Дарксайд

      — «Ты вернешься домой».       Ни за что — лучше тысячу ступеней к эшафоту, миллион иголок под кожу. Сбитое от бега дыхание разжигало пламя в легких. Темнота. Холодный пол. Мальчик сжимал ее руку.       — Оставь меня, не могу больше, — жалобно скулил ребенок за спиной.       — Ни за что.       — «Ты вернешься домой. У тебя нет выбора».       Ни за что. Если у стен есть уши, а не рот, откуда тогда доносятся эти пророчества? Еве некогда об этом думать — нужно бежать.       — «Выхода нет».       Это неправда. Она не помнила, чтобы этот коридор был настолько длинным, словно с того конца его тянули, точно рукав. Каждый — длиной сто метров — она знала их как свои пять пальцев. Но она бежала, и реальность была такова, что выхода не было. Почему же…       — «Потому что ты как всегда попалась».       Насмешка. Темнота перед ней сгустилась, становясь осязаемой. Темнота разговаривала с ней спокойным мужским голосом. Рука мальчика выскользнула, и она запаниковала, теряя его позади. Стало одиноко до бесконечности и также сильно страшно. Ева остановилась, панически оглядываясь, обхватила плечи руками. Все бесполезно. Она одна, один на один с непроглядной тьмой.       — Кто бы ты ни был — выходи, — отчаянно зарычала она в темноту, расставила ноги, словно готовилась сражаться.       В ответ мягкий вибрирующий смех. Ее прошибли мурашки и опоясал липкий страх. Она сощурилась в кромешную темень, пыталась разобрать, с кем находилась здесь.       Из темноты, в метре от нее возник мужчина. Она на миг подавилась вскриком, парализовавшим горло, отшатнулась и ухватилась за стену, пересиливая ужас. Успела заметить лишь цвет его глаз. Притягательно серый, как утренняя метель. Она наклонилась ближе в надеждах разглядеть… но он снова отступил в назад темноту, был в паре метров, но ощущался недосягаемым. Они будто играли в невидимые прятки, где она раз за разом оставалась в дураках.       — Куда ты уходишь? — она приближалась, но не видела, тянула руку, но не могла коснуться.       — Еще чуть-чуть подойди, — мужчина смеялся над ней, манил.       Ева рванула вперед, прыгнула — рукой уцепилась за ворот гладкого пиджака, подобралась ближе — как же сука темно. Человек перед ней перестал дразнить, замер. Ева сглотнула, пальцы ее в мелкой дрожи нащупали в кармане холодный металл зажигалки. Зик подарил — черт бы его побрал. Одну секунду. Ногтем откинула крышку. Нехотя вспыхнул куцый огонек, но даже от него она зажмурилась, превозмогая резь в глазах.       — Посмотри на меня, — обронил человек. Теплые пальцы коснулись ее подбородка.       Ева решительно распахнула глаза. Зажигалка канула куда-то вниз — пальцы не выдержали первыми. Крики ужаса застряли в горле вторыми. Стало поразительно ярко, будто кто-то включил свет. Перед ней стояла она сама. Ева сжимала пиджак своей точной копии, разве что глаза серые, а не голубые, как у нее. Близнец улыбалась — дьявольски, хищно. Где-то позади снова заговорил мужчина.       — Ты — это часть меня, Ева. Воплощение моей любви и ненависти, слитых воедино. Твой дом там, где я, а значит ты вернешься домой.       Руки ее двойника резко толкнули в грудь, дыхание сперло. Ева почувствовала, как падает вниз, а свет нарастает, медленно вырывая в реальность.       — Ева, Ева!!! — на изнанке сознания ее звал ребенок. — Ну давай уже просыпайся.       Она судорожно вдохнула, как вынырнувший утопленник, и повернулась на бок. Почувствовала, как рубашка прилипла к взмокшей спине, а корсет сдавил ребра — ее тормошила детская ладошка. На этот раз реальная. Она ухватилась за нее.       — Представление через час, кто вообще спит в послеобеденное время? Неужели настолько не волнуешься?       — Только не ори, а? — Ева осторожно разлепила один глаз и оперлась на локоть. Было паршиво, будто ее переехал поезд. Ей нужен перекур. — Ты прав. К черту этот дневной сон. Приснится же всякая дурь.       — Ты так крутилась, что измяла всю рубашку. Вот так, смотри, — мальчик смешно кувыркнулся по простыням, пародируя ее, смешно заметался, сминая простыни и крутя головой по подушке.       — С такими талантами мог бы со мной в цирке выступать, — Ева рассмеялась и подмигнула мальчику, прикладывая ладони к горящим щекам.       — Мне больше нравится наблюдать со стороны, — он смущенно потупил взгляд. — Это ты у нас настоящая звезда.       — Да брось, — отмахнулась. — И много там сегодня народу собралось?       — По ощущениям, весь город, — мальчик восторженно замахал руками, описывая несусветные толпы. — Все проспала, а могла бы со мной подглядывать, как людишки толкаются за входными билетами. Видать, стоя будут смотреть.       — Вот идиоты, — Ева улыбнулась и откинулась на подушки, переводя дух.       Щебетание мальчика ее успокаивало. Хотелось засмеяться от осознания свободы, в которой они находились. Ева ласково потрепала мальчишку по волосам и поднялась. Покрутилась, разминая спину и, накинув пальто, вышла за дверь фургона. Села на ступеньки и достала ту самую зажигалку. Черт бы побрал Зика за вредную привычку — Ева прикусила зубами смятую сигарету. Прикурила в надежде сбросить напряжение, стряхнула пепел под ноги.       — Ева! — ее окликнул седовласый шталмейстер, что направлялся к шатру. — Скоро начинаем. Десятиминутная готовность.       Ева кивнула и отсалютовала ему сигаретой. Запахло предвкушением. Она сладко зажмурилась и, делая глубокую затяжку, озвучила в пустоту:       — Да начнется шоу!       

***

      — Мне обязательно идти? — Леви сверлил взглядом вычурный цирковой шатер на самом, мать его, Парадизе. — Я что похож на гребаного клоуна?       — Скорее на папашу, что повел детей в цирк, — подмигнула ему Габи, у которой энтузиазма было полные штаны. — Просто сделайте вид, что это естественно.       — Естественно что? Эти отморозки на ходулях? — Леви презрительно кивнул на ходулистов, снующих среди толпы. — Других способов эффектно сломать себе шею не нашли? А эти мизерные карлики напрягают меня больше всего.       Леви кивнул на жонглирующих мужчин ростом максимум в сто двадцать сантиметров. Дожил — называет людей карликами, по-другому язык не поворачивается.       — Титанов же больше нет, вот люди и развлекаются. Это хорошо ведь, — чуть помедля ответила Габи и широко улыбнулась.       Она беззаботно лизнула круглый леденец. Он был такого же цвета, как выкрашенные фургоны артистов позади шатра. Для Леви здесь было слишком много яркого, ляпистого, в стиле вырви глаз. А глаз у него и так один видящий остался. Да и нога ни к черту — после восстановления все еще давала о себе знать тягучей болью. Вот и стоял он калекой и развозил в кашицу снег.       — Напрягает, что на вас так таращатся?       — Что поделать, с моей нынешней рожей меня впору принять за обитателя шапито, — горькая усмешка тронула лицо Леви.       Он совсем не разделял всеобщего безумия и радости, мечтал лишь о том, чтобы их миссия завершилась как можно скорее.       Снова находиться дома было странно. Он больше не чувствовал себя здесь «своим», скорее — загнанным в клетку раненым зверем, в которого тычут пальцем, приговаривая: смотри, вон как жизнь помотала, живого места не осталось на теле. Народ томился, ждал, и внимание то и дело упиралось в знакомое лицо бывшего капитана разведки, который каким-то чудом не был схвачен йегеристами еще в порту, а мирно, хоть и свирепо глазея по сторонам, стоял в ожидании представления.       Перед лицом махнули. Это Фалько вынырнул из толпы с тремя входными билетами и лицом победителя.       — Урвал, — гордо заявил он. — Люди словно с цепи сорвались: все хотят попасть внутрь, а мест в шатре чуть больше ста. А еще я слышал, что сегодня на шоу будет мэр города… И даже животных покажут…       — Погоди с потоком базара, — осек его Леви. — Хочешь сказать, толстосумы Шиганшины решили посидеть с простолюдинами в одном шатре? И все ради бродячего шапито?       — Молва о необычной девчонке прошлась по всему острову — все жуть как хотят на нее посмотреть, — закивала Габи и прищурилась, разглядывая фургоны.       — Главное, чтобы она была той, кого мы ищем, — резюмировал Леви, прикидывая в уме, сколько времени уйдет на весь этот цирк.       У него на сегодня еще дел по горло: поставить унизительную отметку о своем пребывании в Шиганшине, написать еще более унизительный рапорт о своих телодвижениях и отправить письмо Армину, пока тот не забил тревогу. На Арлерта в последние полгода без слез не взглянешь — скопытился от работы, нервным стал, контролирующим.       Леви умопомрачительно цокнул, когда уловил краем глаза движение с бокового входа в шатер. Туда внеочередно заводили семейство мэра. Довольный полноватый мужчина пропустил женщин внутрь, а сам запыхтел папиросой. Леви вспомнил его лицо. После возвращения Шиганшины его назначили мэром полуразрушенного города, и он тогда воспринял это как кару небесную. Кажется, его звали Патриком. Да, никто в то время не рвался наводить порядки в месте, что столько лет простаивало в ожидании избавления от титанов. Перспектива не из приятных. Но, судя по всему, дела шли в гору, судя по полнеющему брюху.       — Я слышал в толпе, — заговорщически зашептал Фалько, будто вспомнил самую важную сплетню в своей жизни, — что на прошлом представлении эта девчонка вывела из зала постороннего мужчину, который оказался фермером. Она приказала ему приехать к дому мэра верхом на свинье, спеть под его окнами элдийский гимн. И он действительно сделал это. В городе от подобной картины стоял такой переполох, что до сих пор судачат. Мол, он полностью выполнил приказ: пересек улицы на своем самом крупном поросенке и завопил песню так громко, что прохожие зеваки могли видеть перепуганное лицо мэра в окне. И как только мужик закончил петь, а свинья унеслась прочь, он гордо встал во весь рост и звонко чмокнул губами об ладонь, точно кокетливая девка. Крикнул, что это привет от черноволосой красотки из цирка. Теперь этот фермер местная знаменитость, говорят, даже заказов на его свинину прибавилось.       — Неудивительно, что после такого мэр стал поклонником цирка, — усмехнулся Леви. — Может это всего лишь подставные люди, которым хорошо заплатили за подобные дикарские выходки.       — Ну не будьте скептиком, капитан, — возразила Габи, — тем более, сегодня мы сами во всем убедимся. И в лучшем случае, найдем ответ на вопрос: как она делает так, что люди подчиняются ее приказам.       — И все-таки сомневаюсь, что девчонка, имея такую силу, пошла бы в бродячий цирк, — настаивал Леви. — Нужно быть круглой идиоткой, чтобы добровольно привлекать к себе столько внимания.       — Тут она хотя бы может смешаться с другими странными личностями вроде этого клоуна. Кстати, его зовут Карандаш, — сказал Фалько, будто это имело какое-либо значение, и кивнул на очень высокого, под два метра, худощавого мужчину с разрисованным белым лицом. Он делал вид будто двигал невидимую бетонную стену своими застывшими конечностями.       — Все то ты знаешь не хуже любой бабы базарной, — скосился на Фалько Леви.       — Это называется собрать информацию, — чуть надулся на это сравнение мальчишка, который всячески пытался быть полезным.       — Да, но, как ни крути, этот клоун-Карандаш не убедит тебя приехать к дому мэра на поросенке, — вскинула руки Габи, тыча в бледного мужчину с розовым носом.       Изнутри шатра раздался призывный звук музыкальных инструментов, и ткань на входе дрогнула, открывая для гостей небольшой темный коридор. Толпа ломанулась внутрь.       — Зайдем последними, — предупредил Леви и приблизился к ограде, разделяющую зрителей и фургоны циркачей.       Грязь, холод, запах коней. Леви поежился. Мерзость. Само место стоянки цирка было бывшим рынком, который после восстановления города так и не возродили, сделав его площадкой для праздников, и теперь, кто бы мог подумать, — бродячего шапито.       Леви задумался, а что если девчонка та самая, кого разыскивают в Марлии? Неужели они получат ответы на свои вопросы, поймут, что творилось с такими как она раньше? Леви с трудом верил в это. Вопросов слишком много, а разбираться в них пришлось, пройдя через кучу бюрократии и рискованный путь на Парадиз. И всё ради девчонки, в которой они даже не уверены.       — Капитан, ну пойдемте уже, — не выдержала Габи, кивая на свободный проход, в котором довольно быстро растворились люди.       Внутри шатра воцарился настоящий волшебный мир, красно-желтый, мерцающий, манящий. Дети предвкушающе ерзали на своих местах, взрослых будоражило не меньше. Все не сводили глаз с бордовой кулисы, гадая, что их ждет. Смех? Восторг? Слезы? Леви на мгновение даже осознал, что давно не видел на Парадизе такую объединяющую атмосферу. Возрождение Шиганшины удавалось на ура. Стараниями мэра или контролем военных — они не знали.       Громыхнул оркестр, и публика оживилась. Действия внутри закружились калейдоскопом, только и успевая сменять друг друга.       Ходулисты парили над ареной, внизу жонглировали карлики. Акробаты скользили по лентам под куполом, изгибаясь в невесомых позах. Девушка на лошади летела по кругу, ловко перепрыгивая через ее спину. Клоун попытался повторить трюк, но лишь повис на лошадином хвосте, болтаясь на нем, как пугало. Толпа покатилась со смеху.       На смену веселью пришла опасность. Танцоры на канате балансировали над бездной, мужчина с татуировкой укрощал огонь, превращал его в пылающие фигуры.       Цирк жил, дышал, играл с судьбой. Цирк словно стал существом. Голодный, он питался людскими эмоциями, страхами и порождал их воплощение на манеже.       В следующий момент вышла она… зрители шевельнулись, наклонились вперед в надежде разглядеть. Леви разочарованно выдохнул — не та. Чёрные волосы вместо светлых, выглядела старше. Узкий корсет, пышная юбка, сетка украшений на шее, в руках поводки с шестью крупными собаками.       — Это она, — выдохнула Габи.       — Не похожа, — буркнул Леви, вытаскивая фотографию.       Габи выдернула снимок, сверяя детали.       — Всё совпадает, кроме волос. Глаза, губы, выражение лица…       — На фото у неё идиотски торчат уши.       — Волосы скрывают, а покрасить их — плёвое дело.       Леви молча наблюдал за девушкой. Она двигалась спокойно, с ленивой уверенностью. Оркестр взял бодрую ноту. Девушка отпустила поводки — собаки не сдвинулись с места, лишь ждали команды. Она ухмыльнулась.       — Кругом.       Собаки подчинились мгновенно.       — На задних лапах, — животные повиновались, пошли по кругу, как люди на ногах.       Зал восторженно ахнул. Ева все командовала и командовала, и собаки творили абсолютно потрясающие вещи: перепрыгивали друг через друга, катались по манежу, танцевали в парах, перебираясь на задних лапах. Потом вынесли кольца, и животные прыгали в них по очереди и вместе, по-всякому.       Леви тем временем осознавал, что все было тщетно. Все эти невероятные истории про чудо-людей — лишь замануха для особо впечатлительных. Ничего интересного их не ждало — дрессированные собаки? Тренированные люди? Он раздраженно дернулся, чтобы покинуть зал, но Фалько схватил его за рукав.       — Капитан, вы чего это, еще не закончилось.       — Пустая трата времени. Это не та девка, и способностями здесь даже не пахнет.       — Нужно посмотреть, что будет дальше, — Фалько не сдавался и держал его с поразительным упрямством. — Еще не конец.       Леви все же сел. Девчонка тем временем скомандовала собакам уйти за кулису и предвкушающе оглядела зрительный зал:       — Я надеюсь вам понравились мои питомцы? — вопрос утонул в бурных овациях, и Ева довольно двинулась вдоль ограждения. — Как считаете, может ли человек также покорно исполнять мои команды?       Зал сдержанно захихикал и зашумел, разгоняя сей вопрос несдержанными выкриками.       — За ночь с тобой я готов на все, — раздалось с последнего ряда, и толпа взорвалась бесстыдным хохотом.       Ева потопила улыбку в хищном оскале и вскинула голову.       — Так спускайтесь же ко мне на манеж, молодой человек, и докажите свои слова.       Мужчина помялся, не ожидая, что его дерзкий возглас найдет свой ответ, но все же двинулся вниз. Чем черт не шутит, вдруг ему сегодня и впрямь перепадет.       — Человека не заставить быть собакой, — уверенно выкрикнула девушка с хвостиками с третьего ряда.       — Прошу вас тоже выйти ко мне. Ну же, выходите еще желающие.       Зал нерешительно молчал, никто не хотел в случае чего опозориться на всю Шиганшину. Но тут мэр города указал своей серенькой помощнице:       — Нэнси, пойди-ка.       Она было протестующе раскрыла рот, но мэр лишь повелительно поднял брови, и та бледной безмолвной рыбой выбралась на манеж. Так подле Евы оказались трое, что стояли с нервными непонимающими улыбками.       — Ну сейчас и проверим, чем же люди отличаются от животных, — Ева встала прямо напротив дерзкого мужика и очаровательно улыбнулась. — Ты, как самый острый на язык, будешь первым.       Он инстинктивно дернулся назад в попытке капитулировать, но Ева уже вцепилась ему в плечо и, глядя точно в глаза, проворковала:       — Лежать, как примерный пёсик.       Скомандовала, и его лицо на мгновение сковало то ли ужасом, то ли судорогой, а потом он послушно опустился на ковер, растянувшись в ее ногах и, высунув язык наружу, тяжело задышал. Зал ахнул. Но не давая никому ничего понять, Ева спешно шагнула к девушке с хвостиками:       — Служить, как собака!       Девочка присела на корточки, складывая руки перед собой в покорном жесте. Округлила глаза, по-щенячьи глядя на хозяйку.       — Не может быть! Невероятно. И впрямь, как собаки. Хорошо, что я не пошел, — зал загалдел, перешептываясь. Было дико и смешно одновременно, а у дерзкого мужика даже слюна закапала с языка, точно у дворовой псины во время жары.       — Достопочтенный мэр, господин Патрик, приветствую вас на шоу! — Ева взяла паузу и непринужденно подошла к трибуне. — Скажите, в вашем особняке есть собаки?       — Конечно, три породистых ротвейлера, — уверенным басом и с некоторой гордостью поделился он.       — И какую же команду вы даете им чаще всего?       — Апорт!       — Как чудесно, — заулыбалась Ева и провокационно подмигнула мэру, вызывая яростную гримасу его жены. После она спокойно развернулась к Нэнси и скомандовала, — Принеси мне карманные часы твоего босса. Апорт!       Нэнси скривилась, но послушно опустилась на четвереньки. Она облизнула высохшие губы и засеменила навстречу к Патрику. Публика сидела, раскрыв рты, и истерично посмеивалась. Помощница мэра остановилась в его ногах, глупо ткнулась носом в его коленку и двинулась выше по ноге, словно вынюхивала нужный предмет.       Картинка сделалась попросту неприличной, жена мэра нервно дернулась и схватила мужа за локоть. Патрик доводить до греха не стал и вытащил из кармана золотые часы. Нэнси радостно тявкнула и тут же, клацнув зубами, выхватила их из ладони, возвращаясь обратно в центр манежа. Ева, абсолютно не брезгуя, вытащила часы и победоносно вскинула руку вверх, поблескивая золотистой оправой.       — Ведьма, — произнёс Леви. Его сковало отвращением. Он вжался спиной в сиденье, желая сгинуть.       Он не мог поверить глазам и не мог придумать объяснение. Всего один приказ, и люди беспрекословно подчинялись. Как животные, как рабы, как подопытные безвольные крысы. Картина стояла омерзительная, но публика, как завороженная, впитывала в себя каждое действие на сцене. Это казалось иррациональным, извращенным.       — Могут ли это все-таки быть подставные люди?       Вопрос Леви прозвучал неуверенно слабо. Габи и Фалько были растеряны не меньше него: одно дело слушать городские байки, а другое — смотреть вживую.       Ведьма по-хозяйски командовала, а трое подопытных уже бегали на четвереньках вокруг нее, как и собаки, прыгали в кольцо, катались по полу и звонко тявкали. И публика, привыкнув, уморительно смеялась, смешивая все в одно сплошное безумие. Не было грани между зверем и человеком, и не было зверя страшнее, чем человек. Расчеловечивание.       — Ну, мои хорошие, можете снова становиться людьми и возвращаться места, — раздалась последняя команда, последний долгий взгляд каждому подопытному в глаза.       Показалось, что все это сейчас закончится, но Ева продолжала оставаться на манеже. Очнувшиеся «псы» растерянно вернулись на места под смешки толпы. Похабник ещё надеялся на удачу, но Ева даже не взглянула:       — Проваливай. С вонючими псами в койку не ложусь.       Толпа заревела от хохота. Позор ему был обеспечен.       — Ну хватит веселья, — праздная ухмылка на лице Евы сменилась холодным оскалом. — Пора затронуть серьезные темы. Кто готов стать добровольцем и раскрыть мне свою темную сторону? Рассказать самую страшную тайну без слов?       Ребята переглянулись. Что еще она могла сделать?       Ева испытующе осматривала ряды, грациозно прохаживаясь перед помостом, перебирая глазами лица, в которых читался страх. Люди опасались ее и правильно делали.       — Ну же, не бойтесь, больно не будет, — она засмеялась, точно безумная. — Я попробую угадать, какой же самый страшный секретик может храниться в глубинах одного из вас. Разве это страшно? У меня ведь может не получиться.       Девчонка будто глумилась, звучало неправдоподобно. Леви размышлял, что значило это «угадать». То есть, она может забираться в чужую голову и доставать оттуда, что ей вздумается или видеть воспоминания? А может, просто прикажет рассказать секрет. А если вернуться к версии с подставными — человек просто выдаст будоражащую мерзкую историю, от которой публика воспрянет. И тогда никаких странностей не будет. Пока Леви усиленно размышлял, слева от него раздалось звонкое:       — Я готова!       Габи вскочила с места, резво выбрасывая руку вверх, так, что ее невозможно было не заметить. Зал ахнул.       — Блять, — только и смог сказать Леви, которого так же, как и Фалько, перекосило от надвигающегося недоразумения.       Как вообще после увиденного, можно было добровольно отправить себя в лапы этой чертовой ведьмы. Но Габи была бурей, которой невозможно было управлять. И они было раскрыли рты, чтобы образумить ее, но взгляд бледно-голубых глаз уже зацепился за Габи.       — Храбрая девушка в пятом ряду, спускайтесь ко мне! — ведьма призывно и даже как-то дружелюбно махнула Габи рукой, немигающим взором сканируя с ног до головы.       Этот взгляд показался Леви ловушкой, ледяным капканом, пробирающим вплоть до каждого позвонка.       — А ну стой, — Леви ухватил Габи за руку. — Ты в своем уме?       — Зато мы сразу развеем версию с подставными людьми, и может я пойму, как она это делает.       — Нет, Габи, это глупо, она опасна и непредсказуема. Зачем так рисковать? — вмешался Фалько и тоже схватил ее за руку для надежности.       Ева остановилась напротив, недовольно кривя губы и наблюдая, как мужик и подросток удерживают девочку от выхода на манеж.       — Ну отцепитесь же от нее, — произнесла даже немного устало, словно Леви и Фалько были надоедливыми тараканами под ее ногами. — Выходи ко мне, малышка, не бойся.       Один взгляд Евы, острый, будто ножик мясника, и Габи вырвала свою руку из их хватки с такой мощью, будто обладала нечеловеческой силой. Она направилась вниз.       Леви и Фалько оставалось только наблюдать. Сердце Леви болезненно сжалось, он совсем не доверял этой дьяволице, что творила подобное с людьми.       Ева не сводила проницательных глаз с Браун, всматривалась в самую душу, трогала взглядом, но не касалась. Ее поза, прямая и застывшая, напоминала хищника, готового вцепиться в глотку одним прыжком. Габи сделала ещё шаг, но Ева вытянула руку, заставляя её замереть. Пальцы сложились, изображая револьвер, воображаемое дуло нацелилось прямо в живот. Габи застыла, будто перед ней было настоящее оружие.       — Бам, — крикнула Ева и дернула рукой, изображая выстрел.       Габи ошеломленно дернулась, делая два неестественных шага назад, будто в нее выстрелили по-настоящему. Изо всех сил старалась не рухнуть на пол от предательской дрожи в коленках. Зал ахнул и замер в оцепенении.       — Какого хера? — Леви тут же понял, что творила эта ведьма. Это была точная имитация убийства Саши Браус, за смерть которой Габи винила себя по сей день.       Слева от капитана вскочил Фалько, руки сжал в кулаки, готовый тотчас заступиться за подругу. Но в ту же минуту Ева, довольная произведенным эффектом, продолжила:       — Именно так ты убила ту девушку, не так ли? — сказала ведьма, улыбаясь. — Почти в упор, а пуля прошила ей живот.       Зал загудел, потрясённый открывшейся правдой. Габи застыла, губы дрожали, слёзы потекли по щекам, скатываясь в пропасть под ногами. Она не могла скрыть эмоции — Ева ударила в самое больное место, разрезав её тайну, словно ножом.       Пока Габи пыталась совладать с собой, Ева приблизилась почти вплотную, аккуратно поддела ее подбородок, снова заглядывая в глаза.       — А ведь у нее осталась семья, — безжалостно продолжала Ева, — и человек, который ее любил.       Зал клокотал от гнева и стал больше походить на выкипающий из-под крышки бульон, готовый ошпарить. С верхнего ряда раздалось порицательное освистывание.       — Убийца, — крикнул мужчина.       — Такая маленькая и уже убийца, — донеслось с другого конца.       Ситуация выходила из-под контроля. Все это представление было одним сплошным аттракционом, где люди катались на карусели эмоций. Ева отпустила изможденную Габи, словно потеряв к ней всяческий интерес, вышла в середину арены:       — Мы все совершаем ошибки, гонимые слепой ненавистью. Эта девушка не стала исключением, убив светлого жизнерадостного человека. Однако, все в этой жизни циклично: ненависть сменяется прозрением, чувство вины — искуплением. И, придет время, и она спасет чью-то жизнь.       Под оглушительную тишину, Ева вернулась к Габи, встречаясь с той глазами.       — Однажды ты спасешь жизнь хорошего человека, важного для тебя. В этом будет твое окончательное искупление. Так что вытри слезы и живи дальше.       Слова прозвучали твердо, как приказ, который подействовал на девчонку магическим образом. Габи успокоилась: слезы высохли, спина выпрямилась, взгляд обрел твердость. Она, как зачарованная, смотрела на черноволосую ведьму, внимая каждому слову.       — Ты смелая и сильная, прости себя, — губы Евы озарила светлая улыбка, по которой Леви так отчаянно захотелось вмазать. — Ее семья простила тебя. Поверь, ты исправишь то, что сделала. Я предвижу это. Ты веришь мне?       Габи кивнула, и Ева обняла её. Толпа взорвалась аплодисментами, быстро сменяя гнев на милость.       — Ну что, довольна? — если бы можно было убить взглядом, Леви бы уже давно сделал это с Габи, которая вернулась непривычно молчаливой и спокойной. Она виновато посмотрела на капитана, но в глазах плясало что-то похожее на облегчение и… радость?       — Если честно, то да, я рада.       — Ты хоть понимаешь, что это бред, — запричитал Фалько. — Ты уже спасала других людей, но эта ведьма что-то и слова об этом не сказала. Вспомни, как ты уберегла Каю, разве этого недостаточно?       — Чем больше жизней я спасу, тем лучше, — отчеканила Габи и уставилась на свои подрагивающие ладони.

***

      Леви вылетел из шатра первым, будто напрочь забыл про свою хромоту.       — Ждите здесь, — бросил он Габи и Фалько, перемахнув через ограду.       Боль в колене отзывалась при каждом шаге, но злость была сильнее. Между фургонами он выцепил первого попавшегося циркача — клоуна. Схватил, впечатал в стену.       — Где живёт ваша ведьма?       — Зр-зр-зрителям запрещ-ще-щено за-за-за-заходить к выступающим, — заблеял он, как паршивая овца.       — Мне насрать, где мне ее найти? — Леви выдохнул и плотно сжал зубы, набираясь терпения слушать.       — Она вс-вс- в самом к-к-к-крайнем ва-ва-ва-вагончике с оранжевой д-д-д-дверью, — сдался Карандаш.       — Мог бы просто показать пальцем, не открывая рот.       Леви бесцеремонно выпустил его, и клоун безвольным мешком рухнул на землю.       У нужного фургона уже стояла женщина с конвертом — помощница мэра. Она открыла рот, но Леви зыркнул так, что она тут же передумала говорить. Зрителям запрещено — ага, как же.       Дверь фургона была приоткрыта. Леви сделал три резких стука и толкнул её.       Внутри пахло духами и пудрой. Тусклый свет лампочек освещал туалетный столик с косметикой, два кресла, ширму, на которой висел небрежно брошенный белый бюстгальтер. За ней угадывалась узкая кровать.       Перед зеркалом, на бархатном пуфике, сидела она. Леви застал тот самый момент, когда её рука сжала корни волос и резко дёрнула вверх. Он застыл, когда из-под черных, как ночь, смоляных прядей на женскую спину посыпались белокурые локоны удивительного светлого оттенка. Восковая свеча. Слоновая кость. Эти волосы были неестественно светлыми, напрочь лишенными пигмента. Черный парик повис в ее руке, а на Леви уставились два гневных бледно-голубых глаза. Недовольная гримаса очертила пухлые губы. Это раздраженное выражение лица.       Леви не понадобилась фотография, чтобы понять, что перед ним она.…       Ева Аккерман.