Огненный лёд: моя сила

      У Лукреции хорошая память. Обычно это крайне полезно, даже необходимо, учитывая, в какую игру она вступила. Но тем не менее — это стало её личным проклятием.       Она помнит отца до такой степени, что может описать каждую морщинку на его лице, когда он начинал злиться. А злился он часто. Вспыльчивый, несдержанный купец, разоренный и убитый горем из-за погибшей жены — таким Лукреция видела его последние годы. Но помнит она его и иным — добродушным, шутливым молодым мужчиной, горящим своим желанием не просто разбогатеть, а дать любимым жене и дочери всё, что они пожелают. Безудержный и не чурающийся любой работы лишь бы семья была счастлива. И когда мать была жива, дела шли в гору. Они горели любовью друг к другу, и эта любовь согревала сильнее любого одеяла или камина, сколько бы дров туда не бросить.       Окруженная и выросшая в нежности, Лукреция не знала ни бед, ни слёз, ни боли. Любящая бегать с мамой по цветущему лугу возле с их домом, пока породистые лошади с блестящей шерстью и развивающимися от порывов ветра гривами паслись рядом. Выезды на рынок с отцом, где любая кукла, на которую она бы не взглянула, в миг становилась её. Зимние вечера у камина под мамино пенью и игру отца на лютне, заставляющие маленькую Лукрецию вскакивать, поднимая подол хорошенького платья, и пускаться в пляс, кружа между родителями.       Но судьба-злодейка дарует испытания, чтобы узнать достоин ли ты истинного счастья.       Поздним вечером в внезапно поднявшейся метели начали мелькать огни факелов. Дом, покинутый хозяин для очередного путешествия в Пентос, не могли защитить ни конюхи, ни служанки. Заметив красные огоньки сквозь пелену вьюги, малышка Лукреция распахнула глазки и начала звать маму, чтобы и она взглянула на эти чудеса. Но Авера знала, что никакое это не чудо. Подхватив дочь на руки, она побежала к погребу. Как только девочка спустилась вниз, держа подсвечник с зажженной на ней свечой, в дверь ударили — кто-то с разбегу влетел в неё. Авера в ужасе посмотрела на своё дитя и, успев шепнуть, чтобы та сидела тихо, захлопнула люк. Дальше Лукреция слышала только крик — сначала мамин, потом мужской рокочущий голос. «Ведьма, ведьма, ведьма…» Обхватив себя руками, Лукреция села на пол, ожидая, когда всё закончится. Почему мама не спряталась? Что с ней? Сквозняк, блуждающий по погребу, обжигал холодом босые ноги. И затушил пляшущий язычок пламени свечи. Так и наступила долгая ночь.       Мама умерла. Маму убили. Слухи убили её. Злые люди убили её.       Лукрецию нашла служанка ранним утром, когда, сама поборов свой страх, покинула конюшню, где пряталась с стариком-конюхом. Тела матери Лукреция не видела.       Когда же через неделю вернулся отец, всё изменилось до самого конца.

***

      — Снова ерундой маешься? Девкам образование ни к чему.       С этими словами уже и так потрёпанная книга о легендах Вестероса полетела на пол под воздействием грубой руки мужчины. Не успев никак среагировать, Лукреция подняла испуганные глаза на отца. Ноздри щекотнул запах рома — снова напился. В такие вечера, когда отец из-за выпитого не засыпал, а наоборот — начинал буйствовать, лучше было куда-то уйти и не попадаться на глаза.       — Лучше бы ты так готовилась к свадьбе! — голос отца прогремел в комнате. — Я сам виноват, не стоило вообще разрешать тебе брать книги в руки. Думал почитаешь, поиграешь да надоест. Но нет вцепилась как пиявка.       Он сегодня устал, сильно устал, но несмотря на это, он продолжал свои возмущения:       — Целыми днями читаешь свои книжонки. Что бы больше в руках у тебя не видел этого барахла!       Переходя на крик, мужчина вдруг пнул книгу в камин. Та мгновенно вспыхнула алым огнем и начала превращаться в золу, унося с собой знания, которых так жаждала её владелица. Брови девушки медленно потянулись наверх, а губы задрожали. На лице отразилось непонимание и горечь: зачем он это сделал? Мама ведь так любила читать…       — Что ты от меня хочешь, отец? — заговорила она ровным голосом, сдерживая подступающие слёзы. — Ты и так уже продал меня этому старику. Какое ему дело до моего чтения? — девушка посмотрела на танцующие языки пламени, отнявшие у неё драгоценные страницы.       —Бабы, что читают, мнят себе самыми умными, — глаза отца злобно сверкнули. — Ты-то лучше остальных должна это знать, — выплюнул он.       Мужчина вздохнул, как будто бы что-то вспомнив, и медленно сел на топчан. Уронил голову на руки, локтями упиравшиеся в колени, пока его дочь встала и отправилась в свою комнату.       Девушке не впервой было выслушивать подобное, и хоть каждый раз она смиренно выдерживала всё в свой адрес, в этот раз на неё как будто что-то нашло и пребывание в одной комнате с отцом стало невыносимым. Он злился людей, отнявших у них Аверу. Но не понимал, что у его дочери отняли мать, а отец шагнул в бездну. Поднявшись по скрипучей лестнице, Лукреция дошла до своей спальни, тихо отворила дверь, погружаясь в мысли.       Сколько бы она не пыталась понять отца и вообще мир вокруг себя, всё было тщетно. Отец не хотел вспоминать погибшую жену, но что же остальные? Она не понимала почему в их мире нет места учёной-женщине, не принимала почему все считают, что мужчины умнее, сильнее. Да даже сами женщины считали так! От понимания этого было невыносимо горько и печально.       Такие женщины как она не претендуют на корону. Девушка лишь хотела заниматься своим любимым делом — учиться, узнавать, пользоваться, а потом делиться. Что в этом плохого? Даже то малое, что она имеет, всегда хотят отнять. А вся эта затея с помолвкой окончательно выбила её из колеи. Но она понимала, что только так её семья сможет выплатить долг перед семьёй жениха. Да и женихом его было трудно назвать — алчный и похотливый старик, который увидев дочь купца, который ему задолжал, пришел в не себя от радости; решил поставить должнику ультиматум — «либо деньги, либо дочь.» И наверняка знал, что в назначенный срок деньги будет невозможно добыть. Отец её был не плохим человеком. Он мог взять себя в руки и не топить горе в бутылке; те же книги он сам ей покупал на именины, часто баловал новыми нарядами, но то было раньше. Нищета никогда не жалеет. Но по сравнению с некоторыми подругами девушки, её отец был вообще чуть ли не золотым. Конечно, в каждой семье бывают трудные времена. И любить своего отца просто приходилось — он делал всё возможное, чтобы вытащить семью из этой клятой нищеты. И ведь так было не всегда.       Ещё совсем недавно их семья была вполне состоятельной: свои торговые лавки, ферма с лошадьми. Но шесть лет назад зима оказалось слишком сурова к ним: весь скот замёрз, дело отца пережило огромные убытки, мужчина снова запил, их лавки разорились. И сейчас им приходилось сводить концы с концами, довольствуясь тем немногим, что зима решила оставить.       В один день вернувшись обратно уже к вечеру после похода на ярмарку, девушка, не найдя отца во дворе, вошла в дом. Там пахло свежеприготовленным мясом и овощами. Оказавшись на кухне, она застала мачеху за готовкой, а брат играл на полу. Заметив сестру, он бросился к ней с объятиями.       — Лукреция! Где ты была? Я хотел пойти с тобой к моему барашку… — младший насупился, сложив руки на груди.       Маленький мальчик всё время напрашивался на ферму, где теперь паслись бараны и овцы. Недавно там случилось пополнение — родились ягнята. А один из них, как только окреп, стал ластится и бегать за хозяином. А тот только умилялся и хлопал в маленькие ладошки, когда кучерявое облачко прыгало вокруг него. От этого ему дали имя, ходили навещать практически каждый день, перед, тем как сестра уводила их пастись.       — Матушка, нужна ли вам помощь? — поцеловав мальчика в щеку, Лукреция обратилась к женщине у камина, хлопотавшей над котлом с кипящей в ней похлебке.       — Еда уже готова, — отозвалась Марта. — Ещё спросила бы об этом после того, как я подала его тебе на стол, — накладывая своё варево в одну из сколотых тарелок, огрызнулась женщина.       Зачастую ужин готовила не она, а сегодня, когда заметила, что старшей нет дома, принялась готовить что-то сама, к приходу мужа, не забывая поминать падчерицу.       — Где ты была весь день? — холодно спросила женщина. — Даже скот на пастбище не повела. Решала, раз уж выходишь замуж, то домашние дела делать не нужно, да? — не унималась та, выливая всю свою желчь на ни в чем не повинную девушку.       — Я была на рынке, после навестила друзей. Отец сказал, что сегодня погода испортиться, и вести их на пастбище не стоит, — вежливо ответила Лукреция, смиренно опустив глаза.       Подняв на руки восьмилетнего мальчика, который был лёгким и не крупным из-за болезни, которая мучила его с самого детства, она подошла к стеллажу с посудой. Усадив мальчика на стул перед крепким дубовым обеденным столом — отблеском былой роскоши, она стала помогать накрывать на стол, пока не получила новую порцию унижения. Бегая от котла к столу, Лукреция не заметила, как в дом вошёл отец, громко захлопнув дверь. Не проронив больше ни слова, вся семья села ужинать.       — Марта, сходи с Лукрецией завтра на рынок, — вдруг обратился мужчина к жене. — Купите ей всё, что необходимо. Денег я дам, так что купи что получше, — ломая хлеб и окуная его в суп, отец перевёл взгляд на дочь.       — Зачем ей новые вещи? — вскинула бровь Марта. — У её женишка, — съязвила женщина, — наверняка много что осталась от его прошлой жены. Как я знаю она же тоже была молоденькой, — ядовито улыбнулась она, взглянув на падчерицу.       Мужчина, услышав слова своей жены, перестал есть и строго посмотрел напротив, где сидела женщина.       — Марта, угомонись, — сухо сказал он. — Мы это уже обсуждали. У моей дочери будет всё, что ей нужно, — отрезал он и вновь принялся за еду.       Донашивать обноски Лукреция точно не хотела. Девушка всё это время молчала ела, смотря, то на мужчину, то на женщину. Время от времени подкладывала любимому брату кусочки мяса из своей тарелки, а брат смотрел на неё и мило улыбался, один раз коротко поцеловав её в щеку. Сестра знала как маленький любит мясо, и всё время отдавала часть своей порции.       После ужина все отправились по комнатам, кроме Лукреции — ей оставалось убрать со стола и перемыть посуду. Перебирая глиняные тарелки в катке с остывающей водой, она думала о «женихе». Невольно на ум приходили мысли отравить его через месяц после свадьбы. Слухи в городке разлетались быстро. Она знала за кого предстоит выйти — похотливого старика с маслянистым взглядом, смотрящим на каждую прохожую девушку как на мясо. Ни говорить с ним, ни стоять рядом и уж тем паче делить постель она не собиралась.       Стоило ей только закончить с последней ложкой, как на кухню зашёл отец и присел на стул.       — Лукреция, — обратился он к дочери, — твоя мама, Марта, очень любит тебя, — наглая ложь. — И конечно же, как и я хочет тебе всегда самого лучшего, — он облизнул пересохшие губы, подбирая слова. — Сегодня не подумала, что говорит. Да и ты ведь сама понимаешь… Эрик болеет, поэтому она вся на нервах.       Запинаясь, кое как договорил мужчина — сентиментальные слова как и всем мужчинам ему было говорить трудно. Но девушка всё-таки поняла, что он хочет извиниться перед ней. Тепло улыбнувшись, она повернулась к нему.       — Отец, давай не будем врать о тех вещах, которые нам обоим хорошо известны, — улыбка в мгновение ока стала грустной. — Она меня никогда не любила. И хоть я и зову её «мамой», но матерью она мне никогда не станет, — Лукреция сглотнула ком в горле. — Но я благодарна ей за Эрика и за то, что заботится о тебе. Наверное, после моего ухода в вашем доме наконец будет мир и покой, — небольшая ирония позволительна.       Мужчина долго смотрел на неё виновато, но так и не выбрав слов, пошел обратно, медленно переставляя ноги.       — Я не держу зла, — сказала вслед ему девушка. У порога мужчина повернулся к дочери и улыбнулся своей доброй улыбкой, в которой отразилась все прожитые им годы.

***

      Сидя на ограждении лестницы к Красному Замку на берегу залива, Лукреция болтала ногой, свисающей над обрывом. Ласковые лучи заходящего солнца грели бледную кожу, бриз, летающий на прозрачных крыльях над морем, играл с жемчужными волосами, перебирая их невидимыми пальцами. В столице, кажется, всегда тепло, что не могло не радовать.       Девушка искренне улыбалась небу, надеясь, что бог видит её радость. Пару недель назад стала по-настоящему свободной. Вечером в день свадьбы у её горе-мужа остановилось сердце. Старику в тот день желали долгой и счастливой супружеской жизни. И пожелание сбылось — он-то свою «долгую и счастливую» супружескую жизнь прожил уже давно. А вот у Лукреции всё было впереди. И тратить время на блудливого старика она уж точно не хотела. Успев забрать себе свадебные подарки почившего мужа, она уехала сразу после похорон. Уехала в Королевскую Гавань в погоне за лучшей жизнью.       Она слышала, что в столице есть публичные библиотеки при септах, в которые пускали женщин. Да и при большом желании она могла прикинуться мальчишкой, чтобы взять нужные книги. Несколько она уже приметила, гуляя прошлым утром по лабиринту бесконечных знаний.       Здесь она могла выучится медицине, став Безмолвной Сестрой, например. Выходить замуж ещё раз Лукреции как-то не хотелось. Хотелось посвятить себя науке, а иного способа подобраться к мейстерам иначе, как обратившись Безмолвной Сестрой, она не знала.       Но сейчас она хотела таять под солнцем, отдыхая от безумия последнего месяца.

***

      — Прибирать нужно дважды в день. Помещения распределяем утром. На эти собрания ни смей опаздывать, — женщина вдруг обернулась и остановилась, ткнув пальцем в Лукрецию.       Девушка вздрогнула и замерла перед управляющей. Женщина взяла с полки сложенную одежду — форменное платье и фартук.       — Патлы свои отмой, — она брезгливо оглядела Лукрецию. — Завтра до рассвета, чтобы была здесь.       Лукреция ей кивнула, принимая из рук одежду.       Она в замке. Но здесь теперь неспокойно. Король умер, Эйгона нарекли новым правителем и одному Богу известно, что будет дальше. Лукреции нет дела до того, кто будет править — у неё свои дела. Но эта братская война — которая пока ещё не началась — в итоге доставит проблем и ей самой. Бегать по замку по ночам станет гораздо сложнее, чем она предполагала. Но опять же пока она изучит все маршруты в замке и выберет самый подходящий, может быть, станет спокойней. Но загадывать она не может. Пока ей стоит готовиться к ранним подъемам и беготне на побегушках у сварливой управляющей.       Одна из служанок — Верна — показывала ей путь через ворота, ведущим к реке, где ей предстояло «отмывать свои патлы». Верна лепетала о том, как устает, работая здесь, и о том, что им двоим стоило бы держаться вместе. Каштановые волосы, которые она убрала в косу, красиво блестели, когда они проходили мимо окон.       Вдруг Верна схватила Лукрецию за запястье и быстро утянула к стене.       — Принц, — еле слышно произнесла Верна.       Лукреция, прилипнув спиной к каменной кладке, опустила голову. Все, кто были в коридоре также спрятались в тени факелов, смиренно склонившись.       Смиренно склонившись перед принцем Эймондом Таргариеном.