Проверка на прочность

Вечером накануне свадьбы Латифа не могла уснуть в предвкушении предстоящего дня. Не верилось, что осталось всего пару часов, а потом впереди будет вся жизнь с любимым человеком. Девушка не могла дождаться этого момента, но часть её опасалась будущего: никто не может полностью закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы не слушать опасения окружающих, потому до неё доходил шёпот людей о прежних увлечениях жениха, мягкие предупреждения дяди Али и невысказанные опасения Зорайде, что была для неё второй матерью. Хотелось кричать на весь мир, что волнения лишние, что они будут счастливы вместе и проживут всю жизнь в счастье и благоденствии, что эта любовь никогда не угаснет. Больше всего она ненавидела, что иногда старые страхи вновь поднимали голову, заставляли её сомневаться в будущем, бояться, что однажды счастье рухнет. Однажды Латифа уже вышла замуж и верила, что на всю жизнь. Как же она смела кричать, что на сей раз будет иначе? Всем известно, что счастье любит тишину. В объятиях жениха Латифа забывала весь мир, хотелось улыбаться и смеяться во весь голос, его прикосновения словно зажигали внутри неё особое пламя, что не погасят даже самые суровые холода. Зейн всегда о ней заботился, никогда не заставлял чувствовать себя незначительной, она была в безопасности. Ради неё он готов был рискнуть жизнью! Не каждый пойдёт на это даже ради любимого человека. Может ли быть более весомое доказательство серьёзности его чувств? Обидно до глубины души, что самые близкие люди не видят этого, не понимают, что ни с кем другим она не могла быть такой, часть её сердца всегда оставалась бы невостребованной, вечно дремлющей. Нервы в преддверии грядущей свадьбы были натянуты как тетива, уснуть не получалось, потому Латифа накинула халат поверх ночной рубашки и решила тихо спуститься на кухню, чтобы заварить себе травяной чай — на кухне Зорайде был всегда идеальный порядок и ничего не менялось, потому она была уверена, что даже с закрытыми глазами сможет ориентироваться и найти всё необходимое. Однако оказалось, что она была не единственной, кому этой ночью не спится. На пуфе перед печью сидела Зорайде, внимательно изучая то, что при ближайшем рассмотрении оказалось кофейной чашкой. — Это моя чашка?— Латифа быстро узнала узор чашки, из которой накануне пила кофе, и конечно мгновенно догадалась чем именно занимается Зорайде посреди ночи. Женщина от неожиданности испугалась и едва не выронила чашку, сумев поймать её когда она почти упала на пол, радуясь, что этого не случилось,— Зорайде знала, что это было бы очень дурным предзнаменованием, особенно перед свадьбой. — Аллах, Латифа, ты меня напугала!— выдохнула Зорайде, слегка пожурив девушку.— Почему ты не спишь? Всё хорошо? — Я просто не могла уснуть,— пожала плечами Латифа. Поставив чайник на огонь, она устроилась напротив жены дяди на том месте, где любила обычно сидеть Жади в те далёкие месяцы когда приехала в Марокко после смерти матери.— Ты гадаешь, Зорайде?— быстро догадалась девушка. Любопытство щекотало её изнутри, хотелось узнать что же увидела Зорайде. Все знали, что читать по кофейной гуще Зорайде умела лучше всех, ещё в бытность служанкой нередко гадала женщинам с кухни и даже родственницам дяди Али, чаще всего перед свадьбой, ведь всем хотелось заглянуть в будущее и узнать как сложится их брак. — Т-с-с,— Зорайде нервно оглянулась через плечо, как будто их могли поймать в сию же минуту,— Сид Али не любит когда я промышляю этим, он очень будет недоволен если узнает, но шайтан соблазняет старую Зорайде... — Зорайде,— нежно рассмеялась Латифа, потянувшись к руке женщины,— ты не старая, в конце концов ты скоро снова станешь матерью... Разве это удел старух? Женщина кажется смутилась этим замечанием, но улыбнулась, погладив Латифу по волосам словно она была всего лишь ребёнком, а не женщиной и матерью, что готовилась вступить уже во второй по счёту брак. — Моя милая девочка, как я волновалась за тебя, мы понятия не имели где ты и вернёшься ли, я каждый вечер молила Аллаха показать тебе путь домой,— нежно заметила Зорайде.— Завтра твоя свадьба, Латифа, через несколько часов женщины придут к тебе в комнату чтобы начать приготовления. Тебе стоит отдохнуть, иначе завтра будешь чувствовать себя уставшей. — Не могла спать,— повторила Латифа, голос у неё звенел от возбуждения,— у меня столько мыслей перед свадьбой, не могу поверить, что уже скоро Зейн станет моим мужем... — Все невесты нервничают перед свадьбой,— Зорайде не стала говорить, что Латифа уже знала это потому что это не первый её брак, только понимающе сжала её ладонь.— Как только ты выйдешь замуж, все сомнения исчезнут. Или ты начала сомневаться в своём выборе? — У меня есть причины сомневаться?— Латифа снова красноречиво кивнула на чашку, что к тому времени стояла забытой на столике.— Если так, скажи мне, Зорайде. Раньше ты всегда от меня скрывала что видишь. Это моя жизнь, разве я не имею права знать?— она вдруг заволновалась, теребя кольцо — подарок жениха — на пальце. Неужели Зорайде увидела что-то плохое? Нет, она не хотела верить, что Аллах так жесток к ней! — Латифа, ты не должна строить свою жизнь на гаданиях, это не от Аллаха, нужно верить, что Он направит тебя на путь истинный и избавит от бед и печали,— возразила женщина, поскольку чувствовала свою ответственность за то, что однажды поделилась с Жади и Латифой тем, что видела на кофейной гуще.— Иногда я чувствую себя очень виноватой, девочка моя... Я сбила вас с пути. Сначала я рассказала Жади, что её мечты о Лукасе могут продолжаться, что эта неправильная любовь может иметь будущее, потом поддалась тебе и призналась, что Зейн есть в твоей судьбе. Этой семье многое пришлось вынести в последние годы, и не вина ли это Зорайде, что она научила неопытных девочек слушать кофейную гущу, а не старшего родственника, желающего вам только добра? — Зорайде...— Латифа тяжело вздохнула. Хотелось успокоить женщину, которая заменила ей мать, но в то же время неприятно саднило где-то внутри, что в глубине души Зорайде считает её путь ошибочным.— Но если человек есть в чьей-то судьбе, разве твоё молчание его сможет вычеркнуть? Ты почти ничего мне не рассказывала о будущем, и я знаю, что ты видела что-то плохое, но это всё равно случилось, не так ли?— Зорайде не нужно было отвечать, правду легко прочитать в её глазах.— Значит ты видела к чему приведёт моё решение вернуться к Мохаммеду, видела, что Амин окажется в опасности ещё когда он был в безопасности моей утробы, что однажды Зейн станет моим мужем.... Так почему же ты мне не сказала? — Потому что не хотела пугать тебя туманными предсказаниями. Латифа, сид Али не раз повторял нам, что гадания сбываются только потому, что мы верим в них. Откуда мне было знать, правильно ли рассказать тебе, что тебя ждут испытания, а не блаженство семейного счастья, которое обычно переживают женщины когда ждут первенца? Как я могла быть с тобой так жестока, особенно когда видела как тебе сложно?— Зорайде нежно сжала руки девушки.— Я верила, что старая глупая Зорайде ошибается, что зрение начало меня подводить и на самом деле тебя ждёт с Мохаммедом то счастье, которое я тебе предсказала перед свадьбой... И как я могу сказать сейчас, что твоё будущее состоит из любви и радости, что в твоей жизни как и у всех будут свои бури, но они не разрушат твою безопасную крепость, если однажды я видела почти то же самое? Я никогда раньше не видела чтобы судьба человека менялась, потому я боюсь давать тебе надежду. Мохаммед — мальчик из нашего города, племянник одного из лучших друзей твоего дяди, но он разбил твоё сердце. Как же я могу верить, что Зейн этого не сделает? Я не должна так говорить...— она извинилась, увидев как расстроилась Латифа. — Ты настолько не любишь Зейна,— покачала головой Латифа,— это очень расстраивает меня, Зорайде, потому что я его люблю и верю, что он тоже любит меня, а ещё я тебя люблю как родную мать... Всегда ли моё сердце будет разрываться, зная что самые дорогие мне люди никогда не поладят? — Не то чтобы я его не люблю,— возразила Зорайде,— Зейн столько сделал для тебя, все это видят, я всего лишь волнуюсь за твоё сердце. Любовь может быть очень болезненной и очень обманчивой. — Но без неё всё не так, Зорайде. Раньше я не понимала этого, потому что никогда не любила, мне легко было поверить, что я полюбила Мохаммеда и строить планы на нашу с ним жизнь, и может правда бы полюбила, но судьба сложилась иначе... Прежде чем Жади сбежала, она кое-что сказала, эти слова никогда не выходили у меня из головы как ни старалась я их забыть. Она сказала, что если Мохаммед меня любит, ничто не заставит его меня разлюбить или разочароваться, хуже ко мне отнестись, и уж точно не действия моей сестры... Когда я поняла, что люблю другого, я чувствовала вину перед Мохаммедом, потому что он меня любил. Но с годами я поняла, что это не так: Мохаммед прежде всего любит свои фантазии об идеальной семье, а не меня. Случившееся — не наказание Аллаха, это была проверка для нашего брака. Когда-то мне нравилось думать, что мы с Жади будем жить бок о бок в Марокко, следуя нашим обычаям, замужем за двумя братьями, растить вместе своих детей, как делали наши родители когда мы были маленькими. Мы сплетничали бы о наших мужьях и праздновали обрезание наших сыновей, наши дочери в один день повязали бы платки, и конечно мы обе должны любить наших мужей, ведь их с такой любовью выбрал наш любимый дядя. Красивая картинка, правда? — Так могло бы быть. Я всегда думала, что всё сложилось бы гораздо проще, если бы вы с Мохаммедом не уехали после свадьбы из Марокко, если бы Жади не встретила Лукаса и открыла сердце Саиду... Харам так думать, Аллах знает лучше как должно быть. Ты завтра выходишь замуж за Зейна, у Жади есть дети и от Лукаса тоже, а Саид женат на Рамиле... — Что значит, что у Жади есть дети и от Лукаса?— удивлённо переспросила Латифа.— У моей сестры нет других детей кроме Мел и Пьетро... — Я просто оговорилась,— поспешно оправдалась Зорайде, отводя глаза. Она ужасно испугалась и быстро поднялась, понимая что едва не проговорилась.— Конечно у Жади нет других детей, просто время позднее и я уже почти сплю! И тебе тоже пора спать, негоже невесте засыпать на собственной свадьбе!— жена сида Али начала торопить племянницу, всячески заговаривая девушку тем, что предстоит сделать уже утром в ходе подготовки к свадебному торжеству, лишь бы Латифа не задавала дополнительных вопросов, которые могли бы её разоблачить. Женщина была в ужасе, что могла выдать огромную тайну, которую уж точно не следовало знать ещё большему количеству людей. Она боялась даже представить степень разгоревшегося скандала, если Жади узнает об истинном происхождении дочери Саида — стены этого дома рухнут от ярости Жади! И пусть Зорайде совестно было скрывать от девушки подробности, но разоблачение тайны тоже ничего хорошего не принесет молодым людям. Нет, нельзя никому рассказывать правду, нужно быть осторожнее! Сид Али никогда бы не простил Зорайде подобной небрежности!

***

В день свадьбы Зейн проснулся на рассвете, когда ночная тьма даже не успела рассеяться над старинным городом, и утро жениха началось с горячей ванны, которую ему заранее подготовили услужливые помощники посланные дядей его невесты, чтобы помочь ему подготовиться к торжеству. Они же очередной раз почистили и без того безупречный тёмный костюм, его он планировал надеть на официальную часть бракосочетания, где шейх свяжет его и Латифу узами священного союза. От мысли о последнем на губах египтянина заиграла довольная улыбка: оставшиеся дни до свадьбы тянулись невероятно долго для него, хотя до этого им пришлось ждать годы, но сегодня казавшееся бесконечным ожидание наконец подойдёт к концу и он сможет во всеуслышание назвать Латифу своей женой. Зейн волновался, что может возникнуть очередная проблема, которая помешает им быть вместе, что случалось уже много раз за последние годы, но до сих пор всё шло гладко, хотя между ним и домочадцами сида Али сквозило некое напряжение после той драки с Мохаммедом. Зейн приложил все усилия чтобы лишний раз не вспоминать бывшего Латифы, потому что он того не стоил, не стоил чтобы мысли о нём занимали его разум в день когда всё должно быть посвящено его любимой женщине. Накануне он первый раз за долгие годы разговаривал с отцом, действительно вёл беседу, а не обменялся парой односложных предложений по телефону, и этот шаг отца определённо можно считать белым флагом, протянутой к нему рукой, чего он не получал с тех пор как был юношей. Правда, что отец не отказался от него после всех его выходок, что стало бы причиной лишения наследства для многих его соотечественников, но и поддержки ему никогда не давал, только порицал, но не хвалил. Всё это юный Зейн нашёл в лице своего дяди, возможно именно потому он в своё время выбрал наследовать любимого родственника, перенимая его образ жизни,— к лучшему это или к худшему, но выбор давно был сделан. Естественно, что подросток скорее будет расположен к лояльному и заботливому человеку, нежели к эмоционально холодному и строгому родителю. Молчание родных не радовало, но к этому Зейн давно привык, и хотя облегчением было, что отец пошёл на контакт, он так же понял очередной раз насколько они разные люди, что сейчас уже не исправить. Отец сказал, как он рад, что Зейн наконец решил остепениться и взять в жены мусульманку, племянницу уважаемого человека, пусть его и смущал прошлый брак будущей невестки, уважаемый сид считал, что женщину с безупречной репутацией его сыну вряд ли отдадут. Возражения Зейна, что он любит свою невесту и возмущение по поводу того, что кто-то смеет обсуждать репутацию Латифы, были упущены его отцом как нечто не стоящее внимания. Более того, мужчина советовал ему поменьше думать о том, что невеста достаётся ему уже не девственницей, иначе это нарушит мир в семье. После этого замечания ему и вовсе хотелось рассмеяться: невинность невесты меньше всего его беспокоила, ведь сам Зейн уж точно не вступал в брак непорочным, и хотя его раздражало, что именно Мохаммеду, который не умел оценить Латифу по достоинству, досталось её девичество, часть его была рада, что им не придётся проходить через унизительные традиции проверки на утро после свадьбы, что Зейн считал архаичными пережитками прошлого. Когда жених заканчивал приготовления к свадьбе, поправляя галстук перед зеркалом, в дверь постучали, и когда Зейн дал разрешение войти, на пороге показался дядя Латифы. — Здравствуй, Зейн,— поздоровался мужчина.— Аллах да благоволит тебе в этот славный день! — Сид Али,— приветливо кивнул Зейн,— рад вас видеть. Благодарю за поздравления. В глубине души египтянин понимал, что подобные слова являются больше актом вежливости, а не искреннего расположения со стороны Али, однако желание мужчины оставаться вежливым с будущим мужем племянницы и его готовность пойти навстречу стоило оценить. К чему споры в день свадьбы? Зейн знал как любит и уважает своего дядю Латифа, более того — им вскоре понадобится помощь мужчины когда они откроют общественности правду о выживании Амина. Именно Сид Али по их задумке должен осторожно сообщить Мохаммеду правду, и хотелось бы чтобы мудрый шейх встал на их сторону, а не поощрял Рашида отобрать сына у бывшей жены. Конечно, ничего у Мохаммеда не получится: в Бразилии другие законы, и уж Зейн позаботится чтобы суд оказался на стороне Латифы как матери, но если дядя его невесты не будет готов оказать им поддержку, это сулит разрыв отношений с Марокко и долгую изоляцию от родственников. Самого Зейна это не заботило, но заботило Латифу, и раз так, стоило проявить осторожность. Кроме того, сида Али он уважал, пусть и таил на того обиду, что пытался удержать Латифу в прежнем браке. Но чего ещё ждать от патриарха восточной семьи? Наверное, чудом было, что он вообще готов пойти им навстречу и принять в своём доме, устроить их свадьбу, публично заявив о поддержке этого союза. Однако забыть пренебрежение и обиды, как оказалось, гораздо сложнее чем кажется на первый взгляд. Сид Али утверждал, что любит Латифу, и тем не менее защищал Мохаммеда, говорил, что желает ей счастья, но не замечал, что она несчастна. Заложено ли в обычаях их земель любить своих детей только когда они поступают как угодно старшим? Иногда Зейну казалось, что так и есть, это было одной из причин почему он отдалился от этих обычаев. — Мы начали наши отношения не с той ноты, как мне хотелось бы, Зейн,— со вздохом признался Али выдержав небольшую паузу.— Возможно ты таишь на меня обиды, считаешь, что где-то я был несправедлив, но я никогда не делал ничего из неприязни лично к тебе или кому-то ещё. Когда мы встречаем нашу осень, Зейн, чувствуем приближение заката наших лет, на плечах лежит ответственность за семью и род, мы перестаем быть в ответе только за себя, помня о собственных ошибках, хотим уберечь от подобного наших детей... Не всегда в конце концов мы правы, иногда забываем нечто важное в попытке всё контролировать, не видим, что в попытке уберечь близких от ошибки причиняем им боль. Зейн, Латифа мне как дочь, мои племянницы всегда были для меня слабым звеном, может я причинил им боль, но только из благих побуждений. Как глава семьи, я считал себя опытным, потому желание Латифы разорвать брак и выйти замуж за далёкого от наших обычаев человека,— мужчина прочистил горло,— всерьёз меня взволновало. Можешь ли ты меня винить, что я защищал племянницу? — Защищали её от меня?— спросил Зейн, слегка усмехаясь, тем не менее понятливо кивнул.— Мне известна моя репутация, сид Али, я знаю, что вы никогда не выбрали бы меня в качестве жениха Латифы даже будь она свободна когда мы встретились. Но я люблю Латифу, и верите вы или нет, мои чувства не пройдут через два дня, и у меня нет намерения бросать жену и детей на произвол судьбы, как вам шепчет на ухо Мохаммед. Если бы я впрямь безответственно относился к браку, я не потратил бы столько лет на поиски жены и женился на первой встречной. — Только Аллах знает что готовит день завтрашний, я могу только уповать чтобы твои убеждения не пошатнулись годы спустя. Я уже не молодой человек, многое в жизни видел, потому не держи на меня обиды за опасения. Что касается Мохаммеда...— Али опять-таки вздохнул.— Я не оправдываю его ошибки, но постарайся найти капельку доброты к нему, Зейн. Как бы там ни было, ты увёл его жену, и если Аллах милостив, вы с Латифой будете жить в счастье и благоденствии много лет, а Мохаммеду придётся жить с этим и наблюдать со стороны. Возможно, через девять месяцев Латифа подарит тебе сына и ты почувствуешь себя самым счастливым человеком, но этого молодого человека Аллах наказал самым жестоким образом, отняв у него единственного ребёнка. Мохаммед сегодня обижен и даже озлоблен, но сердце у него не чёрное, он не злой человек. — Сид Али,— деликатно заметил Зейн, не желая обижать родственника будущей жены,— я не хочу показаться невежливым, но я буду правдив: меня мало беспокоит Мохаммед. Пока он остаётся вежливым, я вежлив в ответ, но если он считает, что мы с Латифой будем чувствовать себя виноватыми и падать перед ним на колени, что он сможет безнаказанно оскорблять мою жену, он глубоко заблуждается. Никто не уводил у него жену, Мохаммед глубоко обидел, потерял Латифу, потому что был недостоин её, и я знаю, что тоже недостоин, но сделаю всё чтобы стать хорошим мужем. У Мохаммеда был шанс, но он им не воспользовался. Какие могут быть претензии? — Аллах, никто не желает понять того, что я пытаюсь им сказать,— возвёл глаза к небу сид Али в немой мольбе, и Зейн изо всех сил попытался скрыть улыбку.— Аллах мне свидетель, Зейн, что я сделал всё от себя зависящее чтобы поступать правильно по отношению ко всем. Возможно ты прав, что я оправдываю Мохаммеда, потому что чувствую свою вину, что не оказал ему должную помощь как шейх и как опытный семьянин. Латифа — моя племянница, она выросла на моих глазах, потому я не мог быть полностью беспристрастным. А теперь я потеряю подушки в Раю из-за своих племянниц... — Смею заметить, что ваши племянницы очень вас любят, Сид Али,— ответил на это Зейн.— Я благодарен, что вы не стали открыто противостоять против нашей свадьбы, встань вы на сторону её бывшего мужа, Латифе было бы очень больно. Разве устаревшие обычаи дороже близких людей? Я никогда не мог понять, почему люди пытаются запереть себя в своеобразную тюрьму, неукоснительно следуя предрассудкам своих предков. — Ты думаешь о наших обычаях как о тюрьме, Зейн, но как живущий на свете дольше тебя человек могу сказать, что иногда ограничения — благо. Если люди начнут творить что придёт им в голову, воплощать в жизнь любую безумную мысль, во что превратится этот мир?— Али вздохнул, понимая, что вряд ли сможет переубедить молодого человека.— Я отдаю тебе свою племянницу, Зейн, и лишь прошу позаботиться о ней, видит Аллах, что Латифа пережила достаточно. — Я позабочусь о ней,— серьёзно пообещал жених. Мужчины некоторое время смотрели друг другу в глаза, обмениваясь немыми клятвами, пока в дверь не постучал слуга чтобы сообщить, что шейх прибыл и пора начинать церемонию бракосочетания.

***

А на другом конце дома в комнате Латифы собрались многочисленные женщины, дабы дать напутствия на семейную жизнь и пожелать невесте всего наилучшего. Женщины пели и веселились, читали стихи и трогательно плакали, вспоминая собственные свадьбы. Накануне, как и положено, её разбудили на рассвете чтобы отвести в импровизированный хамам, по пути напевая старинные берберские песнопения, что считалось хорошим знаком для грядущего брака — дядя Али считал это предрассудком, потому ни на одной из его свадеб, как и на первой свадьбе Латифы, не было ничего подобного. Но Жади, услышав рассказ Зорайде, что ещё девочкой бывала на свадьбе в настоящей пустыне, пошла на прогулку по Медине и умудрилась найти в почти незнакомом для неё городе певицу с берберскими корнями. Потом Латифа принимала молочную ванну с лепестками роз, женщины проводили все необходимые приготовления, чтобы она была красивой для жениха, после чего опытная мастерица нанесла на руки и ноги невесты традиционные свадебные узоры, скрывающие имя жениха. По обычаю рисунки хной нанесли и родственницам невесты, и даже маленькой Лейле, очень взволнованной предстоящим праздником, нарисовали на руках красивые цветочки. Жади тоже вовсю веселилась, тщательно подходя к выбору рисунка. Вездесущая Лара Дунья было спросила, не сожалеет ли Жади, что в своё время не получила всего этого на своей свадьбе, но кузина Латифы ей только ответила с милой улыбкой, что даже имей она талант возвращаться в прошлое, предпочла бы снова и снова выходить за любимого человека без всяких церемоний, нежели получить роскошную свадьбу, но быть при этом самой нелюбимой из четырёх жён своего мужа. Латифа испугалась как бы известная дурным характером женщина не испортила её свадьбу, но Жади ещё что-то прошептала той на ухо, что даже привыкшая к скандалам Дунья не нашлась что сказать и осталась стоять раззинув рот. После ничто уже не отвлекало Латифу от волнительного ожидания, когда к ней придут свидетели, и пусть девушка проходила через свадебные процедуры и обряды уже не впервые в жизни, сегодня она чувствовала себя особенно счастливой, ведь так долго хотела и мечтала выйти именно за Зейна. Латифа осторожно вытерла слёзы кончиком зажатого в руке платка, чтобы не испортить макияж, над которым мастерица работала несколько часов, пока Жади мелодично читала — почти напевая — свадебные стихи: — ... Любовь не дает ничего, кроме самой себя, и не берет ничего, кроме самой себя. Поэтому любовь не обладает ничем, но и ею нельзя обладать, ведь любви достаточно только любви. Когда вы любите, вы не должны говорить: «Бог находится в моем сердце», а скорее: «Я нахожусь в сердце Бога». И не думайте, что вы можете направлять любовь в ее теченьи, потому что любовь, если она найдет вас достойным, сама направит вас. У любви есть одно лишь желание - осуществить себя. Поэтому, если вы любите, пусть у вашей любви будут такие желания: Растаять и стать как бегущий ручей, что поет свою мелодию ночи. Познать боль чрезмерной нежности. Быть раненным собственным пониманьем любви, и кровоточить охотно и с радостью. Просыпаться на рассвете с окрыленным сердцем и благодарить за еще день любви. Отдыхать в полуденный час, размышляя о любовном восторге. Возвращаться домой вечером с радостью. И засыпать с молитвой за свою возлюбленную в сердце и песней благодарности на губах. Жади и сама расплакалась, как и многие другие в комнате, обменявшись влажными улыбками с сестрой. Зорайде же, следуя обычаю, схватила кусочек сахара с серебряного подноса, где также стояла вазочка с финиками и апельсиновая вода, вложив его в рот невесты. — Да будет твоя жизнь в браке сладкой, Латифа, как этот сахар! Пусть ничто не омрачит ваш союз, да пребудет с тобой Аллах и подарит тебе много детей,— пожелала Зорайде под улюлюканье других гостей и весёлые смешки Лейлы, удобно усилившейся на руках одной из сводных сестёр от второй супруги Али. — Аминь,— к поздравлениям присоединился ещё один женских голос, и Латифа с удивлением встретилась глазами с матерью Зейна. До этого новая свекровь Латифы присутствовала на празднике, однако им не удавалось обменяться больше чем парой слов, чему девушка откровенно говоря была рада, зная что совсем не нравится новой родственнице.— Я молюсь, чтобы вы с моим сыном были счастливы, Латифа. — Спасибо, Лара Джемиле,— ответила девушка, улыбнувшись чтобы скрыть свою нервозность. Не стоило показывать всем вокруг, что отношения у них со свекровью начались не как положено, даже если искренность свекрови была всего лишь спектаклем для родственников. — Надеюсь, позже мы сможем пообщаться, узнать друг друга поближе?— продолжала Лара Джемиле. Она не знала как относиться к невестке, в душе обижаясь, что Зейн не разговаривает с ней месяцами, считая что она обидела Латифу, задаваясь вопросом почему именно она должна искать подход к невестке, а не наоборот, но это был единственный способ примириться с сыном. Если Латифа примет извинения, возможно и Зейн наконец смягчится по отношению к ней? Быть в ссоре с единственным сыном Джемиле не нравилось, даже в годы отчуждения между мужем и сыном она никогда не являлась врагом Зейна, пусть и не одобряла его образ жизни. — Конечно, я буду очень рада, Лара Джемиле,— кивнула Латифа, в принципе не имея возможности ответить иначе в окружении любопытных родственниц. В глубине души она искренне надеялась, что разногласия между ней и Ларой Джемиле действительно будут позади. Начинать семейную жизнь с вражды с родственниками начинать не хотелось, тем более она знала, что у них и без того вскоре будут проблемы с Мохаммедом и остальными Рашидами, стоит им узнать, что Амин жив и от них скрыли правду. Разговор прервался появлением свидетелей,те спросили о согласии Латифы стать женой Зейна. При всём волнении она смогла ответить громко и чётко, недоверчиво улыбаясь, что всё наконец свершилось, хотя её голос быстро утонул в волне восторгов и поздравлений. Затем пришла очередь сопроводить невесту к жениху. Латифе помогли подняться на ноги, поправляя пышные юбки цвета слоновой кости, и шлейф, вышитый золотыми нитями, рубинами и жемчугом. Никах состоялся и праздник официально начинался.

***

Вторая свадьба Латифы получилась по-настоящему роскошная, ничуть не меньше чем первая, поскольку ни Зейн, ни дядя Али казалось не скупились в расходах, желая на самом высоком уровне провести это торжество, что должно было продолжаться для гостей на протяжении семи дней. Латифа было начала протестовать, что это слишком много, нескромно устраивать настолько большую свадьбу когда она уже не первая, но Зейн ничего не хотел слушать, настаивая, что им нужен большой праздник, чтобы отпраздновать их любовный союз. Она не могла перестать улыбаться, когда Зейн по секрету поведал, что даже когда не собирался жениться в принципе, всегда мечтал устроить большую марокканскую свадьбу, но трудно было найти невесту, которая согласится выйти замуж игры ради на несколько дней, а потом сразу же развестись. Это откровение жениха позабавило Латифу, Зейн ей об этом рассказал в день когда они ходили покупать золото к свадьбе согласно махру. С ними пошли Жади и Зорайде, первая жена и две старших дочери дяди Али, одна из которых уже была замужем, а также горстка родственниц Зейна, но её жених не мог перестать шептать ей на ухо, рассказывая истории из своего детства и с удовольствием слушая её рассказы, а Латифе было что сказать, ведь она выросла в этом городе и знала Фес настолько хорошо, как в принципе можно знать город-лабиринт. Женщины — кто-то от радости, а кто-то не желая вызвать скандал — предпочитали "не замечать", что Зейн при каждом удобном случае тянулся к её руке, а в ювелирных магазинах и вовсе предпочитал лично примерять на неё украшения, умудряясь найти роскошные и изящные драгоценности среди более грубых работ местных мастеров. Помимо покупки золота, накануне, как и положено, заплатили закят и угостили проходящих по рынку людей тушёным мясом в горшочках с черносливом и курагой и восточными сладостями, а бедные на улицах получили мешочки с золотом и монетами. На свадьбу для развлечения гостей пригласили танцовщиц и певиц, которые исполнили как весёлые композиции, согласно традиции прославляющие душевную чистоту невесты и доблесть и мужество жениха, так и нежные мелодии о любви, заставившие многих вытирать слёзы. К традиционному чаепитию помимо огромного свадебного торта приготовили многослойные пироги с мясом курицы и миндалем, щедро посыпанные перемолотым с сахаром, запеканки с морепродуктами, верблюжье мясо и другие деликатесы, а каждый приходящий гость получал в подарок красиво вышитые мешочки, наполненные сладостями с орехами и цитрусовыми. Как и положено, никаких списков не было и в помине, потому каждый желающий мог войти в просторные свадебные залы, богато украшенные сверкающими огоньками и многослойными цветочными гирляндами, где не утихала музыка и живые звуки барабанов призывали желающих присоединиться к веселью. Вскоре после чаепития их усадили на специальные возвышения и носили по залу под весёлую музыку, и к счастью, никто из них не упал, что считалось плохой приметой на свадьбе. Латифа не помнила когда в последний раз столько смеялась, наслаждаясь праздником, что однако было второстепенным, поскольку она редко могла оторвать взгляд от жениха, млея от его улыбок. Она не была невинной девицей, но с приближением супружеской ночи начинала волноваться и одновременно томиться в ожидании. Зейн несколько раз наклонялся к ней, шепча на ухо что же заставляет её так сильно краснеть, смущая новоиспечённую жену. Когда пришло время переодеться в последний раз за ночь, под просторное светлое платье она надела прозрачную сорочку с совершенно неприличным разрезом, что подарила вездесущая Жади. Латифа же и хотела увидеть реакцию Зейна на этот наряд, и подумывала убежать в ванную в номере при первой возможности и сменить шёлковую вещицу на нечто поскромнее, а Зорайде наверняка позаботилась чтобы в ванной были запасные сорочки и халаты для обоих. И вот настало время когда Зейн и Латифа последний раз обошли зал, держась за руки и принимая поздравления наверное уже по десятому кругу за эту ночь (хотя всегда находился гость, которого они раньше не встречали), а потом в сопровождении музыки и танцев направились в номер для новобрачных. В отличие от первой свадьбы Латифы, родственники не будут караулить всю ночь под дверью в ожидании "доказательств", хотя она лично слышала как явившийся на праздник Сид Абдул настаивал, что нужно убедиться, что брак "состоялся" и молодожёны не пренебрегали своим долгом. Впрочем, дядя Али ответил, к возмущению Рашида, что так как Абдул не родственник никому из новобрачных, его мнение не играет здесь решающую роль. Появление дяди Абдула заставило Латифу задуматься, пришёл ли Мохаммед, но она быстро из головы выбросила мысли о бывшем, радуясь, что если он и пришёл на праздник, то не решился подойти к ним лично или устроить скандал. Оставшись с мужем наедине в пустом номере, украшенном специально для свадьбы, Латифа невольно вздрогнула, понимая что пришло время. И не то чтобы она боялась Зейна или не хотела того, что между ними должно произойти, скорее наоборот, но боялась, что может разочаровать мужа. Наверняка у него были куда более опытные женщины, пусть она и состояла в браке, но Мохаммед предпочитал стабильность и никогда не требовал ничего особенного от их акта. Наверное, бывший муж и поцеловать по-настоящему её не решился бы, не прояви Латифа желание; именно она проявляла инициативу в постели первые пару лет после брака, но её желание постепенно утихло со временем, что во многом было вызвано ухудшением отношений между супругами и последующим знакомством с Зейном. Признавая чувства к другому мужчине, супружеские отношения стали для Латифы не удовольствием, а скорее неприятным долгом. — Всё в порядке, любимая?— тихий голос Зейна нарушил её задумчивость и Латифа посмотрела на своего мужа, под его проникновенным взглядом тут же краснея, к своему стыду. Она опустила было взгляд, но Зейн нежно поднял её подбородок, пока ещё целомудренно касаясь губ девушки своими губами, но даже этот невинный жест распалил внутри неё пожар.— Скажи что тебя беспокоит, ты можешь мне всё рассказать, помнишь? — Всё хорошо, отлично, я счастлива, правда,— быстро проговорила Латифа,— просто я задумалась...— она надеялась, что Зейн поймёт о чём она думает, потому что он всегда понимал, но на этот раз его проницательность дала сбой либо он хотел услышать от неё прямой ответ. Девушка глубоко вздохнула и кивнула на кровать, стараясь не замечать как загорелись глаза её мужа от веселья и чего-то ещё, от чего она горела изнутри.— О том, что мы должны сделать... Я много думала, представляла, как это будет,— Латифа вспыхнула и легко ударила его в грудь, когда Зейн не удержался и тихо рассмеялся.— Я не это имела в виду! — Извини, дорогая,— его грудь слегка дрожала от смеха, но Зейн вполне искренне извинился, целуя сжатые в кулачки ладони,— я не удержался. Какой муж не будет польщён, что его жена фантазировала по поводу брачной ночи?— слегка дразнил молодой человек, но вскоре стал серьёзнее. Ему хотелось как можно скорее подхватить её на руки, срывая на ходу все лишние преграды, и любить до умопомрачения пока солнце не будет ярко сиять над городом. Но вдруг её страшит предстоящее после всего, что она пережила совсем недавно?— Если ты не хочешь или не готова, можем просто лечь спать, мы уже женаты и нам совсем не обязательно... — Нет!— слишком быстро перебила Латифа, жар опять-таки ударил ей в лицо, когда она поняла, что почти кричала это вслух, но глаза на этот раз она не опускала.— Я хочу... Правда хочу...— прошептала девушка, радуясь когда он не ответил ничего, вместо этого пылко целуя в губы. Вдруг стало очень жарко, словно внутри разожгли костёр и без конца подкидывали угли, хотя Зейн до сих пор только целовал её, опустив обе руки на талию.— Я просто не хочу тебя разочаровать...— прошептала она в его грудь после нескольких секунд жарких объятий, когда поцелуй на время прервался чтобы восполнить недостаток воздуха. — Разочаровать? Ты шутишь?— Зейн снова заставил её посмотреть вверх.— Латифа, я много раз тебе повторял: ты не можешь меня разочаровать. Откуда такие мысли, дорогая? — Возможно, я не умею чего-то, что ты захочешь сделать,— смущённо предположила девушка, замечая, что ему трудно оставаться серьёзным, хотя он старался изо всех сил. — Если ты чего-то не умеешь, я буду рад тебя научить,— прошептал Зейн ей на ухо, и Латифа сама не заметила как с её губ сорвался тихий стон.— Но я не думаю, что у нас возникнут проблемы, жена,— он испытывал необычайное удовольствие, называя её своей женой,— потому что я хочу тебя, а ты... Ты хочешь меня, дорогая?— его губы едва касались уха и шеи, частично скрытой воротником свадебного наряда, но Латифа уже трепетала в его руках и вся дрожала от предвкушения. — Да, пожалуйста,— простонала она, забывая о смущении, до того будоражило одно его присутствие. Раньше Латифа этому чувству всегда противилась, но теперь они женаты и нет ничего более естественного, нежели желание между мужем и женой. — Тогда я полагаю, что мне стоит омыть твои ноги,— хрипло прошептал Зейн,— ты же хочешь чтобы всё было по обычаю, правда? Латифа кивнула, позволяя ему провести себя к кушетке, где Зейн лично стянул с неё туфли и чулки, слегка массируя уставшие от каблуков ноги и вырывая из неё очередной стон. Нашёлся и чайник с водой, и лепестки роз, и мягкие полотенца, заранее для них готовые, и Латифа млела пока на её ноги лилась тёплая вода, а её муж шептал свадебные молитвы, время от времени опуская взгляд чтобы оставить поцелуи вдоль её лодыжки. После он нежно вытер ноги полотенцем, одна из его рук проникла под её юбки, от чего она задышала неровно, чувствуя словно вот-вот потеряет сознание. — Зейн...— выдохнула опять же Латифа. — Есть столько всего, что я хочу с тобой сделать, жена,— мягко прошептал египтянин,— но для этого у нас будет вся жизнь впереди...— он поднялся на ноги и неспешно встал сзади, вытащив шпильки из густых волос, причесал её волосы, успокаивающе потирая голову и плечи, тоже уставшие от тяжёлых драгоценностей.— Вся жизнь, чтобы любить друг друга каждый день, дорогая, в радости и в горе, в повседневной жизни и в нашей постели. Я буду любить тебя так сильно, Латифа, что ты выбросишь из головы все свои сомнения, это я тебе обещаю... Она не выдержала и в конце концов поднялась на ноги в нетерпении, почти не в состоянии ни о чём думать кроме этого невыносимого желания. Не дожидаясь когда он позаботится о её одежде, она ловко расстегнула верхние пуговицы одеяния и просто стянула его через голову, что было легко сделать без всех украшений и тяжёлой прически. К тому времени как она осталась в одной сорочке, её муж уже скинул собственную церемониальную одежду, и не будь она так возбуждена, вероятно Латифа была бы очень смущена. Однако она с удовольствием отмечала в этой приятной и сводящей с ума лихорадке, как он с восхищением окинул её тело в ничего не скрывающей сорочке, и только подалась вперёд с нетерпением, когда он стянул лямки этой неприхотливой одежды, чтобы она лужей шёлка растеклась у её ног. Молодые супруги и одновременно ступили друг к другу, и Латифа сумела ловко обвить ногами торс мужа, понимая чего он от неё хочет, когда он крепко обхватил её за талию и приподнял в воздухе, чтобы отнести на усыпанную лепестками роз постель. Их губы снова соединились и на ближайшее время весь мир для них перестал иметь значение, уступая место инстинктам и чувствам.

***

Пока возлюбленные-молодожёны были увлечены друг другом, а гости продолжали веселиться под зажигательные восточные мелодии, что не будут прекращаться на протяжении недели, был один человек, чувствующий себя лишним на этом празднике жизни. Впрочем, ничего удивительного не было в том, что Мохаммед не находил никакого удовольствия в свадьбе бывшей жены, которую он любил столь же сильно, как и презирал, глубоко обижался. Он не приходил бы вовсе, оставшись дома, чтобы переждать эти дни вдали от чужих глаз, но вместо этого дядя Абдул притащил его сюда, настаивая, что ему нужно своими глазами увидеть как Латифа, она же "недостойная одалиска" в устах Рашида, станет женой другого. Дядя был очень зол, что Мохаммед осмелился остаться в доме сида Али после праздника и говорить с чужой невестой, ввязаться в драку, когда он уже почти устроил ему такой удачный союз с некой Муной, порывался даже высечь его плетью, и только вмешательство Лары Кульсум спасло Мохаммеда от позорной участи. Посещение свадьбы Латифы стало его наказанием, и вот так Мохаммед оказался в своём самом страшном кошмаре. Начиная с момента когда дядя Али передал Латифу под опеку Зейна ("Я доверяю тебе сокровище",— сказал Зейну Сид Али, но Мохаммед до сих пор помнил как такие же слова он говорил ему), а она улыбалась Зейну, совсем не замечая никого вокруг, не замечая как Мохаммед умирал каждую секунду этой невыносимой пытки, вплоть до сопровождения молодоженов в номер. Уж лучше бы Мохаммеда сопроводили на виселицу, даже это показалось бы ему более приятным! Но вместо этого ему пришлось надеть лучший костюм и новую джеллабу и пойти на свадьбу бывшей жены, принести извинения её дяде и молча наблюдать, не смея вмешаться. А ещё дядя настаивал, что ему нужно оказать немного внимания Муне, потому что она официально стала его невестой, и чтобы контролировать процесс, Абдул и сам явился на свадьбу с женой и обоими пасынками, пришли Саид и Рамиля, и кузен Салим с женой, и все смотрели на него, как на бочку с порохом, все кроме дяди, что без конца твердил как ему повезло, что отец Муны согласен отдать за него дочь и помочь ему с деньгами, когда Мохаммед оказался в столь плачевном положении и после всех слухов,— как будто ему нужно было напомнить ещё и о его "немощи", чтобы ещё больше добить! Мохаммед затаился в углу зала, не желая попадаться никому на глаза, смотрел и не видел окружающих его людей. Не было даже желания ругать на чём свет стоит Жади, что танцевала с бразильским мужем неподалёку, до того дурно чувствовал себя Мохаммед! — Аллах, ну за что мне эта пытка?— тихо застонал Мохаммед, представляя как Зейн сейчас касается его бывшей жены. Молодой человек так резко дёрнул локтем от досады, что не заметил как перевернул свечу на стол неподалёку, и когда он понял, что крики людей непосредственно связаны с ним, Рашид развернулся и в ужасе выдохнул: из-за перевернутой свечи вспыхнула скатерть, и огонь уже перекинулся на ближайшую занавеску вокруг арки. Только обвинения в поджоге на свадьбе бывшей жены не хватало Мохаммеду для пущей радости этим вечером!