Драккар

      Флок разбудил её, когда солнце ещё не поднялось из-за горизонта. Они поспешно собрали все вещи, которые приготовили в дорогу — их уже привычные шкуры для ночлега, котелок, но в этот раз добавилась еда, некоторая сменная одежда и тряпье, которые им щедро напихала Дагни, а ещё оружие, в виде клинков и небольшого топорика, которые мужчина выменял у кузнеца. Также он где-то достал новую обувь и добротные плащи, что обещало значительно упростить путь. Они торопливо распрощались с хозяевами, клятвенно заверив обязательно возвращаться время от времени. Раскланявшись в благодарностях, Берсерк оставил три монетки, расписанные рунами, для детей - на память, и чтобы им благоволила удача.              Поначалу, даже не смотря на заваливший тропы снег, пробирались споро. Сытым и отдохнувшим держать путь было значимо легче. Останавливаться старались как можно реже, жуя вяленое мясо прямо в пути. Сон был коротким и особенно неудобным, после человеческих условий, спать на промёрзлой земле снова оказалось ещё тяжелее, чем в первую ночь. Поспав несколько часов двинулись в дорогу вновь ещё в темноте. Они преодолели приличное расстояние, время второго дня пути клонилось к закату, когда они подошли к деревне, в которой уже вовсю шли гуляния.              — Давай тут остановимся! Все равно всю еду уже сожрали, толку опять корой давиться? Или ножами своими в белок швыряться будешь?              — Отцепись. Зачем мне белки? Могу тобой перекусить, твоего тщедушного тельца как раз на один зубок хватит, — раздраженный, он не обращал на неё внимания, пробираясь дальше по глубокому снегу.              — Чего злой такой? — девушка, ускорившись, обогнала его, пошла к нему лицом, а к тропе спиной, начав нараспев низким, жутким тоном.       —Я злой и страшный бурый лис,       люблю корячиться я близ       ваших лачуг - убогих, старых.       Стащу у вас мешок отравы       и карту старую хочу,       хоть половину ухвачу!       Стащу и пару фрекен юных,       чтобы в ночах глухих, безлунных,       не чувствовать на сердце крах.       Я нагоню на вас всех страх!       Мужчина пытался держать лицо, но, не выдержав, рассмеялся. Цвия довольно улыбнулась и картинно низко раскланялась.              — Решил все же всерьез задуматься над моим предложением стать скальдом?              — Ну же, признайся, так юные фрекен в твои лапы попадают?              — Обычно, юные фрекен желают попасть в мои лапы сами, — он попытался придать лицу серьезность, нахмурившись, — Чего ты пристал? Нужно двигаться дальше. Уже не хочешь до Берсерков добраться? В гостях отсиживаться понравилось?              — Что толку спать в холоде? Совсем скоро стемнеет, все равно нужно будет останавливаться на ночлег, искать еду, — она подошла, и, потянувшись, закинула руку ему на плечо, — А там, только погляди, праздник! А значит, есть еда, вода, да эль сыщется, — свободную ладонь девушка аккуратно запустила ему в карман плаща и, нащупав увесистый мешочек, принялась медленно его расшнуровывать, — Только представь, теплая постель, свежая горячая еда, вода, которой омыться можно… — вытянув несколько монет, она также аккуратно потянула на себя, но мужчина поймал её ладонь в кармане. Резко её выдернув, Цвия сумела освободиться, тут же отбежав на приличное расстояние, — Это моё! Я обдурил лиса! - завопила она. Флок усмехнулся, трагично подняв лицо к небу.              — Долгий путь тебя даже зачатков разума лишает, да?              — Ну, не упрямься! Хочешь, я тебе заплачу?              — Моими же монетами?              — А ты докажи, - подкинув блестящий, в лучах закатного солнца, кружок, она поймала его, тут же сунув монетки в карман штанов.              — Зачем? Я могу их просто отнять, — он угрожающе сделал к ней несколько шагов, но девушка не стушевалась, сама подошла поближе, первой ухватив его за запястье.              — Ты, может, злой и страшный, но и я — не юная фрекен!       Берсерк посмотрел на её руку, лежащую на своей, вздернув бровь. Она видела в нем усталость. Видела, что он перестал язвить, огрызаться, подшучивать, даже злиться, стал непривычно молчалив. Усталость была не физической, скорее его, как и её саму, утомила постоянная монотонная ходьба и постоянный бессменный пейзаж, выглядящий так, будто они битый день топтались на месте. Оттого и хотелось его подбодрить, вызвать эмоции — чтобы не унывать самой.       — Ну же, Флок, идем. Ну пожалуйста!              — Ладно! - мужчина тяжело выдохнул, скинув с себя ее руку, — Но делать будешь, как я скажу. И завтра выдвинемся еще до рассвета.              — Конечно! Хочешь, могу про тебя хоть сотню песен сочинить?              — В таком случае, мы сейчас пойдем дальше.              — Ладно, тогда не обойдёмся.              Перед тем, как войти в деревню, Флок велел ей надеть сарафан. «Чтобы не нарваться на неприятности.». Титаническим усилием воли Цвия приняла решение не спорить, накинув платье прямо поверх походной рубахи. Пройдя главные ворота, они попали на широкую улицу, где местные расставили разные лавки, разбив небольшую ярмарку. Казалось, вся деревня высыпала сюда, с нетерпением ожидая вечерних празднеств. Здесь царила суматоха, слышался галдёж, чьё-то пение, смех, кто-то катался с заледеневшей горки, кто-то участвовал в дурацких играх, а кто-то явно не просыхал со вчерашнего (а может и раньше) дня, продолжая распивать прямо на улице, вызывая каждого встречного на кулачные бои. Повсюду стояли йольские козлы, какие-то были красивыми, аккуратно собранными, а какие-то кривыми настолько, словно уже пережили Рагнарёк. А какой здесь был запах! Самый чудесный запах праздника, запах мороза и еды — жаренного мяса, лепешек и мёда. Цвия глубоко вдохнула, наполняя легкие этим ароматом, этим ощущением предстоящего веселья, предстоящих изменений. Всё в этой атмосфере словно успокаивало, говорило: «Всё переменится, и всё будет хорошо. По-другому и быть не может!». Прикрыв глаза, она подняла голову к небу, чувствуя, как снежинки мягко ложатся на лицо, приятно холодят кожу. У неё уже много лет не было праздников.              — Молишься? — послышалось сбоку. Приоткрыв один глаз, девушка внимательно оглядела подошедшего Берсерка.              — Ага. Но учитывая, что ты стоишь здесь, а я до сих пор не проснулся на драккаре после очень дурного сна — асы меня не слышат, — ответила она, картинно тяжело вздохнув.              — Держи, — мужчина усмехнулся, протянув ей небольшой мешочек.       Заглянув внутрь, она непонимающе уставилась на два железных украшения, похожих на броши. Они были простыми, но красивыми, похожими на сплетающиеся ветви деревьев.              — Это что?              — Фибулы? — он передразнил её удивлённое лицо, ответив таким же тоном.              — Зачем это?              — Чтоб ты спросил. Идём, — Флок двинулся к жилым домам, и девушка поспешила следом, — Ты лямки сарафана как мешок картошки завязываешь. Это выглядит странно. Будто ты его у кого-то украл.              — О, прошу простить, что не настолько опытен в подвязывании платьев, как ты.              — Я бы простил тебя, если бы твоё неумение не было раздражающей закономерностью, — небрежно бросил мужчина. Громко фыркнув, Цвия отмахнулась, зло насупившись.              — Куда мы идём? Длинный дом остался позади.              — Я договорился, нам сегодня уступят лачугу.              — Уступят лачугу? Это ещё что значит? — от неожиданности, Цвия остановилась, подозрительно его разглядывая, — По своей воле прям уступят? Ты им угрожал?              — Это значит,— он также остановился, раздраженно закатив глаза, — Что эта лачуга не нужна человеку на праздниках, а монеты и мой дар убеждения творят чудеса.              — Но зачем?              — Потому что я не люблю спать с чужими.              — Но со мной же спишь! — непонимающе, пожалуй, слишком громко, воскликнула девушка. Флок расплылся в двусмысленной улыбке и, поняв, что ляпнула глупость, Цвия поспешила перевести тему, — Ты пошёл в Берсерки, где у нас всё общее, и при этом не любишь спать с чужими в одном помещении?              — Дьяр, ты явно переоцениваешь значимость наших совместных ночей. Это вынужденная мера, — с видом познавшего истину учителя, снисходительно ответил Берсерк, щелкнув девушку по носу. У неё едва не вырвалось: «А судя по твоей обычной утренней реакции — я бы так не сказала», но она вовремя прикусила язык, — Вот именно, что чужого общества мне хватает и в лагере. В прочем, ты прав. Отправляйся в длинный дом, а я пойду один.              — Ещё чего! – наконец отмерев, она бросилась вдогонку удаляющемуся мужчине.       Вскоре они приблизились к дому. Он был маленьким, даже крошечным, очень напоминал пастушью лачугу, в которой они искали убежища в начале пути. Вероятно, он был не единственным, а запасным у своего хозяина. Достаточно широкая лежанка в углу, очаг, пара лавок, стол и старый таз — вот и всё убранство. Натаскав воды с улицы, приводили себя в порядок по очереди, ожидая друг друга за дверью. В этот раз обошлись даже без споров. На празднование отправились, когда на поселение уже опустились сумерки.         

________

 

 

      — Налей им витишорн! Как опоздавшим. Еще и первый день пропустили! — пробасил мужчина, сидящий во главе стола. Девушка, уже не слишком юная, но всё ещё очень красивая, появилась словно из-под земли, тут же поставив перед ними большой кубок. На Цвию она даже не смотрела, внимательно разглядывая мужчину и кокетливо хлопая густыми ресницами. Флок по лисьи улыбнулся, осмотрев её с ног до головы. Отчего-то очень захотелось перевернуть брагу на него. И на неё. На них обоих. Совершенно случайно.              — Дырку в ней сейчас протрешь зенками своими, — тихо зашипела девушка, стоило той отдалиться, и сделала большие глотки из кубка.              — Дьяр, если бы это был не ты, решил бы, что моя фру ревнует.              — Очень смешно. Глаза протри, это дочурка главного. Вот потеха то будет, если он за её честь с тобой сразиться изволит. Сам сказал — с местными по минимуму контактировать.              — Сказал тебе. Уж я-то выкручусь в любом случае, можешь не беспокоиться.              — Мне за тебя тоже попадёт! — она зло пихнула кубок ему в руки, переборов желание надеть посудину мужчине на голову.              — Всегда сможешь сдать меня форингу. Ой, то есть, старосте.              — Заткнись. Пей до дна, пока проблем не заработали, — слыша злость в его голосе, девушка отвернулась, отмахнулась, принявшись за еду, чтобы не раздувать конфликт.              От еды и питья ломились столы. Их усадили на южной лавке, как почётных гостей, ответственные суетились неподалеку, то и дело подкладывали еду и наполняли кружки, подносили воду для омовения рук. Не смотря на привычный уклад, здесь женщины сидели рядом со своими мужами, а незамужние, сбившись стайкой, крутились в центре зала, бросая томные взгляды в сторону свободных мужчин. Когда напились достаточно — все повставали из-за столов, образуя в середине неровный круг. Цвия подскочила, качнувшись, от количества выпитого, и потянула Берсерка за рукав.              — Идём! Нельзя Хринброт пропускать!              — Иди, — аккуратно высвободив руку, он покачал головой, — Я не люблю танцы.              — Ну и сиди тут один!       Цвия ворвалась в толпу танцующих, хмелея еще больше от звуков музыки, что умело извлекали музыканты из инструментов, от красивого пения скальдов, от хоровых напевов, которые с радостью подхватывала сама, от какого-то странного чувства общности, что соединяло всех в этом хороводе, от ощущения окрыленности, свободы, силы, которые, будто набирая мощь от каждого человека, усиливались и передавались по их сцепленным ладоням. Когда круг поредел и все стали разбиваться на пары, она было развернулась к своему месту, но её перехватила чья-то рука. Обернувшись, девушка встретилась взглядом с юношей примерно её возраста. Он был худощав, невысок, его нельзя было назвать красивым, но и уродлив он не был. Лицо его казалось добрым, располагающим.              — Станцуем? — дождавшись её кивка, он утянул её дальше, проскакивая в туннеле из людей и их поднятых рук, они сменяли другую пару, завершая незатейливый танец, а когда подходила их очередь — они начинали вновь. Девушка терялась в пространстве, в гудящих вокруг звуках — смехе, песнях, музыке, шуме танца, хлопках и топоте ног, но, когда юноша встал ближе, чем положено, отчего-то единственной мыслью было то, что она ничего не чувствует. Ни страха, зная, что за ней наблюдают одни зеленые глаза, ни опасений, ни неловкости, ни смятения. Ничего, что чувствовала рядом с …              — Пить хочется, — Цвия отодвинулась, активно помахала головой, отгоняя глупые думы и браня себя за них.              — Я принесу, — он спохватился, ринувшись к разливным. Отойдя от танцующих, девушка приблизилась к столам, закинув в рот кусок мяса.              — Дер…              — Будь здрав, друг, — Флок остановился перед ней, преграждая дорогу её новому знакомому. Он грубо вырвал кружку из рук юнца, и, несмотря на дружелюбную улыбку, одарил его таким взглядом, что тот, кажется, едва удержал себя на месте, чтобы не броситься наутек.              — Будь здрав…— замявшись, юноша кивнул, переминаясь на месте. Он с надеждой взглянул на девушку, ожидая поддержки, но та, будто о нём позабыв, подозрительно прищурившись, внимательно разглядывала профиль Берсерка, пока тот невозмутимо буравил злым взглядом своего собеседника.              — Что-то потерял? —поинтересовался мужчина, вопросительно выгнув бровь, сделав глоток из кружки, той самой, что юноша нёс для завладевшей его вниманием фрекен. Парень покачал головой и, постояв ещё пару мгновений, ещё раз неловко покивав, двинулся в другую сторону, будто изначально так и планировал.              — И фто это быво?!              — Не говори с набитым ртом.              — Это — моё! — выхватив кружку, Цвия жадно глотнула, наконец проглотив вставший в горле кусок. Она хохотнула, попыталась упереться одной ладонью в бок, но промазала, едва не шлепнувшись от потери равновесия. Получилось со второго раза, — Если бы это был не ты, решил бы, что мой герр ревнует.              — Не мели ерунды. На вас люди смотрят. Если бы он сделал лишнего, мне пришлось бы за тебя с ним сразиться. Этого я хотел бы меньше всего, — положив ладонь ей на лопатки, Берсерк повёл её к их местам, - Скоро уходим, сиди на месте.                     Девушка повинно склонила голову, согласившись, но, дойдя до стола, звучно бахнула на него пустую кружку, которая еще пару мгновений назад была почти полной, и, юркнув под руку мужчины, вновь понеслась в пляс. Тяжело выдохнув, Флок посмотрел на неё, желая вызвать в себе раздражение. Не вышло. Она была хмельной, смешной, такой свободной в этом моменте. Дико отплясывая, абсолютно не грациозно дергая за юбки своего, совершенно несимпатичного, сарафана, она отчего-то притягивала взгляд всех в этом богами забытом зале. Или только его? Выдвинув лавку, она вздернула на неё ногу, попытавшись забраться на стол, но он поймал её за талию, вернув на землю.              — Это уже перебор, — он не убрал рук, но девушку это не смутило. Она рассмеялась, повернувшись к нему лицом. У нее был красивый смех, когда она не тужилась, пытаясь выдавливать из себя грубый гогот, настоящий же был чуть хриплым, но мелодичным. Он никогда не видел её такой — расслабленной, не зажатой, не запуганной, словно загнанный в угол волчонок, готовый в любой момент защищаться, вгрызаться обидчикам в глотки. Он не видел её такой ни в лагере, ни на всём их долгом, будто бесконечном пути.              — Хватит кукситься, давай танцевать! — она соединила их ладони, и широко развела руки «лодочкой», пытаясь его расшевелить. Мужчина закатил глаза, но стереть улыбки с губ не получилось даже насильно, — Мы почти дома, Флок! — Дома. То место не было им домом. Отчего-то её слова навеяли легкую грусть. Он поймал себя на мысли, что ему хотелось бы об этом не помнить. Хотелось бы остановиться в этом времени, в этой жизни, где они не были собой, где они были просто Фальяром и Ульви, и не было ни тайн, ни предательств, ни разбитых драккаров, ни Берсерков, ни драконов. На очередном веселом аккорде, он, подняв руку, закрутил её вокруг своей оси. Девушка совершенно потеряла равновесие, но он поймал её за талию, чуть наклонив.              — Не отпускай! — смеясь, воскликнула она, хватаясь за мужские плечи.              — Не отпущу, не бойся. Довольна? — покрасневшая, запыхавшаяся и совершенно счастливая. Красивая, но совсем иная в этом своём, таком непривычном, кураже. Такой она была на самом деле? Такой бы была всегда, сложись её жизнь иначе? Без постоянной борьбы за право выживания?              — Очень, — она беззастенчиво разглядывала его лицо и, не удержавшись, Флок опустил глаза на её губы. Чуть полные, четко очерченные, оголяющие белые ровные зубы. Ей шла такая улыбка, она её украшала. Между ними было слишком мало места, но ему до ужаса захотелось наклониться чуть ниже, уничтожив его совсем. Однако, он поднял её, твердо поставив на землю.              — Нужно идти, завтра снова в путь, — мужчина вернулся к столу, залпом осушив остатки эля в кубке.              — Эй, а мне?              — А тебе уже хватит, — утвердительно ответил он. Девушка было запротестовала, но Берсерк мягко подтолкнул её в спину в направлении двери.              Дорога от длинного дома до их пристанища не была долгой. До этого момента. Теперь же, пока девушка бесконечно поскальзывалась (вероятно, специально), еле стоя на ногах, путь казался значимо длиннее. Не удержав её в последний раз, Флок протянул руку, чтобы она за нее ухватилась, но Цвия развалилась в сугробе, раскинув конечности в разные стороны и уставившись в небо.              — Стой. Смотри, как красиво. В моей деревне бы сказали, что это идут Валькирии.              — Да, очень, — он оторвал взгляд от её лица и посмотрел наверх, — предзнаменование больших событий. И ты в это веришь?              — Нет. Но хочу верить, что это значит что-то хорошее.              — Идём, — наклонившись, он подхватил её подмышками, подняв из снега, — Если переохладишься и у тебя начнётся горячка – вряд ли это будет «чем-то хорошим».  

________

 

      Ввалившись в лачугу, Цвия сбросила плащ прям на пол, и уже с порога принялась беспардонно стягивать с себя сарафан. Опасаясь, что та же участь постигнет и нательную рубаху, Флок замер у двери, всерьез раздумывая над тем, чтобы вернуться назад. Ему нравилось её смущать, но, отчего-то, именно сейчас этого делать не хотелось. Не справившись со своей задачей, девушка вернула юбку на прежнее место.              — Помоги, у меня не выходит, — устало попросила девушка. Он прикрыл за собой дверь, проходя внутрь, стараясь держаться в стороне.              — Чем?              — Фибулу не могу расстегнуть.              — Ты испытываешь мое терпение, — он сказал прямо, но она так и не поняла смысла. Не уловив подтекста, Цвия недовольно фыркнула. Отвернувшись, принялась яростно дергать ткань, затем тихо зашипела и затрясла пальцами. Тяжело выдохнув, Берсерк подошел ближе, — Дай сюда.              Мужчина растер её уколотый палец и, поддев брошь, легко расстегнул. Лямка сарафана повисла, обнажив в широком вороте рубахи ключицу. Он поднял глаза к лицу девушки, она не отшатнулась и даже не смутилась. Не отрывая взгляда, он проделал тоже самое со второй фибулой, сарафан шумно упал к ногам. Цвия не двигалась, лишь следила за его движениями этими своими большими, холодными, голубыми глазами. Ему захотелось её испытать, увидеть смятение, смущение, раздражение, что-нибудь, только не такую обезоруживающую открытость. Сейчас она была собой и от этого, отчего-то, становилось не по себе. Флок дотронулся до её ключицы, мягко огладил выпирающую кость, перешел на шею. Зрачки её расширились, будто поглотив любой другой цвет в радужках, чуть раскрыв губы, девушка глубоко вдохнула, опустив глаза на его рот.              — Что ты делаешь? — она обронила слова тихо, едва слышно.              — Хочу украсть одну юную фрекен.       Очертив линию челюсти, он коснулся её нижней губы большим пальцем, приблизился, чуть склонившись над ней, давая шанс передумать, убежать, отшутиться. Он мог бы проиграть ей сейчас, даже принял бы с равнодушием. Наверное, это был даже лучший исход — оставить всё, как было, сохранить глупые перебранки и неловкие взгляды, но остановиться сам он был уже не в силах. Она всё также стояла рядом, подняв ладонь, ухватила его за запястье, но убрать его руку не предприняла даже попытки. И тогда он сократил разделяющее их расстояние, прижавшись к её губам своими. Он не давил, не настаивал, но Цвия сама подалась вперед, сама прижалась ближе, сама обхватила его лицо ладонями, сама призывно распахнула зубы, впуская его язык внутрь. Она сама отрезала все пути отступления, загоняя обоих в ловушку. Мужчина углубил поцелуй, переместив руки ниже, поглаживая спину вдоль позвоночника, плечи, выпирающие ребра. У нее не было выразительных форм, а за время их «похода», она похудела еще сильнее, но ему нравилось её тело - тонкое, выносливое - занятия с берсерками не прошли для нее даром, сильное, в меру своих способностей. Она не обладала грацией, или утонченностью, какие были у некоторых женщин, нет, но в ней была какая-то животная стать. Ему нравился её характер. Её острый язык, идиотские шутки, напористость, упорство и даже твердолобость. Ему нравилась она вся, единственное, что не нравилось - его собственная злопамятность, её неумение признавать ошибки.              Когда тонкие руки скользнули под ворот рубахи, кровь сильнее прилипла к бедрам, отзываясь пульсацией. Гортанно рыкнув, Флок подхватил девушку под колени и, преодолев пару шагов, усадил на стол, встав между её ног. Он запустил пальцы ей в волосы, перебирая пряди густых тёмных волос, и оторвавшись от губ, взглянул ей в лицо. Покрасневшая, с прикрытыми глазами и сбитым дыханием, от которого её грудная клетка высоко вздымалась. Дернув его за рубаху, она пробралась под неё, коснувшись мышц живота холодными пальцами. Это короткое движение вызвало едва ли не болезненный спазм, и он, свободной рукой, ближе притянул её бедра, крепче прижимаясь к ней пахом. Чуть сжав волосы на затылке, Флок заставил её запрокинуть голову, Цвия приоткрыла глаза, глядя на него из-под опущенных ресниц, радужка была почти черной. Впервые он видел в ней похоть, неприкрытую, нагую, и это зрелище ему до одури нравилось. Пройдясь языком по её губам, он поймал шумный выдох, спустился по подбородку и челюсти к шее, целуя, прикусывая нежную кожу и тут же зализывая, оставляя следы-метки, вдыхая запах в изгибах ключиц. Хотелось быть с ней, в ней - везде, чувствовать мягкость кожи под пальцами, чувствовать её личный, неповторимый аромат, купаться в нём, ощущать её прикосновения на своем теле, чувствовать эту податливость, знать, что она здесь для него. Его. Непроизвольно вжавшись в нее сильнее, он почувствовал, как она выгибается, услышал, как она обронила тихий грудной стон. Поддев ткань нательной рубахи, он, обхватив колено, повел ладонью выше по бедру.              — Флок… — ему нравилось слышать своё имя, нравилось, когда она говорила его так. Он добрался до тазовой кости, огладив её большим пальцем, — Флок… — на этот раз чуть громче. Она вытащила руки из-под его одежды, уперевшись в грудь. Он провел носом по шее, поцеловал в ямку под ухом, царапнул зубами мочку.              — Да? — то ли слово, то ли выдох в саму ушную раковину.              — Флок, остановись, прошу, — наконец договорила Цвия. Сначала мужчина не понял её просьбы. Затем чуть отодвинулся, чтобы заглянуть ей в глаза. Стоило малейшему расстоянию между ними появиться, как, будто очухавшись, она резко отпихнула его и ударила по лицу. От неожиданно сильной атаки, голову откинуло в сторону. Губу запекло, утерев её тыльной стороной ладони, Берсерк обнаружил на ней кровавый след.              — Тебя в детстве головой о сарай приложили?! — он обернулся к ней, злой и, к несчастью, все ещё слишком возбужденный.       Она так и сидела на столе, с совершенно непотребным видом — румяная, с засосами на шее, растрепанными волосами, задранной тонкой рубахой и испуганными, ошалевшими, огромными глазами. В какой-то момент ей показалось, что он ударит в ответ, но мужчина стоял на месте, тяжело дыша. Одернув подол, она подобралась, слезая со стола, и попыталась сделать голос грубее.              — Это тебя, видимо, роняли. Что на тебя нашло, эля перехлебал? Налетел на меня, совсем берега попутал?! — вышло отвратительно. Хриплый голос дрожал, то и дело срываясь на высокую тональность. Не глядя в его сторону, она принялась обходить его по окружности, но мужчина поймал её за локоть.              — Налетел?! Я не сделал ничего, против твоего желания.       Он встал вплотную. Цвия вцепилась в его рубаху, но не оттолкнула. Тело деревенело, ей было до одури страшно. Но боялась она не его… себя? Ей понравились его прикосновения, понравилось чувствовать горячую кожу под пальцами, понравилось ощущать его желание, возбуждение, вызванное ей, понравился жар чужого и тела и, самое главное, жар внутри неё самой — и эти эмоции вызывали животный, леденящий ужас. Он скользнул рукой выше, взял за шею, но не сжал, проведя по ней, остановил ладонь под ключицами, ощущая, как под тонкой кожей грудной клетки бешено бьется сердце.              — Прекрати, — она постаралась быть грозной, но получилось не убедительно. Ей ужасно хотелось закричать ему в лицо — «ХВАТИТ, МНЕ СТРАШНО!», — но она молчала, прикусив внутреннюю сторону щеки.              — Не надоело? Было, конечно, временами весело тебе подыгрывать, подтрунивать, смотреть за твоей реакцией, но шутка смешная только в первые сорок раз.              — Не понимаю, о чем ты, —зашипела девушка, попытавшись отстраниться, но он удержал её на месте.              — Правда? Тогда докажи, что я не прав, снимай тряпки! Думаешь, можно Викингом нарядиться, плеваться через зубы, и тогда никто не догадается? Только такие юродивые, как Альрик, или Ульвар, не поймут, что ты — не мужик. И даже у них есть оправдание, первый о женщинах только в сагах слышал, а второй рос со знатными фрекен.              — Так и катился бы к знатным фрекен, чего ко мне прилип! — она с силой толкнула мужчину в грудь, но, уже подготовленный, Флок лишь слегка качнулся.              — Их я не хочу*, — несколько секунд он внимательно рассматривал её лицо, затем убрал руки, отступил, мотнув головой, — Я не сказал, что это плохо. Не плохо, что ты другая. Это мне в тебе и нравится, — сделав пару шагов назад, он наконец отвернулся и, подхватив плащ, направился к двери, больше на неё не взглянув.              — Куда ты идешь?! — ей хотелось оказаться одной, но она вряд ли могла подумать, что это возможно. Но теперь, когда мужская спина замерла в проёме, между лачугой и улицей, это вызывало лишь ярость.              — Завтра утром встретимся в длинном доме. Постарайся не налакаться хотя бы до моего прихода, чтобы потом снова меня во всем не обвинить.              — Ну и проваливай! Катись к Хель! — подняв с пола фибулу, она швырнула её в сторону мужчины, но та с противным лязгом врезалась в уже закрытую дверь.