Пропавшая без вести

Стейси сжимает кулачки и рассматривает пыльные носки бежевых балеток, стараясь не поднимать глаз на Теодора и его отца, что сидят напротив друг и друга и машинально стучат серебряными ложечками по стенкам чашек их тонкого фарфора с красивой росписью — ей всё кажется, что лёгкие птицы сейчас улетят в открытое окно и запоют песню о родном далёком крае, что хранит множество диковинных чудес. Кэрролл же не отводит взгляда от доброжелательных глаз отца и жалеет в тысячу и один раз, что Роуз приходится сидеть здесь, смотря на их глупую игру в холодную молчанку. Льюис улыбается ему знакомыми уголками губ и достаёт из ящика письменного стола небольшую коробку. — Не откажетесь от конфет, мисс Роза? Девушка вздрагивает и поднимает потемневшие от колючего, истинно февральского ожидания — граф приветливо поглядывает на неё, не оценивая и не анализируя, просто предлагая её же излюбленную вкусность, а Теодор не выдерживает этой семейной сцены. — Если тебе есть, что сказать, то говори, а не корми Стейси своими конфетами, которые достал неизвестно откуда. Если и дальше ты намерен играть со мной в молчанку, то мы уходим. Роуз быстро поднимается с маленького диванчика близ окна, из которого открывался вид на мирно текущую вечную Темзу, и неуверенно подходит к нему, невесомо касаясь до безумия напряжённых плечей — чувствует, как его спокойствие летит к чертям. — Прошу прощения, Теодор, если долго молчал. Я уже семь лет не видел тебя, знаю, что это твое право — решать общаться ли с семьёй — но все же твой брат, сестра… Мы все скучали по тебе, читали даже жёлтую прессу, чтобы узнать, что с тобой. Мог хотя бы с Пени общаться, она очень скучает по тебе. Она ведь с детства к тебе тянулась. Да что это я. Теодор, может, придёшь на вечер первого воскресенья сентября? Вместе с мисс Роуз, конечно. Совершенно не задумываясь над действиями, осторожно накрывает ладонь девушки своей Кэрролл и не может перестать рассматривать старую, но не пожелтевшую фотографию, что прячется среди толстых книг, на которой мать обнимает его, а он ерошит кудрявые волосы совсем ещё маленькой Пени, когда братец крепко держит её — чтобы не сбежала — и отец шутливо ругается на них. Его отчужденный взгляд ловит Льюис и с гранатовой горечью улыбается — на мгновение девушке кажется, что он смахивает с глаз маленькие, никому не нужные слезы. — Слышал, что ты решил вернуться в министерство. Я очень рад за тебя, Теодор. Поверь мне, и Она бы гордилась тобой. Думаю, у тебя всё получится, да и сейчас тебя точно поддержит тот, чью помощь ты не станешь отталкивать. — Ты закончил? Стейси кусает нижнюю губу, слыша его устало хриплый голос, и не отстаёт от него, стараясь подстроиться под его темп и ненароком бросая сочувствующий взгляд на графа — впрочем, не замечает её, и видит она, как он неосторожно роняет пару солёных слез и берёт в руки фотографию, что-то нежно шепча ей. — Мы будем ждать тебя! Кэрролл лишь сильнее сжимает ладонь Стейси и останавливается лишь, когда они пробегают несколько лестниц с маленькими ступеньками, и невольно опускается на подоконник девушка, стараюсь отдышаться — он не сразу это замечает, а после приносит стакан чуть тёплой — как она и любит — воды и осторожно заправляет ей непослушную прядку за ушко. — Прости, принцесса. Разговоры с отцом после… Не бери в голову вечные проблемы отцов и детей. Роза улыбается ему, а после тихо, чуть истерично смеётся, переплетая их пальцы и ловя размытое отражение в незанавешенном окне — слышит, как выдыхает в её волосы Теодор и не смеет обнять, словно боясь, что сломает хрупкую девушку или же она ненароком узнает все его кружевные тайны. — Мы особо никогда с отцом не ладили, я всегда был ближе к матери, она любила меня, кажется, больше всех из-за того, что я первенец, как говорила Пени, сетуя на то, что ей не разрешали уходить ночевать к подругам. Впрочем, Пени всегда любила поворчать. После той аварии я совершенно не хотел видеть отца. Никто не знает, почему Она уехала в тот вечер… По-крайней мере так говорят. Он горько усмехается и смотрит выше макушки Роуз, вспоминая ту ночь в больнице и своё обещание у могилы матери — нарушенное, до невозможности неправильное обещание — а она, вставая на цыпочки, ласково касается его тёмных, мягких наощупь волос и обнимает, ловя равновесие в прикосновениях Кэрролла. — Ты единственный, кто может решить — пойдёшь ли ты на тот вечер. Это не обязательство, что не оставляет ни капли выбора. Теодор, я знаю, что это сложно — вернуться к тем, кто причинил тебе столько боли. Но иногда оказывается, что этот человек не был причастен к событиям, что и ему тоже было больно. Понимаешь? Стейси не ждёт ответа и берёт его за руку, ведя к выходу и ободряюще улыбаясь уголками губ — Теодор послушно следует за ней, думая, что счастлив рядом с этой чуточку странной девушкой, что своими загадками и фразами играет в Сфинкса, а он не отстаёт от неё — пожалуй, каждому из них ещё многое нужно открыть друг другу — что-то забытое и до нельзя важное. Рассматривая быстро бешущие деревья, что уже скоро останутся обнажёнными дыханием осени, Роза вспоминает грозовую переломную ночь и спрашивает себя — а может ли она давать кому-либо советы, не сумев справиться со своими проблемами. — Тебе не звонила твоя подруга? Теодор чуть снижает скорость, когда девушка не сразу отвечает на вопрос, словно просыпаясь или возвращаясь в реальность из тягучих, туманных мыслей. — Мегги? Приглашала в ресторан на Оксфорд-стрит, но я не думаю, что хочу пойти. Да и не очень люблю огромные шумные здания. Стейси пожимает плечами и прикрывает рот ладонью, зевая, ежится, когда по стеклу гудко ударяет раздражённый, словно приболевший дождь. — Думаю, тебе всё же лучше провести вечер в огромном шумном здании, а не под уютным одеялком, потому что если судить по голосу Джеймса, который пригласил меня, сказал, что это очень важный вечер, и чтобы я ничего тебе не говорил, потому что твоя подруга сама хочет пригласить тебя, то у этой парочки произошло что-то действительно важное. Роуз старается не смотреть на Кэрролла и что-то тихо ворчит о слишком несерьёзной подруге, а после согласно кивая и думая, что надеть — ей было сложно судить по голосу, ведь она привычно проигнорироваоа каждый входящие звонок и получила приглашение в мессенджер, да и текст был скорее сердитым — Ричардс с самого начала проклинала чертовски раздражающую привычку Стейси не отвечать на звонки. Да и слова Мег чуточку странные подобрала, даже не витиевато, а коряво намекая на то, что Роуз должна прийти на одна, а с Кэрроллом — впервые появится с ним истинной избранницей — и от одной лишь формулировки ей становилось не по себе. — Ты всё равно не хочешь идти, верно? — С чего ты взял? — щеки становятся безумно горячими от смущения, когда ловит Стейси его слишком мягкий взгляд и с напускным интересом рассматривает узор на стекле из капель. — Просто… Не знаю, дождь наводит апатию, да и Мег как-то странно написала, она никогда прежде так не выражалась. Возвышенно, может. Я привыкла к тому, что мне говорят о пафосе в речи, но реалистка Мегги это другое дело. Не хочу, чтобы что-то ещё менялось. Я устала от постоянных изменений, просто не могу их всех пропустить через себя. Каждый день что-то происходит, и мне самой приходится подстраиваться под новую реальность… И это жутко утомляет. Я не люблю однообразность, но за последний месяц событий слишком много. Хотя, ты, наверное, прав, и мне действительно нужно развеяться и выслушать Мег, ведь даже если меня не будет, ничего не изменится. Родители и Фил уже давно привыкли, что у меня иногда случаются… «Перерыв на грустного интроверта», как они говорят. Они останавливаются на красном, и Теодор внимательно рассматривает девушка — та лишь рисует печальную мордочку на запотевшем окне и как-то стыдливо кусает губу. — Тебе не нужно этого стыдиться, принцесса. Я видел, как ты тянешься к людям, а уставать от них — это нормально, особенно когда они не очень-то любят вмешательство другого человека. Если хочешь, то я позвоню Джеймсу и скажу, что у нас не получится прийти. Стейси склоняет головку на бок и с притуплённым любопытством смотрит на Кэрролла, словно не доверяет и хочет понять — обманывает ли он её или же говорит то, что на душе и сердце. — Принцесса, и я привыкну к твоим перерывам на интроверта. — Ты говоришь так, словно собираешься прожить со мной ещё много лет. Роза смеётся, но как-то обречённо и настороженно — ей вторил одинокий дождь и тихий крики раненных, усталых деревьев. Теодора ничего не отвечает, делая вид, что не понял по до чёртиков острой интонации её оставшиеся недоверие — сначала считал он, что ей сложно из-за той ситуации с Уолом, но после Стейси дала понять одним лишь взглядом — эта странная история осталась для неё уроком о прощении — и она всё путала, сплетала и не доверяла, словно всё ещё боясь чего-то. — Давай всё же сходим к ним. Слишком быстро они объединились. — Всё, что захочешь. Роуз прикусывает губу, ощущая каждой клеточкой обреченные ошибки свои — и всё же могла ли она просто так взять и открыть секреты, что так долго прятала, топила и уходила на дно вслед за ними — рассказать ему про чёртову флешки, что так долго и бережно сторожил молчаливый плюшевый мишка, произнести вслух всё неразглашенное о подлинной истории пропажи Эвелин — распутать клубок из до безумия тонкой, словно обрывающейся нити. И ведь дело было не в Кэрролле, а в ней — она, черт её побери, не знала, а чувствовала , что он ей не лжёт — засиживается с ней до поздна, отпугивая несущих кошмары теней и совершенно не высыпаюсь, когда её хватало лишь на малодушное молчание. Быть может, Роза действительно боялась, что если Теодор узнаёт настояющую её, подлинную Стейси Роуз, то поймёт — всё это время рядом с ним была дешёвая кукла, невменяемая девушка, которая опасна — а особенно для тех, кто ей дорог, ведь не умеет не причинять боли. — Принцесса, если что-то происходит, то ты можешь сказать чего боишься. Эта как-то связано с твоей завтрашней встречей с Бьюкейтером? Стейси истерично смеётся. — Теодор, Уол волнует меня в последнюю очередь! Я просто хочу, чтобы всё это скорее закончилось, я просто хочу жить, как все… Без постоянных кошмаров. Я ведь объективно зависимая. Дождь отстукивает мрачный, обречённый ритм по окнасм, и девушка перебирает пряди и сбивается, практически не дышит — бережно прижимает её к себе Кэрролл и успокаивающе гладит, словно не замечая глупых, никому не нужных попыток Стейси освободиться из его объятий. — Стейси, милая, мне удаётся укрощать твои страшные сны. За окном смеётся ветер, срывая с деревьев пока ещё редкие, тронутые тусклой желтизной листья и играя с небрежно брошенными газетами — и Теодору кажется, что серое, полное ливнем небо отражается в её не сфокусированных и до невозможности потерянных глазах. — В этом вся проблема, черт возьми! Я могу сама обеспечивать себя, решать, что мне не делать, но я не просто не могу спокойно спать, дышать, жить без тебя, потому что всё летит к чертям — абсолютно всё, потому что кошмары возвращаются, а проклятые тени кажутся мне даже при дневном свете, и я потихоньку схожу с ума. Скажи мне, разве ты был бы спокоен, если бы был не в силах привести в порядок собственную жизнь, если бы уверенность в спокойных ночах полностью зависела от сиюминутных желаний, чувств другого человека… Он большими пальцами приподнимает девичью головку за подбородок, чувствует соленого моря слезы на её мягких, нежных щёчках — Стейси старается не смотреть на него и тянется к нему уставшей, заблудившейся кошкой, шмыгая носиком и всхлипывая — от до нежной драматичности на мгновение замирает ветер, а после накидывается на больную, старую ель. — Прости. Обычно я не такая плакса. Теодор улыбаться ей задумчиво и грустно и ласково заправляет непослушный локон, когда девушка чуть раскрывает губы, а он целует её — и всё тревоги кажутся Розе надуманными, нежного моря ледяная волна накрывает её с головой — и окончания успокаивается, потому что глупые клятвы влюблённых были не для них — потому что важнее слов всегда были чувства и прикосновения, ведь мурашки совершенно не умеют обманывать. А потом девушка отстраняется и старается вновь задышать спокойно под его добрый тихий смех. — Это так мило, что ты всегда забываешь дышать. Стейси ворчит, выпутываясь из его объятий, и коварно улыбается — щекочет его живот и не даёт подняться с пола, смотря прямо в глаза — Кэрролл не сопротивляется, смотря, как искрят смешинками посветлевшие, почти голубые девичьи глазки. — Всё, я больше не буду так говорить. Это не мило, но мне очень нравится. Он ничего не говорит про её озвученную, а потому более реальную и практически осязаемую зависимость, но Роуз чувствует, как борется с самим собой Теодор, и вновь вспоминает о ненавистной черте характера — невольно причинять людям боль и попадать в чертовски неприятные ситуации — и вновь, словно прося прощения за острые фразы, обнимает его, улыбка и вдыхая уже родной яблочный аромат. — Вставай, у меня есть для тебя кое-что, принцесса.

***

— Итак. Давайте откроем философскую часть нашего вечера вопросом — верите ли вы в любовь с первого взгляда. Мистер Кэрролл, Стейс? Мегги стучит по бокалу с шампанским из жидкого золота и рассматривает всех присутствующих коронным, особенным взглядом — словно безумно любит и не доверяет, анализирует одновременно — Стейси не выдерживает его и прячет глаза, рассматривая и теребя застёжку тонкого золотого браслета с бабочкой — того самого подарка Кэрролла — Теодор неощутимо касается её руки, успокаивая. — Несмотря на весьма вредных, всё опровергающих особ, присутсвующих здесь, я уверена, что можно полюбить человека с первого взгляда. — Это ерунда. Можно лишь ощутить симпатию, а уже после, когда узнаешь этого человека, можешь его полюбить. Не стоит путать страсть и влюблённость с любовью. Ричардс лишь фыркает, выслушав её, а Роуз возвращается к своей лазанье, не зная, что ей делать — доесть блюдо или все же попробовать новый десерт. — Ты маленькое вредное существо, Стейси Роуз, и я не понимаю, как я тебя терплю. — Давайте без оскорблений, дамы. Мисс Ричардс? Джеймс не прячет улыбку, наблюдая за другом — добродушно смеётся над его особенным взглядом для этой странной — определённо стоящей его — Стейси и защищающим её тоном, что успокаивает и неугомонную Мидж, которая виновато посматривает в сторону Роуз и что-то недовольно ворчит, сжимая уголок текстильной салфетки. — Не думаю, что можно полюбить человека, которого даже не знаешь, если у вас кардинально разные взгляды на эту жизнь, то тут уже никакая любовь не поможет. Будет не о чем поговорить, будут постоянные ссоры. — Ты далеко не романтик, Теодор. Это поймёт любой твой собеседник. Вот вспомни, думаю, Стейси тебе сразу понравилась — умная и красивая, ясно, что в твоём стиле. И что? Вы теперь вместе. — В нашу первую встречу Стейси облила меня кофе. Роуз прячет взгляд и виновато улыбается, различает добрую иронию в его голосе — он не ставит ей в вину испорченную рубашку и говорит другу, как именно они познакомились, опровергая любовь с первого взгляда — и вспоминает поездку в поезде, когда она называла Теодора маньяком, а он не сопротивлялся, позволяя ей нести любую пришедшую ей в голову чушь. — И когда я впервые посмотрел на неё, у меня не возникло желание давать ей клятвы о вечной любовь. — Что вообще за разговоры о любви, а? Мег, ты, сколько я себя помню, всегда говорила, что любовь — это глупости, которые тебе совершенно не нужны. А теперь решила порассуждать, позадавать риторические вопросы. Твоему поведению должно быть научное объяснение. Стейси цокает язычком и чуть отодвигает в сторону тарелку с недоеденный лазаньей с индейкой и шпинатом, склоняя привычно голову на бок и внимательно рассматривая подругу, замечая смущение и странное свечение в её добрых глазах. — Вечно ты о науке, Стейси Роуз. Мне стоило попросить тебя рассказать о возникновении жизни на Земле, чтобы выждать благоприятного момента. Кэрролл неосознанно улыбает уголками губ, смотря, как напрягается и хмурится Роза, ловя необычное для Ричардс словцо. — Для чего момент? Что ты мне не договариваешь, Мегги Ричардс? И не надо думать, что я не узнаю. Джеймс и Мегги смеются, глядя на недоумевающих Теодора и Стейси, что непонимающе улыбаются, а девушка делает слишком большой для неё глоток безумно холодного напитка — пожалуй, ей не нужно было обращать внимание на вечно спешащее время и противиться кофе. — Уважаемые Теодор Кэрролл и Стейси Роуз, в этот чудесный день я хочу объявить вам о моей помолвке с самой прекрасной девушкой — Мегги Ричардс. Можете нас поздравить. — Вы ведь знакомы лишь пару дней… Вы совершенно не знаете друг друга… Я не понимаю. Роза прячет лик в ладонях, не смотря ни на кого и стараясь прочувствовать, по-настоящему осознать весело сказанные Джеймсом слова, и Кэрролл кидает на неё озабоченный взгляд и разворачивается к другу. — Как вы решились на свадьбу? Я надеюсь, что вы оба осознаете всю ответственность этого решения. Это не просто отношения, когда вы можете что-то крикнуть друг другу и разбежаться, забыв друг о друге. Если вы сейчас действительно поженитесь, то брак останется с вами на всю вашу жизнь. Не знаю, как вам, мисс Ричардс, но тебе точно, Джеймс, придётся быть серьёзным, не смотреть ни на кого кроме жены. Быть верным. — Мистер Кэрролл, при всём моём уважении к вам и Стейси я не хочу больше это слушать. Мы с Джеймсом взрослые люди, мы приняли решение, от которого не отступимся. Мы хотим брак и детей. Роуз забывает о своей непереносимости алкоголя и делает слишком большой глоток из стакана Мегги, желая забыть реплику подруги — всё ей казалось до нельзя наигранным и нелепым, словно, сама того не зная, попала она на театральное представление, а если обернётся сейчас, то обязательно увидит сотню горящих глаз зрителей. — Даже тебе, золотце, не удастся меня переубедить. Я считаю, что ты не можешь меня понять только потому, что ты сама никогда не хотела замужества, и считаешь всё это полной ерундой, которая мешает жизни. Иногда не всё оказывается таким, как видишь его глазами. Просто скажи, что рада за меня и за Джеймса, Стейси Роуз, а понимание от тебя никто не требует. — Я буду рада, если вы не пожалеете о вашем браке в дальнейшем. Её своеобразное поздравление, закрыв глаза, принимают и просят официанта разлить ещё розового шампанского и яблочного золотистого сока для Стейси — и их внимание теряется среди глупых, бессмысленных разговоров, шуток и реплик, а спокойствие так и не находится.

***

Роза приходит в себя, когда Биг Бен отсчитывает полночь — сентябрьскую, золотистую и необыкновенно тёплую для осеннего Лондона. Полуночная темнота скрывает позолоченные деревья, стирает резкие контуры и пахнет влажной листвой — они выходят из ресторана, когда дождь уже прошёл, остудив разгоряченный за день день и смыв с него душную пыль. От текущей мирной Темзы отчего-то легко-легко отдаёт солью, и Стейси странно легко дышится, несмотря на Кэрролла рядом. — Ночью в городе красиво. Девушка едва удерживает себя и неощутимо дрожит на каблуках от нежного Южного ветра — ей чудится незатейливая джазовая мелодия с небольшой цветущей площади на том берегу и безумно хочется танцевать — словно дождь смыл не только пыль. — Мне всегда хотел пройтись с кем-нибудь по тёмному городу, когда фонари горят ярче звёзд, но невольным блекнут от серебряного неясного свечения, и говорить красивые глупости. Обычно знакомые смеются над моим «фарсом», именно поэтому, мне кажется, я не и звала никого на такую прогулку. Когда нужно себя сдерживать — меняется ощущение, даже воздух кажется другим. Когда мне было лет пятнадцать, я думала, что если меня кто-нибудь полюбит, то он непременно будет слушаю любую белиберду и не ставить её в вину при первом попавшемся случае, называя сумашедшей, а, и конечно же гулять ночью. Но став взрослой, я поняла, что такого человека просто не может существовать, поэтому решила цитировать «Мы тут все сумашедшие». Роза останавливается и пожимает плечами, кладя руки на мокрые от дождя перила и рассматривая речное небо. — Думаешь, никто никогда не получит удовольствия от твоего так называемого «фарса» и ночных прогулок? Девушка уверенно кивает и запрокидывает голову, разглядывая тонкие мирные звёзды, что смотрят на неё в ответ неярким серебряным светом — и всё застывает на мгновение, когда Теодор встаёт рядом с ней и тоже поднимает взгляд на небо, пока оно не падает в спокойную Темзу. — Знаешь, принцесса, ты ошибаешься. Потому что если всё твои слова пафосны, то у меня такой художественный вкус. И небо сливается с рекой, а полночь укутывает их силуэты мягкой темнотой и старой, родной музыкой для ночи и любви.