
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Мин Юнги, добропорядочный прихожанин католической церкви, не находя в жизни хорошего, просит у Господа помощи.
XI
06 августа 2024, 08:45
— Ненавижу плакать. От слез голова болит, — вдыхает, разъедая слизистую, с раздражением, растворяясь в милосердном крэковом спокойствии. — Меня это уже подзаебало.
— О чем ты? — затяжка. Профессиональная, безболезненная, долгая. Будто бы и не было в нем трав совершенно, закашлял и не сплюнул — стоит, все же, не мало. Фитотерапия для богатых.
— Да обо всем. Просто… Не знаю, — почесал затылок, приспустил солнцезащитные очки и посмотрел на своего диллера. — Продашь еще дури в долг? Пока я ищу работу. Пока… Ебусь с этим всем.
— Прости, — пожимает плечами, — не могу. С меня три шкуры спустили в прошлый раз. Либо сразу, либо… Сам понимаешь. Такие правила.
— Ну, а если я внесу часть?
— Часть — это сколько, приятель? Частью могут быть и все 99%. Мне риск не нужен, у меня свои заморочки. Они же эти… Те, кто выше. Они же повернутые! Я тебя уважаю… Но нет, не могу.
— Блядь, — вдыхает, раздражаясь, дым. — Сколько я уже должен?
— С прошлого года, — листает потрепанный ежедневник и мычит. — С прошлого года больше 600$. Если за все года, включая тот, за который частично заплатил твой друг… С теперешным косяком косарь с лишним.
— Сколько-сколько?!
— Ты куришь все, что курится. Понимаешь, сколько это в граммах?
— У меня нет таких денег.
— А мне что прикажешь делать? Я ничего не могу сделать. Что-нибудь придумаешь, да? Ты же у нас умный. Поступаешь в крутой университет…
***
— С тобой замараешься. Нельзя срезать грибы. Не до пеньков. — Какая разница? По-моему, им и так, и сяк похую катастрофически. — Кто тебе сказал, что нужно срезать? У них нет корней. Зачем? — Бабуля сказала. — О… Да? — Сдулся? То-то же. Со мной можешь спорить, с ней — нет. Битый час Юнги с Чимином в лесах, близ пригородного домика госпожи Пак, искали дикорастущие, не сдобренные пометом соседских кур, грибы и ягоды. В грибах разбираются оба. Концы интереса разные. — Странно, что тут так мало грибов, — хмыкает Юнги, водя носком ботинка по мокрому грунту. — У меня дед в Канвондо собирает корзины с себя ростом и продает туристам по космическим ценам. — Не знал, что цель космической программы Кореи — грибы. Но неудивительно, с таким-то результатом… — Так! — восклицает Мин, остановившись посреди тропы. Чимин за его спиной недовольно бубнит и матерится, ударившись о огромную ветку, которую он не заметил за идущим впереди… «Сегодня я — твой супер-герой»,— сказал утром перед выходом Юнги, насмотревшись, по-видимому, мелодрам, что категорически не устроило Чимина. «Че, блять? — почти промолчал Чимин, — Ты? Я скорее тебя буду спасать, чем стоять за твоей могучей спиной.» — Что опять? — Знаешь, — хихикает Юнги, наклонив голову. Его зеленая шевелюра, цвета прелой мяты (мастер передержал краску), сливалась с высокими соснами, а красивая, живая улыбка, с теплым солнцем (я не хотел так думать). — Знаешь… — приложив руки к груди Мин озорно подмигивает, — А мне ведь никто не поверит, что я тебя выебал.
***
— Интересный факт, мой не обремененный гениальностью друг, мы в пещере, ныне не найденной ни одним спелеологом! Представь себе: я, ты, сталактиты, сталагмиты, которые зачем-то называют по-разному. Разве есть разница в положении? Сверху или снизу. Сексизм какой-то, а? Бывал ли ты в Хвансонгуле? Дай-ка угадаю… Туристы, горы, склоны, природа… Нет-нет, ты там не был. И не будешь, угадал? Не твое. Национальное достояние, сокровищница Кореи. Так я и стал пиратом! Обокрал все билетные кассы… Красавицы, которых я там повстречал, плели паучьи сети, пред ними всякий иностранец кланялся. Странно? Великолепие маркетинга — обыкновенное облизывание задов. Я там был всего раз, знаешь почему? Ловить там нечего — в пещерах рыбы не водятся… А легенды! Я торчу по их множеству, как ты на шинах и дешевом спайсе. Вампиров я там не встретил. Дракула боится кошек, знал? Его пытали сотнями пушистых, от их крови адски жгло кожу… Цепеш и боязнь мурлыкалок. Чимин, проклиняя случайности и время, идущее в такт неторопливому тону Юнги, изо всех сил старался не заснуть. Не здесь, не на камушках, нет… Он не хочет его расстраивать. Не когда он, вопреки антисоциальным убеждениям и действиям, наконец что-то говорит. Не когда воодушевлено, с пресловутыми искорками в глазах, делится скучнейшими, невообразимо необходимыми сейчас вещами. — Цепеш? Это че, тачка такая? — ноги ватные, устали. Глаза закрываются сами. Чимин под одеялами и грелками, трясется как осиновый лист, но внимает каждому слову. Не пропустит, не сейчас. — Он не первый, у кого проблемы с кисками. — Ты не слушал? — запал заметно спал, Мин, расстроившись, облокотился о булыжник у их импровизированного «костра» (лишняя футболка Чимина в куче мокрых веточек), стремительно сжигающего последнюю пачку салфеток. — Слушал. Не слишком у крутого вампира кучеряво. — Не нравятся вампиры? — Вампиры? Ты задаешь… Не знаю, мне на них похуй. Я многое не люблю, а вот ненавижу я самолеты. Гробы с крыльями. — Летал когда-нибудь? — И не раз. Заснул — на месте. Не проснулся — не на своем месте. И еще демократию я ненавижу. Выставляют ее спасением, на деле же именно она создает национализм и бомбы. Весь этот мир в розовых токсикозных цветах. Откуда — непонятно, но у каждого внутри оно есть. Гной. — Это было очень по-философски. Украду мысль. — Подожди, пока я умру. Выпустишь книгу, напишешь «Он просил не публиковать», стану востребованным и популярным, как Курт Кобейн. — Как Кобейн? — Мне его образ симпатичен. Дурноты и теплые, скользящие смыслы. Нам не Бог нужен, не вера. Вера, если в себя, а Бог… С ним я разберусь, если он есть. С собой — здесь. Юнги молчит, шлепает хлюпающими, намокшими по самое «хуй я теперь отмою», ботами и катает меж ладоней грибовый, чайный, «что ты туда напихал?!», травовый “блант“. — Если закуришь, не откисай. Велик шанс остаться без плодоносящих яиц. С таким составом тебе и поезд не нужен, — вставляет свои пять копеек Чимин, а сам ждет своей очереди. — Бог… Мы всегда говорим о нем. — Он везде. Тебя не этому учили? Везде и обсуждаем. Я ссал тут бесстыдно, думаю он видел. Ниче не сказал же. — Слышал о теории квантового бессмертия? — Пожалуйста, — смеется Пак, — только не квантовое бессмертие! Мы обсуждали это на горшке в детском саду. Я больше по приближенным к реальности… Обсудим… секс? — приближается, — А? — мерзко, похотливо, вожделенно улыбается он, — Ладно тебе, неженка. Вот ты что предпочитаешь? Или кого. — Отстань. Мне это не вкатывает. — А на той неделе, — шепчет он уже совсем близко, в чувствительное ухо. — Ты по-другому чирикал. Патологический врун. Тебя это что, возбуждает? — коленом касается бедер. — Что скажешь? — Что ты хочешь услышать? — не смутившись, не сдавая психологической защиты. — Чего ты хочешь? Скажи мне. Хотел бы — сказал. — То, чего хочешь ты, — мнется Юнги, — я не могу позволить этому случиться. — Почему? — Я… не умею. Ты же понимаешь… У меня ничего не было. — Научу. Это не проблема. Можешь ничего не делать. Я и без тебя справлюсь, — самоуверенно, — нужен ты мне! Пак дышит Мину в шею. Часто и грузно. Шепчет непонятные, но приятные слова, от чего мутнеют подконтрольные Юнги чувства. Позволяя копаться в себе Чимину и миру, страшила мысль того, что рано или поздно это закончится и больше никто, ничего и ничто не изменит его жизни. — Все в порядке? — спрашивает обеспокоенно Чимин, невесомыми поцелуями очерчивая контуры лица и шеи. — Я остановлюсь, ты только скажи. — Не сопротивляйся, — шепчет внезапно в ответ на протесты тела Чимина Юнги, волоски от вторжения в охраняемую территорию на спине зашевелились. Мурашки предательски табунами пробежали по позвоночнику, ребрам, костяшкам. Истомленный, с чьим дыханием и касаниями Чимину не хотелось расставаться, заставлял Пака краснеть, ерзать, напрягаться и переводить дух после очередного, несанкционированного, приводящего в блаженное оцепенение «тебе нравится?» Сколько было попыток — столько же было разочарования. Чимин редко инициатор, даже если хронически больной по близости. Мне приходится, я, кажется, настаиваю. Кажется, перебарщиваю. Давлю на то, что меня не устраивает. Вгоняю в панику. Мне так кажется. Я не пользуюсь им? — Все в порядке? — на выдохе. Чимин с полузакрытыми глазами. Кажется, сонный, но живой, энергичный. Я чувствую пульсации под белоснежной кожей. — Да. Тебе нравится? — спрашиваю, не дожидаясь, продолжаю. Моя рука на его шее, увешанной железными витыми цепями, отдельные звенья переплавил в вычурные звездочки и кресты, издалека они блестят благородным металлом. Я подарил ему гальку, найденную на берегу, он умудрился вдеть и ее, плоскую и неудобную. Пальцами перебираю элементы витиеватого украшения, смог разглядеть вены, ассиметрично пульсирующих. У сердца быстрее. Он выгибается под неосторожными прикосновениями, стискивает плечи, давит на них, побуждая опустится ниже.