Жжёная карамель

— Как ты вообще там оказался?! — Я пошёл на кухню воды попить, и тут услышал шум, а дальше ты знаешь. — Твою ж мать … — И я о том же. Чанбин и Бан Чан сидели на кухне тихонько перешёптываясь. Чану сейчас было даже страшно дышать в полную грудь. Он на минуточку растерял весь свой богатый словарный запас и в голове только лохматая обезьяна била в тарелки и повизгивала. В точности, как пару минут назад Хенджин в коридоре. Паническая атака начала подступать к горлу. — Кто еще знает? — выдавил он из себя ни без труда. — Минхо знает, что я знаю. Я дал слово, что не скажу никому. — ответил Чанбин, нарочито подчеркивая слово «никому». Стало ясно, что и Бан Чана он не собирался в это посвящать. От слова совсем. — А Сынмин? — спросил тот. — Ащщ! Да если Сынмин узнает, что я их видел, он же сядет на поезд на тот свет в один конец без обратного билета, — почти прикрикнул Чанбин на своего лидера, но вовремя осекся, и продолжил уже сменив тон: — Ли в первую очередь просил не говорить Минни о том, что я видел их вместе. Не хочет, чтобы Сынмину было тяжело. — Я так понимаю, что после того, что ты видел в коридоре, за ними не проследил? — осторожно спросил Чан, заранее слегка отстраняясь подальше от Чанбина. Сейчас от эмоционального и громкого малыша Бинни мог прилететь кулак в челюсть и десятиминутный ор об отсутствии у Бан Чана совести, стыда, интеллекта и чего-нибудь еще. Но спросить надо было. — Блядь! Это ты сейчас к чему намекаешь?! — не заставил тот себя долго ждать. — Что я за ними в спальню поперся?! Ебнулся что ли?! — почти кричал в истерике Чанбин, готовый придушить хёна за отсутствие такта голыми руками. Все-таки Бинни был предсказуем. — Прости, но, да. — невозмутимо отозвался тот, уклоняясь от удара, и терпеливо глотая «богатый» лексикон друга. Чанбин резко встал из-за стола и, навис над парнем, испепеляя гневом. Кулаки у Бинни так и чесались, но он неимоверным усилием воли сдерживал себя. Он просто совершенно не понимал, к чему эти странные допросы с пристрастием о чужой жизни, которая никак не касалась Бан Чана лично. Бинни сам человек очень любопытный, но Минхо и Минни обсуждать он не хотел. Тем более дал слово Ли. А во-вторых, он чувствовал себя немножко мерзковато, сплетничая Чану о тайне ребят. И вопросы Чан задавал такие неуместные и неловкие, соразмерно скудоумной бабке на подъездной лавке, высасывающей все подробности, чтобы после в тончайших подробностях пересказать следующей подъездной лавке. — Я бы тебя убил, — сопел качок, сжимая в руках йогурт, что начал съеживаться, грозясь вот-вот лопнуть в его тисках. Бан Чан молча ждал пока тот успокоится. Он и сам прекрасно понимал, как мерзко сейчас выглядит. Как опустошает эту прекрасную светлую кухню, где они так часто собирались поесть вкусностей и травить анекдоты друг про друга по-доброму, своими пошлыми расспросами как вшивый следователь из дешевого сериала. Но делать было нечего. Ему крайне важно было узнать эту правду. Успокоившись, Чанбин сел обратно, и продолжил принеприятнейший диалог, но уже гаденьким голосочком: — К твоему прискорбию, я не пошел за ними. И вообще — они никуда не пошли. — уже тише чуть смущенно добавил он, пряча со стыда глаза. — Откуда ты знаешь? Слышал? — такта у Бан Чана было хоть отбавляй. «Особенно сегодня», — с сарказмом подумал про себя Чанбин. — Я когда-нибудь тебя и правда убью, Бан Кристофер Чан, — сцедил сквозь зубы Бинни, вновь замахиваясь на друга. — Я ничего больше не слышал. Ни-ка-ких зву-ков, — нарочито по слогам произнес он. — Мне Минхо сам рассказал, что на этом он все прекратил. Услышав это, Бан Чан, наконец, удовлетворённо выдохнул и с облегчением откинулся на спинку стула, прикрыв лицо руками. Его отпустило. Ему на мгновение полегчало. И ему было безумно стыдно сейчас, и хотелось вычистить рот и язык самой дорогой в мире зубной пастой, лишь бы вычеркнуть из памяти, из полости свои собственные слова. — Мне кажется я сейчас потеряю сознание, — нервно заскулил он, и взъерошил на голове волосы, пытаясь соображать, и как можно быстрее. Они просидели так еще пару минут. Чан с хмурым видом пытался решить уравнение в своей красивой голове, а Бинни топил свой голод и с прискорбием поглядывал на бутылочку йогурта. — Что делать будешь? — буднично спросил, наконец, Бинни, явно не переживающий по поводу Минхо и Сынмина. О химии между ними уже шли легенды, и он знал об их странных взаимоотношениях уже давно, и был их главным шиппером в группе. К тому же, он больше склонялся к трепетной защите чувств мемберов, пусть и не столь традиционных, нежели, как Бан Чан, искал пути спасения. Но в тоже время он прекрасно понимал, что Чан думает на несколько шагов вперед, как их лидер, как их «папочка», и заранее предугадывает все возможные последствия. — Мне надо поговорить с Минхо. — заявил безапелляционным тоном Чан, чем порядком напугал собеседника. — В смысле? — опешил Бинни, тараща на него глазки, — Настучишь, что я все разболтал, чтобы он меня придушил при первой же возможности моими же шнурками?! А точнее, вот прямо сейчас, через пару минут?! Дай я хоть сбежать успею… — Поговорю с Минхо о том, что между ними происходит. — перебил его гневную тираду Чан, и слабо улыбнулся: — Поверь, ты не первый кто знает о них. Но никому больше ни звука. Иначе проблем не оберемся… — Вот сейчас не понял: что значит не первый? А кто первый? — по выразительному взгляду Бан Чана, малыш Бинни понял, что их лидер и есть этот «первый». — А когда это ты успел, не понял… — Давно, Бинни, очень давно. — Тебя в ту ночь с нами не было, — стоял на своем качок, заподозрив что-то неладное, как вдруг старший таким же будничным тоном заявил: — А я говорю не про ту ночь. — БЫЛА ДРУГАЯ?! — почти завопил Чанбин, и тут же поспешил прикрыть рот ладонью, косясь на дверь кухни — не дай боже кто-то их услышит из мемберов. — Не было. Надеюсь. — хотя в этом Чан уже начал сомневаться, — Сложно сейчас объяснять, но потом я все расскажу. Попозже. Сейчас мне надо срочно поговорить с Минхо. — Ты меня прости, я как бы в курсе, что между нашими «разведенками» химия самая ошалелая, но, чтобы настолько, и давно… Чану не хотелось пока вдаваться в подробности. Тем более столь древние — ведь разговор у него с одним из этих «разведенок» по поводу «ошалелой химии» был действительно давно. Если быть точнее — несколько лет назад. Когда другие мемберы были еще ни сном, ни духом. И казалось, что он усмирил эту химию еще в зачатке, оставив ее лишь в пределах разумного и дозволенного, хотя в последние годы — будь он не дурак — ясно заметил, что между этими двумя появилось что-то новое. Слишком яркое и бросающееся в глаза. И это его пугало. Крис совершенно не хотел, чтобы это просочилось сквозь тонкие стены общежития и их круга восьмерых; чтобы это стало столь очевидным, дав людям возможность перешептываться за их спинами; не хотел, чтобы чужие воспользовались их чувствами для циничных, подлых, корыстных целей, убив тем самым лучшее, что так долго Бан Чан берег в каждом мембере — веру в себя. Он был готов защищать своих ребят от всех напастей и бед, столько, сколько хватит сил, он был готов бороться за каждого, и уже неоднократно это делал, и пережил с ними самые тяжелые годы. Крис хотел их уберечь от всех тревог и несчастий, даже от их же собственных необдуманных поступков. Ради их же блага. Выросший старшим среди детей в семье, Бан Чан привык брать на себя ответственность, и никому не позволял обидеть своих «хороших маленьких дьяволят». Но со временем контролировать «дьяволят», коим уже не было по 16-18 лет — стало практически невозможно. Они любили своего лидера, уважали и ценили его, но свою личную жизнь предпочитали утаивать. И все бы ничего, но только не в мире шоу-бизнеса, где каждый шаг под прицелом камер, где каждый, кто оступился — летит в пропасть. И сейчас под прицелом могли оказаться Минхо и Сынмин, и, по мнению Бан Чана, они уже стояли практически на краю этой пропасти. — Ты вообще слушаешь, о чем я говорю или в прострации? — голос Чанбина вернул его к реальности. — Слышу Бинни, слышу. — Чан устало выпустил воздух из легких, и закрыл глаза. Он не высыпался уже очень давно, как собственно и все мемберы, и уже привык к бесконечной череде мероприятий и графику, что трещал по швам от очередного перегруза. Но сейчас ему нужно было немного времени подумать, чтобы подыскать нужные слова для Минхо. А ещё хорошо бы как-то игнорировать внутренний страх и комплекс спасителя, что мешал соображать, пчелиным роем застилая разум, и продавливая виски, как воск. — Я могу помочь, — сказал Чанбин заметив его замешательство и с готовностью положил ему руку на плечо, слегка стиснув, тем самым он давал ему понять, что он рядом и списывать его со счетов не стоит. Он всегда был рядом. Его верный друг и соратник Со Чанбин, малыш Бинни. Бан Чан с благодарностью взглянул на друга, на своего подкачавшегося дьяволенка, и тихо улыбнулся. — Я поговорю с Минхо для начала. Не бойся, он тебя не придушит. — и Чан встал, чтобы выйти из кухни. — Верится с трудом, — буркнул с усмешкой Бинни, чтобы просто разрядить обстановку, нежели опасаясь последствий для себя. Крис на это только широко улыбнулся ему в своей привычной манере, и похлопал по плечу. Уже выходя, он вдруг обернулся и, с какой-то грустью и жалостью, добавил: — Я боюсь, что они летят на полной скорости в пропасть, и это скрыть будет уже невозможно. Мне придется это прекратить. Чанбин догадывался к чему клонит Крис. Чего его хён мог так бояться и неумело пытаться скрыть. Он знал, что у Бан Чана чрезмерно развито чувство ответственности, и он многим жертвует ради команды, и готов на все. Бинни также мог догадаться, что то, что Крис задумал, вряд ли пойдет на пользу Минхо и Сынмину, хоть и убережет их всех. Но в итоге, может стать причиной из-за которой эти двое возненавидят своего лидера и больше никогда не смогут ему доверять. Чанбин знал нечто большее о Минхо и Сынмине, о чем не рассказал сейчас Крису. Он решил на время сохранить свою тайну, ровно до того момента, когда и Крис перестанет от него хранить секреты. ***