Устойчивость

- Я проклята. Это многое объясняет. – Внезапное озарение заставляет остановиться и улыбнуться. Ситуация – хуже не придумаешь. За одной дверью стоит прекрасный мужчина, по которому Сакура обреченно сохнет последние месяцы, за другой - Ино с Шикамару, совершенно не стесняясь в громкости, выражают свое удовольствие от совместного пребывания на одной кровати. И по какой-то удивительной логике судьбы именно Сакура находится между этими двумя дверьми. – Черт! Да почему все так?! Впускать вежливо стучащего профессора внутрь, подвергая принудительному восхищению сладострастной симфонией, - чревато последствиями. И в первую очередь для этих потерявших всякие берега влюбленных. Выходить к нему под дождь после очередного словесного недержания – страшно. Сомнения разрывают разум, хочется прыгнуть под одеяло, укрыться с головой, как в детстве, и просто подождать, пока оно само рассосется. Истерика подкатывает к горлу, готовая выплеснуться в бесконтрольном смехе. Очередной стук дергает за сердце, заставляя принять решение. Краснеть, проваливаться сквозь землю от стыда и посыпать голову пеплом Сакура будет потом. В конце концов, ей и правда нужно забрать свой телефон. - О, это вы! Как мило, что принесли сами! Спасибо. Всего… Резко дергает за круглую ручку, открывая дверь чуть больше, чем наполовину, тараторит быстро и громко, стараясь заглушить пикирующие стоны и отчетливо проговариваемое мужское имя из соседней комнаты, резко выхватывает телефон, протянутый заботливой рукой, и зачем-то складывает свои все еще холодные ладони под подбородком в цветок, пряча неловкость в широчайшую улыбку, прежде чем двинуть ногой в попытке быстренько захлопнуть дверь и оборвать общение. И только прислонившись спиной к стене понимает, что профессор пришел без зонта. Остался стоять на улице, весь промокший до нитки. Хватает секунды, чтобы представить, как дождь будет капать с его волос, стекать по лицу, пропадать за воротом белой рубашки. Как весь он будет дрожать, оставшись на пороге, как простынет и заболеет из-за того, что бездушная студентка даже не подумала пустить его в домик. - Да чтоб тебя! Почему-то к таким ситуация не готовят ни в школе, ни в университете. Оставляют на откуп крохотному жизненному опыту и советам из тиктока. Решать, делать выбор, нести ответственность! И всегда так – без подготовки! Без возможности хоть немного подумать, прикинуть варианты, просчитать последствия… Сакура вскакивает и открывает дверь, набирая побольше воздуха в грудь, чтобы ее крик долетел до спины удаляющегося профессора. Но это оказывается ни к чему. - Пойдем. Он почти сразу хватает ее за запястье и тянет за собою в дождь. Сакура готова поспорить на что угодно – профессор успел расслышать обстановку, оценить ситуацию и принять решение. И поэтому она не сопротивляется. Не вырывает руку, не задает дурацких вопросов. Она подчиняется ему как преступник, пойманный с поличным. Сотня метров от одного домика до другого проскальзывает под ногами почти незаметно. Только очутившись под крышей, в тепле и сухости, Сакура в полной мере осознает, что ее сюда привели не на полчаса. Похоже, эту ночь ей придется провести здесь. С этим мужчиной. - В душе есть сухие полотенца. И там полный бак горячей воды. Он стоит рядом, с его волос течет, как с водостока на крыше, маска, тяжелая от воды, висит на самом кончике носа, да и весь он словно из реки только что вылез. - Давайте сначала вы. Я пока подожду… Вместо бессмысленного спора он разворачивает ее и подталкивает к двери, за которой виднеется край душевой кабины и зеркало. Щелкает выключателем и наконец-то стягивает с лица маску. - Обещаю не подсматривать. – В его шепоте улыбка. Остатки жертвенного благородства тают под напором гостеприимства, и Сакура со щекочущим предвкушением переступает порог. За ее спиной тут же закрывается дверь, слышатся шаги и перестук каких-то ящиков. – Можно не экономить, мои соседи сегодня вряд ли придут ночевать. Горячий душ после тяжелого дня, после проливного дождя, после ощущения беспомощности – то, что доктор прописал. Мокрая одежда разлетается по тесному помещению, пока Сакура настраивает воду. Первые несколько минут она просто стоит под обжигающими струями и пытается согреться. - Я принес, во что переодеться. Его голос, быстрый холодок сквозняка по спине, тихий пристук закрываемой двери. Сакура не успевает одернуть шторку и поймать нарушителя взглядом. На полочке, рядом с полотенцами, стопка чистой одежды. На самом верху – его свитер, тот самый – крупной вязки. Отчего-то кажется, что принципиальный профессор и правда не подглядывал. Но эта мысль не приносит облегчения. Наоборот. Ожидание чего-то особенного заполняет душу, словно пар тесную душевую. Что-то обязательно произойдет. Что-то непременно случится этой ночью. Что-то особенное и прекрасное. Раскрасневшаяся и влажная, Сакура впархивает в комнату, затюрбанив волосы в полотенце и подвернув слишком длинные рукава. На кухне шумно – профессор что-то готовит, так и не сняв мокрой одежды. - Кофе? - Да, спасибо. Терпкий аромат и приглушенный свет окутывают. Сакура плюхается в стоящее поблизости кресло и закрывает глаза. Несмотря на все обстоятельства, в этот самый миг она почти счастлива. Внутренний трепет утихает, позволяя насладиться любимым напитком. Звуки из душа почти не отличимы от дождя. Если отсечь недавние события, вполне можно представить уютный одинокий отдых в комфортном домике, где не нужно заботиться о хлебе насущном, о грядущем семинаре, о… - Черт! Хорошо бы научиться не думать. Ну или хотя бы не реагировать так остро на перспективу стоять лицом к лицу со строгой преподшей по анатомии и не знать ответов на ее вопросы. Доступа к материалам все равно нет – все конспекты и учебники щедро розданы одногруппникам. Гуглить сложные темы в надежде найти материал, не разбавленный водой и имеющий научную ценность – не стоит потраченного времени. Но разве у застрявшей в гостях у профессора фармакологии Сакуры есть выбор? К тому моменту, когда дверь душа открывается, чтобы выпустить одетого в одно-единственное полотенце на бедрах мужчину, небольшая гостиная загородного дома становится похожа на лесной филиал библиотеки. В ход идут салфетки, упаковка, бумажные полотенца. Исписанные и изрисованные, они лежат на подлокотнике кресла, журнальном столике у окна и даже на полу. - Тут не подъязычный, а блуждающий нерв. Задумчивый голос профессора отвлекает Сакуру от подсчета позвонков в люмбальном отделе – она рассеянно смотрит на стоящего перед ней мужчину, который с абсолютно серьезным видом изучает рисунок с черепно-мозговыми нервами, и не сразу замечает его непривычный наряд. - Где? – вынырнуть из учебы удается не сразу. Пока ее рука тянется за салфеткой, на которой притаилась ошибка, пока профессор делает два шага навстречу, пока картинки в голове сменяются, выискиваю ту саму, с рисунком из анатомического атласа, проходит секунд пять, а то и десять. И все это время Сакура смотрит только в глаза, в темно-серые, окруженные слипшимися ресницами глаза. И не замечает, как с широких плеч, минуя разлет ключиц, накачанную грудь и проступающие кубики пресса, стекают капли воды, расчерчивая неровные линии на поджаром теле профессора Хатаке. А когда замечает – в ней что-то ломается. Она забывает, как дышать, моргать, говорить и двигаться. Замирает в точке прикосновения взгляда к совершенству, позабыв напрочь себя, свою жизнь и то, что изучала всего минуту назад. — Вот здесь. Смотри, эти нервы очень близко и поэтому их частенько путают. Подъязычный ниже. Видишь? Он стоит рядом, чуть наклонившись. От него пахнет шампунем и мылом. От его кожи ощутимо веет жаром. Но сам он спокоен и хладнокровен, словно вся эта ситуация не напоминает начало страстной постельной сцены. Такие обычно бывают в романтических фильмах, где главная героиня покорно ждет, когда же сногсшибательный герой осчастливит ее своим вниманием. И потом кайфует всю ночь. А если повезет, то и замуж за него выходит. Неужели?.. - М… Многозначительное мычание, имитирующее мыслительный процесс, спасает Сакуру от удушья. Профессор отходит к столу, на котором стоит чашка и пакет с молотыми зернами, тянется за чайником и очень медитативно начинает заваривать себе кофе. Дышать становится намного легче. - Тут бутерброды еще остались. Будешь? – спрашивает из-за плеча, лишь слегка повернув голову. Сакура согласно кивает, не сразу догадавшись, что у этого потрясающего мужчины очень навряд ли есть глаза на затылке. - Да. Он просто нарезает ломтиками мясо, помидоры, сыр, шинкует зелень, аккуратно выкладывает начинку на мягкий хлеб, но его спина и руки выглядят настолько завораживающе, что Сакура замирает на полдороге к столу и остается стоять с открытым ртом. - Могу сделать глинтвейн. Кажется, где-то у Ируки была корица и даже лимон. - Супер. Подойти к нему и обнять, воспользовавшись моментом, или вернуться в свое кресло и истекать слюнями на расстоянии? Решимости хватает лишь на то, чтобы занести ногу на траекторию сближения, но не чтобы пройти четыре шага и оказаться рядом. Сакура хватает бутерброд с тарелки и позорно сбегает. Сбивает по пути разложенные на подлокотнике салфетки с рисунками симпатической и парасимпатической системы, самым краешком сознания сожалеет о такой небрежности, но не поднимает их, старательно возводя вокруг себя баррикаду из диванных подушек. - Кто у тебя читает анатомию? Анко или Кохару? – он спрашивает между делом. Наливает в кастрюльку вино и засыпает сахар. Спрашивает, называя старших преподавателей по именам, так что Сакуре приходится напрячься, чтобы дать верный ответ. - Госпожа Утатаме. Профессор Кохару Утатаме – самая настоящая фурия. Дотошная, вредная и очень скупая на похвалу. Получить на ее экзамене что-то, выше тройки – настоящая удача. Ходят легенды, что за сорок лет своей работы в качестве преподавателя анатомии оценку отлично автоматом получили всего трое студентов. И один из них – декан Минато Намикадзе. Кем были остальные двое – оставалось только догадываться. - У меня тоже она была. – Что-то в его голосе звучит так, словно ему приятно вспоминать о тех днях, когда противная старуха изводила его бесконечными вопросами. – Хорошо нас натаскала. Он поворачивается, держа в руках два бокала с горячим глинтвейном, улыбается и совсем не стесняется своей полуобнаженности. Сакура стискивает подушку, боясь и желая прикоснуться хотя бы кончиками пальцев к его плечу, ключице, шее, провести ладонью по спине или груди, сжать его бока, если вдруг… - Наверное, в молодости она была не такой придирчивой. Вы даже не представляете, как она валит нас. Стоит ошибиться хотя бы чуть-чуть и все – незачет. Это из-за нее многие отчисляются или без конца пересдают. Она… - Все правильно. - Что? - Она все делает правильно. - Но!.. - Давай представим, что хирург вместо острого аппендицита вырезал тебе яичник, потому что преподаватель по анатомии была добренькой и у нее легко было сдать экзамен. - Этого не может быть! Яичник и аппендицит слишком разные! Как можно быть хирургом и не знать, в чем разница? - Тогда что будет, если нейрохирург перепутает подъязычный и блуждающий нерв в твоей голове? Примеры слишком четкие – спорить бессмысленно. Сакура молча берет протянутый ей бокал глинтвейна и также молча делает первый глоток. После слов профессора что-то меняется в ее восприятии вредной старухи Утатаме. - Кстати, - он садится в соседнее кресло, закидывает ногу на ногу и медленно рассматривает рубиновую глубину напитка, - если нужна помощь с анатомией, могу дать тебе несколько уроков. Говорит это так просто, что Сакура не сразу понимает – профессор Хатаке вызвался быть ее репетитором по анатомии! Сам! - Правда? Вы не шутите? Вместо ответа взгляд с легкой укоризной и едва заметная улыбка. Она завороженно смотрит, как он пьет глинтвейн, как его кадык плавно ходит вверх-вниз по шее, как его губы смыкаются на краю бокала, но думает лишь о том, что с таким помощником ей можно не бояться экзамена. Больше. Не нужно. Бояться. Сакура подскакивает, раскидывая вокруг себя подушки и запас чистых салфеток, ее ликование блестит в широко распахнутых глазах. Все прошедшие неприятности кажутся такими мелкими и незначительными по сравнению с удивительным предложением, от которого никто в здравом уме не откажется. - Офигеть! Спасибо! А можете сейчас помочь мне с нервами? - Головной? - Угу. - Допивай, я схожу за листами. Он встает, придерживая одной рукой узел полотенца, ставит свой бокал на край стола и уходит в одну из комнат на первом этаже. В его отсутствие Сакура воодушевленно бегает, стараясь не пищать от восторга слишком сильно. Зажимает рот ладонью и жмурится до белых точек. Кажется, перспектива зубрить с профессором миллионы терминов заводит ее гораздо сильнее перспективы переспать с профессором. - Хорошо рисуешь? В его руках целая пачка листов и несколько разноцветных ручек. Сакура с каким-то странным раздражением смотрит на коротенькое полотенце вокруг крепких бедер профессора. - Почему вы не оделись? Разве можно так легкомысленно подходить к учебе? Нужно исключить все, что будет отвлекать от процесса. А вдруг это чертово полотенце соскользнет в самый неподходящий момент? Вдруг оно будет путать мысли и будоражить воображение? О чем вообще он только думает? - Моя одежда промокла из-за дождя, а сменная - на тебе. Если я смущаю тебя своим видом, могу накинуть плед. - Я просто боюсь, что вы можете простыть. Тут не так уж и жарко. Плед – отличная идея. Сакура терпеливо ждет, пока он закутается в теплое покрывало, пока пододвинет свое кресло к столику рядом с ее, пока разложит листы и ручки. - Ну что, начнем с мозжечка? - Давайте! Ее встревоженное девичье сердце еще успевает екнуть, когда длинные пальцы профессора берут ручку, прокручивают ее, прежде чем начертить первую линию. Но это длится всего минуту. Следующие часы Сакура с головой ныряет в сосредоточенность и предельную концентрацию. Она слушает, повторяя в уме по несколько раз, рисует сама, дублируя расположение нервов и названия, спрашивает и переспрашивает, совсем не обращая внимания на то, что махровое полотенце сползает с бедер профессора все ближе к коленям. В какой-то момент ловит краем глаза на телефоне время – четверть шестого утра. Предательский организм тут же вспоминает о необходимости сна. Скрыть длиннющий зевок от внимательного и чуткого профессора не удается. - Тебе нужно поспать. - Я в порядке. Давайте закончим с периферией? - Нет. Он смотрит строго, она – недовольно. В его руках простой карандаш, которым чертились разветвления нервов на ноге, сточен до основания. Сакура пытается состроить умоляющую моську, но ее мольбы остаются без ответа. Точнее, лучше бы остались. - Сон для нервной системы важен настолько, что его дефицит приводит к серьезным нарушениям в деятельности внутренних органов. Поэтому хороший врач должен заботиться о себе ради своих пациентов. - Я еще не врач, я только учусь. - Тогда слушайся старших. Тебе нужен отдых. - Ну, пожалуйста. Еще немножко... - Харуно. Не вынуждай меня… - Что? - …укладывать тебя силой! То ли недосып вкупе с общей усталостью, то ли природное упрямство сыграли свою роковую роль, но благоразумие окончательно покинуло Сакуру, оставив ее одну таскать свирепого тигра за усы. - Пффф… боюсь-боюсь… Давайте лучше закончим сначала с… Ловкий, быстрый, сильный. Он просто хватает ее за руки, стягивает с себя покрывало и укутывает в него, спеленав словно младенца. Подхватывает на руки и несет в спальню. Кидает без особой нежности на широченную кровать, ложится рядом и угрожающе прикладывает палец к губам. Хорошо, хоть полотенце остается на нем, поддерживая глупую иллюзию безопасности. - Хотя бы час. Полежи спокойно хотя бы час. Этого хватит, чтобы ты не свалилась днем. Он все еще упрашивает, пытается воздействовать разумом на строптивую гостью в своей постели, но Сакура не оставляет попыток вырваться. Ей почти удается выпутаться из пушистого кокона, когда профессор решает применить силу. - Пустите. - Лежи спокойно. - Пустите меня. - Не дергайся. - Я закричу. - Лучше спи. - Профессор! - Что? - Уберите свою ногу с меня. Это… это неприлично… Кто бы мог подумать, что настоящая влюбленность — такая… Вот такая нелепая, комканная и жгущая. Несуразная, выбивающая воздух из легких, тяжелая. Сакуре хочется улыбаться и шутить, молчать и слушать. Она то пристально смотрит на то, как двигаются его губы в разговоре, то не может оторвать взгляд от потолка, смущенная собственными мыслями. Его волосы растрепаны, свисают на лоб, превращая тридцатилетнего мужчину в юного парня. Его вечно серьезные и непроницаемые глаза выдают внутреннее веселье, его голос соскальзывает в улыбку, стоит только спросить: - Ты боишься меня? Смелая и упрямая Сакура тушуется на простом вопросе, отворачивает голову и лихорадочно думает над ответом. Но ничего путного, как назло, не приходит на ум. Только фальшивое "нет", прошипеть которое ей не позволяет гордость. - Отпустите! Вы слишком близко! - При всем желании, я не смогу обидеть тебя. Что-то грустное, почти обреченное, звучит в его голосе, когда он выделяет конец фразы. Его объятия словно каменеют. Сакура разворачивается, чтобы посмотреть ему в глаза, но... - Посмотри сама. Разве нормальный мужчина, оказавшись в постели с красивой девушкой, не стал бы испытывать возбуждение? ... она заканчивает разворот к тому моменту, когда профессор стягивает с бедер полотенце, чтобы предъявить свое вялое доказательство. - Что вы?... Зачем вы это?... - Видишь? Я не представляю опасности. - Закройте его! - Не бойся. Можешь его потрогать, ничего не изменится. - Чего? - Сакура, просто послу... Он стоит перед ней абсолютно голый, предлагает прикоснуться к своему члену и при этом убеждает в собственной невинности? Он ее за дуру держит что ли? - Ах ты извращенец! Чертов эксгибиционист! Сакура выбегает из спальни пулей. Хватает телефон, обувь и мчится по мокрым дорожкам в свой домик. Странное поведение профессора пугает, смущает, интригует и заставляет думать. Это ведь не первый раз он так. Неужели и впрямь страдает расстройством? Неужели вся его сумасшедшая сексуальность осталась там, в роликах? Неужели Сакура влюбилась в такого мужчину? Ну нет. Она взрослая, умная и повидавшая многое в жизни. Она вполне может контролировать свои чувства. Ей больше совсем-совсем не нравится профессор Хатаке. Ни капельки. Абсолютно.