Cherry Crosses

— Итак! Краткий экскурс по миру разноцветных галлюциногенных грибов! Рассматриваем с тобой сегодня мухоморы и их немногочисленные, скажем, подвиды. Псилоцибиновые грибы — это что? Кислота, триптамин, мускарин… То, что люди называют «я в химии не разбираюсь», являясь наркоманами, а зря. Они умирают еще до побегов… Мы в лесу, мы в Корее, а это значит, что шанс найти «Красную Шапочку» и «Короля» без пиков очень высок. Пройдем-ка глубже, а? Будь осторожнее, путешественник. В полумраке (уже) наступившей ночи Чимин не видит Юнги, шаркающего где-то там, у дальних кустов. Тот, подобно опытнейшим грибникам, уверенно вел их дружную команду по истоптанным тропинкам редколесья. — Ты, блядь, ебанный психопат! — испуская «неудовлетворенность» с «обреченным» вдохом, Пак, ползающий на коленях в поисках заветных грибочков, хрустит пальцами и лодыжками, язвит заднице Мина, елозащей в грязи, и никак не может остановиться жаловаться, — Иди в хуй, как тут что-то найти можно?! Какашки, какашки, цветочки, какашки! Заебал реально, ты же мне обещал, что мы тут ненадолго! У меня тело все ломит! — Тише, Пирожок, нас услышат. Совы не любят громких звуков.

***

— Не каждая неправда — ложь. — Че?.. — Ты мне никогда не веришь. — Насчет? — Никогда. И все тут. — Погоди-ка! Как это относится к ситуации?! Юнги наворачивал круги, скрипел зубами, громко дышал и пыхтел;никак не мог прийти в себя и часто моргал. — Я не мог этого сделать, ты понимаешь? Не мог! — Своими глазами видел. Ты спал, что ли? Кто, если не ты? — Ты! Ты! На тебя это больше похоже. — Я?! Мне это нахуй? — последним словом погубил (не преувеличивай!) в Юнги всякую надежду, поставил точку на их глупом путешествии… …На отношениях?

***

Я оказался на голубой линии горизонта. Люди называют это трипом. Бедный Юнги, барабанящий по моему лицу мокрой половой тряпкой, называет это гипоксией. Накануне он учил меня «пересаживаться» (он посмеялся, у грибов-то корней нет) с никотина на легенькие (тут он уже ненормально ухмылялся) грибочки, которые растут везде, даже за грядками моей любимой бабули. Это бы объяснило ее прекрасное к людям отношения в не сезон. — Что это? ТГК? ЛСД? Что это? —суетится Юнги, бегая из угла в угол, из одной комнатки в другую, в поисках заветного «деактивированного угля».— Всякая дрянь, — оборачивается на меня, сплевывает сомнительного вида желтый комочек и облизывается, — тебя погубит. Тебе нужно что-то, знаешь, полегче… Как это?.. — замирает, смотрит на меня, голого с оторванными клочьями рыжих волос, облеванным смокингом под ногами, с тонкой, дешевой сигаретой в зубах, а на лице его непроходимое, отягчающее «я понял». — Ты же… Ты… — Я? Что? Я? Ну, что? — перестав кусать внутреннюю сторону щеки отзываюсь я. — Нет-нет. Нет, правда, — кусает губы он. То, каким я его видел… Поголубевшим?.. Замеревшим от удивления. Такой красивый и такой…— Дезик? Да? Это он? Откуда?

***

«Что я мог сказать ему? Винил бы себя. А меня нет. Сложно как-то. Воскресенье»

***

«13 октября 1991г. — 9 марта 2016г. ,,О мертвых либо хорошо, либо ничего”»

***

— Это ты виноват! — кричит парень в толстой зимней куртке не по погоде. — Ты! — размахивая руками, скалясь, разбивая кружки и бокалы кричит он. В ушах звенит.— Урод… Поганый выблядок! Чтоб… Чтобы… — задыхается, жадно глотает воздух. — Уходи! — выступили слезы. Он отчаянно смахивал их окровавленными кулаками. Порезался. А они все текут и текут…— Уходи! Ты слышал меня?! Я не хочу видеть тебя! Уходи! Уходи!

***

— Прекрасная погода. Хорошо, что выбрались, — Чимин говорит тихо и без энтузиазма. Будто бы это я звонил ему на протяжении недели с «ты себе даже не представляешь, что я подготовил!». — Да, отличная. Мне казалось, тебе больше пасмурная нравится. — Так и есть. Но разнообразие — интерес. Понемногу, по чуть-чуть, маленькими шажочками… — Что ты хотел мне показать? — прерываю я его, выставив руку вперед, к его груди, взглядом указав на соседнее здание, к которому мы подошли — «Шмальную» Джуна (де-факто студия звукозаписи с потоком торчащих дилеров). — У тебя есть, что ему предложить? Ему — Чонгуку. Жополизу, «Авиатору», торгующему анашой из той самой жопы и дешевому аферисту-проститутке. Самой младшей шестерке больших заноз в причинных местах мы платили «дань» каждую третью пятницу через месяц. Наскребать на «залоги» приходилось мне, а расплачиваться за тухлый трафик продаж Чимину. На нем Чонгук отыгрывался по максимуму. — Да. Почти. Я не хотел сегодня думать о плохом. Ты душка, мило с твоей стороны. — Ну так? Ты все-таки решил встать раком? — Расслабься. Я не собираюсь изменять своим… принципам. А ты не смейся, педик, мало ли что в жизни случается.

***

— Чонгук-и, — пьянющий Хосок, стоял к парню вплотную, — чего ты? «Чонгук-и», весь из себя важный и надутый не по статусу, носящий исключительно дорогое и кожаное, пижон пижонам, сидел на диване, покуривая косяк. По нему и не скажешь, что к своим девятнадцати он успел переебать весь пригород, ведь несмотря на огненную его напыщенность, глаза всегда открытые, ясные. Темно-карие, отдающие красноватым блеском на солнце, излучающие доверие к окружающим и миру. Располагающие. Жизнь научила его не смотреть ими прямо. Чонгук — обыкновенный торгаш. Или, как называют его местные белесые — Авиатор. Смысла в прозвище почти не было — скрывать нечего, не за чем, но чем-то от него веяло загадочным и текучим. — Пора бы нам уже… действовать.

***

— Чего от него ждать? — спрашивает Джин, обращаясь к Намджуну. — Хосок за него поручился, — пожимает плечами Ким, выдвигая стул сперва Джину, а потом себе. — Я верю каждому его слову. Он его старший брат, — Джун снова пожимает плечами и, улыбнувшись, добавляет, — А ты знаешь, какие у нас отношения…

***

— Ты запутался. Слышу, как Иезекииль, Царствие ему Небесное, зовет меня по старому имени. Я отвык от него. Рожденный в день Святой Франциски Римской, до Четвертого Воскресенья Пасхи, я жаждал имени подстать судьбе, но моим Средним стало просто «Франциск». Иезекииль, личного имени которого я так и не узнал, умер в ночь с четверга на пятницу. Об этом сообщили незадолго до Рождества этого года. Преемником, первым после Сына, он назначил «Франциска». Извещение, пришедшее мне клеймованным несколькими печатями, включая папскую, пришло даже не по моему адресу, мне понадобилось обращаться в контору по надзору делами Церкви, чтобы узнать, чье же имя так и встретило адресата. В нем, как и в письмах всяких официальных представительств, сухо и бодро описывались следующие моменты: «…архиепархия Тэгу, в интересах Церкви… Отец Иезекииль, заслуги которого Церковь не умаляет, не преуменьшает, в скором времени, по многочисленным заявлениям и просьбам [жалобы: см. прим.] будет отстранен от должности и любых обязанностей…» Никто не читает глупые примечания. Они в конце, потому что никому не нужны, как, впрочем, и мне. Меня страшила всякая мысль, ведущая к тому, что тот, кому я доверил душу, совершил что-то такое… Что-то пугающее. Я не пришел к нему. Но кто, если не он, выслушает меня? Кто, если не он? Я больше не приду к нему, не обращусь за помощью. Почему? Я знать-то не хотел причины. А если я доверял такому же неправильному человеку, с такими же грязными мыслями, как у меня? Извещение ясности не привнесло, мне вновь пришлось обращаться к вышестоящим, к прикрепленным архиепархиям наших новых церквей, которые начали строить с бешеной, даже пугающей скоростью…

***

— Видишь? — Вижу. — Что ты видишь? Опиши. — Раскрытую книгу. Большую. Она лежит на дереве и никто её не трогает. Много людей. Но все проходят мимо. — Как ты думаешь, что это? — Я ебу?

***

— Давайте знакомиться. Меня зовут Мин Юнги. По очереди. Те, кто на последней скамейке, пересядьте…

***

— Говорят, люди чаще молятся перед сном, чем когда-либо. У меня тоже возникает такое желание. Периодически. Я ни на что не надеюсь. Ничего уже от Бога не ожидаю. Но мне так хочется верить, что просыпаясь утром, я услышу, увижу, почувствую «Я рядом. Как и обещал». — Ты молишься? До сих пор? — искренне удивляется он. — Да. Я иногда и за тебя молюсь. Когда ты рядом, когда со мной засыпаешь... — честно отвечаю я, поражаясь собственной смелости. — Зачем? — морщится. — Мне должно быль приятно? Улыбаюсь ему. — Мне приятно. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что встреча с тобой была явно кем-то спланирована. Кем-то могущественным… — И на голову ебнутым?