Дарксайд

      Подвал был сырым и бездушно длинным. Трое шли по нему без энтузиазма, один лишь Армин периодически ощупывал стены. Они щурились в темноту, туда, куда не пробирался свет от керосиновой лампы. Фонарики предусмотрительно берегли.              Леви все это смутно напоминало Подземный город. Каменные стены, затхлый воздух, отсутствие солнечного света. С каждым шагом потолок все выше, а пространство больше — они углублялись в бетонный дом, вслушивались в собственные глухие шаги и не знали, что их ждет. Их поражало, насколько чудовищно большим было пространство под землей.              Они вышли в круглый зал, что напоминал место для собраний и объявлений: небольшой помост по центру, деревянные стулья перед ним. Конни прошелся взад-вперед, чтобы сосчитать их. На пятидесятом он плюнул и сбился — темнота мешала и давила так, будто сверху их накрыла крышка склепа.              — Короче, дохрена тут людей жило, — резюмировал он, решив, что пересчитывать не будет.       — Сколько примерно? — Армину нужно было знать все до мельчайших деталей.       — Больше пятидесяти.       Жан присвистнул.             — Не хило так, надеюсь, всех этих людей не пустили на опыты.       — Или на органы, — ужаснулся Конни и внутренне сжался в комок.       — Только не надо драмы раньше времени, — Леви не упускал возможности приструнить этих двоих, пока, опершись на костыли, давал себе отдохнуть.       — Может разделимся? — предложил Армин и медленно обвел стены фонарем. — Коридоры расходятся из холла как лучи.       — Так себе идея, — кадык Конни нервно дернулся. — Что-то нет желания бродить здесь в одиночку.       — Согласен, не хватало еще наткнуться на кучку трупов или потеряться, — согласился Жан.       — Смотрите не обделайтесь, — подал голос Леви. — Вот они спасители человечества, может еще за ручки возьметесь?              Он, хромая, направился к первому коридору, и взбудораженные его словами друзья засеменили следом. Первая комната оказалась жилая. Ничего примечательного: шкаф, четыре односпальные кровати, стол, стулья. Всё без личных вещей, голое и безликое. Последующие комнаты идентичны. Леви морщил нос — затхлость и пыль сочились из стен и потолка, отскакивали от пола, покоились на мебели. Ему ли не знать, как быстро под землей она проникала в каждую щель и отравляла жизнь.              Они разделились по комнатам. В них было мало информации. В одной на полу зиял черный след от копоти, будто кто-то уронил горящую свечу. В другой на стене узился след воткнутого ножа, выломанная половица заставлена сдвинутым столом. Маленькие признаки выдавали в этих комнатах былую насыщенную жизнь.              — Ну, то, что этот коридор полон спален, мы уже поняли, — Жан задумчиво лазал с фонариком по углам, и ему все больше казалось это бессмысленным занятием. — Может уже дальше пойдем, а?       — Ага, — бросил Армин в никуда. Увлекся так, что едва уловил смысл вопроса. Он копался в столе, надеялся найти там двойное дно или еще какие премудрости. — Не понимаю, как при таком количестве живущих людей удалось убрать все до единой зацепки. Даже в душевых и уборных пусто.              Жан вымученно застонал и хаотично махнул лучом света по изголовью кровати. Слабые штрихи на дереве привлекли его внимание, разожгли интерес. Он нагнулся, прищуриваясь до морщинок в уголках глаз. «Здесь были мы, — гласила надпись на спинке, а за ней год, — 853». Не так уж и давно.              — Вот бы еще понять, кто это «мы»? — задумчиво протянул тут же возникший за спиной Армин. Он напоминал Жану сторожевого пса, который просыпался от первого же шороха у калитки.       — Комнаты вряд ли дадут понять больше, — Жан скучающе поднял бровь и предпринял еще одну попытку увести Армина. — Мы здесь все-таки ради таинственной лаборатории, а не жилой части.              Армин нехотя кивнул, но не успели они выйти из комнаты, как звон разбитой чашки зазвенел и покатился по коридору.              — Мать твою, Спрингер, — из соседней комнаты недовольное Аккермановское метало искры одной интонацией. — Ты точно планируешь переломать все ноги.       — Что там у вас? — Армин и Жан тут же возникли на пороге, чтобы оценить ситуацию.              Конни досадно потирал ушибленное колено, шипел что-то про дурацкий день, а перед ним распласталось перевернутое комнатное растение. Давно увядшее и сгнившее.              — Откуда здесь цветок? — Жан расширил глаза. — В этой каменной могиле проще умереть, чем прорасти.       — Тут есть окно в потолке, — пояснил Леви и переместил фонарь вверх, на заваленное сверху мутное стекло. — Растение стояло прямо под ним.       — Настоящая пытка для людей жить в катакомбах, не имея возможности выйти. Но при этом ежедневно наблюдать солнечный свет из окна, не находите? — Армин присел на корточки у разбитого горшка, подцепил черепушку и начал разгребать землю.       — Согласен, — Леви медленно кивнул, оценивая, что в комнате в отличие от остальных, всего две кровати. — Они знатно потрудились, заметая следы в каждом углу. Не могу представить, что они переместили такую лабораторию куда-то еще. И всех этих людей.       — Не верю, что можно было не оставить ни малейшего следа.       — Армин, ты начинаешь походить на параноика, — раздражался Жан. — Додумываешь смыслы там, где их нет. Нет, ты серьезно ищешь в земле зацепки?       — Есть, — звякнула брошенная черепушка, и Армин вскинул руку с находкой. — Так и знал, что они не могли зачистить все.              Четверо недоуменно склонились. Будучи когда-то небесно-голубым в руках Армина серел шейный платок. Женский, с аккуратно выведенными красными нитками инициалами Д.А.              — А вот и личное, — Конни забыл про колено и перенял инициативу, бережно выхватив у Арлерта платок. — Кто-то потрудился спрятать его. Видать, памятная тряпка.       — Да, такое обычно хранят не просто так. — Армин кивнул. — Это хорошая улика.       — Да? И что же мы узнали благодаря клочку ткани? — раздался скептичный голос Леви.       — Пока не знаю, — стушевался Армин. — В этой комнате по сравнению с предыдущими слишком много привилегий: и окно в потолке, и растение, да и жильцов всего двое. Как вариант, человек, который жил здесь, был важен для опытов, и ему делали послабления. А платок может быть полезен при расследовании, вдруг мы сможем расшифровать инициалы.       — Смутно верю.       — Давайте искать дальше.              Второй коридор оказался интереснее. Подсобные помещения, кабинеты, столовая. Снова жилые комнаты, тренировочный зал, просторная больничная палата. И, наконец, она — лаборатория.       Большая, гулкая, с несколькими дверями, уходящими в темноту. Пространство, забитое пробирками, оборудованием, старыми чертежами и схемами, которые никто из них толком не понимал. Запах аммиака и бинтов смешался с пылью, которая толстым слоем осела на мебели.       Здесь жили годами. Леви не нужно было много времени, чтобы понять — это место было тюрьмой, клеткой для цирковых зверей, озлобленных, снующих из угла в угол, готовых перегрызть друг другу глотки лишь бы выбраться на свободу. Он был таким с рождения, знал эту шкуру слишком отчетливо.       Они разбрелись по кабинетам. Леви остался в исследовательской части, иногда посматривая на тяжелую металлическую дверь, за которой исчез Конни. Внутренне понимал — если в таких местах что-то находишь, ничего хорошего ждать не стоит.              — Твою душу за ногу! — резкий вскрик Конни выбил его из задумчивых поисков. У Леви непроизвольно сжалось в животе.       — Ну что там опять? — превозмогая дурное, он двинулся к Спрингеру. — Снова сбил собой очередной горшок?              Уже на пороге кабинета с массивной дверью Леви замер. Здесь было гораздо холоднее, пахло сыростью и едким, как свежая краска, раствором. Леви слепо пошарился фонариком, разглядел вдоль стены странные стеклянные резервуары до потолка, осторожно ступил внутрь. Запах стал насыщеннее. Леви не успел опомниться, как его передернуло от звуков выворачивающегося желудка. Конни был в глубине, и его полоскало так, что он едва успевал откашляться.              Леви невольно приложил руку к носу, смердело по-страшному, будто он ступал по сточным канализациям Подземного города.              — Спрингер, я надеюсь ты не сожрал здесь никакого плохо лежащего дерьма? — Леви наконец приблизился и посветил на Конни, который даже разогнуться был не в силах, лишь слабо махнул рукой на одну из гигантских емкостей.              Леви переместил туда фонарь. На миг одеревенел, ослаб. А затем в стремительной попытке заглушить стойкий удушающий запах, зажал нос и рот ладонью.              Здесь, под три метра в высоту была установлена емкость, за ее толстым стеклом — желтоватая жижа. Но не это было главное. Внутри во весь рост застыло тело. Человеческое и мертвое. До сих пор не разложившееся, вероятно из-за раствора, в котором оно топилось. Мужчина был полностью обнажен с приоткрытым ртом и лицом, лишенным выражения. Посеревшая кожа вздулась, разбухла буграми, и только волосы, словно живые, неестественно вились вокруг головы.              Леви сглотнул вязкую слюну, к горлу подкатила тошнота. Какого хера? Он увидел, что крышка резервуара была открыта — всего один гребок до поверхности. Всего один взмах руками до спасения, если бы живот мужчины не был обвязан прочной железной цепью. Она крепилась ко дну сосуда, удерживала его тело вертикально. Леви зажмурился. Подлая мысль заскребла подкорку сама по себе: а что, если человек внутри носил фамилию Аккерман?              Конни рядом тяжело хватал ртом воздух, из его горла вырывался пустой спазм. Выворачиваться уже было нечему, и он просто тяжело опирался о стену.              — Давай пошли, — Леви дернул его за плечо, смертельно бледного и истощенного, потянул к выходу. — Херовый у тебя сегодня день.       — Угу, — сглатывая, промычал он в ответ, едва переставляя ноги.              Какое-то время они просто дышали, выйдя в пространство лаборатории, выгоняли из легких трупное зловоние, переваривали увиденное. Конни тяжело осел, уставился в одну точку.              — Они ведь его… — начал он окаменевшим языком, — еще живого туда засунули.       — Да, — Леви тяжело провел пальцами по волосам, откинул лезущие пряди. — Либо он подох при эксперименте, либо его убили намеренно. Эта жижа, она не позволяет его телу разлагаться. Сколько он там дрейфует? Явно не пару дней. Минимум месяца три. Как будто нам умышленно показывают только то, что мы должны увидеть.       — Что вы имеете в виду?       — Да то, что тут подозрительно чисто. Ни одного плевка лишнего не валяется, зато труп убрать никто не потрудился.              Леви уронил голову на ладонь, понимая, что чертовски прав.              — Леви, — из другого кабинета к нему спешил Жан, выглядел до ужаса потрясенным и нес в руках синюю папку, — Я нашел кое-что невероятно важное.              Он судорожно затряс бумагами, а Леви захотелось отвернуться. Пока Жан шел, то странно и ошалело смотрел именно на Леви, пока не наткнулся на перекошенное лицо Конни, которое испугало его не меньше.              — Вы чего это такие? — растерялся Жан.       — Там труп, — выпалил Конни.       — Что? Ты имеешь ввиду чьи-то останки?       — Нет, еще не разложившийся труп.       — Как такое может быть? — Жан оцепенел, тут же забыл о документах в руках.       — А ты думал, в секретной лаборатории такого быть не может? — терял терпение Конни.       — А ты считаешь уместным отвечать вопросом на вопрос?       — Потому что вопросы у тебя дебильные. Да. Труп. Плавает в колбе размером с тебя и меня.              В Жане уже вскипал и клокотал гнев, уголки губ дрожали, а рот был готов вывернуть на Спрингера горстку отборных ругательств. Оба были на взводе. Всему виной находки, которые они не ожидали здесь увидеть. Как и отыскать саму лабораторию.              — А ну замолчали, — предотвратил их перепалку Леви. — Потом о трупе. Что там за бумаги?       — Да, — Жан с трудом оторвал ошалелый взгляд от мрачной металлической двери и раскрыл папку. — Здесь анкеты людей, которые содержались здесь. Но их всего трое.       — Армин, дуй сюда, — крикнул Конни и услышал вдалеке глухое: «Бегу».              Они склонились над папкой, на пожелтевшей бумаге — три анкеты испытуемых. Когда Леви взял их в руки, то понял, что столкнулся с тем, чего боялся больше всего. Их самая страшная догадка подтвердилась. Здесь содержались именно Аккерманы. Леви до сих пор не понимал, как к этому относиться, но липкое чувство ярости заволокло глаза. Что на Парадизе были крысами, вынужденными жить под землей, что здесь.              — Это же он, — завопил Конни, чем напугал подошедшего Армина. — Это тот человек, которого мы видели мертвым в той комнате.              Пациент № 39       Имя — Хоаки́н Аккерман. Возраст — 27. Статус — сбежал … мертв.       Категория — девятый титан.       Анамнез: рожден в лаборатории. Его семья поколениями несла в себе гены девятого титана, и их кровь давно превратилась в смесь экспериментов и генетических мутаций. С детства знал одно — боль, строгий распорядок и тренировки, от которых ломило кости. Восемнадцать лет — рубеж, на котором его признали исключительным. Девятнадцать — операция по усилению. В его ДНК внедрили гены титана-перевозчика, и тело адаптировалось: мышцы стали крепче, выносливость превзошла все ожидания. Он мог обходиться без еды, воды и сна, выдерживал экстремальные температуры.       Эксперимент «выученная беспомощность» провалился. Хоакин стал проявлять стремление к независимости.       Бежал во время Гула земли. Достиг побережья, но вместо свободы нашел истощение и обезвоживание. По возвращении в лабораторию, поставлен последний опыт.       Способности:       Физическая и ментальная выносливость — может обходиться без базовых потребностей значительно дольше обычного человека.       Задержка дыхания — способен находиться под водой или в условиях без кислорода до 30 минут.       Идеальная меткость — стреляет без промаха, независимо от оружия.              — Что значит «последний» опыт? — онемевшими губами произнес Жан. — Они так называют убийство в гигантской колбе?       — Видимо да, это значит последний эксперимент перед смертью, — предположил Армин.       — И что за «выученная беспомощность»? — само сочетание слов вызывало в Жане смирение и тоску.       — Они пытались сделать из Аккерманов носителей силы титанов в человеческом обличье. Без понятия, какие эксперименты они для этого проводили и как их называли, — Армин развернулся к Леви, искренне переживая за его реакцию, но он только продолжал смотреть в текст с непроницаемым лицом. — Ты как?       — В порядке, — Леви только сейчас оторвал глаза от текста, темные пряди опали на глаза, из-за чего он стал походить на мертвеца. — Давайте дочитаем до конца.              Пациент № 55       Имя — Ной Аккерман. Возраст — 9. Статус — сбежал… мертв.       Категория — первый титан, второй титан.       Анамнез: рос в изоляции от остальных детей из-за сильной эмоциональной привязанности к матери. Будучи с рождения носителем генов титана № 1, отличался иным восприятием мира.       После инцидента №458 что-то в нем сломалось. Он перестал реагировать на людей, стал тенью самого себя. Тем не менее было решено усилить его ДНК и внедрить гены атакующего титана.       Через два года психика ребенка поползла трещинами. Панические атаки, галлюцинации, спутанные образы из прошлого и будущего, страх, который он не мог объяснить. В восемь поставлен диагноз шизофрения.       По регламентам лаборатории признан бесполезным материалом. Сбежал во время Гула земли, но, учитывая анамнез, вероятно погиб на поверхности. Тело не найдено.              Способности: эмпатическое влияние — при контакте передает собеседнику положительные чувства и эмоции. На расстоянии считывает состояние других Аккерманов, что негативно отражается на его физическом и психическом здоровье.       Периодические видения: видит разрозненные сцены из прошлого или настоящего других членов клана, не контролирует их.              — Они не нашли пацана, но считают его мертвым, — Конни на эмоциях резко откинулся на спинку стула, и тот протяжно скрипнул.       — А еще они не упоминают титана № 1, но могу предположить, что это Прародитель.       — Но Прародитель все это время был на Парадизе, они просто не могли…       — Могли, — Армин прикрыл веки. — Они вынашивали нужные гены не одним поколением. Берегли кровь. Это видно из анамнеза.       — Хочешь сказать, что они осели в лаборатории еще со времен бегства Карла Фрица на Парадиз?       — Да, похоже на то.              Четверо замолчали, переваривая причинно-следственные связи, путаясь в них как в паутине.       — Это же она, — Конни громко нарушил тишину, ошалело тыкнул пальцем в фотографию на следующем листе. — Та девка с плаката о розыске.       — Твою мать, и правда же, — Жан приблизил фонарь к ее фотографии. Красивая. Светлая кожа, волосы, глаза. Колючий взгляд. Она единственная позировала боком и горбилась, словно посылала к чертям все эти формальности.              Пациент № 44       Имя — Ева Аккерман. Возраст — 25. Статус — сбежала.       Категория — первый титан.       Анамнез: рождена в лаборатории. В возрасте шести лет впервые проявила способности не свойственные ее категории генов. Это случилось во время первого выхода на поверхность. Через год проведена операция на мозг по усилению работы гипофиза. Однако способности как у пациента №22 так и не проявились.       Ежегодные эксперименты выученной беспомощности завалены, что говорит о крайней степени ее своенравности. Влиять на нее стало практически невозможно. После инцидента №458 чувствовала сильнейшее недомогание и месяц не выходила из комнаты. Однако оправившись, сохранила психологическую устойчивость, обросла механизмами защиты, стала проявлять нескрываемую агрессию по отношению к сверстникам. В моменты повышенной возбудимости мозга, могла оказывать воздействие даже на Аккерманов и представителей королевской крови, что также не проходило бесследно для ее организма.       К двадцати пяти годам пациентка уже могла полностью контролировать свои способности, проявлять их выборочно при установлении зрительного контакта. Стала опасна для персонала лаборатории и Аккерманов «без категории». Была изолирована в спец отсек множество раз.       Сбежала во время Гула земли благодаря обрушению люка. До сих пор не найдена.              Способности: поразительная физическая и психологическая устойчивость, высокая степень психологической защиты…              Дальше, как на зло, лист обрывался. Насмехался над ними оборванным краем. Четверо практически застонали — этой тайны им так и не раскрыли.              — Эта Ева слишком важна для лаборатории, — голос Армина сделался совсем тонким. — Они пойдут на все, чтобы ее вернуть. Ее анамнез действительно поражает.       — Я думал, мы видели все, — начал Жан медленно, даже не моргая, — но эксперименты над людьми, которых скрещивали с титанами из поколения в поколение… Это за гранью.       — Дети рождались уже обреченными на пытки и опыты, — Конни обхватил руками голову, сжал ладонями виски. — Они пытались создать из них оружие, а если не получалось… просто убивали.       — Леви, вы же понимаете, что ваши предки могли сбежать из этой лаборатории сто лет назад вместе с королем Фрицем?       — Понимаю. Я поздно узнал, что я Аккерман. Приходил к выводам, что обладаю силой, что превосходит среднестатистическую. Но то, что это следствие многовековых опытов… Это… — Леви стиснул кулаки, лежащие на коленях. — Омерзительно.       — Но есть и Аккерманы, как они пишут — «без категории», в этом тоже неплохо бы разобраться, — Жан ёрзал на стуле, не знал, куда себя деть. Темнота перестала давить, природнилась.       — Я думаю были и обычные Аккерманы, без особой силы. Им же надо было как-то скрещивать семьи и избегать смешения крови.       Четверо еще долго сидели в молчании лаборатории, перечитывали бумаги, строили догадки и теории. Армин умолчал, что видел в одном из кабинетов жуткие кушетки с коричневыми ремнями для крепления конечностей. С них было достаточно. Он лишь тихо поднялся со стула и произнес слова, которые расставили все по местам:       — Наша единственная возможность докопаться до истины — найти Еву Аккерман и понять, кто за всем этим стоит.       

***

      

Парадиз, настоящее время

             Без сомнений перед Леви сидела она — Ева Аккерман. Из крови и плоти, румяная и нарядная. Она напряженно вглядывалась в его силуэт, застывший на пороге, и чудовищно морщила носик, недовольствуя, что ее нахально прервали за вечерним туалетом.              — Эй, проваливай, — пренебрежительно, словно собачью кость, бросила приказ.              Леви не двигался, размышлял. Так значит ее способность — приказывать, подчинять людей своей воле. А еще видеть прошлое — не только своих родственников, но и любого, к кому прикоснется. В лаборатории из нее явно вылепили сверхчеловека. И судя по тому, что она выжила, переплыла через море, — не просто вылепили, а довели до совершенства.        Нужно обязательно отправить письмо Армину. Леви усиленно прикидывал варианты, игнорируя ее нарастающее раздражение. Он протянул руку за спину и полностью захлопнул за собой дверь, чтобы никто не прервал его во время допроса.              — Ты что, оглох? Кто бы ты ни был, я велела тебе убираться вон.              Властный настырный голос. Слова, как лязг кнута. Ева, теряя терпение, вскочила и в три шага остановилась перед Леви. Она оказалась на пару сантиметров ниже, но гордо вскидывала подбородок в высокомерной попытке казаться выше. Еще и руки воткнула в бока. Дура.              Ева ничуть не стеснялась, неприязненно морщилась, пока разглядывала его белесый зрачок и два длинных шрама. Недовольно кривила губу, всем своим видом показывая, что он ей не нравится.       Леви в ответ лишь холодно сузил глаза. Бросил в нее отвращение с примесью снисхождения. Он не спешил говорить, оценивал. С нее не мешало бы для начала сбить спесь. Высокомерность Евы поразительно легко граничила с безрассудностью. И Леви даже решил, что вариант припугнуть ее силой, был бы неплохим козырем в рукаве.              — Ты потерялся? — она зафиксировалась на его глазах. — Давай, бери ноги в руки и на выход.              Леви продолжал стоять, корча на лице отражение ее грубости. Он чувствовал беду еще тогда, как только она появилась на сцене, и теперь мечтал вырезать ей язык и заставить замолчать навсегда. Если бы только ему так не нужны были ответы. Ева что-то усиленно соображала, пока рассматривала его с ног до головы. Он не двигался и не реагировал, понимал, что это ее чертовски напрягает.       Он выжидал.              — Неправильный тон для человека, которого видишь впервые, — он уверенно шагнул навстречу.       — Какого черта мои приказы на тебя не действуют?! — Ева отпрянула, схватилась за короткую юбку, внезапно задирая ее выше.              — Что ты де…              Договорить Леви не успел, на ее бедре обнажился и угрожающе блеснул маленький нож, пристегнутый тонким черным ремешком.              — Глупая. Тебе со мной не справиться.              Она так и застыла, пальцами обхватывая холодную рукоять в месте, где заканчивались чулки. Теперь затаилась уже она. Эмоции на лице сменялись часто, словно она пыталась нащупать ответ на свой же вопрос. И нащупала. Леви понял это по осознанному взгляду, с которым она еще раз изучила его с ног до головы.       Лицо ее озарилось восторженным удивлением, а у него разболелась голова. В фургоне было надушено ее духами, и он окунулся в это сладкое облако, как в сахарную вату.              — Неужели передо мной сильнейший воин человечества! — Ева ухмыльнулась, отпуская юбку и картинно разглаживая на ней складочки. Приветственно раскрыла руки. — Ты бы предупредил, Леви, что заявишься. Я бы принарядилась, надела любимые чулки. А еще, быть может, убралась. Не хотела, чтобы наша первая встреча оказалась такой бестактной.       — Знала, что мы встретимся? — Леви пропустил ее вульгарный базар мимо ушей и прошел вглубь, брезгливо усаживаясь в бархатном кресле, явно скопившим тонны затхлой пыли. Разрешения не спрашивал.       — Скажем так, предполагала, что это может произойти, — она уселась перед ним на пуфике, по-деловому закидывая ногу на ногу. — Не могу сказать, что рада, но все же. Чем обязана тебе, Ле-ви?              Нажим на имени и манера разговора показывали ему только одно — Ева не боится, считает их равными. Взгляд дерзкий, словно бросает вызов, словно всегда готова держать удар.              — Мне нужны ответы. Касательно Аккерманов и того, кто стоит за экспериментами в марлийской лаборатории.       — А ты прямо такой, каким описывал Зик, — Ева снисходительно прикрыла глаза, точно утомилась. — Переходишь сразу к сути, никаких прелюдий. С женщинами так не годится. Не уверена, что мы поладим.              Леви скрестил руки. Да, в отличие от него, она озвучивала свои мысли вслух. Тем лучше, не придется клещами тащить.              — Мне нет дела до пустых разговоров. Отвечай и не трать мое время. Разойдемся быстро и мирно. С тебя информация — а потом я ухожу, и можешь заниматься, чем хочешь.              Ева изумленно уставилась в его серьезное лицо, искренне удивляясь, что он позволил себе диктовать ей. Пронеслось несколько секунд молчания, и она не выдержала — громко расхохоталась. Смеялась так долго и заливисто, пока в уголках глаз не заискрились потешные слезинки.              — Не вижу ничего смешного, — Леви бурил ее своим фирменным взглядом, но ей было абсолютно плевать.              Ева еле перевела дух, костяшками пальцев смахнула влагу из глаз и вальяжно закинула локти на гримерный столик позади, выставляя себя королевой положения.              — Ты сделал мой вечер, Леви Аккерман, а теперь ступай. Я ничем тебе не обязана, да и жутко не люблю, когда мне приказывают. В следующий раз выбери более деликатный подход.              Она равнодушно развернулась к зеркалу и продолжила как ни в чем не бывало снимать украшения с шеи. Он ее больше не интересовал. Плевать она хотела на его вопросы и далекое марлийское прошлое, которое она старалась не вспоминать. Жаль, что она умышленно не смотрела, как холодно и опасно блеснули в зеркале его глаза, как яростно пальцы стиснули вычурные подлокотники. Она преодолела черту его терпения так же легко, как брызгнула духами на бледную шею.       Зря. Через секунду Леви мертвой хваткой, все еще полной силы, схватил ее вздернутое вверх предплечье, одним рывком завел его за спину и, грубо приподнимая, приложил Еву грудью о стол. Их знакомство становилось уже попросту неприличным. Если помощница мэра войдет, то уж точно поднимет на уши весь этот блядский цирк.              — А теперь слушай меня внимательно, — Леви угрожающе наклонился вперед, устанавливая с Евой зрительный контакт через зеркало. — У меня нет времени и желания возиться с избалованной девкой. Ты отвечаешь на интересующие меня вопросы, и я ухожу. Другого в данном положении тебе не дано.              Леви держал ее крепко, стискивая руку до красных следов, желая вызвать болезненный страх, но Ева только прикусила губу, надменно глядя на него через зеркало. Снизу вверх. Так дерзко, что он понял сразу — она продолжит борьбу. Будет терпеть. Будет сражаться с ним до последнего.              — Сразу бы сказал, что любишь пожестче.              Язык у нее явно без костей. Леви до резкого хруста двинул ее рукой вверх, выворачивая, и она все же дернулась и болезненно замычала. Задышала часто, опаляя дыханием зеркало, но смотреть не перестала.              — Вопрос первый: кто ищет тебя в Марли?       — Обычно нормальные люди сначала узнают друг друга получше, прежде чем ставить условия и задавать бестактные вопросы. Ты мне никто и то, что мы одной фамилии, не дает тебе права так обращаться со мной.              Она выплюнула эти слова прямо в зеркало, держала зрительный контакт. Бледно-голубой тонкий лед, ступив на который, до конца не знаешь, где он утопит тебя, безжалостно пустив под воду. Леви начинало это не на шутку бесить. Он любил конкретику и уж точно не собирался церемониться и идти на уступки.              — Так значит, мы не связаны прямым родством? — хмыкнул он. — Это несказанно радует.       — Если желаешь породниться, можешь предложить мне стать твоей женой. Так и быть, если отпустишь, я рассмотрю твою кандидатуру.       — Ты же понимаешь, что глупые комментарии неуместны в твоем положении.              Ева посмотрела на него хищно, исподлобья, демонстративно сдувая со лба тонкую прядь. Не шевелилась, старалась не усиливать пытку, хотя любой другой на ее месте давно вопил бы от боли. Леви смотрел на нее ожесточенно. Зик бесил его примерно так же — до разъяренных искр под веками и дикого желания убить. И даже глаза у них до боли похожие — светло-голубые, обманчиво небесные, словно обличающие ангелов во плоти. Хотя на деле оба сущие дьяволы, каких поискать.              Он отвлекся на это сравнение. Одно резкое движение — Ева свободной рукой выдернула кинжал из-под юбки. Рассекла им воздух. Леви на миг отпустил ее, но успел перехватить запястье, когда лезвие замерло всего в паре сантиметров от его горла.              — Ты просто круглая идиотка, — он почти прорычал это, а затем развернул ее к себе лицом и надавил корпусом, заваливая на спину. Тотчас зафиксировал руки. — Тебе явно надоело жить, — прошипел он, стискивая запястья так сильно, что она разжала ладонь и выпустила кинжал.       — Сука, — Ева взбрыкнулась, раздраженная его превосходством. — Я не проигрываю, если ты еще не понял.              Леви усмехнулся, пропуская пустую угрозу мимо ушей. А затем произошло странное. Она уставилась глаза в глаза так остервенело, что Леви на миг потерял уверенность. Почувствовал, как нечто невидимое проникает в его сознание и простреливает виски болью. Он почти физически ощутил ее в своей голове, словно она проникла туда руками и стала ворошить мозги.              — Я сказала — отпусти меня и уходи.              Сила ее слов прокрутила шестеренки в голове, Леви разжал кисти. Отшатнулся.              — Чертова ведьма, — он принялся тереть глаза, как будто в них сыпанули песком. Боль вспыхнула и тут же ослабла, померкла, но дело было сделано — она вернула себе контроль над ситуацией.       Ему нестерпимо захотелось сделать так, как она сказала. Прочь из надушенного фургона на воздух — вдохнуть здравого смысла.              Однако Ева перед ним выглядела не лучше. Дрожащими пальцами мазала по щекам, стирала тонкие струйки крови, стекающие из глаз. Они покрылись красной воспаленной сеткой сосудов. Пальцы дрожали, будто в этот приказ она вложила все оставшиеся силы.              — Смотри, до чего довел, — бросила в него упрек, будто не она только что принудила его отступить.       — Ты же сказала, что твои чары на меня не действуют, — Леви сжал кулаки, в сотый раз проклиная судьбу за то, что перед ним не мужик.       — Иногда у меня получается приказывать даже Аккерманам, — Ева выдернула салфетки из ящика и вытерла остатки крови с лица. — Но видишь, какой ценой. Признаться, воля у тебя действительно сильная, тяжело пробиться.       — Сама виновата.       — Виновато отсутствие твоих манер.       — Твой язык без костей.              Ева вымученно застонала.              — Я устала, уходи.       — Мне нужны ответы.       — Поговорим завтра. Обещаю, — она вдруг примирительно подняла ладони и улыбнулась — ну сама невинность.       — Нет — сейчас.       — Я предлагаю тебе мирный способ решения проблемы. Сейчас ты уходишь и возвращаешься завтра. У меня будет выходной, так что сможем спокойно поговорить об аккермановских темных делишках, — Ева слабо улыбнулась и склонила голову набок, прищурилась. — Иначе, я начну кричать и звать на помощь, уж помощница мэра за стенкой точно приведет подмогу. Ты этого хочешь?              Леви цыкнул — нахалка успела уловить последнее воспоминание в его голове, узнала, что снаружи гости. Импульсы в мозгу все еще посылали неукоснительные сигналы уходить. Ее сила работала на нем, хоть и не так безоговорочно, как на зрителях в цирке.              — Один вопрос сегодня, и я уйду, — Леви собрал остатки воли, сосредотачиваясь на собственном упрямстве.       — Я так и знала, что мы не поладим, — она небрежно и раздражительно бросила на столик перепачканные кровью платки и дерганым движением накрутила прядь на палец. — Последние силы вложила в приказ, но ты все еще здесь. Немыслимо.       — Ответь, похищались ли гражданские ради экспериментов в лаборатории, где содержались Аккерманы?              Он успел обдумать вопросы и пришел к выводу, что этот наиболее важен для расследования в данный момент. Вечером сможет написать об этом Армину, дать ценную информацию.              — Точно нет, — Ева вымученно вздохнула, но посмотрела на него серьезно. — По крайней мере, пока я там существовала.              Леви прищурился, обратил внимание на это «существовала».              — То есть, эксперименты проводили только над Аккерманами?             — Да. Все, достаточно на сегодня.              Ева вскочила и подошла к двери. Леви даже рта не успел раскрыть, как она выглянула наружу и приветливо махнула стоящей там Нэнси, как бы показывая, что с ним на сегодня покончено. Начала шумно болтать с ней.              — Привет. Давно ждешь? Знаешь, я так устала. Что-то срочное? Нет? Письмо для меня? Да, давай сюда. Передай своему боссу пламенный привет, так рада, что он пришел посмотреть вживую. Очень мило с его стороны. Да. Да. Давай. Пока-пока. Увидимся.              Он видел, как Нэнси ступила на ступеньки и протянула ей письмо, подозрительно зыркнув внутрь вагончика. Когда увидела Леви, лишь неприязненно поджала губы. Он заставил ее долго прождать на улице. Ева помахала ей на прощание и повернулась к Леви.              — Ты собираешься уходить?       — Ты сама вежливость, — шикнул Леви и направился к выходу, не в силах больше сопротивляться пульсирующему в голове убеждению убираться.       — Увидимся завтра, но я не расстроюсь, если ты не придешь, — прилетело ему в спину.       — Не вздумай делать глупостей. Я тебя из-под земли достану.              Он предупреждающе покосился через плечо, оценивая степень ее прогнившей благонадежности. Он мечтал поскорее получить спасительные ответы и забыть ее как страшный сон.       Но был ли сон так страшен, как он думал тогда.

***

      Ева устало и раздосадовано заперла дверь. Стремительно метнулась к ширме и заглянула за нее. Там, вжавшись в угол кровати, сидел мальчик.       — Еви, — он поднял на нее большие голубые глаза, полные страха, — я испугался за тебя. Этот Леви пришел, чтобы вернуть нас домой?       Ева цокнула и запрыгнула на кровать. Протянула руки к мальчику, бережно укладывая его голову на свои колени, зарылась пальчиками в завитки волос.       — Не говори глупостей. Я никому не позволю вернуть нас в прошлое. Ты мне веришь?       — Верю. Но, когда этот человек пришел, я почувствовал много крови на его руках. Совсем как у нашего папы.       — У нас нет отца, и ты это знаешь. — Ева насупилась и нечаянно дернула непослушный светлый завиток. Мальчик ойкнул.       — Но мне кажется, что есть. Мама же у нас была.       — Была, — шепнула Ева, и голос как всегда дрогнул, споткнувшись о воспоминание о ней.       — Тогда спой мне колыбельную, как она нам пела. У тебя голос совсем такой же.       — Хорошо, Ной, — она откинула одеяло и бережно помогла ему забраться в тепло, устраиваясь рядом. — Только крепко спи и ничего не бойся. Здесь мы в безопасности.