Cherry Crosses

— Чтобы тебя черт побрал! Неожиданные слова от (неожиданно) злого Юнги. — Как два пальца об асфальт. В нулевку выебал тебя просто. Выпивший Чимин, едва удерживающий голову на плечах, после сокрушительной победы над бедным Юнги поплелся в ванную выблевывать «лишние градусы», захватив с собой нашатырь, полотенце и Мина. — Ты мне должен 3 желания, Джин, — икает Пак. — Ой, то есть Юнги. Попридержи коней, ковбой, у меня волосы путаются… в твоих сильных, красивых, мускулистых пальцах. — Угля выпей. Чтоб с кишками. — Т-бе… Тебя от такого не вывернет? — проглатывая с рвотой слоги обращается к Юнги. — Смотри мне! Чимин склонился над раковиной; живот сильно тянуло и кололо, угля-то он выпил, но облегчения все не наступало. — Умеешь экстренно рвоту вызывать? — к слову спрашивает Чимин, не прося в этом помощи. — Два пальца в рот? — Типа того. Загони-ка их мне по гланды. Мин удивлен был ровно секунду, сообразив с ходу решение. — Хорошо. Закрой глаза, — закатывая рукава приказывает (меня устраивает) он. — Сними футболку. — Этого я не ожидал. Учишься на ошибках? Ополаскивает мое лицо ледяной водой. — Чтобы губы не трескались. — Зацелуешь до посинения? — стучу зубами, не забыв пнуть его. Ставит передо мной пенку для умывания и мыло с лимонной кислотой (сам сделал). Пиздец? — Под ногтями убери грязь. Почисти зубы и помой руки по локти. Лицо им не мой. Чем же мы будем заниматься? Показывает на принесенные из моей квартиры махровые тапочки, заботливо оставленные сушиться после стирки. Юнги настоял. Я швырнул их в мусорный бак через окно в пьяном угаре. — Наденешь, как закончишь. Искупайся. В бойлере теплой воды на сауну не хватит, поторапливайся. Помощь понадобится — зови. Вышесказанное я проигнорировал. Не понял сути. Не догнал, короче, совершенно. — Нагнись. Нагнусь, поверь, и не раз. Разложи меня на столе пасьянсом. — Открой рот. Доминант приказывает — я исполняю. «Юнги доминант». Знаю, как звучит. Открываю рот, а он засовывает в глотку пальцы. Откашливаюсь, в неопределенных собою чувствах спрашиваю: — Че, бля, ты делаешь?! — в определенных. Соврал. Случайно укусил его за палец и сам удивился. — Тебе надо вырвать их. Ты же попросил, — из маленькой ранки пошла кровь, он тут же ее облизнул. — Их? — Шины. Или ты не принимал сегодня? — Пошел на хуй, — уловив легкие нотки моего недовольства Юнги хмурится. Часто, когда хмурится, открывает рот. Губы не смыкаются никогда. У него хаос в голове, но не на языке. Предпочитает выебываться. — Я в норме. — Ты съел пчелу. — И что? Мед я не люблю, да. Ну и что? — Нормально себя чувствуешь? — волнуется он поверхностно. Хочет искренне, но не может. Бедный мой психопат. — Да. — Давай я все же… — Нет, иди на хуй, — приведет ли это к чему-то большему? — Ладно, давай. — он ведь понял?

***

Не привело. Наступаю на одни и те же грабли. Он смотрит на меня, чего-то ожидает. Заебло. — Че? — не с таким выражением, не с таким лицом. Прости, должен был. — Ничего. Почему молчишь? — буравит переносицу взглядом. Один глаз закрыт и высунут язык. Целится. — Че я тебя развлекать буду? — Нет? — Нет, конечно. Нет, — замахиваюсь тапочком, вовремя себя останавливаю. — Что я получу за это? — Как будешь развлекать? Цена исходит из качества.

***

Он навис надо мной всем телом. Я не пьян. Он не пьян. Не знаю как так вышло, в уговор «развлечений» это не входило. Я пообещал станцевать Ему на запись. Мне не хочется оправдывать желания касаться Его алгоколем или наркотиками, в исключительно редких случаях я поднимаю рюмки в Его присутствии, когда Он знает, что я поблизости, в исключительно редких случаях позволяю пьянеть Ему. Только когда знаю, чего Он хочет. Риск наименьший. Я проиграл лишней секунде, отдаваясь моменту. И Ему. Имя, которое не произношу, отпечаталось на подкорке. Паяльником прошлось по дремлющим чувствам и влечению, с чем бороться я перестал. Бессознательно? Он не вызывает возбуждения, доводящего до бредового исступления. Он вызывает нежность и теплоту, терпит прикосновения моих дрожащих рук, Он меня не боится — Его заботят другое. Не боится — говорит мне об этом прямо. Он спрашивает: «Тебе нравится?», а я не берусь отвечать без стеснений. Он сентиментален, невыносимо прост, мне бы лежать с ним до утра, препятствуя материальному, плотскому, греховному. У нас с Ним исключительно платоническое, исключительно обоюдное, исключительно чистое, Боже, восхищение. Он называет это так. Называет «неистовым естествством». «Он не такой», Боже, веришь ему? Не пред тобой он на коленях, а со мной на равных. Тут не потребовалось даже звать твоих церковных бродяг. Он смелеет с каждым моим тяжелым вздохом, целует ключицы, обнимает, прижимает к себе, жмурится. Полумрак. Его почти не вижу, но чувствую всего. Закрываю глаза.

***

— Нам надо это прекратить. — Что «это»? — То, о чем ты рассказываешь. Это неправильно. — Неправильно? Почему? — Мы же друзья? — Мы кто угодно, но не друзья. Называй, как душе угодно. «Передружба», «недоотношения». — Тебя это устраивает? — Нет. — Прекрати. — Нет, меня это не устраивает. — Почему ты не… — Не отказываюсь? А ты бы отказался? — Как видишь, нет. — Почему тогда виноват я? Ты в праве оборвать любые со мной связи. — Ты же знаешь, я не стану. — Знаю. — Мне не нравится это. — Мне тоже. Пожалуйся на меня следующим походом к отцу. Кого-нибудь. — Ты не хочешь исправлять положение? — Как ты себе это представляешь? Я, сидящий на кислоте и ты, промывающий желудок воскресеньями, засыпающий на горке непонятных зверюшек. Чтобы мы что? Чтобы встречались? Ты слышишь себя? — Что ты предлагаешь? — Я предлагаю? Ответственность на мне?

***

Прости меня. Ладно?