодного соджу. Хотелось бы смочить горло терпким вкусом, чтобы тепло проникло внутрь и подарило немного смелости. Хотя, даже в прошлый раз, будучи пьяным, он не смог признаться Сынмину. А попытка младшего увильнуть от прямого ответа, отвечая вопросом на вопрос, начинала невольно раздражать. Хёнджин завалился на скамью, закинул руки на спинку, и, не глядя на него, небрежно спросил: — Напомни, Ли Ноу-хён с каких пор сменил ориентацию? Сынмин растерялся и прикусил губу, нахмурившись. — Он не такой. — Ах, вот как? — Хван искоса посмотрел на него с язвительной ухмылкой, — А ты тогда? Тоже «не такой»? Что-то я не припомню, чтобы парни целовались и называли это «не таким». Потому что это как раз-таки то самое, если ты вдруг не знал. И даже не пытайся врать, что между вами ничего нет. — Хван Хёнджин… — голос Кима дрогнул, и он сжал свои ладони в кулаки, больно впиваясь ногтями в кожу. — Почему… почему ты так груб? — Груб? Разве? Я вроде говорю как есть, в отличие от тебя. Хватит увиливать, Минни, раздражает, — отозвался Хван, будто уже изрядно подустал от чужой лжи. Парень сполз чуть ниже, прижал голову к спинке скамьи, и резким движением смял в руках железную банку. Алый цвет алюминия хрустнул под жёсткой хваткой ладони, и остатки напитка выстрелили из отверстия пенистым фонтаном. Шипящая жижа облила колени и въелась в брюки, покрапывая на гравий. Хёнджин посмотрел на это месиво с полным равнодушием, и пнул влажные камни из-под ног. Сынмин молча наблюдал за всем этим, сидя с абсолютно прямой спиной, как школьник за первой партой на уроке у самого злючего учителя, и все ждал какого-то очередного удара под дых. — Не смотри на меня, как на кусок дерьма, Минни. Я всего лишь называю вещи своими именами, — услышал он ленивый голос друга, что все же отдавал холодом стали. Хёнджин сомкнул глаза под дрожащие веки, глубоко вдохнул полной грудью прохладный воздух, и снова усмехнулся с какой-то горечью и обидой: — Не можешь признаться, что мутишь с Ли-хёном, а с меня какой-то правды требуешь. Смотришь мне в глаза и лжешь. Детский сад… Даже тебе стыдно признать, что хён тебе нравится не как друг, а как парень. — Хван открыл глаза и снова искоса посмотрел на Кима, вырезая едкую правду тяжелым взглядом: — Что? Стыдно? Никак не можешь признаться, что не хочешь с ним никакой стандартной дружбы? В прошлый раз врал, и сейчас заливаешь мне в уши полную хрень со слащавым личиком, еще смелости хватает требовать с меня какой-то правды? Чего затих? — он выпрямился, и тут же ссутулился, облокотившись руками о колени, а после на пухлых губах заиграла дерзкая ухмылка, прожигая карие радужки снисхождением: — А ведь хочешь держаться с ним за руки, целоваться, и спать с ним тоже хочешь. Или что, я опять не прав? Ну, попробуй, солги еще раз. Сынмин — весь погрязший в стыде, встревоженный от нахлынувших чувств, — кусал губы до кровавых ранок, стараясь сохранить последние крохи самообладания и сдержаться, чтобы не врезать по этому холеному лицу. Тело затрясло мелкой дрожью, и он зажмурил глаза, отвернул голову от друга и выдохнул сквозь зубы. Как бы он ни хотел сказать, что-то в отрицание, к сожалению, так и не научился искусно врать. Какими бы грубыми ни были слова Хёнджина, этот парень говорил все, как есть, без прикрас, и от этого в груди стало совсем тоскливо, а за себя и свои чувства — жутко стыдно. Сомнения захлестнули, и мысли хаотичной стайкой неприкаянных птиц забились, не найдя выхода. Единственное, что волновало прежде Кима — как к нему относится Ли. Он подсознательно понимал и стеснялся своих чувств, прекрасно осознавая, что таит робкую надежду на взаимность от человека, что един с ним в гендере. Только даже тогда не понимал, какой сам был ориентации изначально. Он даже не задумывался об этом. Хёнджин ведь прав. Минхо никогда не интересовался парнями. По крайней мере, Сынмин ни разу не слышал об этом. Тогда почему вдруг он заинтересовался им? Или стоит принимать за чистую монету слова: «У меня все просто — потому что я хочу тебя». И на этом… всё? Они ведь поссорились в тот день из-за его же таракашек, что сжирали мозг страхами. Какая-то часть продолжала повторять, что все, что он делает — неправильно, и нет у него права занимать чужое место. Но ведь Минхо делал все, чтобы заставить его поверить, что хочет быть с ним. Именно с ним. А это все-таки что-то да значит? Верно? А что же он сам? Что он имеет за спиной? Только короткий роман в школе с милой девочкой: две черные косички и улыбка, как солнышко. Ему было с ней хорошо. Они обедали вместе и много говорили. Он встречал ее каждый день и становился счастливее. Только никогда не держал даже за руку — слишком стеснялся. Можно ли тогда эти отношения назвать «отношениями»? За все это время, как стал трейни, он ни разу не попытался с кем-то начать встречаться, хотя бы ради проформы. Даже если отбросить ужасный график работы и отсутствие свободных дней, остальные мемберы ведь как-то находили выход из ситуации. Стало быть, и он бы мог? Хотя, справедливости ради стоит заметить, что ему никто не понравился за все это время кроме той незнакомки в кафе. Но он больше ни разу ее не встретил. А мог бы он, если бы судьба их вновь свела, поцеловать ее? Только какой смысл об этом думать, если его первый поцелуй уже принадлежит Минхо, как и все остальное, что можно назвать словом «первый». И он не жалеет. Выходит, Сынмин глупый мальчишка. Выходит, он виноват, что у него есть чувства именно к Минхо, к человеку, кто един с ним в гендере. Или все же не виноват? А если бы он нашел ту девушку, то все изменилось? Он бы оставил Минхо? Но тогда нет смысла думать об ориентации, тут надо задуматься уже над другим вопросом: а настоящие ли у него чувства к Ли? Или это обычное увлечение длиной в пять лет? Человеческое любопытство, которое он так и не утолил за эти годы? Желание попробовать запретное? Что если бы Минхо в комнате отдыха ничего с ним не сделал? Если бы он к нему не приставал, не трогал, не целовал? Может, тогда Сынмин никогда и не посмотрел бы на него, как на объект своих желаний? Может, между ними все и забылось? Но они уже оба вовлечены в эти дебри и продолжают тянуть друг друга к этой пропасти. Только кто же первый сделал этот шаг, разрушив их границы? — Это я все начал? — произнёс Сынмин вслух самому себе. — Это… я ошибаюсь? Парень откинулся на спинку скамьи, закрыл глаза, и попытался вспомнить очертания лица Минхо. Светлая кожа, большие глаза, как блюдца, что светят янтарем, когда их взгляды встречаются; губы — аккуратные, небольшие, со слегка вздернутой верхней и пухлой нижней, с четкими контурами, которые можно любить лишь за то, что в улыбке они оголяют его заячьи зубки. А улыбка… Улыбка у Минхо прекрасная, как теплый солнечный день, что переливается от его задорного смеха. Голос, что звенит от этого смеха, и уходит в глубокий тембр, когда они наедине, окутывая бархатом. И руки — сильные, но такие теплые и нежные, — пропускают дрожь, когда старший касается его тела. Это все мелочи. Но эти мелочи Сынмин хотел бы запрятать глубоко внутри себя, чтобы они продолжали греть сердце в самые холодные дни. Сколько Сынмин помнит, он смотрел на Ли и любовался, пусть и издалека; ненавидел порой и трепетал, чувствуя себя окрылённым от одного лишь короткого взгляда в свою сторону. За эти годы у них было много разных моментов — и хороших, и плохих — и он помнит каждую из них, и каждая важна, какой бы ни была. Если уж совсем на чистоту, то его отношение к Минхо всегда было невинным, может в силу неопытности, а может просто из-за внутренней робости и трусости. Только куда спрятаться от своих чувств, когда ты со временем понимаешь, что начинаешь заглядываться на своего друга не так, как стоило бы…? За этот год, чем ближе они становились друг к другу, тем усиливалось чувство внутри. И возможно Сынмин никогда бы не решился разобраться во всем этом, если бы не тот глупый четверг и пьяный поцелуй. Но видимо время пришло расставить все по своим местам, или это он устал держать все в себе, да и та находка в бумажнике старшего дала смачную пощёчину, разделяя его глупые притязания и реальность: у Минхо уже есть с кем быть, а он так и останется за чертой, как слабак, что не хочет его с этим кем-то делить. И все эти дни, что они провели вместе, пусть даже они были крохотные, Сынмин хотел сберечь, а что важнее — ни разу он не испытал за них стыда. Он был просто по-человечески счастлив. Его тело желало именно этого человека. И с каждым днем хотело еще больше. Настолько, что теперь он ждал завтрашнего дня, как будто бы этот четверг первый и последний в его жизни. А прежняя косточка, что затерялась в горле, больше не терзала сердце. Он отпустил. Сынмин мог хотя бы иметь небольшое оправдание, признавая, что боялся всего неизведанного для себя. Мира, где он неопытен и глуп. Но совершенно не потому, что ему противно, или он пересиливал себя, целуя Ли — он сам боялся стать тем, кто окажется противен Минхо, и не сможет ничего существенного предложить; боялся, что лишь раз вкусив всю сладость, Минхо потеряет к нему интерес. Здравый рассудок боролся до конца. И попытка побега была, и попытка дать себе время, выпрашивая неделю, тоже была. Сынмин все испробовал. И сейчас нет никакого смысла отрицать, что он осознанно идет на этот шаг, чтобы быть к Ли еще ближе. — Когда мы хотим другого человека, разве нам важно кто он? Нам важно, чтобы тот, кто делает нас счастливым, обязательно был девушкой или непременно парнем? Это где-то заложено в подкорке? Установка нашей морали? Общественных правил? Традиций? Я, значит, аморален?.. Хёнджин замер, не найдя что и ответить на эти тихие слова. Внезапно старшему стало горько, больнее, чем прежде, от того, что он оказался слишком резок, что не пожалел чувств другого, пытаясь за этой грубостью спрятаться от собственных страхов. Ведь этот цвет едва алеющих щек говорил сам за себя, когда Сынмин думал о Ли. И слова здесь были не нужны. — Хёнджин-а, я никогда не задумывался о парнях или девушках в плане своих предпочтений. Кажется, мне вообще все равно. Или мне просто не нравился никто прежде, — Сынмин сидел, глядя в пустоту вечернего неба, и говорил все тем же робким тихим голосом, будто бы говорил и не ему, а себе, только в слух. — Просто мне нравится только Минхо. Я ничего не могу с этим поделать. Я пытался, честно пытался… Но не получилось. Теперь я понимаю, что это ненормально. Понимаю, что потом могу пожалеть. Но все равно хочу попробовать. Я хочу быть с ним пока у меня есть шанс. И держаться за руки хочу. Даже если это кажется неправильным, я все равно этого очень хочу. И мне больше за это не стыдно перед самим собой. Ну вот. Сказал. Даже вроде слова какие-то умные нашел. Аж немного полегчало. И все-таки Ким замер, и застенчиво посмотрел на друга — не осуждает ли он его за эту правду? — Теперь вы точно дружите не как все, — отозвался Хёнджин, встречая его взгляд, и улыбнулся. — И мятным шоколадом от тебя в тот раз пахло не просто так. Я был прав. Расскажешь теперь, что было причиной? Вы с Ли-хёном не просто репетировали? Наверное, обнимались? Целовались? Потрахались? Увы, но вся романтика и флер философских изречений канул благополучно в сточную канаву, благодаря этому брюнету, и вновь прозвучавшему смеху. — Ты идиот?! — Я же говорил, что без чувств не целуются. Без чувств только трахаются. — Пожалуйста, кто-нибудь, закройте ему рот…! — отчаянно взвыл Сынмин, и рухнул на свои коленки, прикрыв голову руками. — Меня сейчас вырвет от тебя. — Как хочешь. Но если ты решил встречаться с Ли-хёном, то мне нечего тебе сказать или посоветовать. — Я обойдусь без твоих советов, — буркнул откуда-то снизу Ким, не поднимая головы, — Я и не просил. Себе насоветуй, что с Ёнбоком будешь делать. Хван посмотрел на стушевавшуюся, запрятавшуюся тушку младшего, пододвинулся чуть ближе, наклонился к его плечу, и заговорщицки зашептал на ухо: — Расскажешь, какого это целоваться с Ли-хёном? — Хван Хёнджин! — Сынмин в сотый раз вспыхнул зарей, резко выпрямился, чудом не задев его подбородок плечом, и снова смачно треснул. — Хён плохо целуется? Без языка? Кулак прилетел теперь в аккурат под ребра. Но Хван лишь в очередной раз рассмеялся, глядя на пурпурные щеки, и попытался увернуться от еще одного удара. — Хёнджин-а… я тебя реально с крыши скину! — повысил голос Ким, что был готов взорваться и пружинкой вскочил с места. Его ладони сжались в кулаки и он навис с нескрываемой угрозой в карих радужках: — Еще одно слово про язык или что-то подобное, и я тебе похороны оплачу! Клянусь, все свои сбережения на это вытрясу! — Ох ты ж… смотри-ка, как подорвался, — усмехнулся Хёнджин, скептически оглядывая его снизу вверх, и ничуть не пугаясь. — Тебе секса в жизни не хватает? Такой нервный… — Бля-а-адь, ну за что мне небеса послали такого друга, где я так накосячил в прошлой жизни?! — застонал бедный Ким и обреченно рухнул обратно на скамью, сгорбился, и вновь запрятал голову руками. А хотелось засунуть ее в песок, как страус. — Просто ты не в курсе, но секс очень расслабляет, знаешь, — продолжал умничать тем временем старший, безразлично разглядывая свой идеальный маникюр. — Когда ты будешь лететь с крыши — тоже расслабишься. — Ким выглянул из-под своего укрытия, косо посмотрел на него, и дьявольски ухмыльнулся: — Помочь? Я с радостью. Только намекни. — Вот ведь псих! Тебя реально Ли-хён заразил своим характером — еще сквернее стал. — Вообще плевать, — тут же сбрил его тот. — Это я с ним встречаюсь, не ты. И мне нравится его характер. Брюнет хмыкнул и оскалился: — Два сапога пара… Прошло немного времени, прежде чем Сынмин выпрямился и устало завалился на скамью, отпуская раскаленное напряжение. Он вновь прикрывал глаза под плотно сомкнутыми веками, сожалея, что сейчас сидит тут с этим придурком, выслушивая очередную ересь, а не теплится дома в объятьях Минхо. Как хотелось бы просто прижаться, и затеряться в аромате мяты, чувствуя теплые губы. …Солнце терялось, угасая красным цветом, и вечер стихал, тревожа тишину лишь стрекотом цикад. Хёнджин вспоминал их прошлый майский выход, отзвук в сумерках, и песни во спасение от хищников. В тот далекий вечер он смотрел на Сынмина, и кажется слышал, как клокочет в юной груди трепетное сердце. Сердце, что так и не уберегло его от главного хищника в жизни. А теперь этот хищник имеет имя, имеет тело, что можно ощутить, а жертва безропотно сама стремится ему в лапы. Только где же он, Хван Хёнджин, сам заплутал в этом отзвуке цикад, что так и не может до сих пор различить пение от предостережения?.. — Серьезно, что у тебя с Ёнбок-а? — услышал он голос, и вопрос перекрыл пение, захрустел, разламывая крепкие ребра, опьяняя лживой надеждой. — Мне нечего сказать. Его голос глухой и бесцветный, и ему плевать, и ему нечего добавить. Ведь в тяжелые минуты мы не можем контролировать свое тело. Либо нам слишком страшно, либо у нас больше нет сил продолжать бороться. — В смысле? Ты ночевал у него в комнате и тебе нечего сказать? И это ты только что прочел мне целую лекцию о стыде? Хван прикрыл глаза ладонью, и тихо рассмеялся. Как глупо. Вся эта боль так слепа, настолько наивна и смешна, что даже неловко признавать, как на самом деле даже она имеет для тебя значение. Только когда Хенджин был слаб и труслив? Он ничем не хуже Ли и тоже научился, не солгав ни разу, утаить правду. — А чего ты ожидал? — лениво выгнул он бровь, глядя в карий цвет. — Что я с ним потрахался? Вот так запросто, взял и за одну ночь в койку уложил? — Конечно, нет! Ты что такое говоришь… — смутился Ким, и невольно замолк. На самом деле, он не думал, что Хёнджин переспал с Ликсом в ту ночь, но предполагал, что может быть у них что-то было после. Вообще, будучи куда опытнее в таких тончайших материях, чем он, Хван мог бы, если и не посоветовать, то просто предупредить о каких-нибудь важных моментах. Будь он куда мягче и аккуратнее в своих словах, Ким может и решился бы задать неловкие вопросы, но сейчас, глядя на друга, он понял, что все это совершенно неуместно. Ребята продолжали молчать, и тишина становилась все более тяжёлой, и колючей. Ким смотрел на тёмные пики крыш, чью черепицу облизывал последний луч заката, и думал, почему только ему этот разговор принес облегчение, даже несмотря на всю грубость Хёнджина, эта их своеобразная манера вновь позволила ему разобраться в себе. Только вот его друг выглядел теперь так, словно эта правда его ранила. — Хёнджин-а… — М-м? — Тебе плохо? — Нет. Ким подогнул левую ногу под себя, облокотился на спинку скамьи рукой, повернувшись к брюнету, и взглянул со всей присущей ему добротой. — У вас что-то произошло? — Ничего даже не начинало происходить. — Хёнджин-а… он же тебе нравится? Хван поджал губы, и накрепко стиснул зубы, запрятав от него свои драконьи глаза. И почему только Ким Сынмин умеет так тихо плести свои сети, подзывая к честности, умеет чувствовать чужое настроение, улавливая даже скрытые импульсы нервного напряжения? Почему? Какая-то чертовщина… И ведь всегда находит способ затушить чужую боль, хоть и не делает ничего особенного. — Напоминаю, что Ёнбок тоже парень. Доброе утро, Хёнджин-а, — хмыкнул Ким, и ткнул в него пальчиком. Хван не сдержался, и все же рассмеялся. Он повернулся к нему и ущипнул за пухлую щеку. — Я знаю, Минни. Но мои чувства к нему не такие, как твои к Ли-хёну. — Не ври, — фыркнул Ким, но это прозвучало так мягко, что обидно не стало. — Не вру, — Хван сел как и он, повернувшись всем корпусом, и положил голову на сгиб локтя, опираясь о спинку скамьи, глядя в этот кофейный оттенок с каким-то тихим сожалением и грустью. Еще несколько секунд они смотрели друг на друга без слов, и эта тишина впервые отпустила холод. Хёнджин улыбнулся и наигранно пробурчал: — Это вы с Ли-хёном хрен знает как сошлись. Я вообще не понимаю, как вы до сих пор не поубивали друг друга. Ещё и встречаетесь. — Смешно пошутил. Хвалю. — Цитируешь снова Ли, Минни. — Вообще плевать. Ким дотронулся его руки, не разрывая зрительного контакта, и постарался произнести свои слова как можно более осторожно. — Пожалуйста, будь со мной честен, Хёнджин-а… Брюнет вновь закрыл глаза, собираясь с духом или решая для себя, имеет ли смысл говорить все, как есть. И все-таки, Ким умеет плести свои сети. — Наверное я вам завидую, — произнес Хёнджин и грустно улыбнулся. — Вы никогда не были друзьями в самом полном смысле этого слова. Как это принято. Между вами было что-то другое всегда… И может поэтому всё, что у вас есть теперь, выглядит, пусть и странно, но будто бы и правильно. А мы с Ликси… все сложно, — Хван тяжко вздохнул, болезненно сморщился и зарылся лицом в сгиб локтя, сдерживая откуда-то взявшуюся паническую атаку. Вот лучше бы его хлестало кровью, чем испытывать все это. Ким больше не напирал, и терпеливо ждал, боясь произнести хоть слово, чтобы ненароком не спугнуть признание друга. Ведь Хёнджин очень редко первым идёт на перемирие после ссоры, и очень редко может быть так откровенен. — Мы всегда были друзьями, — глухо отозвался наконец Хван. — Он часть меня. Понимаешь? Я не представляю свою жизнь, в которой не будет этих веснушек. Я не понимаю, как его не будет там, в будущем… Но сейчас всё так сложно… Ким помолчал, но Хван больше не собирался говорить. Лишь тяжело дышал, все так же пряча своё раскрасневшееся лицо. — Ты боишься? Хёнджин посмотрел на него исподлобья, усмехнулся и покачал головой. — Ничего я не боюсь. — Бояться нормально, Хёнджин-а. — Я же сказал, что не боюсь. — Что тогда между вами происходит? Вы дружите, как раньше дружили еще до того, как ты стал для него пустым местом или у вас что-то большее? — Я не знаю. Не уверен. Но знаю точно, что если сделаю что-то не так, и он снова отдалится, то потом меня уже не подпустит к себе. Зачем тогда пытаться что-то менять? Я не хочу через это снова проходить. — А я думал, что ты ему нравишься, — ни без сожаления признался Ким, ведь он и вправду в это верил, вот сколько лет их знает, сколько бы за ними не наблюдал — всегда так думал. — Я в ту ночь тоже в это поверил, но, видимо, это всего лишь одна ночь, — усмехнулся Хван. Сейчас он вспомнил, как Феликс тогда сидел на его коленях, и он обнимал его, прижимая к себе вплотную. Обнимал и обещал, что вернет ему всё без остатка — всё то тепло, что всегда он ему дарил, всю заботу и внимание; время, что Ликс на него тратил, порой, отказывая себе. Ту ночь они провели вместе, и Хёнджин был счастлив. И с тех пор он шёл шаг за шагом, претворяя своё обещание в жизнь. Только больше ни разу не позволил себе обнимать его так, как тогда… Может, он и правда на этой крыше единственный трус. А может, это была всего лишь их пьяная выходка и стоит быть осторожнее в словах, и поступках. Только как быть со своим желанием, если его не усмирить, а вырвавшись на волю оно может навредить им обоим, и испортить то, что есть ради пустой надежды?..                                                                         

***