Жжёная карамель

- Почему ты крадёшься? - Я не крадусь. - Крадёшься. - Не крадусь. - А почему шёпотом? Сынмин резко остановился, и воровато огляделся по сторонам. Нащупав на стене выключатель, он щелкнул им и коридор залило теплым светом от лампочки в хайтековском стиле. Сынмин поднял голову к потолку, разглядывая ее, и вспомнил, как тремя днями ранее пришел в общагу пьяный и был уверен, что все вокруг отдает соджу. Даже эта лампочка. Ему сейчас не верилось, что с тех пор прошло всего три дня. Ведь это были самые сумасшедшие три дня в его жизни. Из-за Минхо. - Ты чего замер? Уснул что ли? Сынмин вернул к старшему свой взгляд и хотел ляпнуть что-то из разряда: "Что тебе мешает понять, что надо вести себя потише? Лишние хромосомы?", но сдержался. Конечно, он предупреждал Ли, что не будет с ним милым. Но все же, Сынмин честно старался теперь подбирать слова прежде чем открыть свой рот. Это, конечно, будет даваться ему с трудом, но он хотя бы постарается. Ради душевного спокойствия Минхо. - Будь потише, Минхо. Я не хочу никого разбудить из ребят. - Ким Сынмин, сейчас два часа ночи. Кого ты будить собрался? - усмехнулся старший, скидывая свои ботинки в угол, даже не пытаясь быть тише. - Хан-и не проснется раньше десяти, даже если ты тут из пушки будешь палить. Йена вообще не выходит из комнаты без острой нужды. Сынмин молчал и смотрел на Минхо в котором не осталось и тени от той страсти, что овладела ими час назад. Он был все тем же прежним Ли Минхо - высокомерным, самодостаточным Котокроликом с безумно красивой внешностью и хитринкой в глазах. Единственное, что все же не ускользнуло от взгляда Кима - это был не Ли Ноу-хён, чужой и холодный, а все же знакомый ему Минхо, только немного более сдержанный и не сумевший запрятать за своей усмешкой нежность. Ким смотрел как он стягивал свою джинсовку, стараясь при этом не морщиться, и чувствовал, что ему самому от одного взгляда на Ли становится больно. Буквально физически. Еще по пути домой, сидя в машине, Ким заметил как старшему сложно крутить руль из-за боли в плече. Видимо, все удары нашли свою цель, поселились в мышцах и обострились. Но Минхо продолжал делать вид, что не чувствует ничего. Он как и прежде был сдержан, немногословен с ним, только как и осенью прошлого года, когда они возвращались после прогулки у реки Ханган, Ли поднял свою правую руку ладонью вверх и пошевелил пальчиками, предлагая взяться за руки. Он поймал слегка растерянный взгляд младшего и улыбнулся лишь уголками губ. Сердце Кима пропустило удар и вновь предательски затрепетало. И на этот раз он не стеснялся (не так сильно). И на этот раз они держались за руки всю дорогу до дома, и если бы Кима спросили, он согласился бы стать личным разрушителем спокойствия Ли Минхо (хотя, он уже им был). Ким был готов стать кем угодно, если это позволит ему держать Минхо за руку. И в этот раз старший снова включил Close to You, и Сынмин уже открыто смотрел на него, откинувшись на спинку мягкого сиденья, пока Ли слушал его голос и тихонько напевал. Сынмин смотрел как аккуратные линии губ повторяли слова:

I'll always be there I'm gonna stay 그대 곁에 더 가까이 Still, always be there I'm gonna stay 꿈결 속에 널 그리며 기다릴게 tonight

Наверное, Ким не просто любит голос Ли. Наверное, голос Ли услаждает его слух. Он обожает этот тембр, этот приятный фальцет. Сынмин смотрел на старшего, ловил изредка его взгляды и думал, какой удивительной может быть жизнь, как неведомы ее пути. Думал, почему именно этот человек заставляет его забыть о том, кто он есть, потерять себя и раствориться в нем самовольно, по собственному желанию. Минхо поймал очередной зацикленный взгляд младшего и улыбнулся, как вдруг озвучил мысль, что витала внутри него, желая вырваться наружу: - Ты подарил свой прекрасный голос этой дораме, Ким Сынмин. Это не ты, а они должны гордиться тем, что ты спел ради них. Ким тогда совсем смутился, и тряхнул головой, чтобы густая челка жжёной карамели запрятала от старшего его глаза. Он отвернулся к окну и только сжал ладонь Минхо чуть крепче, словно это была его безмолвная благодарность за слова, что проникли в каждую клетку его души. Ким улыбался едва заметно, и искренне верил, что Ли действительно доволен тем, что слышит. Ким верил, что его голос способен пробудить даже в хладнокровном цундэрэ теплые чувства. И сквозь серпантин улочек и широких шоссе они пробирались домой, туда, куда так хотел вернуться Ким. Он смотрел на чужую ладонь, что крепко сжимала его, любовался линиями красивых вен, блеском серебра кольца со знаком бесконечности, теплом, что накрывала его и никогда не чувствовал себя так странно. Все прежние чувства никак не могли сравниться с этим. Это было совершенно другое ощущение. Тёплое, обволакивающее, вынуждающее сердце замереть и испытывать необычайный трепет. Сердце болело. Плавилось. Не хотело биться или билось слишком быстро. Если бы это было возможно, Ким прижался бы к плечу Ли и всю дорогу лежал на нем, не открывая глаз, утопая в терпкой сладости мяты, наслаждаясь тем, что теперь (с приставкой кажется) он имеет право к нему прижиматься так, имеет право касаться его. Однако, Ким заметил, как Минхо морщится порой, и прячет от него свое лицо, будто бы заглядывая в боковые зеркала или в окно. Старший явно пытался скрыть от него свою боль. А теперь, стоя в коридоре под светом лампочки, Ким видел совершенно отчетливо, что левая ключица, как и щека, багровеет: кровь сгустилась, и на коже появился лиловый бутон - напоминание о его истерике, напоминание о боли, которую стерпел Ли из-за него. Стоит ли винить себя за этот поступок? Был ли Ким не прав, когда так яростно наносил удары? Можно ли оправдать свою душевную боль, заставляя другого человека испытывать физическую?... Силы дает любовь. Когда твоей недостаточно, чтобы восполнить пустоту, ты можешь дать слабину и перейти на "валюту ненависти". Унизил, смял "оппонента" - и так тебе хорошо, так сразу спокойно... Но это не выбор сильного, это не выбор мудрого. И этого обманчивого наслаждения от короткой победы хватит ненадолго. Ким прекрасно понимал это сейчас, глядя на Минхо, что разминал свои плечи не дрогнув ни единым мускулом, внутренне выдерживая физические ощущения просто потому что не хотел беспокоить его. У Минхо были на это силы: не жаловаться, не винить, не требовать извинений. У него не было валюты ненависти. Сынмин сейчас хотел вспомнить, сколько раз он слышал фразу - "Это плохо кончится, Ким Сынмин". Было ли это своего рода предостережением от последствий его шалостей? В какие моменты их близости он слышал от старшего эту фразу? Был ли тогда Минхо сам близок к срыву? Еще вчера, поглощая свой отвратительный рамен со вкусом горечи разочарования, Сынмин не мог вспомнить ни одного эпизода из их прошлого, что согрел бы его сердце. Еще вчера он ненавидел Минхо всей душой. Еще вчера он клялся, что никогда не позволит ему прикоснуться к себе. Еще сегодня утром в ванной он проклинал его и себя за то, что не может оторваться от чужих губ и хочет оттолкнуть, но отчаянно цепляется и позволяет, снова позволяет брать себя, как собственность, как то, что уже принадлежит Минхо. А что потом? Потом эта безумная вечеринка, где он планировал добить старшего, планировал сам вонзить клыки в чужую плоть и разодрать ее дочиста. Он сам хотел нависнуть над Минхо и перекрыть ему кислород, не оставляя шанса даже на вдох. Сынмин страстно хотел заставить его смотреть только на себя, думать только о себе, искать глазами только его. И провоцировать. Снова и снова, пока последняя капля сдержанности не сорвется и Минхо не поддастся, позволив себя поглотить, и вцепиться этим клыкам ему в глотку. Сынмин хотел стереть с лица эту самодовольную ухмылку и заставить Минхо выгнуться в дугу от похоти. А после оставить его тлеющее тело догорать в тишине. Но в итоге он сорвался первым, в итоге он только выбил из старшего агрессию, что прислонила его хрупкое тело к полу и стиснула свои когти в удушье... И только ради того, чтобы после просить прощения, чтобы после так сладко целовать, шептать нежности, ласкать и прижимать к себе со всей страстью, растворяя всю ярость в тепле своих рук. Это безумие повторилось снова. Ким снова позволил себя брать. Снова позволил старшему доминировать над собой. Словно он безвольная кукла без мыслей и душевных сил. "Я не поверю, что ты не хотел того же, Сынмин-а". Хотел. Желал. Зачем врать. Он рядом с ним неуправляем. Он рядом с ним не чувствует себя здравомыслящим молодым человеком. Он просто трясучка на тонких ножках, сдуешь и развалится. Просто тряпка. Но ведь хватило сил, чтобы вмазать... Отбить всю грудную клетку старшего и шипеть: "Завали". Он не хочет сдаваться. Он все еще хочет сопротивляться. Он все еще не верит, что все это безумие произошло взаправду, что он позволил Минхо так много, что после бежал с ним по лестничным пролетам, задыхаясь, что выпалил свое глупое "Ну и что", хотя прекрасно слышал как старший озвучил: "Я опасен для тебя". Когда же... Когда же ему хватит сил прекратить эти муки, разобраться во всей этой внутренней агонии, и успокоить душу. Сынмин глубоко вдохнул в легкие воздуха и зажмурил глаза, осторожно прислонившись к стене. Его чувства в кратере из стыда и едкой горечи вины никак не хотели отцепиться, вынуждая робких бабочек внутри оседать пеплом, будто все, что было между ними - всего лишь случайная искра потухшей свечи. Очередная игра. Мимолетный страстный сон, что растеряет свой цвет в реальности. Поймёт ли его старший? Действительно ли теперь между ними есть что-то большее? Это всего лишь похоть или искренние чувства? Захочет ли теперь Минхо приблизить его к себе, или выстроит новые границы за которые нельзя будет больше переступить? Захочет ли он сам остаться на его стороне и больше не сопротивляться. Так много вопросов, и нет ни одного ответа, ни единого здравого смысла во всем происходящем, только порывы пылкой страсти... Ким затих, погрязнув в пучине своего беспокойства, и от страха не мог посмотреть старшему в глаза. Он настолько растворился в своих мыслях, что даже не заметил, как Минхо задал ему вопрос. - Сынмин-а? - М-м? - Ким едва приоткрыл глаза, все еще прислоняясь к стене, словно эта была единственная возможность удержаться на своих двоих. Минхо улыбнулся и подошел к парню вплотную, заглядывая в карие. - Устал? Ким отрицательно замотал головой. - Болит? - встречный вопрос. Минхо отрицательно замотал головой. Ким усмехнулся. - Повторюшка. - Я немногословен. Как и ты. - Может, - Ким дотронулся слегка его ключицы, и посмотрел в глаза. - Минхо, может стоит все же обработать ее? - Ты беспокоишься обо мне? - Я не люблю чувствовать себя виноватым. Минхо дотронулся ладонью его щеки, и еще несколько секунд позволил себе просто полюбоваться таким новым для него Ким Сынмином. Младший больше не язвил и не кусался, не пытался его оттолкнуть или осадить. Он вроде был все тем же, но уже другим, словно внутри парня что-то перевернулось, и маска хлада с ноткой дерзости слетела и перед ним раскрылось другое лицо - робкое, что смотрело на него мягко, застенчиво. И от этого Минхо хотелось только еще ближе прижать его к себе, и сказать, что все хорошо, что он укроет его, и станет личным островком защиты, лишь бы он улыбался ему все так же открыто, все так же искренне. Сынмин слегка наклонил голову и прижался щекой к его тёплой руке, закрывая глаза. Если в этом мире есть место силы, то он его возможно нашел - место его личного спокойствия и комфорта. Если Ли будет держать его, если он будет с ним таким ласковым... Найдет ли он в себе силы отказаться от этого тепла, хватит ли ему смелости отказаться от Минхо? - Милашка, - тихо озвучил Ли, нагнулся и едва заметно коснулся чужих губ. Ким замер, чувствуя, как искорка вновь разгорается. Бабочки внутри вновь затрепетали крылышками, щекоча его приятной дрожью. Ли зажал его к стене и углубил поцелуй, сминая пухлые губы, лениво и неспешно кусая. Его руки стянули с плеч ветровку, и обняли младшего за талию. Ким прижался к нему, целуя в ответ, теплыми ладонями обволакивая его шею, зарываясь длинными пальцами в мягкие пряди, и тело Минхо само непроизвольно выстрелило мелкой дробью мурашек - он еще не привык получать что-то взамен. Он еще не привык к ответной ласке от Кима. Минхо обожает эту общагу. Этот коридор. Этот паркет. Этот свет от лампочки. Эти фисташковые стены. Именно здесь за полночь в минувший четверг Ким Сынмин впервые его поцеловал. А теперь, в два часа ночи воскресения, он сам прижимает его к фисташке и сам целует. И его целуют в ответ. Его обнимают и прижимают к себе с таким трепетом, что он слышит, как бьется чужое сердце. - Минхо... - младший произнес его имя слишком тихо, будто хотел убедиться кого целует, будто хотел убедиться, что чувствует именно его губы на себе. Ли обнял его крепче, и Ким неловко прижался лбом к его плечу, прикрывая глаза, также крепко обнимая в ответ. Минхо такой широкоплечий, его руки такие сильные, и все его естество излучает какую-то двойственность: нежность и мужество; дикую, животную страсть, и мягкие черты. Абсолютно неподвластный для понимания Кима человек. Рядом с ним он слабый, маленький, безвольный, но его не отпускает чувство защищенности, словно его окутывают теплом и заботой. Такое странное чувство... Оно дарит спокойствие. Умиротворение. Если бы Ким знал, что рядом с Ли он будет испытывать такое, смог бы он так долго противостоять? Смог бы он пытаться лишь издали любоваться тем, кто пробирался в его мысли? Смог бы довольствоваться лишь дружбой? И сможет ли теперь, познав, отказаться от этого? Ему самому было страшно ответить сейчас на эти вопросы. Но одно он знал точно - если бы не состоялся этот разговор, если бы они так не терзали друг друга, пытаясь причинить физическую боль, чтобы после утонуть в страсти, он бы упустил Минхо сегодня, ему хватило бы сил оттолкнуть его снова, а Минхо согласился бы все забыть... Ким потерял бы его. У него получилось бы провести свою собственную линию границ, стать тем, кто перекроет старшему кислород и уйдет, даже не обернувшись. Он мог это сделать. Он почти был в шаге от этого. Но снова сдался. Снова не устоял. Только Ким не жалел. Его ошибка. Его. Но он бы повторил ее снова. Он бы отдал себя Минхо снова. Потому что какая-то частичка души чувствует, что это не зря, что ему тоже готовы отдаться. Эта мысль заставляла Кима обнимать Минхо еще крепче. Всего на секунду он позволил своей нежности к нему раскрыться и поглотить их. Пусть он выглядит смешным. Пусть он выглядит ранимым перед ним. Пусть его чувства оголены и выставлены на показ. Это всего на секунду... Сердце все еще болело. Ныло и стягивало его чувства с такой силой, что Киму хотелось оторваться от пола и взлететь, выпустить на волю все эмоции, громко-громко закричать, что ему безумно страшно, что ему безумно больно, но он забирает Минхо с собой и не отпустит больше. Желательно никогда. - Я привёз тебя домой, что дальше? - тихо спросил старший, медленно поглаживая его по волосам, играясь с локоном жжёной карамели указательным пальчиком. - Я должен обработать твою ключицу, - со вздохом повторил Ким, но даже не шелохнулся. Он совершенно не хотел двигаться. Только прижиматься. Только чувствовать это уютное тепло. Как стыдно это признавать, но он снова неподвластен себе из-за него... - Я сам могу, не беспокойся. - М-м… - промычал Ким, не соглашаясь. - Я виноват, мне и исправлять. Идём. - Идём. Правда, никто так и не тронулся с места. Сынмин продолжал кутаться в тепло объятий, Минхо - прижимать его к себе. Наверное, Ким еще никогда не был таким безвольным и глупым перед ним. Но как же хорошо просто стоять вот так и чувствовать себя нужным. Однако, раны сами по себе не пройдут, доносил до него вкрадчивый внутренний голос, и Сынмин взял себя в руки. - Идём, - повторил он уже уверенно и открыл глаза, слегка оттолкнул от себя старшего. Их взгляды встретились и Ким улыбнулся: - Ты оказывается умеешь быть нежным, Ли Минхо. Старший фыркнул и закатил глаза, направляясь на кухню, спрятав свои руки в карманы джинс, все той же своей привычной вальяжной походкой. - Я могу быть любым, - услышал Ким, пока нехотя полз за ним, едва перебирая ногами. Минута неги сказалась слишком пагубно: конечности отказывались сгибаться, суставы окаменели, мышцы же наоборот расслабились до жути, глаза залипали и хотелось просто распластаться прямо тут на полу и отпустить силу воли. Только распластаться желательно с Минхо. Или на Минхо. Вообще хорошо было бы… Ким вошёл на кухню и застал старшего уже роющимся в поисках медикаментов. - Это моя работа, - Сынмин забрал из его рук найденную мазь и легонько подтолкнул Ли к стулу. Минхо улыбнулся лишь уголками губ, и послушно сел на стул с высокой спинкой, широко расставил свои вытянутые ноги, и расслабился. - Ты теперь мой личный врач? - Я могу быть любым, - вернул младший ему фразу и хитро усмехнулся. Сынмин огляделся по сторонам, нашел второй стул и подвинул поближе к Ли. Минхо поймал его взгляд и протянул руку. - Может... сядешь ко мне на коленки? Ким пару раз сморгнул и посмотрел на чужие бёдра, облачённые в светлые широкие джинсы с рваными ущельями, затянутыми белёсыми нитями. Несмотря на крой, эти брюки никак не скрывали мускулистые бёдра и местами эти чертовы ущелья оголяли плоть. Сынмин поднял глаза выше к пряжке ремня, которую ранее пытался стянуть, задыхаясь от возбуждения. Вот ведь придурок... - Я... я стул .. лучше сяду на стул, - промямлил он путаясь в словах и отвернулся, стараясь больше не смотреть на Минхо так откровенно, но осознал, что его голос совсем сел то ли от удушья, то ли со стыда за свои похотливые мысли. - Иди сюда, дурашка... - Минхо приподнялся, слегка наклонившись вперёд, и спихнув его стул в сторону, выхватил парня за кисть. Ким глазам своим не поверил: секунды не прошло, а он уже сидел как влитой на коленях старшего, упираясь плечом о его крепкую грудь. Сидел и нервно сжимал в руках тюбик с мазью. А Минхо дышал ему в шею, и обнимал за талию. - Тебе удобно? - Нет. И это правда. А как вообще может быть удобно, когда ты сидишь на чужих бёдрах, когда по спине бегут мурашки от дыхания на твоей шее, когда чьи-то губы невольно касаются твоей кожи, произнося слова? Особенно, когда ты сидишь на том, кто тебе небезразличен. Особенно, когда ты знаешь кто это. И поэтому тебе так сложно, поэтому тебе так неловко. Особенно, если ты понимаешь, что у вас кажется начались отношения, и они на том самом этапе зарождения, когда можно дотронуться, но так страшно обжечься... Особенно, когда ты совершенно к такому не привык. И не знаешь как реагировать. Ведь об этом ты только мечтал в своих самых потаенных мыслях за закрытыми дверями своей маленькой комнатки и даже самому себе признаться в этом тебе было стыдно. И теперь это всё происходит в реальности. Снова безумие. Снова ты безвольная кукла, которая готова отдавать. Только в ответ нет грубости. Только в ответ ты получаешь столько же нежности, сколько уместилось в твоей груди. И от осознания этой детали твое тело сходит с ума. Хёнджин был прав. Сынмин не мог сидеть рядом с Ли и чувствовать себя прислоненным к граниту. Он трепетал от одного только присутствия рядом с собой Ли. Старший даже ничего ещё не сделал, а Ким уже медленно, но верно тёк, как сливочное масло под жаркими лучами солнца. Ещё минута и от него останется только мокрый след. Сынмин смотрел на свои дрожащие руки, и кусал внутреннюю сторону щеки, пытаясь заглушить невольно восставшие из пепла желания. Желания, что нескромно так щебетали, предлагая ему повернуться к Минхо спиной, прижаться к его крепкой груди, выгнуться в пояснице, и запрокинуть голову на чужое плечо. Ким хотел обхватить Минхо, затеряться в его шелке волос цвета виски, утолить голод в терпкости мяты и притянуть к себе еще ближе, чтобы он целовал его шею, и ласкал его как недавно на полу в сумеречной зоне. "Господи, Ким Сынмин, успокойся, похотливое животное!". - Я тоже думаю, что так тебе неудобно, - нарушил его фантазии спокойный голос старшего, затем он вынудил встать и повернул парня к себе лицом. Ким поймал его мягкий взгляд, как сразу следом старший просунул ладонь меж его ног и слегка шлепнул по внутренним стенкам бёдер, призывая расставить ноги шире. Как только Сынмин сделал это, Минхо обхватил его бёдра, аккуратно притянул к себе и усадил верхом. Ким вспыхнул алым и уперся ладонями о его крепкие плечи, инстинктивно пытаясь вновь отстраниться. Хотя бы немного оказаться дальше. Минхо ухмыльнулся, глядя на смущение этой невинности, и одними губами произнес: - Будешь сопротивляться - мне только понравится, Сынмин-а. Ким снова превратился в немую рыбку и хватал ртом воздух. Глаза Минхо, эти огромные океаны ночи, что сияли так, словно в них зарождались новые далекие планеты, были теперь слишком близко от его кофейных радужек. Ким снова чувствовал это теплое дыхание у своего лица, что постепенно тонуло в красном. Снова чувствовал как его крыша плавно съезжает вниз. Дыхание сцепилось с легкими в неравной схватке, то ли желая поглотить собой каждую его клетку, то ли отчаянно пытаясь вырваться на волю. - Что с тобой? - Минхо снова вернул младшего к реальности и заглянул в темно-карий цвет, что постепенно чернел, и медленно провёл ладонями по бёдрам, проскользнув под штанины задранных шорт, и стал гладить голую кожу. Ким зажмурился и затаил дыхание в попытке удержать неуместные звуки в своей груди. - Почему так нервничаешь, Сынмин-а? И правда, есть ли повод нервничать, когда ты сидишь в самой неприличной позе верхом на парне. И тебя трогают самым неприличным образом. Ласкают за голую кожу, и ты не сопротивляешься. И к своему стыду, тебе это не претит. Ты наслаждаешься каждой секундой. И хочешь большего, словно в твоей голове нет совершенно никакого здравого рассудка, а только греховное вожделение. Чтоб его... - Тебе правду сказать или соврать, хён? - сипло отозвался младший и распахнул свой взгляд. - Как хочешь. - Господи, лучше я промолчу … - Ким тяжко вздохнул, глотая слюну, и открыл дрожащими руками тюбик, тщетно представляя себе, что сидит на стуле, а не на тех самых бёдрах о которых мечтал все это время. Капнув на палец немного мази, Ким начал обрабатывать след от пощечины. Ему крайне важно было сейчас контролировать себя в этой ситуации. Отвлечь свои мысли чем то логичным. Полезным. Не задумываясь о тепле, что исходит от человека напротив; не задумываясь, как притягательны эти аккуратные губы, как хочется их коснуться своими. Ведь он само спокойствие. Он олицетворение спокойствия в самых критических ситуациях. Он возьмет себя в руки. Обязательно. Только вот вчера на кожаной обивке комнаты отдыха он тоже пытался мыслить здраво, но сдался, понимая, что его умная красивая голова уже давно здраво не соображает; понимая, что у него уже нет сил отпустить от себя Минхо. В ту секунду, когда он нависал над старшим и смотрел в эти глаза, Сынмин понял, что больше никогда не сможет думать о нем так, как прежде и контролировать гремучую смесь из похоти и нежности ему будет тяжело. И ведь как в воду глядел. Прямо сейчас он подсознательно хотел взять в руки совершенно не себя, и совершенно не этот тюбик... Чтоб его... Тем временем ни о чем не подозревающий Минхо прикрывал глаза, и смешно морщил нос, когда Ким касался следа от пощечины, от чего его маленькое темное пятнышко на левом крыле взлетало вверх. Сынмин мягко наносил лекарство и постепенно его отпускало сиюминутное желание, и он улыбался, невольно выпуская наружу свою нежность: Минхо был такой милый сейчас, даже не верилось, что это именно он ранее душил его на полу, и на грани срыва как шизоидный нашептывал: "Это конец, Ким Сынмин", а после покрывал его тело поцелуями, и руки так умело ласкали его между ног... Как может в одном человеке уместиться столько страсти и хлада, столько неги и сдержанности, столько огня и совершенно невинного очарования? Когда эта странная загадка без правильного ответа по имени Ли Минхо откроется Ким Сынмину? Он чертов дьявол, Бан Чан был прав. Он персональный демон Ким Сынмина, перед которым младший был готов распуститься всеми цветами радуги и позволить и себя распустить по ниточке без остатка. Он позволит себя брать снова и снова, если только старший этого захочет. - Болит? - спросил Ким, не желая углубляться дальше в свои мысли, и снова проглотил тяжкий ком в горле, пропустив табун мурашек, как и табун воспоминаний о безумно интимной близости между ними в сумеречной зоне. Сумеречная зона... Место, где он позволил Минхо делать с собой такие вещи, что одна мысль об этом плавила Кима, как раскаленный металл в жаре огня. Он узнал о таких острых ощущениях, и столь терпкой сладости от касаний чужого тела к себе, о существовании которых и не догадывался прежде; он даже не мог предположить, что когда-нибудь сможет ощутить нечто подобное, что его тело вообще способно испытывать такие яркие чувства, может так пылко гореть, а его голос - так протяжно постанывать. По сравнению с тем, что они вытворяли часом ранее, то, что он сидел сейчас на старшем, казалось вообще детской шалостью. По крайней мере, Ким пытался именно так себя успокаивать. - Терпимо, - отозвался тем временем Ли и снова улыбнулся, совершенно не догадываясь какими тайными мыслишками заполнена голова его младшего. Ким поймал его мягкий взгляд и вспомнил, как когда-то очень давно он также касался Ли, правда на пальцах была помада и для старшего это было наказанием, но для Кима - удовольствием. Наверное, это был еще один эпизод из их жизни, который заставил слабое сердце Сынмина трепетать из-за этого парня. - Чему ты так улыбаешься? - спросил Минхо, заметив раскрасневшиеся щеки. - Вспомнил кое что забавное. - И что же? - Неважно. - Опять какая-то дорама? - Ага. Моя личная. - усмехнулся Ким. - Ну теперь я просто обязан узнать. Говори. Сынмин замялся, не решаясь, и все же нашел в себе немного храбрости, да и Ли, что обнимал его так крепко, вселял какое-то доверие. Наверное, на этот раз он не будет над ним смеяться и говорить, что Ким "большой фанат всякой романтики". - Помнишь, на DeKiRa ты проиграл и я намазал тебе лицо помадкой? - озвучил Ким, продолжая деловито обрабатывать его щеку мазью. - Хм... это же было слишком давно. Я даже не помню в каком году... - Это был ноябрь 2021 года, хён. - подсказал младший. - Твоя память удивительна, - улыбнулся Минхо, вновь отмечая про себя, что Ким оказывается и правда помнит мельчайшие детали их взаимоотношений. - И что же было в этом смешного, Ким Сынмин? - Абсолютно ничего смешного. Просто вспомнил как ты выглядел. - Ты нарисовал на моей щеке сердечко, - ухмыльнулся Ли и повёл плечами. - Это было забавно? - Не только, - Ким спрятался за ширмой своей жжёной карамели, делая вид, что снова занят злосчастным тюбиком. Минхо терпеливо ждал продолжения. - У тебя были такие глаза тогда, Минхо... - Какие? И в смысле "были"? Ким поднял голову и внимательно вгляделся в парня напротив. Минхо смотрел в ответ почти не моргая, аккуратный рот расплылся в хитрющей улыбке, и в уголках глаз затерялись мелкие морщинки, красивые... Ким смотрел на него и думал, насколько будет безопасно сказать старшему правду. Не слишком ли он приоткроет свой внутренний мир, если будет так откровенен? Ведь единственное, что он мог сказать, так это то, что в тот раз на шоу пока он наносил ему сердечко и капнул в носик алого цвета, еле сдержал себя, чтобы не признаться. Он касался его, они были так близко друг от друга, и только камеры спасли Кима от опрометчивого поступка. Он мог только дотронуться его, поджимать свои губы, ловить беглые взгляды, и от каждого из них чувствовать как больно колит в груди. Он тогда кутался в свой капюшон любимой толстовки, надеясь, что скроет от старшего свои раскрасневшиеся кончики ушей, что копна густой челки поможет ему подглядывать за ним незаметно, и спрячет его смущение, ведь тембр голоса старшего был таким низким, глубоким, обволакивающим... Он бы мог засыпать под этот голос. Он хотел бы... А глаза... Эти черные глаза, как крупные жемчужины с крапинками янтарного цвета, как самый яркий черный опал, блестели, и зрачки едва заметно дрожали, когда старший ловил его встречный взгляд. Ким поймал тогда себя на мысли, что не может отвести взгляда от этих глаз, и он откровенно любуется тем, как янтарные крапинки растворяются в чёрном и думает, что ... - У тебя очень красивые глаза, Минхо. Самые красивые глаза, которые я только видел в своей жизни. Сынмин тихо улыбнулся, понимая, что спустя два года он смог сказать Ли правду. Он всегда честен. Только сказать такие слова ему очень трудно. Так же трудно, как признать, что от Минхо вкусно пахнет. И ведь не потому трудно, что это какие-то высокопарные слова, а просто … Просто потому что это правда. Просто потому что он всегда хотел сказать именно так - со всей нежностью, что раскрывала его истинные чувства к этому парню. Только было слишком страшно. И теперь страшно. Может, даже куда больше, чем прежде, но сдерживаться уже нет никаких сил. Ли покраснел и цокнул язычком, отворачиваясь. - Не смущай, Ким Сынмин. Ким выдавил ещё немного мази и слегка приподнял пальцем Минхо за подбородок, чтобы осмотреть ключицу. Вид его весьма расстроил, и улыбка слетела с лица, сменившись очередным чувством сожаления. Ворот тонкой кофты с глубокой симметричной горловиной из бело-красной треугольной линии имел довольно широкий вырез у плеч, что оголял кожу Ли. В том числе и участок покрытый лиловым пятном. - Мне так жаль, хён. Ким поджал свои губы, стягивая ворот чуть ниже, чтобы дотронуться до ключицы. Минхо едва уловимо скривил лицо и отвёл взгляд в сторону, стиснув зубы. - Я такой дурак... Сынмин замер, кусая губы, не в силах больше произнести и слова. Внутри вновь образовалась гнетущая пустота, сковывая тело страхом. - Прекрати, ты не виноват, - Минхо вернул ему свои смеющиеся глаза и обнял его за лицо, вынудив посмотреть на себя: - Не надо, серьезно. Все не так страшно. - Минхо, у тебя вместо ключицы фиолетовое пятно. Ты думаешь это пустяк? Блядь, почему я такой несдержанный. Надо было стерпеть... Сынмин нахмурился, безнадёжно опуская голову, и спрятал копну волос под капюшон. Он хотел спрятаться от взгляда Ли. Хотел спрятаться от своего стыда и чувства вины. Ведь Минхо не знает, что он хотел сделать. - Сынмин-а... - Нет. Не оправдывай меня, - перебил он, не в силах поднять на старшего свои глаза. - Я мог не бить. Мог. Но не захотел. Я мечтал сделать тебе больно. Я хотел, чтобы тебе было больно, хён. Я хотел, чтобы ты страдал. Хотел. Ну вот. Сказал. Но на сердце легче не стало. Стало только страшнее, что Минхо решит - с таким неадекватным молодым человеком ему точно не по пути, а то еще ночью проснется и перережет горло... Хотя, прямо сейчас Сынмин хотел бы осыпать поцелуями каждый лиловый бутон, лишь бы забрать хоть частичку боли себе. Из-за чувства вины. Из-за чувства сожаления. Из-за чувства...нежности к этому парню. Минхо молчал, видимо, переваривая услышанное. Его можно, наверное, понять, если учесть, что за субботний вечер он услышал много всего "интересного" о себе из уст этого шатена. Ким не удивится, если Минхо скажет: "Спокойной ночи, Сынмин-а" своим холодным тоном и гордо удалится. Чего еще можно ожидать, когда ты признаешься человеку, что хотел заставить его страдать, хотел бить и опустошить. И так, к слову, почти этого добился. Но Минхо вдруг обнял его за плечи, и прижал к себе, его ладонь дотронулась до макушки сквозь теплый капюшон и стала гладить, успокаивая. - Сынмин-а, тише, все хорошо. Хватит винить себя. Мы оба виноваты. Вот лучше бы он так не делал. Лучше он бы так не говорил. Ведь его милосердие только заставляет Кима чувствовать себя еще более жалким, ничтожным, настолько беспросветно утопать в своем стыде, что хочется разрыдаться в голос. - Разве я не сделал тебе тоже больно? - продолжал Минхо, лаская его. - У тебя вместо шеи красное пятно. Что ты скажешь об этом? - Наверное, я не смогу петь. - глухо отозвалось откуда-то с его плеча. Минхо приподнял его безвольное тело от себя, оглядел шею, и тяжело вздохнул. - Поехали в больницу? Покажем горло врачу. - Минхо, ты ужасный человек. Старший с недоумением уставился на него, а Ким продолжил: - Почему когда я говорю, какая я сволочь, как я чуть не сломал тебе ключицу, ты твердишь, что все нормально? А стоило мне заикнуться о голосе, как ты готов бежать в больницу. - Я старше и с меня спроса больше, Сынмин-а. - Плевать я хотел! - выпалил Ким, сжимая свои кулаки. - Не воспринимай меня как нерадивого мальчишку! Я не настолько беспомощен. Почему ты относишься так ко мне? - Ты как-то слишком серьёзен, - усмехнулся Минхо, недоверчиво глядя на парня. - Не переживай так... - Я попью чаю с медом и ромашкой и все заживёт, как на собаке. - упрямо тянул Ким, но только вызвал у Ли смешок своим любопытным сравнением. - Я знаю свои голосовые связки лучше, чем врачи. И давай будем откровенны - ты меня не бил. Асфиксии не произошло. - У тебя голос сиплый, щеночек. - Потому что кто-то меня душил. Но это фигня. Как и больная ключица. - Ким видимо не планировал отшучиваться и уже злился. - Если тебе плевать на твою ключицу, то мне плевать на мое горло. - Ты почему такой упрямый? - С тебя пример беру. - Ты просто невыносим, Ким Сынмин. - нахмурился Минхо. - Как мне тебя такого терпеть? Откуда мне столько сил взять? Ким подавился воздухом и вспыхнул. - Ты что, опять повторяешься за мной?! - Это ты первый копипастером стал. - Минхо...! - младший взвыл, желая снова треснуть его, но еле сдержался. - Я серьезно не смогу тебя выдержать. У меня нет столько терпения! - Почему это нет... - Минхо вдруг игриво улыбнулся и добавил полушепотом: - Часом ранее ты выдержал, разве нет? Сынмин снова густо покраснел и опустил голову, понимая о чем намекает Ли. Вот доведет его когда-нибудь старший до белой ручки. - Минхо, если не прекратишь - я тебя снова ударю. И вообще... - Ким поднял на него глаза и едва заметно ухмыльнулся: - Кто-то мне говорил, что не дойдет до дома и завалит меня там же. - Это как раз доказывает, что я тоже выдержал, - парировал старший и аккуратно положил свои ладони к его бёдрам, вновь неспешно поглаживая. - У нас с тобой на редкость крепкое терпение, Сынмин-а. Буквально стоическое. - Заткнись... - зашипел Ким, закрывая глаза и совсем уже сгорая со стыда. - Умоляю, заткнись, Минхо. Старший рассмеялся, и обнял его, притянув за талию. Ким шипел ему в плечо какие-то бессвязные проклятья, но не брыкался. Кажется, он молился всевышним силам подарить ему терпения ради этого парня. - Минхо, я серьезно, - подал он голос, перестав ворчать. - Давай поедем в больницу и сделаем МРТ ключицы? Вдруг там трещина? Только правда я не знаю, как это объяснить стаффам. - Со мной все в порядке, Сынмин-а. Прекрати, а то укушу. - проворчал Минхо, наигранно шикнув на младшего. - Все хорошо, мне не больно. Это всего лишь синяк. Ким вздохнул и осторожно обнял его, прижался совсем тихонечко, чтобы не задевать ключицу. Минхо на это лишь усмехнулся и, отстранив от себя, стрельнул в него своим колким взглядом, изучая парня снизу вверх. Казалось, что старшему действительно абсолютно параллельно на синяки и физическую боль, но его начинает утомлять поведение Кима. - Не осторожничай со мной, Ким Сынмин. Я не хрустальный - не разобьюсь. - Позволь мне осмотреть твои синяки, хён? Можно я хотя бы просто посмотрю и намажу мазью? Минхо обреченно покачал головой и не ответил, отворачивая взгляд. - Я все равно не смогу проскользнуть через ворот, - Ким снова просунул свой нос под горловину кофты, пытаясь приглядеться к другой части тела Минхо. - Я не хочу запачкать тебе кофту, хён, но синяки надо обработать. Минхо продолжал отмалчиваться. - Тебе надо снять кофту и я… - но Ким недоговорил и снова расстроился: заметил чуть ниже ключицы еще один пурпурный синяк. - Блядь, да что же это такое... - зашипел младший, кляня себя, и удивляясь в коей-то мере своей физической силе, способной испортить Минхо. - Странно будет раздеваться на кухне, - наконец отозвался Ли. - Никто не увидит. - В смысле "никто". - и Минхо посмотрел Киму в глаза, подразумевая, что тут так-то есть человек, кто увидит его голым. А Минхо так-то не привык раздеваться перед кем-то намеренно. Он и в гримерке то делает все быстро и незаметно, и никогда не забывает надеть майку. Минхо вообще не привык оголяться. Он не Ёнбок и не Бан Чан, которые при каждом удобном случае демонстрируют свой пресс, будто от этого зависит их жизнь. И даже Хан-и не против, когда стилисты одевают его в откровенные наряды и оголяют область подтянутого живота, да и сам не редко задирает футболку. Даже Йена уже не крошка - пару раз продемонстрировал свой точеный пресс стэй. Единственные, кто на это так и не решился - он с Бинни и Хёнджин, ну и, конечно, этот прекрасный молодой человек, что сейчас сидит на его коленях. В комнате Чана под светом потолочных ламп он не видел воочию тело Кима настолько четко, но его руки все помнят... Его пальцы помнят, как перебирали косые мышцы живота словно клавиши, как на подушечках отпечатались напряженные линии пресса, как дрожала кожа. Но Минхо все равно не хотел бы оголяться. Он не уверен, что после этого удержит свое желание оголить этого парня в ответ. - Я должен это увидеть. - сказал вдруг Ким. - Размечтался. - Ты опять о чем-то пошлом думаешь? Я же ради медицинских целей. - Я вообще даже не успел ни о чем подумать, Ким Сынмин, - опешил Минхо, и вдруг замер и заулыбался: - Ты что, пошляк, думаешь о моем голом теле? Сынмин растерялся и заморгал, не зная как отреагировать. Он искренне полагал, что это как раз-таки Минхо как обычно подразумевал именно что-то пошлое. Киму не верилось, что он единственный кто в эту минуту подумал не о том. Разве рядом с таким горячим парнем можно думать о чем-то целомудренном ночью наедине? Так себе оправдание, но все же это логично. Лично на взгляд Сынмина. - Хорошо, я думал о твоем теле, хён. А теперь раздевайся. - выпалил Ким и даже глазом не моргнул. - Да ты просто зверюга, Ким Сынмин... - ухмыльнулся Ли и снова игриво обнял парня за талию. - Я все равно не смогу обработать синяки, если не оголю, - абсолютно бесстрастно заявил тот. Минхо замолчал, внимательно изучая шатена, словно хотел прочесть его мысли или убедиться, что они оба думают об одном и том же. Только он мог убедиться в этом лишь озвучив. - Оголи. Сынмин было обрадовался, но тут же застыл, почувствовав, что голос старшего изменился: его диапазон заметно стал ниже, глубже, в нем улавливались нотки все того же бархата, как в сумеречной зоне. Ким встретился с Минхо взглядом, вчитываясь в значение этого темного отсвета в чужих глазах, и сглотнул ком в горле. - Минхо?… - Я согласен. Оголи. Ли опустил руки и проскользнул ладонями под тонкую ткань шорт и коснулся пальцами тугих краев нижнего белья. Ким вздрогнул, а старший зажал его голые бёдра у области паха слишком сильно и начал поглаживать, пока не натянул еще ближе к себе. От прикосновений к голой коже, от встречной близости их тел глаза Минхо вновь затуманились и растеряли свои янтари. Чёрные омуты смотрели на Кима голодным, хищным взглядом; аккуратный рот слегка приоткрылся и мышцы плеч заметно напряглись. - Минхо, что ты... - младший растерялся, глядя уже совсем взволнованно. - Что? - с придыханием еле слышно спросил Минхо. - Ты смотришь на меня как-то … - Как? - Ли хищно оскалился, оголив белый ряд аккуратных зубов и медленно облизнул губы. - Ты похож на зверя, Минхо. - Не нравлюсь? - Минхо, - Ким вздохнул и покачал головой, глядя куда-то вниз: - Не надо меня провоцировать, пожалуйста. - Почему? - Минхо, ну ты чего, правда … - Ким совсем стушевался и покраснел уже не зная куда девать свои глаза, ведь Ли упрямо пытался поймать его карие. Ему очень сложно. Его сила духа, сила воли теряется, снова рассыпается перед ним, и как бы он ни пытался удержаться и противостоять, внутренний голос едва слышно молвит, что он уже давно позволил Минхо слишком многое, и поздно бить в бубен и изображать из себя недотрогу. Только Ким не изображает. Он тушуется. Он стесняется. Он боится. Все равно боится. - Не робей... - шепнул Минхо ему в губы, так и не осмелившись дотронуться. - Сынмин-а, посмотри на меня. - Хён, пожалуйста… - Посмотри. Ким тяжело вздохнул и после секундной задержки все же осторожно встретился с ним взглядом. Минхо уловил его кротость и снова мягко улыбнулся. Его внутренний зверь вернулся в свою клетку. - Ты такой робкий, мой колючий Ким Сынмин. Младший застыл, выдерживая пробежавшие по телу мурашки, причиной которых была эта нежность в голосе старшего. Он невольно зажмурил глаза, томно вздыхая. Надо как-то удержать в себе улыбку. Надо как-то напрячь всю силу воли, чтобы не распластаться тут перед ним совсем уж безвольно… Этот парень действует на него и вправду совершенно разрушительно. Минхо как его личный сорт экстэзи - чем больше доза, тем сильнее ему хочется снова. - Меня удивляет, что ты растерял свою робость, - все же проворчал Ким, закрывая тюбик своей дрожащей рукой, и спрятал свои глаза, боясь, что в них читается лишь одно: "Я готов ради тебя растерять и свою робость, Ли Минхо". - Я был осторожен раньше. - Со мной не был, - совсем тихо произнес Сынмин, и снова посмотрел на хёна. - Неужели? - У тебя взгляд меняется, когда ты смотришь на меня, и я это замечаю. - И как же? Ким теперь едва заметно улыбнулся и осмелился положить ему на плечи свои руки, чтобы слегка приобнять за шею. - Шоу Ли Муджина. Минхо задумался, глядя куда-то в пустоту потолка, легко поглаживая парня за талию, и видимо все же вспомнил этот момент. - Это то, что ты озвучивал на TwoKids Room? - Именно. И я сказал это не ради шоу. Старший смутился и неловко улыбнулся. - Слушай, это же было год назад, мы тогда были другими... - Ты был как всегда невыносим. - фыркнул Ким. - Спасибо на добром слове. Ты тоже. - проворчал Минхо. - Но твой взгляд, Минхо, он не изменился. Когда ты со мной наедине, и хочешь сказать что-то хорошее, твои глаза меняют свой цвет: у тебя зрачки дрожат, и янтарные крапинки исчезают, и в глазах появляется новое выражение... знаешь, такое легкое, едва уловимое свечение. Вот скажи честно... - младший слегка нагнулся и посмотрел Минхо в глаза, хитро улыбаясь: - ... ты же тогда был робок, да? Я угадал? Ты же застеснялся меня, когда хотел похвалить за шоу? Минхо не ответил, и лишь фыркнул, но его кончики ушей предательски зарделись. Ким сразу заметил это и заерзал на старшем, чуть ли не подпрыгнув на месте. - Я угадал! Я был прав! - Молодец, молодец, иди, возьми с полки пирожок... Ким не обращал внимания на саркастичную реакцию парня и улыбался так широко и радостно, как умет только он один. Улыбался и своей светлой улыбкой топил сердце Ли. - Эх, Сынмин-а, какой же ты все-таки... Ким внимательно посмотрел на старшего, вылавливая каждую эмоцию, и слегка наклонил голову на бок. Он замолчал, но вдруг снова широко улыбнулся. - Минхо... - Что? - У тебя опять зрачки дрожат, - и Сынмин прыснул со смеху, - Минхо, ты стесняешься меня прямо сейчас! Старший устало закатил глаза и вздохнул. - Ким Сынмин, встань с моих колен, бесишь своей прямолинейностью. Никакого такта. - и шлепнул парня по бёдрам, подгоняя отцепиться от себя. Ким со смехом встал с него и сел на стул. Минхо снова вздохнул и обиженно надул свои губы, сложив руки на груди, демонстративно отвернувшись. Его мышцы уже основательно свело, все-таки Ким Сынмин не пушинка, но Минхо был бы не против, если этот дерзкий мальчишка посидел еще немного на его коленях, только при условии, что прекратит быть таким бесячим. - Ты такой милый, когда дуешься, Минхо, - услышал Минхо очередной смешок в голосе Кима. Ли покосился на него, но дуться не перестал. - Хён, кофту снимать будешь? - Ким видать совсем осмелел и решил допилить старшего. - Отвали от меня, Сынмин-а. - Хён, не бурчи. Ты же сам был не против, чтобы я тебя оголил. - Отвали. Ким рассмеялся уже в голос, и подвинул стул еще ближе, наклонился к Минхо и мягко взял его за руку, призывая все же обратить на себя внимание. - Посмотри на меня, Минхо. - Отвали, Сынмин-а. - Посмотри … - Нет. - Тогда просто сними кофту. Минхо усмехнулся и отрицательно замотал головой. - Не буду я раздеваться. - Почему? - Не буду. - Минхо, ты сам меня раздевал часом ранее, а как дело дошло до тебя, ты сразу не хочешь? - Ким почти возмутился и даже не покраснел, когда произносил «меня раздевал». - Сынмин-а, не пыхти. Мы тогда оба были не в себе, - вздохнул наигранно Ли, убирая от него руку, и глядя с легкой ноткой высокомерия. - А сейчас я в себе. Я прекрасно соображаю. И раздеваться перед тобой не буду. Зачем провоцируешь? - Я хочу обработать твои синяки, хён. Не волнуйся, я ничего больше с тобой не сделаю. - Не факт, что я ничего потом не сделаю с тобой, - ответил Ли и вдруг сам нагнулся к нему, столкнувшись с парнем лоб в лоб. Сынмин растерял свою храбрость, подавился воздухом и выпрямился, прижавшись к спинке стула. Он весь покраснел и невольно вцепился в тюбик. - Недотрога, - ухмыльнулся Ли и тоже откинулся на свой стул, глядя на парня с нескрываемым ехидством. Наверное ему никогда не надоест дразнить Кима. В конце-концов, ведь это у них обоюдно. И опять-таки, он никому не позволит доминировать над собой. Даже Ким Сынмину. Минхо всегда будет впереди. Минхо всегда будет сверху. Этот мальчишка, что способен истратить все его нервишки и заставить сердце пылать так ярко, достоин самого трепетного отношения к себе, несомненно. Потому что Ким удивительный. Потому что Ким его. Никому не обязательно об этом знать. Достаточно Минхо самому быть в этом уверенным, что только он может видеть Кима таким. Только он может сделать его таким. Только ему подвластна эта строптивая натура, что сдастся, стоит лишь слегка надавить. Но даже с учетом всего этого, Минхо не готов сам сдаваться без боя. Его сердце уже раскрошено и осыпано пеплом, но оно все еще бьется, оно все еще его. И Минхо видит все попытки Кима завладеть остатками его я, видит, как Ким хочет опалить его огни, и стать хозяином одинокого маяка. Только кто сказал, что Минхо отдастся так легко? Только кто сказал, что Минхо не видит, как этот мотылек сам боится обжечься?... - Почему ты так пришел сегодня на вечеринку, не скажешь, Сынмин-а? Младший потупил взор и снова покраснел. А что ему сказать? Что хотел заставить Минхо выгнуться в дугу от похоти и кинуть, чтобы он потом умирал от перевозбуждения в одиночестве? А в итоге чуть не помер сам? Правда, не один, а вместе с ним и из-за него, из-за его рук, и губ, и... Кошмар, просто кошмар. - Иди сюда, - Минхо похлопал себя по бёдрам и искоса посмотрел на парня, улыбаясь лишь уголками губ. - Обойдешься. - Не кусайся, Сынмин-а, иди сюда, - голос старшего вновь обрел уверенность, стал спокойным, обволакивающим. Ли протянул ему руку, подзывая к себе. Ким нехотя встал со своего стула, кляня себя за безволье, подошел к старшему, положил ему в ладонь свою и его снова завлекли к себе эти сильные руки, и обняли за талию. - Ты знал, что я узнаю свой подарок? - шепнул Ли на ухо и Ким почувствовал, как кошачья улыбка растворилась на его коже. Ли прикусил его за мочку и стал гладить и сжимать за талию, слегка вынуждая Кима плавно двигать тазом и вжиматься в него. - Я не был уверен… - Ким недоговорил и внезапно умолк, с шумом втянув воздух сквозь сомкнутые зубы, когда Минхо спустил его капюшон, не позволяя больше прятаться, и слегка укусил за шею. Младший урывками выдохнул воздух и сцедил: - Минхо, не надо... - И чего ты хотел добиться, надевая мой подарок на голое тело? - продолжал мурлыкать Минхо, не обращая внимания на его слова, и поглаживая его спину под толстовкой, проводя пальцами по позвонкам, запуская в Кима новую порцию мурашек. Сынмин невольно выгнулся в пояснице, и Ли, улавливая его движения, надавил пальцами на мягкую ямочку под позвонками у самого крестца, мажущими движениями пробрался под шорты, захватил белье, и проник ещё ниже. Ким тут же распахнул свой рот в немом стоне и выдохнул воздух, жмуря глаза. Его руки перебрались на чужие плечи и въелись пальцами в твердую плоть мышц, тяжкий ком проник глубоко в глотку, дыхание спёрло, и сердце панически ускорило свой бег. Минхо вернул свои руки на его бёдра, обхватил ниже талии и снова начал вести его, вынуждая плавно двигаться навстречу. - Мне кажется … мне кажется ты и так понял, хён... - в полушёпоте едва слышно произнёс Ким, стараясь не стонать так откровенно. Он запрокинул голову назад под натиском умелых губ, позволяя себя целовать, позволяя себя вести. Ли снова улыбнулся ему в кожу, поцеловал в острый кадык, обведя адамово яблоко языком и, приподняв голову, посмотрел в глаза. - Прекрасно понял, Сынмин-а. Но зря ты со мной играешься. Ким вздохнул весьма обреченно, открыл свои глаза, возвращая карие к чёрным, и все же не смог устоять: обнял старшего за шею, привлекая к себе, и потянулся губами к чужим, слегка нависнув над ним. Минхо поймал этот взгляд, что подрагивал, раскрывая внутренние желания, и довольно улыбнулся, когда кофейные радужки совсем потухли под тяжестью век и на его губах заиграл вкус чужих. Губы Кима... Минхо всегда представлял их только в улыбке. В широкой, красивой улыбке. Эта пухлая плоть терракотового оттенка, что меняет свой цвет стоит их зацеловать, на вкус очень сладкая. Сладкая от мысли, что это именно его губы. Такие невинные, такие неумелые в поцелуях, но для Ли они слаще, мягче самого искусного в мире пудинга, это его личная амброзия, и Ким, обладатель этой слабости Минхо - настоящий преступник, ведь совершенно не умеет целоваться. Только Минхо хотел бы его научить. И научит. И простит Киму это преступление, только потому что он первый и единственный кому дозволено прикоснуться к этому лакомству. Ким прижался к нему и стал неспешно целовать, сминая аккуратные линии, облизывая нижнюю губу и стягивая в легком ленивом укусе. Минхо бережно обнял его за голову, зарываясь в копну жжёной карамели, и приоткрыл рот, готовый углубить поцелуй. Сынмин слегка отстранился, чтобы снова встретиться с ним взглядом, словно хотел убедиться, что старший действительно не против продолжить. - Поцелуй меня, - шепнул Ли. После секундного замешательства Ким прильнул к его губам и, нерешительно распахнув их, проник в чужую полость языком. Минхо тут же застонал от наслаждения и вцепился в его волосы крепче. Их языки снова затерялись друг в друге, сцепившись в тягучем танце, съедая, обволакивая; кончики пробежались по белым жемчужинам, вылизывая нёбо; губы причмокивали и тянулись в улыбке, каждый раз позволяя внутреннему голосу извлекать томные стоны удовольствия. - Хён... - Ким нехотя отстранился, переводя дух, и Минхо покорно прекратил свои ласки, уткнувшись щекой в теплую грудь. Ким дышал медленно, но его сердце билось учащенно, загнанное в порыве мимолетной страсти. Как бы он ни хотел продолжить начатое, все же своей целью он сегодня сделал совершенно другое. - Хëн? - М-м? - Может я проникну под кофту, не глядя? Просто намажу пальцы мазью и проведу по груди... Минхо тяжко вздохнул, понимая, что упрямству этого мальчишки можно только позавидовать. - Ким Сынмин, ты хоть понял, что сказал? - Пожалуйста, хëн. Ли не хотел слушать никаких "пожалуйста". Просто Ким не понимает, что своими действиями провоцирует его. Минхо довольно сложно удержаться рядом с ним (да что мы врем, он вообще на волоске), а тут младший сам хочет залезть к нему под кофту и обласкать, а что же делать ему? Терпеть? Вот точно плохо кончится, Ким Сынмин, но ты этого еще не понимаешь. - Хён, пожалуйста, я не отстану. - Ладно, ладно... сдаюсь, - скрипя сердцем согласился Минхо, понимая, что еще горько пожалеет об этом. - Но будь добр, аккуратнее. Ким закивал, внутренне ликуя своей маленькой победе, и тут же смачно намазал все пальцы и ладони мазью. Минхо смотрел на это безобразие и морщил нос. - Выглядит так себе... - проворчал он. - Задери кофту, хён. - Господи, на что я подписался... - Я буду очень осторожным, - клятвенно пообещал Сынмин и действительно очень аккуратно проник старшему под кофту, никак не задев чёрную эластичную ткань майки, и стал обводить его крепкий торс, поднимаясь выше к широкой грудной клетке. Минхо не мог в этот момент смотреть Киму в глаза, так что предпочёл от греха подальше закрыть свои веки. Если бы только он мог отпустить ситуацию, если бы это был не Сынмин, наверное, он бы просто не церемонился, и раз его так откровенно соблазняют, просто взял бы свое. Грубо. Быстро. Жестко. Но это же Ким. И здесь слишком много "но". Его нельзя обижать. Его нельзя трогать против воли. И к тому же, хорошо бы еще знать, как... Чувствуя как чужие руки снова ласкают его тело, Минхо зашипел: - Я реально спятил, если терплю такое. - Да что... - захлопал глазками Ким. - Я же стараюсь быть нежным. - Зря. - Прости? - Это заставляет меня хотеть быть с тобой грубым. Сынмин пару раз сморгнул, не понимая, и все же продолжил свои поступательные движения по телу старшего. Временами Минхо и правда морщился от боли, но это бывали всего секунды проявления слабости. Зачастую он лишь шипел, вынужденный терпеть совсем другие чувства. Сейчас его стойкости можно было бы поаплодировать. Он читал свою мантру, что достаточно просто правильно дышать, и он сможет выдержать этот соблазн. Ким захватил все пространство груди старшего, не упустив ни единого участка, боясь, что оставит без внимания какой-либо синячок. Он примерно помнил куда бил и где могут распуститься эти лиловые бутоны. Но чем дольше его ладони гладили крепкую горячую грудь, тем все менее аккуратными были его движения, и постепенно пальцы стали сильнее сжимать упругие мышцы, ладонь проскользнула за спину и притянула это тело ближе. Минхо моментально вспыхнул и распахнул свой взгляд. - Ким Сынмин... - Прости... - младший замер, глядя на него; его ладонь все ещё приобнимала старшего за спину, касаясь тонкими пальцами широких крыльев; правая ладонь нашла себе опору над солнечным сплетением и едва заметно дрожала, чувствуя как отбивает ритм чужое сердце. Ким смотрел на Минхо, пытаясь дышать ровнее, пытаясь не заострять своё внимание на его губах, глотая очередной ком в горле. Минхо смотрел в ответ также прямо, его пушистые ресницы едва уловимо дрогнули и Ким не осознал, как сам потянулся к нему и неловко дотронулся чужих губ. Минхо застыл, сидя все в той же позе, придерживая свою одежду чуть выше талии, и скользкие руки обвили тело, пальцами вырисовывая только им ведомые линии; терракотовые губы стали ласкать его, тяжело выдыхая в горячий рот; Ким прижался совсем близко, и вжался пахом в тело старшего, пока, наконец, спустя безумно долгие секунды, не нашел в себе силы оторваться. Минхо, обласканный, изнеженный, взбудораженный, лежал на спинке стула еле дыша, сжимая уже не кофту, а свои кулаки, и глядя на парня снизу вверх голодным взглядом. Ким шепотом промямлил свое "биянэ" и закрыл тюбик с мазью, стыдясь посмотреть старшему в глаза. Стыдясь признать, что это он не удержался. Это он сам безвольно тянется к нему. Это ему каждый раз мало. Это уже ему слишком сложно контролировать своё тело. - Зачем провоцируешь... - выдохнул Ли, облизывая слегка припухшие губы, не имея никаких сил оторвать от него своих глаз. - Прости, я не знаю, что на меня нашло. Ким отозвался все также едва слышно, опустил виновато свою макушку; его ладони дрожали, они блестели от мази и горели от недавних касаний, помнили чужие изгибы, такие красивые, слишком притягательные ... Минхо молчал и лишь дышал все более глубоко и тяжело. Он пытался удержать вырывающийся на волю загнанный пульс. Ким осторожно взглянул на него, краснея. - Хён... я… Что бы он ни пытался сказать сейчас, как бы он ни пытался оправдать свои действия, Минхо было уже все равно. Его сознание слетело с петель. Он схватил его за шею, резким рывком притянул к себе, и впился в губы. Ким выронил тюбик и застонал в чужой влажный рот, когда язык Минхо уверенно проник в него. Крепкие руки обняли его за талию, пробрались ниже к бёдрам, сжали и очередным резким рывком натянули на себя. Минхо уже не сдерживался и вёл тазом, имитируя грубые толчки, голодный, заворожённый столь сладкой прелюдией… - Сынмин-а, ты своего добился... - Минхо оторвался от сладких губ, и его пальцы потянулись к молнии чужой толстовки. Он посмотрел ему в глаза и одними губами спросил: "Позволишь?". ***