Драккар

      Чем ближе он был к бараку, тем сильнее что-то гнало его в спину. Что-то неясное, неприятное, оплетающее внутренности паутиной. Покидая деревню Викингов, он не чувствовал ничего, кроме отвращения. Долгое ожидание не оправдалось, кульминация затянулась, а удовлетворение так и не пришло. Он долго мысленно растягивал эту картину, размазывал её, вспоминая как она смотрела, стоя перед ним на коленях, запачкав руки в сырой земле — сколько боли было в этом взгляде, как она злилась! Она бы удавила его в этот момент, спалила бы до головёшек, будь у неё такая возможность. По крайней мере, очень бы постаралась. Глупая девчонка была виновата сама, она знала, с кем связалась, он её предупреждал, и это было даже слишком великодушно. Довериться ему было настолько неосмотрительным, что он никак не мог взять в толк, как она, имея столько опилок в своей смазливой голове, дожила до своих лет. Он прокручивал всё это раз за разом, сначала намеренно, желая насладиться своим возмездием, а после, не получив желаемого, пытался выковырять льдисто-серые глаза из головы, но они не покидали, преследуя даже во сне. Цель всегда оправдывала средства — он это знал. Случившиеся было закономерным исходом, быть по-другому не могло. По правде сказать, это должно было произойти гораздо раньше, но всё их крошечное приключение оказалось слишком занимательным. Настолько, что он почти забыл о том, что было «до», о том, зачем вообще в это ввязался. Это был простой интерес, блажь, в которой он не стал себе отказывать, ведь кто он такой, чтобы запрещать что-то самому себе? «Занимательного» в его жизни было мало, и то, что вызвать к себе интерес сумела она — стало открытием. Вероятно, это и увлекло его лишь потому, что она осмелилась на своё маленькое «предательство», ему было интересно, что ей двигало — беспросветная глупость, чрезмерная смелость, преданность своему форингу, или, наоборот, трусость? Единственное, чего он не понимал — отчего это так сильно его задело. Он не злился на людей, он был выше этого, ведь чтобы испытывать к кому-то эмоции, пусть и негативные, нужно быть к этому кому-то небезразличным, но её это, отчего-то, не касалось. Он чувствовал, как его злость, словно чума, распространялась не только на неё саму, но и на всех, кто её окружал: на тех, кто был ей близок, а ещё больше на тех, кто был против неё. Она, как несмышлёное, неловкое дитя, просто следовала туманному намеченному пути, оставляя за собой погромы и хаос. Это было занимательным, пока он не понял, что отвращение, которое он испытывал, покидая деревню Викингов, было направлено на него самого. Ему не нравилось что-то чувствовать. Чувства для него были всё равно, что слабостью, ненужным рудиментом, мешающим фактором, что портил все планы. Хотелось вскрыть себе черепушку, выжечь эту гниль драконьим пламенем, вернуть себе кристально чистое сознание, но, вот беда, дракона у него не было. Цель всегда оправдывала средства, он это знал. Её амулет не пригодился, оказался безделушкой, пусть и не самой дешёвой. Ключом была она сама. Только поэтому он вернулся. Да, только поэтому. Увлечённый своими мыслями, он не заметил, как перешёл на бег. Раздражённо одёрнув себя, вновь вернулся к спокойному темпу. Она могла быть уже мертва — девчонка совсем не умела следить за языком и своими действиями. И, хотя он чувствовал, что она всё ещё здесь, эта мысль противно зудела, вызывая волнение. Люди конунга должны были прибыть сегодня, Берсеркам же даже не сообщали. У него было мало времени. Она была всё ещё нужна ему. Только чтобы исполнить задуманное. Да, только поэтому.       

__________

      Цвия поднялась на ноги, подходя ближе к проёму.              — Тебя здесь нет, — прошелестело из-за окна. Флок остановился, непонимающе вглядываясь в её глаза. Он был близко, но всё еще недостижимо далеко. Она здесь, в сырой темени, обдуваемой холодным ветром, а он там, на свободе, которую ей больше не увидеть. Она видела, как быстро на его лице сменялись эмоции: злость, нервозность, насмешка, пренебрежение-пренебрежение-пренебрежение. Она знала лишь эти. Другие — странные, непонятные, заставляющие её сердце болезненно сжиматься, она знала, не могли ему принадлежать. Он не мог переживать о ней, не мог заботиться. Просто потому, что сам её сюда и привёл. Это было лишь игрой её воображения.              — Что за бредни ты бормочешь? Помоги, — помощи он не дождался. Подтянувшись на руках, забрался чуть выше, повиснув на деревянных ставнях. Девушка так и не двинулась, тупо разглядывая его с другой из тени. Сбив топором остаток решетки, он протянул руку внутрь, но она отшатнулась.              — Ты не настоящий, — Берсерк дернулся вперед, но поймал лишь воздух, плечи не пролезали в узкую раму. Ему нестерпимо захотелось схватить ее за грязную рубаху и тряхнуть, привести в себя, вытащить из этой конуры за шкирку, если потребуется. Нужно было уходить. Прямо сейчас. Протяни они еще немного — дело закончится бойней. Он скрипнул зубами, готовый вылить все, что крутилось на языке, но девушка шевельнулась, совсем немного, и лучи солнца, будто только этого и ждали, ласково коснулись её лица, облепили тонкую фигуру. Отсюда она напоминала призрака, неупокоенную душу, которую не приняли ни Хельхейм, ни Вальхалла. Прозрачная кожа, фиолетовые отметины с кровоподтеками на острых скулах и впалых щеках, разбитая, опухшая губа. И лицо, не выражающее ни одной эмоции. Холодное, бессмысленное ни-че-го. Ему стало… страшно? Нет. Нет, он никогда не испытывал этого чувства. Но на момент, лишь на долю секунды, он вдруг забеспокоился о том, что она лишилась рассудка.              «Это я. Я это сделал.», — эта мысль не принесла удовольствия. Все тело горело, голова налилась свинцом. Он зажмурился, отбросив зудящие мысли и отстранился.              — Цвия, это я. Подойди, дай мне тебя вытащить. Нам нужно уходить, сейчас. Я помогу. Другого шанса у тебя не будет, — стараясь звучать, как можно мягче, сказал Флок. Она смотрела на него этим пустым взглядом еще некоторое время, моргнула, едва заметно нахмурившись, а затем подошла ближе. Мужчина облегченно выдохнул, поманив её за собой, — Хорошо, еще немного. Вылезай, я тебя поймаю, - он спрыгнул вниз, слез с телеги, которую поставил у стены, отодвинул её в сторону и приготовился, расставив руки, — Прыгай, скорее.              Девушка смотрела на землю, не понимая, было ли это явью, или сном. Забравшись в проем, она села, свесив ноги. Наверное, ей было бы страшно. Если бы был выбор, если бы не было куда страшнее оставаться здесь. Даже если он не поймает, куда лучше расшибиться о обледенелую землю. Высота была не такой большой, чтобы умереть, но тогда, возможно, её хотя бы больше не тронут. В прочем, даже так, шанс был не высоким. Помедлив, она проморгалась, позволяя глазам привыкнуть к солнечному свету, а затем, не дав времени страху возобладать, спрыгнула. Падение было коротким, мужчина мягко поймал её, прижав к себе и сразу опустил на ноги, придержав за локоть для устойчивости. Найдя опору, она пошатнулась, ухватив его за плечо.              — Это правда? Ты вернулся? — неверяще разглядывая мужское лицо, спросила Цвия. Флок не ответил, только коротко кивнул. Какое-то время она не двигалась, а затем, вдруг резко схватила его за грудки и, вложив всю невесть откуда взявшуюся силу, впечатала его в стену, — Ты! Какого Гарма тебе еще нужно, не все забрал?! — она больше не звучала ни спокойно, ни отрешенно, словно наконец вынырнула из своих видений. Теперь её голос сочился ядом, зло вибрировал, отдаваясь дрожью на кончиках пальцев. Опустив руку, она скользнула под плащ, к его боку, вытянула нож и приставила к горлу. Берсерк не сопротивлялся, — Ты зря вернулся, сын Рига. Я убью тебя, слышишь, прямо сейчас. Убью! — рука тряслась. Как ей казалось, от гнева. По шее мужчины скользнула крошечная алая капля, она вцепилась в нее взглядом. От тряски лезвие расцарапало нежную кожу под челюстью. Мужчина перехватил её ладонь, прекратив тремор, но в сторону не увёл.              — Убей. Давай, Дьяр.              — Не смей! — она утробно зарычала, перехватив рукоятку клинка, крепче прижимая к горлу, — Не смей произносить его имя!              — Ну, чего застыла? — Флок склонился чуть ближе, лезвие вошло глубже, окропив темный мех плаща струйками крови, но он даже не дёрнулся, ухмыльнулся, словно этого и не заметив, — Убивать собираешься? Или так и будем здесь зажиматься? Подождём, пока зрители соберутся? Учти, уйти они тебе не дадут, умрёшь прямо здесь.              — Пусть! Зато ты тоже не уйдешь, отправишься вслед за мной!              — Ты так нас связать решила? Вместе навечно? — он насмехался над ней, но нажать сильнее отчего-то не получалось. Она столько раз представляла этот момент. Представляла, как сбегает, как находит его. Представляла, что она будет злой и хладнокровной, а он будет просить, нет, молить её о пощаде. Но всё, уже привычно, шло не так. Он не боялся, был спокоен, потешался, как и всегда, а глаза не выражали никакого беспокойства, они не выражали ничего вообще. Холодная зеленая пустота, в которую она вглядывалась, ища ответ — что ей делать дальше? Она молчала, злилась, но не решалась ни продолжить начатое, ни отпустить его. Он усмехнулся и губы его обезобразил злобный оскал, — Вот теперь мы в расчете.              — Ты… — на лицо что-то капнуло. Она утерла щеку плечом, — Тебе ничего не сделали!              — Ты не предупредила. И даже не извинилась. Ты не сожалела, — его голос дрогнул, брови на секунду дернулись, но он удержал маску на лице, быстро вернув ему невозмутимость.              — Но ты никак не пострадал! Ты обманул меня, наглый, подлый врун! Ты же обещал…       В горле стоял ком, мешая говорить, голос дрожал, а лицо мужчины стало неразличимым, размывшись серым пятном. Девушка сморгнула пелену и поняла, что это были слезы. Она плакала, впервые после смерти Дьяра. Плакала, и никак не могла это контролировать. Разжав ладонь, она выпустила клинок из руки, тот выпал, со звоном ударившись о землю. Перехватив его одежду крепче, так что та натянулась и затрещала, она тряхнула его вновь, приложив лопатками о стену. Ей хотелось разозлиться, хотелось его уничтожить, возненавидеть, но всё что она чувствовала — боль. Огромная, всепоглощающая, сжимающая внутренности.       — Ты знаешь, что там со мной было? Представляешь, что бы там сделали со «смазливым хлюпиком»? Что бы сделали, если… когда бы узнали?! Лучше бы меня убили. Лучше бы ты меня убил! Зачем ты меня вытащил? Ты мог снять с меня этот треклятый амулет еще там, в воде. Всё это, всё, что произошло — разные вещи! За что ты так со мной, Флок, за что?! Ты же пообещал мне, что больно не сделаешь!              Цвию трясло, как осиновый лист на ветру, она ослабла, но не переставала рьяно дергать его за плащ, голос сорвался, а ненавистные горячие слезы непрекращающимся потоком стекали по щекам, оставляя за собой соленые дорожки — щиплющие, разъедающие кожу. Единственное, чего ей хотелось по-настоящему: осесть на землю, и, как в далеком-далеком детстве, когда всё было совершенно по-другому, как когда всё шло не по твоему, или как когда ты в игре раздирал коленки — разрыдаться в голос.              — Остановись, — Берсерк обхватил её лицо ладонями, стерев влагу большими пальцами. Она попыталась вырваться из его хватки, ударила наотмашь по ладони, но он притянул её ближе, прижал дрожащее тело к себе, обвив руками плечи, — Хватит. Я здесь. Я вернулся.              Она не ответила на этот жест, продолжая крепко стискивать ткань фалдона в пальцах. Он удерживал её на месте, шептал что-то — она не понимала что, не различала слов, не могла уловить смысл, слыша только тихую мелодию его спокойного голоса, пока он успокаивающе гладил её по волосам. Не сдержав порыва, она обхватила его рёбра, уткнувшись лицом в плечо, заливая плащ жгучим, непрекращающимися потоками слёз, что мешались с его собственной кровью, пролитой её же рукой — она чувствовала этот запах, что оседал металлическим привкусом на языке. Это было глупо, но она не контролировала себя, не смогла не разрешить себе это послабление. Только сейчас, на короткий момент, в последний раз. Истерика стихала. Подняв её лицо, он оставил короткие поцелуи на щеках, прикрыл глаза, прижавшись своим лбом - к её.              — Я хотел не такого. Прости меня. Я прошу тебя об этом, но знаю, что ты не простишь.       Девушка зажмурилась, позволила последним каплям сорваться с ресниц, а затем, наконец взяв себя в руки, поспешно отстранилась. Он не стал удерживать.              — Хотел не такого?... — отойдя на достаточное расстояние, она вытерла лицо, возвращая себе самообладание, набрала воздуха в грудь, только теперь понимая, как продрогла на ветру. Цвия криво ухмыльнулась, заглянув мужчине в глаза, хотя со стороны это напоминало скорее болезненную гримасу. Флок впервые отвел взгляд первым, — Предавший однажды, предаст и дважды, так ведь? Один-один. Теперь мы в расчете, — в этот раз она не спрашивала — утверждала, — Я знаю, чего от тебя ожидать. И ты мне больше ничего не сделаешь.              — Нужно уходить, пока они не хватились, — он склонился над телегой, лишь слегка приподняв полог шкуры лежавшей на ней, чтобы выудить свёртки одежды, но она успела заметить. Подойдя ближе, девушка резко сдёрнула шкуру, невольно отшатнувшись, едва не запутавшись в собственных ногах.              «Он заслужил…Заслужил!» — она твердила это себе, но всё же не могла избавиться от страха, захватившего тело. В телеге, избитый и искалеченный, лежал Ятвард. Горло его было перерезано.              — Это ты?... — Флок молчал, внимательно следил за её реакцией, не выдав ни единой эмоции. Ответа не требовалось, это было и так ясно, — Меня ты также убьешь?              — До сих пор ведь не убил.              — Пока что, — попытавшись перебороть тошноту, приняв показательно-спокойный вид, она подошла, забрав свертки, но всё же вздрогнула, увидев оставшийся в его ладони клинок.              — Забери, он твой, — она замерла, волком глядя на него исподлобья. Мужчина развернул, взяв за лезвие, протянул ей рукоять. Цвия помедлила, но всё же грубо вырвала оружие из его рук.              — Верно. Он — мой.              Отвернувшись, она стянула с себя одежду, швырнув в телегу, стараясь не смотреть в ту сторону. Только сняв с себя тряпьё, она почувствовала, как же отвратительно оно воняло – кровью, потом и плесенью. Так и не просохшая до конца одежда начала гнить прямо на ней. Стыдно от наготы больше не было, ей было плевать. Единственное, о чем она думала — это то, как ей хотелось бы смыть с себя этот смрад, как хотелось забыть всё произошедшее, как страшный сон, словно этого никогда не случалось. Также скоро девушка натянула на себя новое – это опять была женская одежда, по виду — раньше не ношеная. Брезгливо сморщившись, Цвия надела на себя то, что было, и сунула ноги в ботинки.              — Какого Гарма женское?!              — Тебя будут искать. В этом — вряд ли узнают, — мужчина подошёл ближе, накинул ей на плечи тяжелый плащ, скрепив его края у шеи. Наконец стало тепло. Это чувство было таким необычным, она так от него отвыкла, что ей захотелось накрыться, зарыться носом в мягкий мех воротника. Опустив глаза, Цвия узнала фибулу, что он принёс перед Йолем. Ей хотелось сорвать, швырнуть эту безделушку ему в голову, да так сильно, чтобы этот узор отпечатался у него на лбу навечно, чтобы он, глядя на своё отражение, видел это каждый раз и вспоминал этот день. Она вздёрнула руку, но остановилась — держать полы одежки весь остаток пути самой не хотелось.              — Вторая где? — она не знала, зачем об этом спросила. Растерялась от своих же слов, но не подала вида.              — Я нашёл только одну, — закончив с плащом, Флок выудил из кармана её амулет, надел ей через голову и аккуратно поправил на груди. Девушка коснулась украшения пальцами, очертив узоры, приподняв, коротко поцеловала, а затем спрятала под одежду.              — Мы пойдем в Фосна, дойдем, и разойдёмся там. Ты никогда больше ко мне не приблизишься, даже не подашь знака, что ты меня знаешь.              — А если приближусь? — Флок усмехнулся. Подняв на него взгляд, Цвия не увидела ни злобы, ни насмешки. На его лице была лёгкая улыбка, она бы назвала её печальной, если бы не знала, кто перед ней стоит, — Что тогда?              — Тогда ты пожалеешь, — девушка вскинула подбородок, отчеканив это так твёрдо, как только могла, — Я еще не знаю как, но обязательно придумаю и, будь уверен, тебе это не понравится, — она обвела его небрежным взглядом, прежде чем накинуть капюшон и развернуться, уходя прочь из этого, ставшего ненавистным ей, места.              — Уже не терпится узнать, на что хватит твоей фантазии, — негромко бросил он ей в след.