Жжёная карамель

Сынмин зашёл в общежитие на цыпочках, крадучись по темному коридору. За окном уже была полночь. И все мемберы давно должны были спать. — И где это ты шаришься в такое время? «Не все», — метнуло в его голове. Щелкнул выключатель. Яркий свет озарил коридор, и Сынмин заморгал от непривычки. Ослепленный на мгновение, он не сразу распознал в силуэте в одних шортах и майке, Минхо. Тот стоял, облокотившись о косяк двери ведущей в общую гостевую, скрестив руки на груди, и смотрел на него в упор. Взгляд его был недовольный. «Почему из всех людей именно он», — Сынмин устало выдохнул. Сейчас ему меньше всего хотелось видеть Минхо. Особенно в таком состоянии — ноги подкашивались и грозились свалить его на пол. От него все ещё пахло алкоголем, и он боялся, что одно неловкое движение выдаст его интересное состояние. Лучшим решением было проигнорировать старшего, как обычно, сыграть на напускном безразличии и уйти. Правда, такое срабатывало только на камерах и при других мемберах. Дома, в общежитии, тет-а-тет они совершенно не враждовали. И, пожалуй, больше всех общались друг с другом. Хотя можно ли назвать бесконечные споры из-за ерунды и веселые перепалки общением? Но им было комфортно. Сынмину так казалось. Ему хотелось в это верить, где-то в глубине своей души. Но сейчас камер не было, и глаза слепит не свет софит, а обычная лампочка, и хён без макияжа, в домашней растянутой майке и затрёпанных шортах, явно его поджидал. Так что, уйти ничего не сказав, не получится. Тем более, демонстративно. Сынмин с достоинством истинного джентльмена одернул свое пальто, и поправил спавшие на глаза локоны. До его комнаты было всего несколько метров. Он бросил взгляд на заветную дверь, и мысленно просчитал, сколько потребуется сделать шагов, учитывая, что ноги его не поспевали за телом на пару секунд. Хватит ли сил, чтобы дойти, не пошатываясь, за пару шагов? Или потребуется куда больше? А может (что скорее всего) он запнется о подол своего длинного пальто, свалится прямо тут в коридоре с позором, а Ли в очередной раз цокнет язычком и закатит глаза, разочарованно наблюдая со стороны за этим пьяным реверансом. А после будет еще лет двести над ним подшучивать и припоминать при каждом удобном случае. Этого только не хватало. Может выругаться, и послать Минхо на три веселые буквы? Откуда он вообще тут взялся? Какого черта он не спит? Какого черта он вообще снова … снова прокрался в его мысли. Сынмин закрыл глаза, и сжал в ладонях подкладку карманов пальто, стиснув зубы до боли, проклиная в душе этого парня, что не давал ему покоя ни сейчас, ни вчера, никогда. Однако трусить перед Минхо он не собирался. Как обычно. Хён будет стебаться над ним до потери пульса, если он тут распластается. Допустить такого Сынмин не мог. «Надо уйти. Просто уйти», — крутилась пьяной завитушкой мысль в голове, но только вот тело не слушалось. И глаза продолжали смотреть на парня у дверного проема. Конечно, в своем воспаленном от соджу разуме, Сынмин уже отвернулся, демонстративно проигнорировал старшего и невозмутимо прошёл в комнату ровным уверенным шагом. Но он был не настолько пьян, чтобы не осознавать реальность происходящего. В реальности он снова не мог контролировать свои эмоции, тем более сейчас, ведь пытаться быть безразличным в трезвом уме куда проще, хотя и тогда он ошибался — его глаза всегда искали в толпе этот взгляд, пронзительный, властный, который в миг мог стать холодным и угрюмым, и за то же мгновение окутать его теплом и нежностью. Глаза, что блестели как тысячи звезд, а от задора его веселого нрава там поблескивали и все тысячи чертей с алыми рожками. Сынмин не редко искал в этих глазах одобрения и поддержки, пытался читать эмоции и предугадать, что скажет их хозяин. Но, зачастую, всегда проигрывал и прямолинейность Минхо не выдерживал, отворачиваясь в сторону, и что-то бубня себе под нос, Сынмин всегда глупо улыбался. Не редко другие мемберы ловили его на том, что он просто залипает на Минхо: слушает очень внимательно, не упускает из виду, глотая каждое слово хёна. Может, это потому, что они были слишком похожи. Может, это потому, что за эти пять лет они стали так близки. «Gagwans», — промелькнула мысль в голове Сынмина, и он невольно спрятал в уголках губ непрошеную улыбку. Он понимал, что и сейчас было все тоже самое — он никуда не уходил, и все ещё стоял посреди коридора под прицелом кошачьих глаз. Стоял и сам залипал на эти темные зрачки, за что мысленно уже проклял себя. Проклял давно и навсегда. Но как пересилить желание смотреть на него и продолжать быть просто Щеночком, просто Минни, неуклюжим долговязым макнэ, который должен играть недотрогу, к которому Минхо всегда снисходителен, но на которого никогда не посмотрит так, как тому хотелось бы — Сынмин не знал. — Я задал вопрос, — ленивый тон Минхо как обычно сравнял его мысли с трухой. — Что ты здесь делаешь? — Сынмин на автопилоте включил напускную браваду, и попытался сменить тему. Его пальцы продолжали сжимать подкладку карманов, будто таким странным образом он пытался удержать свое шаткое равновесие. Но ноги продолжали пошатываться. — Ты забыл, что я тут живу? — нахмурился Минхо, не обращая никакого внимания на состояние парня. Он не сводил взгляда с глаз Сынмина. И тон младшего его явно начинал подбешивать. — Итак, где ты шляешься в такое время, Ким Сынмин? Их отделяло друг от друга пара метров. Может два-три. В нетрезвом состоянии для Сынмина любое расстояние стало оцениваться как «пара шагов», или «пара метров». Но он сомневался в том, что Минхо за эти «пары метров» не учуял запах соджу. Он сам не любил алкоголь и предпочитал пить пиво, и даже одной и той же марки, что сам Минхо. Может, это было сделано непроизвольно, а может, что скорее всего, он просто хотел пить тоже, что и хён. Понять, каков он на вкус. Но сегодня он выпил крепко. Настолько крепко, что уже не чувствовал вокруг себя никаких других запахов. Стены, пол, зеркало у входа, наспех разбросанные кроссы у дверей, вешалка со сломанной ручкой (Чанбин был слишком интенсивен в попытке отпереть шкаф, и найти там свою спортивную сумку), повисшая над головой Сынмина лампочка в хайтековском стиле — все для него пахло соджу. Наверняка и Минхо учует вскоре алкоголь, и тогда… «Я ходил на позднее занятие по вокалу и после выпил с другом по бокальчику, но не рассчитал свои силы. Я не видел его почти два года», — хотел сказать Сынмин, и это была правда, отчасти, хотя на самом деле напился он не из-за долгой разлуки. Но вместо этого его губы отчеканили: — Тебя это не касается. Иди-ка ты спать, хён. Вариант послать Минхо испробован. Сынмин ждал презрительной усмешки, и рассчитывал, что после такой грубости старший уйдет восвояси, чтобы не марать руки об этого мелкого гаденыша. Может вслед проворчит что-то про несносный характер макнэ, и что тот свое еще получит, но по крайней мере не успеет узнать, что этот самый макнэ пьян, и Сынмину не придется с позором ползти в свою комнату под пристальным взглядом кошачьих глаз. Такого он точно не выдержит. Что угодно, но только не это. Он хотел оставаться в глазах хёна кем угодно, но никак не пьянчушкой, чье долговязое тело распласталось на полу. От одной этой картины Сынмина передернуло. Не сказать, что он никогда не напивался до этого, было дело, и даже с другими мемберами, но правда тогда все были пьяны, и Минхо в том числе. Однако даже тогда Сынмин был трезвее, чем сейчас. И уж точно не ползал по полу. На какую-то долю секунды между ними наступила тишина. Вырвавшаяся фраза из уст младшего вальяжно повисла в воздухе. Но пьяный разум Сынмина не успел переварить случившееся далее: Минхо сорвался с места и сократил дистанцию между ними за одно мгновение, с силой схватил его за грудки, готовый с хрустом оторвать ему голову. — Ты совсем охренел… — сцедил он сквозь зубы, испепеляя младшего гневом. Но закончить фразу Минхо не успел: от резкого напора, Сынмин тут же потерял шаткое равновесие, неуклюже пошатнулся и всем своим весом повалился на Минхо. «Какого хрена?», — мелькнула последняя мысль в голове Кима и он полетел в пропасть. В момент полета угасающими остатками сил он попытался остановить неизбежное и вытащить руки из карманов, чтобы ухватиться хоть за что-то существенное, но только содрал подклад пальто. Они оба с размаху грохнулись на пол. Сынмин зажмурился, ожидая удара об твердый пол, но Минхо предотвратил его боль: моментально сгруппировавшись, обхватил руками тело парня, и повалился на спину, приняв весь удар на себя. — Твою ж… мать … — глухо выругался Минхо, придавленный сверху всем весом младшего. Сынмин разомкнул веки и машинально уткнулся старшему в плечо. Его руки все еще цеплялись за обрывки подклада. А Минхо все еще держал его в своих широких объятьях. От этого тесного контакта Ким невольно замер, чувствуя, как щеки наливаются огнем. — Прости, — отозвался он на ругательства, почти у самого уха Минхо. Ли поспешил расцепить свои объятья и попытался оттолкнуть его, но, несмотря на всю свою физическую силу, сумел лишь неуклюже приподнять Кима, и тот снова повалился обратно ему на грудь. Почему-то тело младшего было слишком тяжелым и неподатливым, словно налилось свинцом. А Сынмин просто боялся пошевелиться и еще раз открыть свой рот — слишком поздно вспомнил, что от него разит алкоголем. — Встань с меня! — раздраженно шикнул на него Минхо и толкнул сильнее. Вдруг, Сынмин почувствовал, как старший замер и глубоко вдохнул в лёгкие воздух. «Пропал», — сердце Сынмина упало в пятки. Он осознал, насколько безнадежна его ситуация. — Ты что, нажрался?! — почти гаркнул Минхо не без нотки откровенного шока. Сынмин снова зажмурился, и засопел, собирая мысли в кучку. Пьяный разум уже практически протрезвел со стыда. Нужно было срочно что-то придумать, толкнуть речь из серии: «Да пошел ты на хуй, хён! Тебя забыл спросить!» или «Мне уже почти 23, могу нажраться вволю!». Но язык не поворачивался. — Встань, Сынмин, — голос старшего уже звучал ровнее, и более спокойно. Минхо снова попытался отстранить его от себя, и Ким заметил, как тот уже куда осторожен в своих действиях. «Боится, что я его заблюю всем выпитым», — усмехнулся про себя парень, и, наконец, привстал, оседлав старшего как дикую необузданную лошадь. Ким перевел дыхание, но все еще продолжал нервно сопеть, как нашкодивший мальчишка, потупив взор. Ему так и не хватило смелости нагрубить, как не хватало сил встать без помощи. Ему сейчас было слишком стыдно вообще хоть что-либо сделать. Ким начал медленно растирать шею, запрокинув голову назад, в попытке скрыть стыдливые глаза и придумать тупое оправдание. Голова нещадно гудела больше от мыслей, нежели от выпитого. Он даже не осознал, что сидит на Минхо, обхватив его бедра в неприличной позе. Минхо не шевелился. Киму показалось, что он вообще перестал существовать в этот момент. «Сгорает со стыда за меня», — догадался Ким и посмотрел на старшего в упор, вновь пытаясь прочесть его мысли. Но Минхо тут же поспешил отвести взгляд, что подтвердило догадки Сынмина, и в отчаянии он был готов взвыть с досады, но сумел лишь сильнее стиснуть зубы. Ведь это он сейчас сгорал со стыда и был готов провалиться сквозь землю прямиком в ад, и гореть там последние тысячу лет, лишь бы не видеть, как Минхо отворачивается от него вот так. Сынмин не сводил глаз с лица парня, что в этот момент упрямо разглядывал противоположную стену цвета выцветшей фисташки. Его темные волосы цвета виски растрепались, оголяя линию прекрасной широкой шеи с выраженными полосами вен. От Сынмина не ускользнула пульсирующая сонная артерия под тонкой белой кожей. «Все также чертовски хорош в любой ситуации», — усмехнулся про себя Ким. Ему захотелось вцепиться зубами в этот оголенный провод кожи, высосать до последней капли сладкий сок из вздутой вены, втиснуться тонкими пальцами в этот вихрь густых волос, что так сладко пахли мятой, и заставить Минхо обратить на себя внимание. Так, как хотел этого он. — Твои волосы вкусно пахнут. Сынмин произнес эти слова вслух необдуманно, почти про себя, затем слегка склонился к Минхо, опираясь обеими ладонями о пол в аккурат рядом с головой парня, так, что тот оказался стиснутым в кольцо. Сынмин теперь не мог оторвать от него глаз. Минхо едва заметно вздрогнул и посмотрел на него также в упор. Ким продолжил свой натиск, приблизился и сравнялся с ним лицом к лицу. Минхо на этот жест лишь демонстративно фыркнул и снова отвернулся. Сынмин прекрасно понимал, как он глупо сейчас выглядит, как разительно мерзко от него пахнет, как он жалок в своей попытке уловить внимание старшего. Но все равно продолжал изучать его профиль. А профиль Минхо был прекрасен — четко очерченные скулы, словно вылитые из камня, длинные ресницы, обрамляющие раскосые кошачьи глаза, аккуратный небольшой ротик с линиями мягких алых губ, красивый острый нос с горбинкой на переносице, про которую как-то Минхо получил шутку от стэй, что «с такого склона можно кататься на лыжах». Но Сынмину нравилась его переносица. Как и все остальное в этом красивом парне. Минхо снова тяжело сглотнул и нервно зашевелил губами, словно только-что испробовал ранее незнакомый для рецепторов вкус. Какая-то ответная реакция организма на чужеродный раздражитель. На Ким Сынмина. Он причмокивал всякий раз, как тот оказывался ближе положенного, как только его голос резонировал почти над ухом, когда тепло чужого дыхания обдавало ему кожу. И Сынмин это хорошо знал. — Слабо? — Ким приглушенно усмехнулся, наблюдая за этим сладким шевелением губ. — Что слабо? — отозвался тот, не глядя на него. Сынмин наклонился к Минхо почти вплотную и произнес почти одними губами: — Посмотреть мне в глаза, хён. Минхо ещё более нервно заерзал под телом младшего, но пересилив себя, вновь повернулся к нему лицом к лицу. Сынмин столкнулся с ним нос к носу, и почувствовал, как Минхо болезненно напрягся. Его глаза оказались слишком близко. До неприличия. Но взгляда Ким не отвел, как и Минхо. От этой неловкой близости приятно защекотало где-то внизу живота, дыхание невольно стало рваным, бедное сердце учащенно забилось. Эти огромные глаза, в которых горели тысячи звезд, смотрели на него пристально в упор. Сынмин невольно улыбнулся. Минхо молча смотрел в ответ, изучая лицо младшего, который буквально кожей чувствовал, как взгляд чужих глаз стекает по его щеке, уголкам глаз, слегка припухшим губам и замирает на зрачках. И вдруг Ли закрыл глаза и блаженно улыбнулся. Ким слегка опешил. Неужели Минхо снова, даже в такой ситуации, берёт над ним вверх? Он снова смеётся над ним? Скорее всего Минхо просто вернул своё хладнокровие и стал хозяином положения. А ведь Сынмину так хотелось ненадолго доминировать… Младший, наконец, отстранился от чужого лица и сел, не без усилия заставив свое тело приподняться. Он снова оседлал Минхо, как скаковую лошадь и снова игнорировал это положение. Колени его гудели, и голова раскалывалась. Он слишком быстро протрезвел от своих глупых эмоций. Слишком быстро взял над собой контроль, став таким же холодным, как и Минхо. Хотя в этом помогла ему именно эта блаженная улыбка Ли, который ничего не чувствовал к нему даже сейчас. — Встань уже с меня, пока я не уложил тебя на лопатки и не засунул под душ, — буркнул Минхо, и вальяжно заложил ладони за голову, как турист под палящим солнцем в гамаке. Сынмина будто током прошибло от этих слов. Тонкими иголочками они вонзились в его разум и сгустились тупой болью в области сердца, отрезвляя и пробуждая внутри лишь гнев. Сынмин кусал губы и ненавидел себя за эту слабость к Минхо, что даже пьяным не смог совладать с собой, а в попытке совладать с Минхо вновь претерпел неудачу. А тот продолжает над ним подшучивать. Для него все — игра. Сынмин закусил губу до боли, до маленьких ранок на розовой плоти, и с грустью усмехнулся над собственным жалким положением, затем уже из его горла вырвался рыхлый смех отчаяния. Он закрыл глаза, и, запрокинув голову назад, сгладил челку, и, наконец, устало выдохнул. Он хотел сдаться. Он хотел в этот момент отказаться. От чувств. От боли. От этих лет. В уголках красивых карих глаз скопились непрошеные слезы. «Этого еще не хватало, реветь тут перед ним, позорище!», — с ненавистью подумал он про себя, готовый удавить собственную слабость. — Что… что такое? — почти беззвучно вырвался вопрос Минхо. Ким лишь обреченно покачал головой, будто отрицая все происходящее, но неизбежное. — Ты как всегда неисправим, — сцедил он в ответ. И это была правда. В любой ситуации Минхо выходил победителем, а Сынмин — проигравшим. Наверное, он проиграл еще тогда, пять лет назад, когда увидел его впервые. И раз за разом, год за годом продолжал сдавать свои позиции на милость врагу, был готов отдать все только бы в ответ получить большее, чем просто шутки и снисхождение. Только бы Минхо перестал с ним играться и воспринял всерьёз. Только бы Минхо посмотрел на него со всей своей нежностью, и не как друг… Пьяный омут заволок Сынмина в свои сети и забрал с собой его разум и остатки чести. Гнев и обида застилали глаза, вырываясь на волю и желая сделать хоть что-то. На мгновение Киму показалось, что сейчас самое время стереть свои эмоции. Одним рывком. Как пластырь оторвать. Больно, но быстро. Он резко склонился над Минхо, уверенно заграбастал его руки и сцепил свои длинные пальцы в его теплые ладони. Превозмогая все свое смущение и стыд, Сынмин расправил их руки в стороны, скрепляя в узел их пальцы и придавливая ладони парня к полу, чтобы тот не смог сопротивляться. Секунду спустя он лег на Минхо всем телом и между ними не осталось пространства. Он прижался к нему всем своим естеством, и тело Минхо инстинктивно дернулось, а из уст старшего невольно вырвался тяжелый глухой стон, что вконец стер рассудок Сынмина. От ощущений их близости и сладкого томного взгляда Минхо зрачки Кима вспыхнули, и стали практически черными, и за мгновение кофейные радужки потухли под тяжестью полуприкрытых век. Как в замедленной съемке, Сынмин робко склонился над его лицом и осторожно накрыл чужие губы своим самым первым в жизни поцелуем, смыкая глаза. Минхо под ним замер и перестал дышать…