De Villare

Запах медикаментов и стерильных бинтов, кажется, уже въелся в стены, став неотъемлемой частью лазарета. Здесь всегда было прохладно — не пронизывающе холодно, но достаточно, чтобы поддерживать стерильность и не давать почувствовать себя слишком уютно. В этом месте не задерживались по собственной воле, а потому и персонал спешил закончить свою работу как можно скорее, дабы покинуть стены, напитанные болью и ожиданием.   За дверью слышались торопливые шаги, тихие разговоры, звяканье металлических инструментов. Медсестры ходили по палатам, делая последний обход на сегодня, проверяя капельницы, забирая использованное оборудование и унося его в другое помещение. Их лица, утомлённые, но сосредоточенные, отражали лишь желание довести смену до конца.   Внутри палаты, скрытой от посторонних глаз, воздух был густ от запаха табака. Дым от сигареты медленно, но неумолимо заполнял комнату, смешиваясь с устойчивым ароматом антисептиков и лекарств. Он оседал на языке, оставляя горькое послевкусие — тяжелое, липкое. Чонгук глубоко затянулся, ощущая, как лёгкие наполняются горячим дымом, а затем медленно выпустил его сквозь чуть приоткрытые губы. Сигарета дотлела до самого фильтра, заставляя почувствовать неприятный укол жара. Скривившись, он резко затушил окурок о старую потёртую пепельницу, которая, казалось, стояла здесь не один год, пропитавшись запахом никотина и усталости.   Мягкий фильтр с лёгкостью прогнулся под нажатием его пальцев. Восьмая сигарета за день. Это было слишком много. Чонгук знал это. Но также знал и то, что без этого уже невозможно. Курение давало ему мнимую передышку, короткий момент иллюзорного спокойствия. И нервы его, с годами и без того изношенные, сейчас были натянуты до предела. А теперь ещё и это…   Он не знал, что именно заставило его поступить так. Какого чёрта он потащил с собой этого мальчишку? Этот вопрос терзал его с той самой операции, когда на них снова напали. Очередная атака, очередная схватка. Враги, как всегда, потерпели крушение. Но это понесло слишком много жертв, а Чонгук всё ещё не находил ответов для миллионов появившихся вопросов.   "Зачем? Почему? Для чего?"   Мысли не давали покоя, кружа в голове вихрем, который он никак не мог угомонить. Он утопал в них, позволял затягивать себя всё глубже, пока прерывистый, но уверенный голос не выдернул его из оцепенения.   — Прекращайте тут курить. Это вам не улица, здесь лежат больные,— голос медсестры был строг, но в нём сквозила привычная усталость. — Идите отдыхать, генерал Чон, он ещё не скоро очнётся. —Добавила она, вводя анестезию новому, очень красивому пусть и истерзанному схваткой пациенту. Этого нельзя было не заметить.   На широкой койке, словно выброшенный бурей на берег, лежал солдат. Его тело, измождённое и обессиленное, казалось чуждым этому миру. Когда-то румяное лицо теперь приобрело болезненно-землистый оттенок, тонкая кожа натянулась на скулы, а впалые щёки делали его черты ещё более острыми. На лбу краснела свежая ссадина, вокруг глаз залегли тёмные круги, а тело было покрыто сетью синяков и порезов, будто каждый сантиметр его кожи помнил боль, через которую он прошёл. Он был не просто ранен — он был сломан.   Дыхание его было поверхностным, едва различимым. Грудь почти не поднималась, и, если не приглядываться, можно было бы подумать, что он уже перешагнул ту грань, за которой остаётся лишь тишина. Но нет, жизнь ещё теплилась в нём, слабая, но упрямая.   — И как долго он будет тут валяться? — Раздражённо бросил Чонгук, хотя тут же в мыслях одёрнул себя: "Прекрати, Чонгук. Михо тут ни при чём. Она не виновата в этом... "   — Да он же почти всю кровь потерял! — С возмущением выпалила медсестра, её глаза метнули в сторону генерала гневный взгляд. — Осколки от окна… — Она покачала головой. — Вонзились прямо в правую верхнюю часть брюшной полости! И это ещё не всё: у него сотрясение второй степени и бесчисленные ушибы. А его тело… — Она скривилась почти презрительно. — Он истощён, его организм не получает достаточно питательных веществ. Недостаток жиров, углеводов, витаминов, минералов. — Она замолчала, будто на мгновение раздумывая, стоит ли продолжать, но потом резко добавила: — Генерал Чон, я об этом вообще молчу.   Она резко развернулась, словно не желая больше видеть его, и быстрым шагом направилась к небольшому столику в углу. Схватив потрёпанный журнал, исписанный неразборчивыми строчками, принялась лихорадочно делать записи.   Чонгук тяжело вздохнул. Провёл пальцами по переносице, пытаясь унять нарастающее в висках давление. Последние двое суток он почти не спал, и усталость постепенно начинала брать своё. Всё это… Это был импульсивный поступок. Да, именно так он предпочитал его называть.   — Слабый. Измождённый. Беспомощный. Я вас услышал,— сухо произнёс он, а затем добавил: — Как только он придёт в себя и начнёт идти на поправку, доложите мне. А пока… Мне нечего тут делать.   Он не стал ждать ответа. Развернулся и шагнул прочь, оставляя позади запах лекарств, медсестру, испепеляющую его взглядом, и неподвижную фигуру на кровати. Шаги Чонгука уверенные. Белые стены вдоль коридора были ему знакомы, в воздухе парили «амбре», в которых чувствовались насыщенные нотки. Даже покинув пределы палат, запах остался тот же: стирильных бинтов, хлорки, омерзительной ихтиоловой мази и ещё чего-то непонятного, но знакомого ещё с детства. Холодный вечерний ветер, что пропускали окна, приятно обдувал его руки. Неожиданно, словно стая воронов, ворвались воспоминания о недавней стычке с Триадами. В памяти яркими вспышками проносились кадры кровавой бойни, крики раненых, предсмертные хрипы. Он, генерал Чон, не смог предотвратить это нападение. Несмотря на все его усилия, на всю его подготовку, Триады прорвались, оставив за собой лишь смерть и разрушение. Да, его люди выиграли. Они отбили атаку, заняли более выгодную позицию, отобрали у противника часть припасов. Но какой ценой? Ценой слишком больших потерь. Сегодня Триады забрали больше тысячи юных жизней. Они были не готовы к такой жестокости, к такому бесчеловечному нападению. Твари, отнявшие у них будущее, оставили лишь холодные трупы и горькие слезы родных. Четыре долгих года идёт война с Триадами. Четыре года постоянного напряжения, страха и потерь. А маршал Ли… Этот самодовольный старик, сидящий в офисе и отдающий бессмысленные приказы. Тот не заботится о солдатах, ему плевать на их жизни. Куча мертвых, что гибли словно мухи, с которыми приходилось прощаться Чону. Он сам отдавал приказ, его лицо горело от горя и совести. — Ублюдки! — Резче, чем хотелось, говорит Чонгук и сильнее нажимает на сканер отпечатка пальца. Дверь открывается с писком и, дергая за ручку, мужчина заходит внутрь. Картину, которую наблюдает мужчина, как только входит в эту комнату, радует его глаза. Он в восторге. Демоны Чонгука ликуют. Триад, привязанный к металлическому стулу, весь в крови. Избитый. Истерзанный. Грязный. Его ладони проткнуты баллистическими ножами, так же, как и ступни. Пальцы неестественно вывернуты в разные стороны, на первых фалангах большинства отсутствуют ногтевые пластины — это только начало его мучений. Ведь "их образцы" никогда не покинут пределы Блока-02 живыми. Оказавшись в глубине поточной комнаты, лицо Чона лишь слегка озарял тусклый свет одинокой лампы, что с трудом пробивается сквозь сумрак. Комната казалась выцветшей: белые стены хранили безмолвную историю, старый паркет поскрипывал под ногами. Атмосфера царила не из приятных. В воздухе витал странный, едва уловимый запах крови, что с годами отпечатался в этом помещении, запоминая каждого из многочисленых...Тех, кто, зайдя сюда, больше никогда не видел свет солнца. Чон неспеша сокращал дистанцию, растягивая довольную, почти хищную ухмылку. Вытянув указательный палец, неспеша проводит по лицу врага, собирая капли красноватой жидкости и подносит его к губам. Металлический привкус разливается, заполняя каждый рецептор, безошибочно распознавая вкус крови. Его кровь была похоже на горечь, смешивалась с легким привкусом соли. Столь ощутимый металл задержался дольше, чем обычно, покрывая язык генерала и оставляя отчётливое послевкусие. Ведь дело тут не во вкусе - чувство страха, столь ощутимое и такое ликующее для Чона, имело наибольшее значение. Это ощущалось даже в запахе, который, вероятно, запечатается в комнате еще надолго. Сладковатый аромат, вкус страха, грязи и запах крови создавали жуткое и тревожное ощущение, напоминая не только Чонгуку, а каждому присутствующему о хрупкости жизни. Особенно, как быстро её можно отобрать.  «Я могу её отобрать... » — Мысленно сказал генерал себе. Это был непревзойденный опыт Чонгука, который оставил распрекрасный след в памяти, навсегда запечатался на подкорке его сознания. Отвернувшись от триада, Чонгук устраивается на стул напротив этого ублюдка и поднимает глаза на наблюдающего Намджуна. Лицо привычно невозмутимо. Серьёзный. Собранный. Идеальный на первый взгляд. — Как успехи, Намджун? — Спокойным тоном спрашивает Чонгук, облокачиваясь вперед, дабы стать чуть ближе к другу, что стоял напротив привязанного к стулу человека. — Честно сказать, я думал, что ты не заглянешь сюда. — Проговорил он, разглядывая Чона в ответ. Намджун действительно выглядело слегка уставшим, а тёмные капли, видневшиеся на его форме, напоминали, что он, как всегда, отлично справлялся со своей работой. — С чего ты решил, что не приду? Как я мог пропустить такое представление. — Чимин сказал, что на этой операции ты спас какого-то солдата. Нес на себе, как мешок с картошкой. Он все уши мне про это прожужжал. И это ещё не все, Чонгук, после операции ты оставил командования на Чимина и тут же свалил в лазарет. — Недовольно произносит тот. Сама мысль о том, что Чон доверил руководство новичку и оставил на его плечах всю ответственность, вызывала у него неприятное чувство. Спокойствие Чонгука треснуло с невиданной скоростью, уступая место раздражению. Ему никогда не нравилось такое положение дел, медленно подталкивая его к стадии закипания. Да, генерал знал: Намджун не сделал бы ничего со зла, но само осознание того, что у его друга есть какие-то недовольства к его приказам- отвратительно. — Во-первых, не свалил, полковник Ким. Я перед этим отдал четкий приказ Пак Чимину. И если уж беспокоишься, то он их выполнил, отчет уже в моем кабинете. И если зашла речь о работе, мы здесь как раз для её выполнения. — Уже со злостью выговаривает Чонгук. Разговор принимал совсем нежелательный оборот. Никому не было позволено его отчитывать, словно мальчишку. — Мои приказы не обсуждаются. — Твёрдо констатирует факт Чонгук.  Намджун тихо вздохнул, понимая, что продолжать разговор смысла нет, только лишь гнев на себя навлечёт. Слишком долго они знакомы. «Меня поражает, что этот человек говорит мне подобное, хотя минуту назад сам показал свою некомпетентность, оспорил приказ и выдвинул свое недовольство в мою сторону. Серьёзностью, собранностью и идеальностью тут и не пахнет.» Хмыкает Чонгук себе, но вслух не произносит ни слова. — Раз уж решили, принеси мне мои инструменты. Нужно закончить начатое, — уже гораздо спокойнее произнес Чонгук, поднимаясь и подходя к пленному, окидывая его оценивающим взглядом. Наконец-то он мог приступить к своей работе. Этот вечер будет долгим. Ночь в поточной комнате – это царство тьмы и тишины, нарушаемой лишь редкими, пугающими звуками. Запах, уже давно ставший неотъемлемой частью этого места, достиг своего пика, проникая в самую глубь лёгких и отравляя разум. Багровая лужа залила паркет, отражая тусклый свет единственной лампы в комнате. В смрадном воздухе, пропитанном запахом крови, парили тонкие нити дыма. Перед глазами Чонгука предстала жуткая картина. Безжизненное тело, искорёженное и изуродованное, лежало посреди комнаты. Это был боец Триады. Был. Кожи на лице почти не осталось, обнажая кости черепа и мышцы, вывороченные наизнанку. Пустые глазницы зияли черными дырами, словно глядя в самую бездну ада. Грудь, некогда сильная и гордая, теперь была изуродована множественными ожогами, обугленная плоть сочилась кровью и гноем. В воздухе всё ещё чувствовался едкий запах гари, въевшийся в лёгкие и вызывающий приступы тошноты. Но, не смотря на весь ужас зрелища у Чонгук в груди медленно расплывалось чувство удовлетворение. Внутри него ликовали черти, захлёбываясь от восторга, плясали дикий танец на костях его морали, на руинах его человечности. Губы Чона тронула едва заметная усмешка. Он выполнил свой долг. Теперь, когда всё было кончено, он мог спокойно уйти. С облегчением выдохнуть и стереть с души этот кошмар. Только вот даже он понимал — это ложь. Эта кровь, этот смрад, этот ужас навсегда останутся с ним. Как клеймо. Печать, зажавшая его кошмары глубоко внутри, заставляя ликовать, но так и не почувствовать полное облегчение. — Тебе надо отдохнуть, Чонгук. — Вздыхает Намджун, облокотившись на спинку стула спиной, все также пристально смотря на мужчину. Кажется, Кима этот день окончательно выжал. — А ещё приведи себя в порядок, завтра мы должны быть на церемонии захоронения. Будут не только наши, но и родственники погибших. — Добавляет Ким, делая затяжку последней оставшейся сигареты. — Какие ещё родственники? Маршал Ли совсем ебанулся? Он не понимает, что, если так много людей будет, Триады могут воспользоваться этим в своих целях и нанести урон? — Снимая окровавленные перчатки с рук, проговаривает Чонгук, затем показательно переводя взгляд на полковника. Краем глаза Ким заметил темный блеск злости в глазах генерала, его нижняя челюсть напряжена, а ноздри раздулись. Капельки крови, что остались после пыток на лице, делали его ещё более зловещим. Тут только глупый не поймет: Чон очень недоволен этой новостью, но и перечить начальству не в его полномочьях. Намджуну было сказано передать эту информацию генералу Чону — он и передал. У Кима и без этого день выдался сложным, нет, скорее, невыносимым. Он устал, а в его кабинете ждут тонны бумаг, которые он должен посмотреть и почти на все дать срочный ответ. И слушать недовольство Чонгука он не в состоянии. Выкурив до фильтра несчастную сигарету, одним движением потушил её, сразу поднимаясь. — Это будет закрытое большое помещение, Чонгук, охрана на высшем уровне. Маршал Ли лично занимается этим вопросом и организацией, так что не думаю, что будут какие-то проблемы, — устало проговаривает мужчина, но лицо напротив не изменилось. — Снайперы на крышах тоже будут, нет причин для беспокойства. Лучше отдохни. А если ты так недоволен, то высказывайся маршалу Ли лично. Он с радостью выслушает тебя.  — Выскажусь, обязательно.  — Вот и славно. Я, пожалуй, пойду, работы еще слишком много, Чонгук. Мои ребята скоро придут прибрать тут, так что не задерживайся. — Тихо произнёс он. Намджун уже собирался выйти, как вспомнил кое-что, из-за чего он позволил себе высказать свое недовольство Чону.  — И ещё. —  Намджун останавливается у двери и поворачивает свою голову, смотря на Чонгука.  — Что? — Чимин был ранен после того, как ты отдал свое распоряжение. Ты поспешил: он не готов. Но все равно сделал по-своему, — произнес Намджун, а в голосе звучала явственная тревога. Переживал ли он за солдата, которому было поручено такое ответственное задание? Однозначно. Он был ранен... Не дав Чонгуку ничего ответить, Намджун резко дернул ручку двери и с хлопком вышел из комнаты, оставив генерала одного наедине со своими мыслями. В его уходе чувствовалась смесь гнева, разочарования и, прежде всего, беспокойства за Чимина. Тишина опутала каждый сантиметр, непрерывное тихое дыхание Чонгука слышалось непозволительно громко. Стрелки сменялись быстро, прошло минут пятнадцать, а он так и не сдвинулся с середины комнаты, вновь и вновь обдумывая сказанное Намджуном перед его уходом. Мужчина не особо был впечатлен, услышав про ранение Чимина, ведь травмы и раны будут постоянно. Большие, маленькие, глубокие и несильно. Они ведь в армии, и без этого никак. Но зато теперь он понял, почему Намджун был таким недовольным. Это не из-за того, что он покинул их после операции, и не из-за того, что Чонгук спас вражеского солдата, хоть Ким и сделал акцент на этом. Оказывается, что его от ранения солдата так понесло. Это даже забавно. Намджун не из тех, кто будет в открытую демонстрировать свое недовольство Чонгуку, а особенно при посторонних. И тем более при вражеском солдате, который сидел и слушал их разговор, хоть он бы не вышел за пределы комнаты, и все же. Все это возмущение было вызвано никем иным как Чимином. Пак Чимин это вообще другой разговор. Он новобранец, всего на всего тут два года, у него ещё детство в жопе играет. После того, как попал под его командование, этот парень постоянно ошивается где-то рядом, но не мешает. Он шумный и болтливый, но хороший солдат, приказы выполняет добросовестно, и Чонгук это прекрасно знает, ведь за все время его службы он не возмущался и не давал поводов усомниться в нем. Постоянно помогал и помогает новобранцам, когда у тех возникали сложности в чем-то, всегда дружелюбен и жизнерадостен. Вот таков этот солдат Пак Чимин. — Интересно.— Полушепотом говорит он. Чонгук тянет руку в карман брюк, чтобы достать сигареты и покурить. День выдался насыщенным и интересным. Достав пачку сигарет и зажигалку вместе, он вытаскивает одну и подносит к своим губам. Чонгук уже хотел прикурить, как его отвлекает открывшаяся нараспашку дверь.  «Уборщики.» — Мысленно проговаривает, поворачивая свою голову к открывшейся двери. На него удивленно таращатся четверо молодых парней лет 20, не больше. Они явно не ожидали, что тут кто-то будет, и не знали теперь, что делать. Поэтому решили встать в стойку и отдать честь. Вообще, они и не обязаны это делать, но Чонгук приятно удавлен и спокойно отвечает: — Вольно. Они тут же опускают руки и немного расслабляются. Один из парней, который открывал дверь, делает шаг вперёд и говорит: — Мы от полковника Намджуна, нам было велено убрать все, но если вы ещё не закончили то мы… — Не успевая договорить, его резко прерывают. — Я закончил. Делайте свою работу, я уже ухожу. — Твёрдо сказал Чонгук, понимая, что курить в присутствие их он не будет, а смотреть как они убирают - тем более и выкидывает сигарету на пол. Он и правда задержался, ему стоит пойти уже отдыхать и привести себя в порядок, как и говорил Намджун. Поэтому Чонгук делает два шага в сторону двери, а парни, что стояли в проеме, быстро расходятся, освобождая ему дорогу, и Чон покидает комнату, а за ней и пределы здания.  Ночь опустилась тяжело, будто сама тьма поглотила всё вокруг. Добравшись до арендованного транспорта, тот механически, словно отточенный процесс, разблокировал двери, пару таких же автономных процессов — и машина выезжала на пустое шоссе. Он был уставшим, и каждый поворот руля отдавался тянущим ощущением в руках, напоминая о напряжении последних дней. Ладони, крепко сжимающие кожаный руль, словно пытались удержать его от того, чтобы просто закрыть глаза и забыться хотя бы на несколько минут. Впереди не было ни одной машины — только тёмные очертания дороги и свет фар, прорезающий тьму.   Наконец-то добравшись до знакомого семиэтажного офиса, что за все эти годы врезался в память, мужчина почувствовал напряжение: слишком много работы, слишком много всего, что нужно было сделать. Припарковав машину на привычном месте, он поспешил покинуть её и попасть в пункт назначения. Стоило выйти с авто, вечерний воздух нещадно ударил в лицо, взъерошив и так не самую лучшую прическу. Чон даже не пытался её поправить, просто шагал в сторону входа, не обращая внимания на прохладные потоки ветра, неспешно играющие с тёмными локонами. В здании было пусто, каждый стук подошвы о пол разносился звонко, отбиваясь от старых стен. Почти все сотрудники разошлись по домам, кажется, только ему нужно было завершить пару дел, прежде чем можно будет забыться во сне.   — Генерал, добрый вечер, — встретил его молодой солдат, которому Чонгук в знак приветствия бросил свои ключи от машины. Дойдя до лифта и нажав на кнопку вызова, двери тут же открылись, и Чон вошёл, не желая задерживаться.   Отвратительный запах от одежды ударил вновь. Как же он мечтал побыстрее её снять, надеть свежую. И наконец-то отмыть с лица присохшую кровь.   На седьмом этаже его встретила непримечательная обстановка. Серые стены, пустой стол помощницы. Чонгук вошёл в свой кабинет, и взгляд сразу же остановился на чёрном столе того же цвета с креслом из натуральной кожи. Французская коллекция. И табличка "генерал Чон Чонгук". Его глаза скользнули по предметам на столе, затем по горящему экрану компьютера, сразу выключая его, ибо гаджет остался в питании ещё с момента, когда он был тут, а значит два дня назад. Ему пришлось быстро покинуть кабинет в тот день из-за вызова по поводу очередного нападения.   Дойдя в угловую часть кабинета, отворив привычно чёрную дверь, как и большая часть всего, чем он пользуется, он попал в ванную комнату, и спешка исчезла, уступив место облегчению. Он в два счёта снял свою одежду, бросив её в корзину для грязного белья. Чистое тепло воды было тем, что ему сейчас нужно. Вода скатывалась по его телу, смывая кровь и усталость, но не могла стереть тяжесть утомительных дней. Быстрее, быстрее — он отключил воду и взял полотенце. Обвив его вокруг бёдер, направился за чистой одеждой.   Натянув футболку и штаны, в комнате прозвучал писклявый звонок телефона. Без раздумий наклонившись к гаджету, на экране которого светился неизвестный номер.   "Кто, блин, вообще звонит в полпервого ночи?" — Спросил он сам себя, но всё же решил ответить. Он закинул ногу на ногу, погружаясь в кресло. Было даже любопытно, кому пришло в голову позвонить в такой час и нарушить его покой.   — Слушаю, — коротко произнёс он.   — Здравствуйте, это я, Чимин... Пак Чимин. — Голос был быстрым, торопливым, чтобы сразу узнали разрушителя спокойствия.   — И чего ты не спишь, солдат? Отбой был, а ты должен уже в десятом сне находиться. — Чонгук откинулся на спинку кресла, чувствуя, как раздражение нарастает. Весь этот диалог порядком действует ему на нервы.   — Да, знаю, генерал Чон, но... — Голос Чимина стал мягким, а слова, казалось, выскальзывали с трудом. — Я хотел спросить насчёт завтрашнего мероприятия. Хотел бы... хотел бы поехать с вами. Пожалуйста, — выпалил Чимин, и последнее слово прозвучало особенно сладко, с ноткой мольбы. Ему очень хотелось попасть на это мероприятие, возможность провести время с генералом оказалась ещё более заманчивой.   — Нет. Тебе там делать нечего. Забыть про это и идти спать.   — Что?! Да почему нет, блин?! — Возмутился Чимин, его голос поднимался от возмущения, в нём так и слышалось неподдельное разочарование. В его словах звучало что-то странное, будто его отказ был для него личной обидой.   — Потому, что нет. Завязывай с этим и иди спать. У вас завтра стрельбище с утра. — Чонгук отрезал все слова, чувствуя, как его терпение иссякает. — Номер мой откуда взял?   Эта непозволительная наглость действовала Чону на нервы. Да и как он получил его личный номер?   На другом конце провода повисла тишина. Чимин был зол не меньше, наверняка, из-за отказа, пытаясь не сказать чего-то лишнего. Послышался глубокий выдох, за ним тишина в несколько секунд, а потом всё-таки произнёс:   — Полковник Намджун мне его дал.   — Намджун не мог дать тебе мой номер. Ты лжёшь, — серьёзно выпалил Чон, резко поднимаясь с кресла. Ложь он терпеть не мог, а сейчас Чимин это и делает, причём наглым образом.   — Ладно, да, я лгу. Он не давал мне его. Я запомнил номер, когда вы звонили ему. Я был рядом, когда вы разговаривали. — Выдохнул Чимин в трубку.   Чонгук на мгновение замолчал, переваривая его слова. Это было странно, но он знал, что сейчас лучше закончить разговор.   — Ясно. Больше мне не звони. Не хочу менять симку. Терять хорошего солдата тоже в планы не входит. Так что ложись спать.   И снова гудки. Чимин набирает снова, но всё безуспешно. Чонгук его заблокировал. Он так долго ждал, когда тот закончит со всеми делами, чтобы попросить его об этом, а в итоге получает игнор с его стороны и полную незаинтересованность.   Чимин сидит на своей кровати, поджав ноги под бедра. Обидно до слез, он не понимает: Чонгук и правда не видит его знаки внимания? Не видит, как он каждый день старается для него? Не видит, как смотрит на него? Да даже его внешний вид говорит сам за себя, ведь только из-за этого всего Пак поднимается раньше будильника, делает эти дурацкие маски, чтобы кожа была свежей и гладкой, принимает душ и трет своё тело очень тщательно, чтобы кроме геля от него ничем другим и не пахло. Он понял его безразличие, если бы тот смотрел в другую сторону, но Чимин уверен, что генерала привлекает свой же пол, ведь сам видел его целующимся с одним парнем в душевой. И нет, он не подглядывал. Это вышло случайно. Ещё год назад, когда он хотел принять душ в одиночестве и ждал, пока все выйдут, а потом увидел это, то убедился, что у него есть шанс и начал действовать более уверенно. Нет, он так просто не сдастся. Он добьётся своего. Обязательно.