Дарксайд

      В тот роковой день Зик много бредил, теряя нить между реальностью и воспоминаниями, и Леви, стиснув зубы, медленно двигал их повозку сквозь металлический промозглый ливень. Дорога тянулась бесконечно, и Леви впервые в жизни так жаждал чужой смерти. Каждая секунда с этой тварью за спиной казалась ему барахтаньем в персональном адском котле.       — Милосердная смерть… — позади раздался истерзанный хрип.       Леви дернул поводья, с размаху тормозя лошадей, и в ту же секунду развернулся, сжимая рукояти клинков. Влажные волосы облепили лоб, плащ хлестнул по бокам. Кем Зик себя возомнил? Богом, вершителем судеб? Для Леви он был лишь жалким гнильем, о которое хотелось вытереть свои ботинки, запачканные в дорожной грязи.       — Я никого не губил, а только спасал, — сипло выдавил Йегер, — спасал от этого жестокого мира.       Зик резко закашлялся, из его рта алыми кляксами на доски выплеснулась кровь. Ничтожество. Леви брезгливо поморщился. Испарина липла к коже Зика, пар рвался наружу рваными клочьями. Громовое копье в животе не давало ранам затягиваться, выворачивало его наизнанку. Но Леви было плевать, он хотел, чтобы этот ублюдок упился собственной кровью и разлагался по кускам долго, мучительно и жестоко. Трупное синее небо сверху лишь усугубляло ощущения, давило ливневым потоком, словно грозилось упасть и прихлопнуть обоих.       Пока Леви решал, перерубить ублюдку ноги или руки, Йегер перестал корчиться, и его лицо озарил проблеск здравого рассудка, словно он вспомнил нечто важное. Зик повернул голову на Леви, набирая в легкие побольше воздуха и превозмогая себя, заговорил:       — Считаю, Леви, тебе будет интересно узнать, что там, на континенте, есть еще Аккерманы. О них мало известно, но ты должен найти их любой ценой.       — Ты что там бредишь, тварь… — прошипел Леви, замахиваясь клинком.       Лицо Леви не дрогнуло. Но в груди будто царапнули тупым ножом.       Зик резко вздернул голову, безумно заглядывая ему в глаза снизу вверх. Леви невольно отпрянул, когда Зик истерично закричал, змеей извиваясь на вымокших досках.       — Я хотел спасти ее, но не смог. Я обещал ей жизнь, но она осталась гнить там. Ты Аккерман, как и она. Ты сможешь спасти ее. Ты должен помочь ей, когда все это закончится, — Зик жутко выпучил дикие глаза, содрогаясь в агонии.       За эту дьявольскую секунду, что они смотрели друг на друга, Леви казалось, что он видел в бледно-голубых глазах своего врага собственное предназначение. Почувствовал, будто сваливается в заволакивающую пустоту без памяти, времени, жизни. Такое пугающее ничто. Забвение. Последнее, что он различил перед падением в эту бездну — почти граничащий с белым кристаллический цвет глаз, безжалостный и застывший. Мертвый. Взгляд, который изменил его навсегда, стер суть.       Леви свирепо вскинул голову наверх, позволяя ливню намочить шею и смыть с лица это наваждение. Он не понял, что увидел сквозь дождь в глазах Зика, но это было чудовищно. Это что-то опустошило и высушило его в один миг, давая понять, что будущее — это бездна, в которую он упадет.       Леви до щелчка стиснул челюсть, возвращаясь в реальность и сосредотачиваясь на Зике.       — Кому ей, выродок, о ком ты говоришь? — превозмогая нарастающую мигрень, он слегка наклонился вперед, пытаясь расслышать Йегера.       — Ева… она… должна… выжить… — на этих словах Зик оторвался от его глаз и безжизненно уронил голову в доски. Затих.       Леви вцепился пальцами в виски, пытаясь отогнать накатившую боль, но слова будто пропитали каждую клетку мозга, впились в сознание. Боль ударит с новой силой позже, на больничной койке, в пропитанном потом бреду, в холоде белых простыней. Тогда Леви выдавит из себя это имя, как яд, сжав зубы, чтобы не разорваться изнутри. А пока он глубоко вдохнул.       — Твои ноги опять отрастают.       Этот цирк давно пора сворачивать — звякнул отрезвляющий лязг клинков о ножны. Глаза Зика распахнулись.       — Ксавьер, — оглушительный рев захватил пространство в капкан. — Смотри на меня.       Что-то дернулось.       Мир моментально сузился до оглушающих ударов капель о доски. Время сгустилось. До леденящего сердца звука, до выдернутой из громового копья чеки. Над ними прогремел заключительный аккорд. Небо упало и вместе с сердцем ушло в пятки.       Раздался взрыв.       

***

      Повозка проворно перемалывала гравий под колесами, однотипный плоский пейзаж освещало придавленное облаками солнце. Четверо молчали, угнетенные рассказом Леви о том дне. Он больше не мог держать это воспоминание в себе, оно гноилось и нарывало, провоцируя выдавить его из себя. Особенно теперь, когда происходящее набирало обороты, и имя Евы больше не было случайным совпадением или предсмертным бредом Зика. Это имя приобрело форму и личность, вклинилось в их реальность, где пропадали люди.       Армин прервал затянувшееся молчание первым:       — Вы же понимаете, что это значит?       Неровности дороги только разбрасывали связующие звенья в головах Конни и Жана.       — Что Леви должен помочь некой Еве Аккерман, — голос Конни прозвучал так неуверенно, будто он сам не мог поверить в то, что только что услышал.       — То есть, есть еще Аккерманы, — почесал затылок Жан. — Если, конечно, они не умерли в Марше титанов.       — Это всё понятно, — нетерпеливо заерзал Армин, сводя желтые брови. — Кто-то неизвестный ищет Еву, которая относится к роду Аккерманов. Именно ее лицо изображено на постере, который принесли ребята. Фраза Зика о том, что об Аккерманах мало известно, говорит лишь о том, что их происхождение тщательно скрывали. Отсюда можно предположить, что именно они находились в той лаборатории, куда мы сейчас едем.       — Неужели ты не считаешь это простым совпадением? — критическое мышление Леви изо всех сил хотело, чтобы предположение Армина оказалось ложью.       На самом деле, с того рокового дня, он не смог забыть слова Йегера-старшего. Они осели болезнью в легких, застряли между ребрами. Предположение о том, что они с Микасой не единственные Аккерманы, мешало нормально спать. Хоть он и прожил всю сознательную жизнь безродным осиротелым «просто Леви», но вот Аккерманы, скрывающиеся в Марли, были для него чересчур.       Он пытался невзначай разузнать о клане у Райнера или Пик, но они лишь незнающе пожимали плечами. Это путало и пугало, ему думалось, что Зик просто бредил в тот день. Интуиция кричала, что это не так, но Леви сопротивлялся ей своим уставшим и истерзанным разумом. Просто оставьте в покое. Но покой так и не успел наступить, разбиваясь о новость, что пропавшая с плаката носит имя Евы.       — Ты рассказал это нам, потому что тоже не считаешь это совпадением, — аргументировал Армин и нервно поправил бежевый воротник. — И правильно сделал. Это многое проясняет. По крайней мере то, что Ева почему-то очень важна и скорее всего жива. Значит есть весомая причина, по которой ее ищут.       Леви от этого легче не становилось. Почему-то Зик хотел, чтобы именно он впрягся в эту упряжку с Аккерманами, терзался этой загадкой. Гребаный звероподобный кретин.       — Интересно, мир для нас когда-нибудь станет стабильным? — внезапно выпалил Конни, сильнее стискивая вожжи. — Ну серьезно. Казалось бы, с титанами покончено, пол мира разрушено, можно начинать с чистого листа. А тут опять какие-то новые тайны, интриги.       — Устал решать загадки, дружище? Понимаю, — усмехнулся Жан. — Я бы и сам сейчас с удовольствием откисал в каком-нибудь кабаке вместо того, чтобы ехать на пепелище таинственной лаборатории.       Кирштайн устало закинул локти на бортик повозки, задумчиво глянул на небо, где клубились ватные облака. Хотелось элементарного перерыва, отпуска что ли. Отпустить хотя бы на мгновение гонку за мир, борьбу за людей, работу на износ. Уронить пазл, который долго и муторно собирался по мизерным деталям, и позволить ему просто рассыпаться по полу.       — Но кто, если не мы? — Армин грустно и виновато опустил взгляд, точно сам был виновен в этой бесконечной лавине событий.       Его вопрос потонул в гнетущей, противной, как кислая ягода, тишине. В этом риторическом вопросе, казалось бы, заключалась вся их горькая участь. Мир менялся, но не менялась их миссия — помогать во благо человечества. И все негласно это понимали.       Армину бы и самому сейчас не мешало помириться с Энни, которая считает его помешанным на работе идиотом. Но он стал слишком зависим от последствий, к которым привели всех убеждения Эрена. Теперь не мог иначе.       Впереди замаячили груды обугленных камней, что напоминали их собственные зачерствелые сердца. Было правильным решением не брать с собой никого из бывших марлийских воинов. Вот так вот смотреть, как твой некогда родной город стал безжизненными руинам, равносильно стоянию на стуле, который резко выбивают из-под ног. Теряется вера в опору под ногами.       — Ни одного дома не уцелело, — озвучил общую на всех мысль Конни.       — Мародеры еще часть растащили, — горько кивнул Армин.       Когда-нибудь Либерио восстановят, но пока сюда даже не посылали рабочие группы, чтобы разбирать завалы. Сделали это лишь единожды — сразу же после Марша титанов в слепой вере найти выживших. Никого не осталось. Все полегли под ногами тварей с безэмоциональными лицами.       Почему-то именно после окончания войны с Эреном, Леви впервые почувствовал себя по-настоящему одиноким. Ему являлись лица погибших товарищей — как же много их было. Он знал каждого по имени, знал их число. Недоумевал, почему из множества остался лишь он.       

***

      Михей спешил. Сегодня он сидел с семилетним сыном, а вместо него за прилавком с овощами стояла его непутевая жена. Непутевая от того, что он считал, что все беды в их семье тянулись от ее недалеких родственников. Они постоянно подхватывали какую-нибудь хворь в периоды эпидемий. Их хлебом не корми — дай отправиться на городской рынок или площадь, где зараза так и витает в воздухе. Так и померли они все до единого от холеры. Благо хоть его Мари, щуплая и дряхлая женщина, удосужилась выносить ему наследника. Не померла и славно.       Но вот сын их, Марк, все-таки перенял эту дурную кровь и обзавелся болезнью, которую хрен вылечишь в существующих условиях. Симптомы обострились и впервые проявились после Гула земли, были такими пугающими, что Михей перво-наперво подумал, что в его сына вселились бесы.       Тогда это был обычный весенний день, когда они утром перед работой услышали пугающий дребезжащий грохот из комнаты Марка, словно он, полный дури, молотил створкой окна по стене. С неспокойными сердцами они влетели в его комнату. Их сын стоял на подоконнике распахнутого окна и так сильно махал руками и колыхался вперед-назад, что казалось, он сейчас, полураздетый и босой, сиганет вниз на брусчатку. Когда Михей, шокированный и пришибленный от ужаса, стаскивал его на пол, Марк бился и вырывался, истошно кричал, что эти хищные птицы хотят забрать его и унести в свои гнезда.       Жена причитала и плакала, Михей заламывал сыну руки, лишь бы успокоить и приструнить, но Марк не поддавался и все твердил про каких-то страшных крылатых существ. Сначала они списывали все на кошмары и стресс после угрозы титанов, но приступы повторялись и становились более пугающими, бессвязными, опасными для его жизни. А затем они сменялись периодами странного затишья, когда мальчик запирался в комнате, никого не подпускал к себе и игнорировал любые попытки понять, в чем дело.       Его дура жена водила сына к местным целителям и гадалкам, но лучше не становилось. Вызывали доктора, но тот лишь качал головой и говорил, что у их ребенка расщепление разума (Михей ни черта не понял, что это), и что у нынешней медицины нет возможностей для ее лечения. «Лучше бы раньше в лабораториях изучали новые прогрессирующие болезни, а не проклятых титанов», — сетовал врач. Ничем помочь им не могли, а отдавать сына в дом для душевнобольных казалось чудовищным.       Напрасно Михей заколотил окна их квартиры досками, напрасно они установили беспрерывные дежурства дома, чтобы быть с сыном. Марку становилось только хуже: ему чудились несуществующие звери, им командовали голоса в голове, а над телом завладело неконтролируемое безумие, грозящееся убить.       Михей не помнил, как это вышло, но однажды случайный покупатель сунул ему смятую записку. На ней чёрным по белому было указано: «В субботу приходи в сквер на углу Замкнутого переулка, человек в зеленом плаще передаст тебе лекарства. Они помогут твоему сыну. Возьми с собой символические деньги и отдай. Но помни: услуга за услугу. Записку сожги». Когда Михей опомнился, человека на улице уже не было. Этот покупатель больше не приходил.       Михей долго чесал репу и сомневался, боялся быть обманутым и сделать только хуже. Первую субботу он трусливо пропустил. Но время утекало, а его сыну делалось только хуже: приступы агрессии и галлюцинаций стали уже такими яркими и опасными, что однажды его обнаружили вымазанным собственной крови, потому что голоса в голове Марка приказали ему вытащить из ванной папину бритву и перерезать себе вены. Это стало последней каплей отчаяния семьи Михея.       И Михей пошел, куда сказано в записке. Он загнанным шакалом озирался по сторонам, стоя в сквере Замкнутого переулка, и ждал. По ощущениям, ждал уже просто чуда. Чувствовал себя в тупике безысходности, готов был бросаться на любую призрачную возможность спасти сына. И тогда увидел посреди зеленых кустов тот самый покачивающийся на ветру плащ. Покрытый с головой человек терпеливо ждал Михея. Сердце задрожало тусклым всполохом надежды, и он чуть ли не в поклоне склонился перед человеком в зеленом. В руках у того томилась заветная коробка с лекарствами. Михей понятия не имел, помогут ли они его сыну, но в тот момент уверовал, что да.       Человек в зеленом молчал, оттопыривая глубокий карман собственной накидки. Лица не увидать. До Михея, вспотевшего и взволнованного, не сразу дошло, что нужно отдать плату. Им с женой пришлось вскрыть заначку под половицей, пусть и немного, но Михей, будучи торгашом, отлично чувствовал значение слова «символически». И когда он отсыпал честно заработанные человеку в карман, он молча отдал заветную коробку и, махнув подолом, зашагал прочь.       Уже дома, непомнящий и несоображающий, Михей судорожно распечатал коробку — в ней две записки с инструкцией к применению и дополнительным текстом. «Лекарство рассчитано ровно на месяц, поэтому каждый цикл человек будет ждать тебя на том же месте. Записку сожги», — гласил текст ровными спасительными буквами.       Михей до чертиков боялся, проклинал жёнкину родню, но лечить сына начал. И какого же было удивление, сменяющееся облегчением, когда лекарство действительно помогло. Острые затяжные фазы болезни сына сменились затишьем, и они выдохнули. Каждый месяц Михей прилежно торчал в сквере с символической монетой в кармане и полагал, что их молитвы услышаны. Нашелся спаситель для их сынишки. Ангел хранитель.       Только вот не так давно этот ангел в обличье человека появился снова. Михей узнал его по крепкой руке, что спокойно положила перед ним деньги за овощи.       — Пришло время оказать ответную услугу, Михей, — тогда человек впервые заговорил с ним сам.       Его залихорадило, сталь в голосе человека не терпела даже намека на ослушание, ему стало ощутимо страшно. Михей резко, до боли в шейных позвонках, задрал голову вверх и чуть ли не умер на месте от могильного холода светло-серых немигающих глаз. Он даже лица его не запомнил, полностью был поглощен этим могильным взором.       — Ка-ка-какую? — прошептали онемевшие губы.       — Слушай внимательно: я ищу девушку по имени Ева, она пропала после Гула земли. На плакате с розыском будет адрес твоей лавки. По этому поводу к тебе будет наведываться полиция. Твоя задача назвать имя девушки и больше ничего. Запомни, больше ты ничего не знаешь. Ты забудешь о нашей встрече, но помни: мои глаза всегда напротив тебя. Я наблюдаю за тобой. От тебя зависит здоровье твоего сына.       Человек ушел, а Михей так и остался сидеть у своего прилавка, вспотевший и обреченный, с чувством затуманенного рассудка. Только и думал, что о серых глазах перед ним. Бросал косые взгляды на окна больницы напротив, и его кадык рвано и пугливо дергался, сглатывая слюну. Только не смотреть, не думать, просто спасать сына. Теперь за ним наблюдают.       И всё-таки. Чертова жёнкина родня, будь она проклята.       

***

      Райнер, Габи и Фалько ждали, затаившись в автомобиле на окраине улицы. Непрерывно с самого утра наблюдали за овощной лавкой торгаша.       Сегодня была суббота, и к их огромному удивлению Михея за прилавком не оказалось. После обеда его жена спешно накинула брезент на коробки и скрылась в подъезде дома. Троица переглянулась.       — И куда она? — недоуменно запричитала Габи. — Рабочий день в самом разгаре.       — Мало ли, — Фалько задумчиво и непрерывно глазел на улицу. — Отошла на пять минут.       Но они не просидели и пяти минут, как из подъезда нервным шагом вылетел Михей и побрел прочь с улицы.       — А вот это уже интересно, — протянул Фалько.       — Не знала, что этот смердящий торгаш вообще выходит куда-то за пределы этой унылой улицы.       — Значит у него наверняка есть какое-то важное дело сегодня, — кивнул Фалько.       — Согласен, — Райнер крепче сжал руль своего автомобиля. — Предлагаю разделиться. Я поеду за ним, а вы — осторожно, Габи, умоляю, осторожно постучитесь в их квартиру и попытаетесь поговорить с его женой. Посмотрите, как живут, нет ли чего-нибудь подозрительного в доме. Всё поняли?       — Так точно, — резво кивнул Фалько.       — Габи, прошу, держи себя в руках, — вновь напомнил Райнер.       — Я уже не маленькая, — она обиженно насупилась, точно воробей в луже. — Пора бы мне доверять.       Она сорвавшейся с курка пулей вылетела из машины и звонко хлопнула дверцей. Райнер зашипел. И почему она всегда так импульсивно бьет его автомобиль? Он тактически выждал, пока Михей удалится на значительное расстояние и неспешно повернул за ним.       Торгаш нервничал, Райнер видел, как он болезненно озирался, потирал вспотевшие ладони о штаны, но торопился, точно одна минута опоздания станет решающей. Райнер аккуратно продвигался среди немногочисленных машин города. На Замкнутом переулке ему стало ясно, что машину придется оставить и идти пешком, потому что Михей завернул за зеленые кусты и скрылся между деревьев. Райнер с прежней сноровкой проскользнул следом, стараясь ступать бесшумно и незаметно. Специально зашел сбоку, замер за толстым деревом, выглянул одними золотистыми глазами.       Райнер увидел торгаша, который застыл напротив фигуры в зеленом. Еще одно дерево мешало ему разглядеть картину получше. Человек напротив был наполовину скрыт в тени листвы и с ног до головы обернут в плащ. Двое встретились, но молчали и, казалось бы, даже не смотрели друг на друга, но двигались машинально, отточено, будто повторяли эту процедуру множество раз. Михей забрал неприметную коробку, отсыпал несколько монет в карман и спешно, прижимая ношу подмышкой, бросился прочь, словно боялся, что у него, как игрушку, отнимут странную посылку.       Человек в зеленом направился в другую сторону, и Райнер диким крупным зверем в несколько широких шагов настиг его со спины.       — Стоять, — произнес он грозно, хватая человека за рукав. — Сними капюшон.       Рука под его крепкой ладонью оказалось хрупкой, такая могла быть либо у тощего паренька, либо у тонкой девицы, и от последнего предположения Райнер слегка сбавил хватку. Тело перед ним замерло, но раскрываться не спешило.       — Я повторяю, медленно сними капюшон и развернись лицом, — снова сжал предплечье сильнее — не время церемониться.       Темно-зеленая накидка неторопливо обернулась, и тонкая кисть легко, словно воздушную вуаль, отбросила ткань с лица. Девушка. Райнер удивленно повел бровью и разжал ладонь, убедившись, что она не собирается убегать.       — Чем обязана такому пристальному вниманию капитана полиции? — девушка широко улыбнулась, и на ее щеках заиграли очаровательные темные ямочки.       Она выглядела расслабленной, точно ее каждый день останавливали посреди сквера с попытками допросить. Невесомо повела рукой, встряхивая короткие, едва доходившие до линии челюсти волосы. Темно-медные, яркие. Она игриво стрельнула в Райнера карими глазками и снова дернула уголком губ, заигрывая прелестной ямочкой.       — Представься, — Райнер выпрямился и напрягся, чтобы не подать виду, что растерян ее мимолетным флиртом. Он порядком зачерствел за годы службы.       — А-ли-са, — она слегка растянула слова и посмотрела неотрывно в его глаза — так выразительно, что Райнер только больше смутился.       — Фамилия?       — Ар-но.       — Странная фамилия, — подозрительно скосился Райнер и быстро пометил это в свой блокнот. Обзавелся привычкой носить его с собой по долгу службы.       — Какая досталась, — Алиса безразлично передернула плечами и выжидающе уставилась на него, словно ожидала более интересных вопросов.       — Что в коробке, которую ты передаешь торговцу овощей?       На лице ее мелькнула загадочная заинтересованность, будто она только этого и ждала.       — Слышал о таком психическом расстройстве, как шизофрения? — она расстегнула накидку на груди, говорила так спокойно и легко, точно встретила не капитана полиции, а своего старого друга.       — Что-то слышал, — Райнер почесал затылок. Раньше этим термином называли галлюцинации и психозы у солдат после войны.       — Раньше врачи не изучали болезни, связанные с безумием и слабоумием, — Алиса важно вздернула носик. — Полагали, что проблемы с головой могут быть только у солдат, вернувшихся с войны. А лаборатории активно изучали лишь титанов. Сейчас, когда ресурсов в разы меньше, никто и подавно не берется исследовать и лечить проблемы с рассудком. Поэтому я вижу в этом свою миссию.       — Откуда у тебя такие лекарства?       — Я делаю их сама, — Алиса горделиво вздернула подбородок, обнажая тонкую длинную шею.       Райнер смерил ее недоверчивым взглядом. Девчонка молода, не больше двадцати пяти, продает лекарства, скрывая свое лицо, и делает это нелегально. Если даже врачи не берутся лечить такие болезни, то откуда она знает, что ее лекарство помогает. Вопросов сходу набралось много.       — Я думаю мы поступим с тобой следующим образом. Ты последуешь за мной в участок, где я задам тебе несколько вопросов.       — Тише, тише, капитан полиции, — Алиса миролюбиво, но дерзко положила ладонь на его плечо. — У тебя ведь нет оснований меня задерживать? Я всего лишь помогаю бедному Михею.       Райнер сильнее свел брови на переносице, Алиса перед ним невинно хлопала глазами и мягко улыбалась. Он видел в ее жестах скользкую наглую хитрость и надежду сбить с толку. Потянулся к карману брюк, скидывая ее руку, и достал свернутый плакат о розыске Евы. Пока разворачивал лист, старался не смотреть в эти лукавые темные глаза.       — Узнаешь эту девушку? — Райнер с полным самообладанием продемонстрировал портрет.       Она с нескрываемым любопытством принялась рассматривать рисунок, даже провела по нему пальцами, точно перед ней было произведение искусства, которое ее восхищало.       — Впервые вижу, — на лице Алисы растянулась такая широкая и очаровательная улыбка, что казалась граничащей с безумной. — Нарисовано очень хорошо, сразу видно, что кто-то очень старался.       И она заливисто, так, что округлые плечи запрыгали вверх-вниз, засмеялась собственному комплименту.       — А что за девушка, капитан?       — Здесь я задаю вопросы.       Райнеру не нравилось, что Алиса сводила его допрос в легкий непринужденный диалог. За ее накидкой скрывалось обычное черное платье, сидящее точно по худощавой фигуре. Она была высокой, почти такой же, как Райнер, и многое в ее образе казалось ему мальчишеским. То ли эти взъерошенные короткие волосы, то ли игривые ямочки на щеках, но, когда она так небрежно поводила дугами выразительных бровей и кокетливо двигала плечами — это ощущалось так по-женски, что этот яркий контраст вызывал в нем неподдельный интерес наравне с исходившей от нее подозрительностью. Что-то выдавало в Алисе коварную плутовку, которая пыталась сбить его с толку.       — Так задавай свои вопросы, капитан полиции, — она усмехнулась, дернув уголком губ.       — Откуда вы знакомы с Михеем?       — Он сам пришел ко мне за помощью, повторюсь, его сын болен шизофренией. Эту болезнь не вылечить в больнице и от нее нет действенных лекарств. Но я нашла подходящий рецепт, который сдерживает рецидивы и позволяет больному быть в состоянии ремиссии долгое время.       — Ты врач?       — Скажем так, я умею варить лекарства, делаю это в своей квартире. Там же выращиваю специальные растения для них.       — Ты в курсе, что это незаконно?       — Я помогаю людям, — в этот раз глаза ее недобро сверкнули, и она обиженно прикусила губу.       Это снова показалось Райнеру кокетливо-ребяческим жестом, дешевой попыткой вызвать сочувствие.       — Пропадают люди, и одна девушка перед исчезновением отправилась в город за лекарствами. С тех пор ее никто не видел. Ее звали Барбара.       — Я такой не знаю, — Алиса расстроенно надула губы и вновь растрепала пальцами и без того взлохмаченные волосы.       Райнеру это надоело, разговор не клеился серьезным образом, утекал сквозь пальцы. Он вновь схватил ее, вздрогнувшую, за предплечье и повел за собой.       — Ты задержана по подозрению в пропажах. Поедешь со мной в участок для более тщательного допроса.       — Да что ты, капитан Райнер? — она пронзительно и с издевкой глянула исподлобья, дыхание ее сбилось от внезапной ходьбы. — Думаешь умеешь выбивать ответы? Но вот жаль, что ты взял не того человека. Я разве что могу сходить с тобой на свидание, а не людей похищать.       Она мило хихикнула, и ее рука ловко юркнула ему под локоть, обвивая в близком жесте.       — Что ты несешь?       — Ну а что, личная жизнь у капитана полиции есть?       Райнер напряг челюсть и ускорился, а она семенила рядом, пытаясь поспеть за широкими шагами, идти нога в ногу. Держалась за него, словно ревнивая жена, и все старалась прильнуть своей плоской грудью. Вновь не выглядела растерянной или испугавшейся, скорее излишне самоуверенной для такого случая.       — А ты симпатичный и щетина тебе к лицу, — она снова дернула уголком губ, улыбаясь и проходясь лукавыми глазами по его лицу. — Я не откажу, если пригласишь на свидание.       Райнер обернулся и подорвался на ямочке на ее щеке, точно на мине, тут же спотыкаясь о неровности дорожной плитки. Она снова засмеялась, на этот раз от его неуклюжести. Ну что за дура? Ее ведут в участок, а она флиртует с ним. Он к такому не привык, вообще не видел ни разу, чтобы приличные девицы так самовольничали.       — Тебе приказано молчать.       — Как скажешь, Рай-нер.       Что за дурацкая привычка растягивать имена? Он недобро зыркнул по сторонам — благо добрались до автомобиля, и распахнул перед ней дверцу.       — Очень галантно с твоей стороны, — сказала Алиса, переминаясь перед открытой дверцой, а затем, картинно ужасаясь каменной мине Райнера, игриво приложила пальчики к своему рту, — Ну все, молчу-молчу.       — Слишком трудно держать язык за зубами? Сочувствую, — Райнер сам не заметил, как оглушительно и раздраженно громыхнул дверью. Был сам не свой.       Как хорошо, что до участка рукой подать.              

***

      — Мы на месте.       Четверо разглядывали руины бывшей лаборатории. Еле добрались, преодолевая и объезжая бесформенные, как груды грязного белья, руины зданий. Некоторые холмы из обломков были размером с двухэтажные дома.       Армин вдумчиво крутил в руках карту и рисунок лаборатории, пытаясь сориентироваться в пространстве и понять, где предполагаемый вход.       — Не представляю, что вообще можно найти в этих каменных дебрях, — пробормотал Конни, пнув кусок бетона. Под завалами, точно перемолотые в гигантской мясорубке, просматривались предметы мебели.       — Например, острую арматуру в собственной ноге, — сухо отозвался Леви. — Тут много стекла. Смотрите не напоритесь, — добавил он, прекрасно понимая, что с его зрением скорее воткнется первым.       На этой ноте четверо разбрелись по периметру.       — Ищите хоть что-то похожее на лабораторию, — напутствовал Армин. — Может, чертежи, приборы…       — Может чей-нибудь мумифицированный труп, — буркнул Конни, чтобы окончательно испортить настроение.       — Я как будто мусорщик на гигантской свалке, — вымученно простонал Жан, сбрасывая с плеч натирающие пружинистые подтяжки. Оделся он сюда, как будто до последнего надеялся посетить кабак.       Леви кривился от обилия пыли, старался ничего не трогать в сером нагромождении бетона. Только смотрел. В одной из груд обломков торчал придавленный плюшевый медведь с обугленными глазами бисеринками. На миг показалось, что под завалами застряли переломанные искалеченные дети.       Под ногами, как кости, трещала каменная крошка, которой не видно края. Он как кочевник перетекал с одного каменного холма на другой, сам до конца не понимая, что должен найти здесь. Больше времени тратил на то, чтобы перемещаться со своей искалеченной ногой, только и делал, что выбирал ровные места, куда воткнуть костыли.       Удивительно, насколько это место было близко к морю, Леви мог без труда увидеть его, обернувшись через плечо. Раньше, судя по фотокарточкам из архива, здание было окружено высоким бетонным (о боже, опять бетон) забором, а за ним безграничная бирюза свободы. Подопытные были в шаге от нее, могли слышать шум прибоя или ощущать едва уловимую соль в воздухе. И это было в разы хуже участи разведчиков, которые даже помыслить не могли о слове «море».       Вдалеке Конни вился вокруг особенно крупных обломков камней. Что-то увлеченно двигал и кряхтел.       — Что там? — не выдержал Леви, слегка прокручивая костыли.       — Какое-то странное нагромождение камней, они крупные, а внутри будто пустота, — говоря это, он надрывно завалился на булыжник в попытке сдвинуть его и заглянуть в расщелину.       — Хватит кряхтеть, сейчас подойду, — Леви раздраженно осекся, прекрасно понимая, что физически ничем не поможет Конни.       Тот уже забрался по крупным выступам и полностью засунул голову между камней, беспорядочно орудуя фонариком, озадаченно высунулся, пожимая плечами.       — Вроде бы внутри ничего. Так странно, — Конни спрыгнул с крупного валуна, приземляясь на булыжники поменьше.       Леви даже моргнуть не успел, как Спрингер поскользнулся, замахал руками и с грохотом съехал вниз, словно картошка с телеги. Раздался хруст, шипение пыли, а потом:       — БЛЯХА!       С другой стороны Жан со всех ног бросился к месту падения.       — Черт, ну и придурок! Какого хера ты туда полез?!       — А-а-а, МНЕ ПИЗДЕЦ! — завопил Конни.       Когда оба оказались возле Конни, смачно и хлестко выругались. Спрингер, стискивая зубы, держался за колено, а его голень целиком и полностью ушла под камни. Он дернулся вверх, но вытащить ногу не смог.       — Если ты мне тут сдохнешь, я тебя убью, — мрачно предупредил Леви.       — Я, кажется, застрял.       — Ага, спасибо, что объяснил, мы бы не догадались, — рявкнул Жан, раскидывая камни вокруг.       — Кажется, у меня перелом, — мученически простонал Конни. — И кажется я разодрал лодыжку до крови. А вдруг заражение, тут же хрен пойми что валяется?       — Ничего, максимум ампутируют, — буднично бросил Леви. — Будешь хромать, как я. Весело, уверяю.       Конни замер. Затем глубоко втянул воздух, побледнел, будто представил свою жизнь без ноги, и, кажется, уже мысленно писал завещание. Леви закатил глаза и, упирая костыли, согнулся над несчастной ногой Спрингера.       — Давай отодвинем этот валун, он больше всего придавил его, — скомандовал Жану.       — Три-четыре, двинули.       Камни снова посыпались куда-то вниз, и они еле успели оттянуть Конни в сторону. Валуны обвалились в углубление под землей. Стоило убрать пару камней, и им открылось пространство, уходящее вниз.       — Во дела, — только и мог прошептать Спрингер, глядя на крутую лестницу из булыжников. — Каменная могила.       — Видимо камни разрушили вход в подвал и завалили проход под землю, — Леви выхватил фонарик у Спрингера и посветил вниз. Глубоко. — Придется разгрести еще несколько камней.       — Что тут у вас? — это подоспел Армин и также обескураженно уставился в образовавшийся проход.       Конни потирал ушибленную ногу — слегка разодрал коленку, но никаких ужасов с ним не случилось.       — Перелома нет, слава Сине, — простонал Конни. — Мы что и правда пойдем туда прямо сейчас?       — Нет, мы же сюда приехали просто посмотреть, — цокнул Жан. — Давай, пошли раз жив-здоров. Надо копнуть глубже.       Они аккуратно заскользили ногами по камням, спускаясь вниз. Проход был достаточно крутым, и ребята почти стояли в полный рост, перебираясь по твердым выступам. Леви напряженно светил им сверху, вглядываясь. Они зашуршали внизу, разгружая валуны с прохода. Леви не помнил, сколько простоял там, как дурак с фонарем, пока снизу не раздалось встревоженное:       — Тут целый бетонный коридор, похоже на проход. Можем идти.       Леви зажмурился до огненных искр под веками.       Лучше бы тот гребаный взрыв копья все-таки убил его.