De Villare

Утро неспеша прокрадывалось в комнату мягкими, золотистыми лучами. Сквозь дымку густого тумана, обволакивающего здания и пока пустые улицы города. Пробиваясь через жалюзи кабинета, озаряя каждый сантиметр и наполняя редко появляющимся в этих стенах теплом и уютом. Казалось, оно хотело принести с собой надежду и помочь забыть о всех тревогах. Сон медленно покидал Чонгука, как и всегда, с первыми признаками рассвета. Привычка, въевшаяся в кровь, заставляла его открывать глаза задолго до того, как зазвонит будильник, кажется, порой он стоял лишь как символическое утреннее напоминание. Но сегодня это пробуждение было иным. Все прошедшие события, словно тяжкий груз, придавили его к дивану, вынуждая заснуть, так и не добравшись до кровати. Теперь же он пожалел: с каждой попыткой пошевелиться спину пронзала острая боль, словно маленькие иглы, вонзаясь в разнеженное тело, напоминая об очередной кардинальной ошибке самой неудобной позой сна и напряжением присущим его работе. Кажется, сегодня ему придётся расплачиваться за своё пренебрежение к комфорту и заботе о себе. День и так обещал быть долгим и непростым, и боль в спине лишь добавляла мрачных красок в эту картину. Отыскав гаджет, что мирно покоился на краю, на удивление так и не свалившись на пол с столь ненадёжного положения. В глаза бросилось горящее на полу экрана время.. семь утра, до начала церемонии захоронения ещё оставалось довольно много времени, спешить, к счастью, нет необходимости. Чонгук лениво поднялся с кожаного дивана, протёр глаза и направился в душ. Водные процедуры приводят в чувства, забирая остатки прежней сонливости и усталости, обманчиво давая расслабиться. Добравшись к шкафу в краю основной части кабинета, чтобы сменить одни лишь штаны, покоившиеся на теле, и слегка намоченные из-за собственной небрежности и надеть более подобающие - чёрный мундир. Открыв дверцы гардероба с еле слышным писком, взгляд в секунды потемнело, пробираясь в голову тонкой паутиной воспоминания, далеко не самые приятное, а ведь до этого все было не так уж и плохо. Сейчас же Чона одолевали смешанные чувства, разбивая в дребезги былую безмятежность. Чёрный генеральский мундир, сшитый из плотного сукна, создавал впечатление неприступной крепости. Прямой крой подчёркивал осанку, а жёсткие плечи и воротник создавали образ непоколебимой силы. Золотые пуговицы, тускло поблескивающие на фоне ткани, располагались в строгом порядке, как на параде. Никаких излишеств – только лаконичность и власть, воплощённые в каждом шве. Погоны, словно металлические щиты, возвышались на плечах, указывая на высокий ранг и ответственность. Взглянув на себя в зеркале, Гук понял лишь одно: от начавшего свой путь юноши ни осталось ничего. Не тот он теперь юноша, что часто упрашивал отца выслушать идеи, не тот, кто так открыто проявлял свои эмоции. Теперь военачальник держался спокойно, говорил уверенно. Курил больше, но неизменно одни и те же сигареты. Лицо стало жёстким и серьёзным, а взгляд тёмных глаз приобрел строгое и проницательное выражение. Негромкий стук в дверь раздался по комнате. Генерал повернулся в сторону черной двери, отходя немного от зеркала, и громко проговаривает, чтобы его услышали: — Входите. Дверь открылась, и в кабинет вошла секретарша Пак, знаменуя начало нового рабочего дня. Сперва она немного растерялась, что генерал не сидел за своим столом как обычно, а стоял возле шкафа с зеркалом, но, быстро взяв себя в руки, она сказала: — Генерал Чон, вот рапорт о вчерашнем инциденте, — она положила папку на стол. — И машина для сегодняшнего дня уже готова, в десять часов прибудет. — Да, хорошо. — Ответил Чонгук. — Мне сделать кофе? — Спросила она с улыбкой на лице. — Буду рад этому. Секретарша низко поклонилась, развернулась и быстрым шагом вышла из кабинета. Чонгук подошел к своему столу и, сев за кресло, начал рассматривать две лежавшие папки на его столе. Первая - это рапорт Чимина, который он оставил. И вторая - то, что принесла его помощница. «Этот мусор мне не нужен...» — С этой мыслью убирает папку Чимина со стола и подносит его к шредару - машина быстро захватывает кусок бумаги и уничтожает его. Беря ту папку, что принесла его помощница, открывает её и внимательно читает содержание. Там написано о всей той операции, которая была с Триадами, и действия предпринятых мер после нападение, а также кто и сколько участвовало людей со стороны корейской армии. Имена и число погибших тоже были там занесены. Перевернув страницу, внимательно прочитывает то, что Чимин явно бы не удосужился сообщить уже в своем рапорте, и его уголки губ сами по себе приподнимаются в кривой усмешке. «Как забавно, — подумал он. — Все становится интереснее.» Вскоре в дверь постучали, и в кабинет вернулась секретарь. Она внесла поднос, на котором дымилась чашка с горячим напитком. Бесшумно поставив всё на стол, женщина быстро покинула кабинет. Закончив чтение, Чонгук отложил папку и потянулся к чашке, сделав пару больших глотков. Опустив её на поднос, его внимание привлёк телефонный звонок. На экране высвечивалось имя "Намджун". Поднеся аппарат к уху, ответил: — Слушаю тебя. — И тебе не хворать, как твои дела? — Ты звонишь мне только из-за того, чтобы узнать, как мои дела, Намджун? На другом конце послышался звонкий смех его друга. — Нет, не только. Хотел спросить тебя насчет того, останешься ли ты после всего мероприятия с нашими? Парни хотят немного посидеть в кругу и выпить. — Нет, не думаю, что смогу там присутствовать. Много дел, — отвечает, но догадывается, что тот не поверит его словам. — Да не увиливай, Чонгук, мы ведь и так редко собираемся все вместе, — недовольно произнёс Намджун, понимая, что тот явно приврал ему, чтобы побыстрее закончить их разговор. Чонгук глубоко вздыхает и решает ответить, ничего не утаивая: — Я понимаю твоё недовольство, но, Намджун, честно, не вижу смысла туда ехать. Да и обстановка сейчас не для ваших посиделок, — Чонгук прикусил губу и провёл рукой по тёмным волосам. — А если Триады снова нападут, я хочу быть готов. — Он знал, что эти слова не понравятся другу, знал, какой будет реакция, но привык говорить с другом откровенно. — Чонгук, ты это ведь несерьезно? Черт тебя побрал, ты зациклен на этом. Прекращай уже, твои старания сейчас напрасны, ведь маршал Ли все равно не даст тебе зелёный флаг. Не трать время попусту и дай себе расслабиться, тот случай не повторится. Этого не произойдет снова. Сейчас Намджун озвучил то, что он отчаянно пытался скрыть – страхи, переживания, навязчивые мысли. Тот взрыв изменил его. Он уничтожил не только людей, но и самого Чонгука. Он потерял отца, друзей, наставников, прежнюю жизнь. Теперь Чон ненавидит свой мундир, Триад, толпу, ведь в голове постоянно пульсирует леденящее "а если". После того дня это "а если" стало его проклятием. «а если они снова нападут?» «а если это все сново повторится?» «а если... » «а если... » «а если... » «а если... » Чонгук невидящим взглядом уставился на свой стол. Обрушившиеся воспоминания лишали его контроля, и предательская дрожь начала пробиваться в пальцах. Поэтому он быстро отвечает: — Нет, не ждите меня. Много работы, Намджун. — Быстро выдавил из себя и сбрасывает звонок. Чонгук глубоко дышал, пытаясь унять дрожь в руках, но это помогало слабо. Тогда, открыв нижний ящик стола, достал свой пистолет "Беретту F-92" и принялся его разбирать. Натренированные движения были точными и быстрыми, тревога постепенно отступала. Закончив, собрал пистолет, проверил обойму и убедился, что оружие готово к использованию. Затем, закурив сигарету, откинулся на спинку кресла и медленно вдохнул расслабляющий никотин. Сигарета догорела до фильтра и была брошена в полупустую чашку с остывшим кофе. Взглянув на часы и увидев девять часов и пятьдесят шесть минут, понял, что пора выходить. Генерал убрал пистолет обратно в ящик и неторопливо вышел из кабинета. Покинув здание, мужчина направился к той же арендованной машине, что ждала у входа. Там стоял человек, которому вечером ранее передал ключи. Работник услужливо открыл заднюю дверь и, как только тот устроился, бесшумно закрыл её, отрезая Чонгука от внешнего мира. Внутри глянцевый салон обит кожей. Чистые линии и лаконичный дизайн подчеркивали элегантность. Внутри не было ничего лишнего, только кожа и совершенные формы, дарящие комфортное уединение. Прибыв на место, вышел и окинул взглядом здание. Красивое и светлое, оно вызывало восторг. Неудивительно, ведь это работа маршала Ли. Этот человек не любил простоты и не мог позволить себе упасть лицом в грязь перед родственниками погибших солдат. Сразу видно, что на подготовку ушло немало сил и денег. Внутри все поражает светом и обширностью. Высокие потолки, открытые пространства и минималистичный дизайн создают ощущение свободы и легкости. Гробов здесь и не было. Естественно. Такую процедуру захоронения давно не практиковали. У них был другой способ: тело погибшего солдата сжигали, а прах собирали в вазу или горшок и передавали родственникам или близким. Пройдя чуть дальше, Чонгук увидел другую картину: в просторном помещении висели рамки с фотографиями тысяч солдат, погибших в недавнем нападении. Смотреть на эти лица, на лица совсем молодых ребят, было невыносимо больно. Неприятное, давящее ощущение возникло в груди, а чувство вины с новой силой захлестнуло разум. Каждый из них, изображенный на фотографии, уже никогда не сможет осуществить свою мечту, не сможет завести семью, не сможет насладиться вечерним ужином в кругу близких в выходные. Они больше ничего не смогут. Их жизни оборвались внезапно и трагично. — Больно, я знаю. — Раздаётся внезапно женский голос за спиной Чонгука. Этот голос Чонгук узнал бы из тысячи. Оторвавшись от скорбных лиц солдат в рамках, генерал обернулся, и на его лице непроизвольно расцвела улыбка. Не медля ни секунды, он раскрыл руки для объятий, приветствуя долгожданную гостью. — Нари! — В голосе его звучала неподдельная радость. Крепко обнял свою давнюю подругу, не давая ей и шанса выскользнуть из его объятий. Черт, как же он был рад её видеть! С их последней встречи прошло целых четыре года, и сейчас Чон был по-настоящему счастлив вновь увидеть её лицо. — Я тоже рада тебя видеть, Чонгук, — ответила Нари, крепко обнимая его в ответ и вдыхая знакомый и такой родной аромат, по которому она безумно скучала. —Ну все-все, задушишь. — Шутливо сказала она, и после этих слов генерал, улыбаясь, выпустил ее из объятий. — Когда ты вернулась? — Спросил слегка взволнованным голосом. Эта встреча его искренне порадовала, но…Теперь и напряжен не меньше. У него были другие планы на этот вечер, и появление давней подруги вносило свои коррективы. Теперь ему придется быть более осторожным, более сдержанным в осуществлении задуманного. — Только вчера вечером приехала из Японии. Я должна была прибыть ещё на прошлой неделе, но наш рейс отменили из-за непогоды, — проговорила она, дуя губы, показывая таким образом свое недовольство из-за того, что её рейс отменили и ей пришлось ждать другого. — Но я тут ненадолго. — На сколько? Вместо ответа на вопрос Нари лишь лучезарно улыбнулась и протянула генералу свою руку. На ее изящном пальце красовалось великолепное золотое кольцо, украшенное тремя бриллиантами, сияющими изнутри нежным, завораживающим светом. Три драгоценных камня, расположенные в ряд, были безупречны в своей чистоте и огранке. Их внутреннее сияние придавало кольцу особую глубину и мистический шарм, намекая на богатый внутренний мир его обладательницы. Это было не просто украшение, а символ любви, верности и нового этапа в жизни Нари. — Я поздравляю тебя, — произнес искренне и с теплотой в голосе. Притянул Нари к себе ещё раз, заключая ее в кольцо крепких рук. — Спасибо! — Не отстраняясь от мужчины, с теплотой в голосе произносит девушка . — И снова вы двое обжимаетесь, а меня не зовёте. — Раздался голос вдалеке, обращая на себя внимание друзей. Чонгуку и Нари пришлось прервать свои объятия и повернуться в сторону их общего и давнего друга Ким Намджуна. Чем ближе подходил Намджун, тем ярче становилась его улыбка, обнажая две очаровательные ямочки на щеках. Сегодня он был одет не в военную форму, а в элегантную белую рубашку и классические черные брюки. На удивление, на его голове не было привычной строгой укладки, волосы были лишь аккуратно зачесаны на два бока. Полковник тоже был искренне рад видеть Нари, и, как только расстояние между ними сократилось, он сгреб девушку в не менее крепкие объятия, чем генерал. На его лице не было ни тени удивления, только искренняя радость, что означало, что он был в курсе приезда подруги. — Ты знал и умолчал! — С упрёком бросил генерал Намджуну. Негодование клокотало в голосе, выдавая недовольство тем, что друг скрыл факт приезда их общей знакомой, оставив в неведении. — Конечно, не сказал, времени не хватило, — парировал Намджун, освобождая подругу из объятий. — Ты же бросаешь трубку быстрее пули! Честно говоря, друг был прав. Звонок действительно был прерван преждевременно. Но на то имелись веские причины. Свою слабость – дрожь и панику, вызванные воспоминаниями четырёхлетней давности – он афишировать не станет. В ответ на слова Намджуна послышалось лишь короткое хмыканье, после чего произнёс: — И про то, что ей сделали предложение, ты тоже в курсе? — В курсе, конечно. Я в отличие от тебя иногда звоню и интересуюсь её жизнью. Внутри у военачальника что-то неприятно кольнуло. Сглотнув слюну, тот глядел на друга. Эта фраза не понравилась совсем. Чонгук знал, почему друг говорит именно так: они все вместе поступили на военную службу, стали друг другу семьей. Смеялись, веселились, наслаждались мирным временем. Но после взрыва многое исчезло. Нари потеряла дедушку и после этой трагедии не смогла остаться на службе, решив уйти, найти себя в другом. А Чон лишился отца, поставив цель найти и убить виновника. Он стал много внимания уделять работе, и чем больше ее было, тем меньше времени оставалось на друзей. Чем дольше Чонгук и Намджун стояли так близко, молча глядя друг на друга, тем больше росло напряжение. Казалось, между ними проскакивали невидимые искры. Заметив эту не самую приятную атмосферу, Нари решила сгладить острые углы и произнесла: — Так, ну всё! — Вскрикнула она. — Я не за этим сюда приехала, лучше давайте отойдем в другое место, где потише и обсудим, что нового.— Веселым голосом ответила, беря мужчин за руки и ведя в более тихое место. Люди и правда начали прибывать и в помещении становилась шумно. — Рассказывайте, что у вас нового. Чонгук, нашел кого-нибудь? А ты, Намджун? — Бросала она взгляд на Чона и Кима, ожидая ответы на свои вопросы. — У меня на это времени нет, знаешь ведь. — Взгляд мужчины скользнул к другу. — А вот нашему Джуну есть чем поделиться. — Не забыл военачальник про случай в блоке – теперь его очередь вставлять палки в колёса. Зная, как Нари любит обсуждать такое, она не отстанет, пока не вытянет все подробности личной жизни друга. Это как раз и нужно - отвлечь от себя внимание. Конечно, он пришел сюда не просто так, но это не значит, что Чон не рад подруге, просто это не входило в его планы. Заметив цель, тот направился к ней, наспех бросив друзьям, что срочно нужно отойти, но скоро вернётся.

***

— Снова уходит... — Взгляд провожает удаляющуюся фигуру. — Подруга вернулась спустя четыре года, а он снова по делам! — С досадой воскликнул Намджун. — Не злись на него. Да, он изменился в худшую сторону, стал колючим, но потеря близкого калечит душу. Прекращай так напирать на него. — Да знаю я, но терпеть этот характер с каждым годом становится все невыносимее. Не обязательно же превращаться в козла. На эти высказывания Нари лишь тяжело вздохнула, как вдруг резко произнесла: — Хватит! — Девушка устремила укоризненный взгляд на Намджуна. — Он старается ради нас. Защищает его. Оно и понятно, ведь только Чонгук четыре года назад взял на себя все хлопоты и заботы после смерти её дедушки. В её глазах он стал её опорой в трудную минуту, несмотря на собственную утрату. Теперь он для неё семья, словно старший брат и лучик света в жизни. А на холодность характера она не смотрит даже, безоговорочно прощает. — А он вообще интересовался тобой? Заботился? — Слова Намджуна вырывались наружу, и он явно не собирался щадить её чувства. — Заботится. Делает все, что в его силах. — Голос дрогнул. Неправда. Лишь пара звонкови все. Оправдывает его – правильно ли это? Сомнительно. Но когда любишь всей душой, прощаешь всё, всё и всё. Любовь сильнее разума. Нари опустила взгляд, не в силах выдержать напора правды. — Удивительно, что он вообще способен на такое, — прозвучал сарказм Намджуна. Он не верит. Слишком сильно изменился Чонгук, чтобы можно было поверить в его искренность и заботу. — Прекрати, я не хочу это больше обсуждать. —  Отрезает подруга, плотно сжав губы. Эта фраза давала ясно понять: продолжить этот диалог она больше не намерена. Джун, уловив этот сигнал, больше не поднимал эту тему.

***

Подходя все ближе к маршалу Ли, его злость все больше нарастала, но, быстро взяв в себя в руки, лишь выдохнул. Сейчас не то место и не те люди в зале, в особенности, где есть его подруга. Он не может позволить себе большего. Маршал выглядел молодо, хотя ему уже сорок семь лет. У него уставшее, но красивое лицо, а на лбу появились морщины. Нарядный мундир и уложенные черные волосы, хотя если присмотреться, то небольшие пряди волос были белыми, что выдавало его возраст. Когда Чон встретился с ним взглядом, стоящий рядом со столом с выпивкой маршал Ли обратил на него внимание и произнес: — Генерал Чон Чонгук, рад нашей встрече. Не ожидал вас здесь увидеть. Думал, вы и не приедете, — произнес маршал Ли, отрываясь от своих собеседников и одаривая молодого генерала оценивающим взглядом. "Мерзкий жалкий трус, и тебе здравствуй. Будь моя воля, я бы оторвал твои губы и засунул бы их тебе в зад," - пронеслось в мыслях Чонгука, пока он приближался к этой личности, вызывавшей у него крайнюю злость. Но вслух произнес лишь: — Маршал Ли, и вам не хворать, — произнес, стараясь не выдавать своих истинных эмоций. Маршал лишь коротко кивнул в ответ, ожидая, что генерал отдаст честь, как и положено по уставу. Но этого не произошло, что вызвало у него недовольное хмыканье. Он почувствовал себя приниженным перед другими. Но высказываться он не будет. А Чон отдавать честь не спешил, разумеется, не стал бы церемониться со всяким сбродом, кем маршал и являлся. Не тот человек, который заслуживает такой чести. — Неужели знаете, как меня зовут? Я удивлен, в последнее время от вас ни слуху, ни духу. Перестали ходить на встречи и на все мероприятия, которые были за последние два года. — Известно, — подтвердил. — Вы ведь трус, который просто сидит и смотрит, как мои люди умирают. Все так же, как и четыре года назад, — ответил Чонгук, глядя прямо в глаза тому, кто в день нападения прятался, вместо того, чтобы руководить эвакуацией и спасать людей. Брови маршала Ли угрюмо сдвинулись к переносице, что не предвещало ничего хорошего. Но Чонгук то ли не заметил, то ли не счёл это опасным для себя. — Этот вопрос мы уже обсуждали, генерал, и приказы об атаке буду отдавать я, когда сочту нужным. — В голосе послышались угрожающие нотки. Маршал Ли явно был недоволен намёками на прошлые действия. В ответ последовал лишь короткий взгляд, почти столь же враждебный. — После каждой вашей оборонительной операции не возвращается каждый третий солдат, маршал Ли! Из-за ваших приказов мои люди гибнут, защищая родину, а их тела обращаются в пепел. И ни одного приказа об атаке. Вы спускаете всё им с рук. Я не только теряю солдат, но и начинаю думать о вашей связи с Триадами. — Не собираюсь отчитываться о своих действиях, тем более перед молокососом, ещё не заслужившим своего звания, — прозвучало с презрительным снисхождением. Высокомерие и пренебрежение сквозили в каждом слове, в каждом жесте. "Малец" – словно клеймо, выражающее всё неуважение и уверенность в собственном превосходстве. Подобного поворота Чонгук не ждал. Он лишь строил предположения, тянул время. Реакция на провокацию сказала сама за себя – связь есть. Возможно, не прямая, но что-то явно скрывается. Делиться этой мыслью он не станет, ответы найдёт сам. — Значит, и я поступлю так же. Когда будет следующие нападение, маршал Ли, я не только отобью атаку вражеской армии, но и сделаю наконец первый удар. — Чон, уставший от роли послушного исполнителя, заявил маршалу Ли о смене стратегии. Теперь он намерен взять инициативу в свои руки и диктовать условия игры, а не следовать чужим указаниям. Быстро повернувшись к маршулу Ли спиной, Чонгук направляется к главному выходу. Нужно проветриться и точно выкурить сигарету, а может и не одну. Его уже напрочь вымотало это социальное взаимодействие с людьми в зале, а разговор с маршалом только добил его. Генерал Чонгук, выйдя на улицу закурил сигарету, и первая затяжка принесла ему долгожданное облегчение. Наблюдая за танцем дыма, тот обрел умиротворение. Закончив курить, затушил окурок и уже собирался идти, когда на телефон пришло сообщение от медсестры Михо, заставившее его остановиться. Беря телефон в руки, на экране видит сообщение от медсестры Михо. Михо [14:47]: «Генерал Чон, солдат пришел в себя.» Чонгук удовлетворенно улыбается и набирает ответ: Генерал Чон [14:48]: «Понял. Скоро буду.» Теперь Чонгук и не думает оставаться тут. Быстро набрав сообщения Намджуну о том, что он покидает это мероприятия, а также добавляет, чтобы тот отменил свою пьянку, которую он хотел провести с коллегами, и присматривал за Нари в его отсутствие. А если друг этого не сделает, то от него и мокрого места не останется. Не успев убрать телефон в карман, на его сообщение быстро приходит ответ: Намджун [14:56]: «Я и не собирался её тут оставлять, я провожу её до гостиницы, в которой они с её мужем заселились, так что без паники.» Мужчина скомандовал водителю, и машина быстро доставила его к лазарету. Приехав на место назначения Чонгук спешно направился внутрь, не обращая внимания на резкий запах лекарств. Без труда нашел кабинет Михо, распахнул дверь и, не обращая внимания на её испуг, тут же обратился к ней с вопросом. — Где он? — Чонгук пытался сохранять спокойствие, но от предвкушение от встречи с солдатом его тон звучал резче, чем хотелось бы. — Генерал он по-прежнему находится в тяжелом состоянии, — пояснила медсестра, провожая Чонгука в палату. — Рана зашита, но любое неосторожное движение может ее повредить. И хотя мальчишка утверждает, что больше его ничего не беспокоит я думаю, он преуменьшает чтобы от него отстали. Я ввела ему обезболивающее, чтобы облегчить страдания, поэтому, пожалуйста, будьте осторожны с ним. — Ведя генерала в комнату, говорит она. Открыв дверь, она пропускает мужчину первым, а после заходит сама. Делая первые шаги в комнату, перед собой Чонгук видит того самого солдата. Того, кого сам спас и принес сюда. Мальчишка стоял у окна в белой майке и в серых спортивных штанах, но его взгляд был прикован к новому лицу, что также пристально разглядывал его. Первое, что Чонгуку бросается в глаза — это светлые отросшие волосы. Когда он нес его сюда, на парнишке был шлем, и из-за грязи он плохо рассмотрел его, зато сейчас с жадностью оглядывает овальное лицо и гладкую кожу. Шрамы и царапины на лице Тэхёна хоть и не исчезли полностью, уже не бросались в глаза так сильно, как в первые дни после трагедии. Словно притихшие воспоминания, они стали бледнее, мягче, будто поглощённые новым слоем кожи, новым слоем жизни. Под слоем заживающих ран проступало нечто новое - едва заметные признаки возвращающегося румянца, проблески надежды в глубине глаз. Красивая форма бровей, а также не сильно маленький размер глаз делают его очень красивым. Чонгук подмечает все детали, и от его взора не ускользает то, что у парнишки двойное веко на левом глазе, красивые, но бледноватые пухлые губы. Это от того, что он явно недоедает и его организм ослаблен, но Чонгук уверен, что если тот начнет хорошо кушать, то цвет губ быстро обретёт нормальный розовый оттенок. Без внимания не осталась и родинка на кончике носа, которая придает ему ещё больше привлекательности. В его карих глазах читался блеск любопытства, смешанного со страхом. Мысль о том, что солдат боится его, разливала странное удовлетворение в груди Чонгука. Он делает шаг на встречу и наконец говорит: — Как звать тебя, солдат? — Меня зовут Тэхён,  Тэхён Де-Вилларе́ Его голос прозвучал безжизненно, блекло. Так, словно его вообще тут ничего не держит. Но сейчас это неважно: у Чонгука есть свои планы на него, так что выбора у мальчика нет.