Устойчивость

Можно было сделать вид. «Если что, у меня есть еще. Могу дать посмотреть»… Можно было притвориться глухой, слепой, а лучше тупой. Можно было рассмеяться и, смущенно пряча лицо за учебниками и тетрадями, выскочить в коридор, убежать, сломя голову, куда-нибудь далеко-далеко, на Северный полюс или еще дальше… — Что, простите? Сакура с трудом глотает вязкий комок слюны. Ее главный козырь — шокирующий секрет, который должен был обеспечить спокойную сдачу экзамена, прямо на глазах превращается в пустышку — огромный мыльный пузырь, от которого хлопот больше, чем пользы. Что ж, теперь профессор знает, что Сакура «знает». Понимание еще не оглушило, не накрыло, не заставило внутренности скрутиться тонкой спиралью. Оно пока только пугливо щекочет чувствительную кожу на внутренней стороне рук и заставляет сердце биться лишь капельку чаще. Потому что в груди от края до края разливается горячим отчаянием надежда, что Сакура ослышалась. Не так поняла. Ошиблась. Ведь не мог же профессор сказать нечто подобное? Не мог? Ведь он профессор. Ведь иначе получается… «Ну да, а сниматься в порно мог. Или ты и собственным глазам теперь не веришь?» Его усмешка в ответ — словно спусковой курок — его прищуренный взгляд, черт, ей не послышалось! Он и вправду предложил это! Показать еще! Прямо у нее на глазах происходило что-то невообразимое. Из-под маски спокойного, серьезного и очень правильного профессора Хатаке выглядывал кто-то другой. Кто-то, до ужаса напоминающий готовящегося к прыжку хищника. Гибкого, ловкого, смертельно прекрасного. И в этот раз ему даже ловить глупую жертву не пришлось — Сакура поднесла себя добровольно. Он слегка изогнул перечерченную шрамом бровь — и спину Сакуры окатило ледяным потом нехорошего предчувствия. «Мамочки…» — Потеряли дар речи от счастья, Сакура? Она так и не научилась отвечать на дерзкие провокации. Сколько раз ее ставили в неловкое положение, — взять хоть школьные годы, когда мальчишки в классе дразнили, при всех спрашивая о безответной влюбленности в одноклассника, или вспомнить маму, которая до сих пор умудрялась постоянно смущать ее, рассказывая знакомым, друзьям и продавцам в магазине подробности личной жизни дочери, — и каждый раз Сакура краснела, теряла дар речи, со стыдом сбегая от внезапно навалившегося позора. К этому невозможно было привыкнуть. От этого не помогала тренировка остроумных ответов, регулярно проводимая наедине с собой. Это был ее личный сорт проклятия. Повзрослев, Сакура просто смирилась с собственным косноязычием и научилась считать до десяти, прежде чем в очередной раз сбежать. Да и сбегать научилась медленно, загадочно, с высоко поднятой головой. Но отвечать — нет. — О, профессор Хатаке, я хотела вас… — влетевшая в кабинет Ино выглядит растрепанной, запыхавшейся и немного несобранной, а еще откровенно удивленной: — Сакура, так ты тут! Черт, я тебя ищу везде! — тормозит, переводя взгляд с непривычно улыбчивого преподавателя на крайне смущенную подругу, пытается понять, что произошло и не слишком ли поздно спасать Сакуру, но потрескивающая от напряжения атмосфера не дает времени подумать, приходится бить наугад: — О, простите! Я не вовремя? Она поправляет сползшую было при виде Сакуры притворную улыбочку пай-девочки и обрушивает все свое очарование на стоящего, скрестив руки на груди, мужчину, лукаво улыбающемуся сквозь прищуренные веки. Ино приободряется, в конце концов, хуже быть не может. — Господин Хатаке, можно попросить вас об одолжении? — она ждет, пока седая шевелюра шелохнется в утвердительном кивке, и продолжает, нимало не смущаясь прерванным разговором, — Очень неудобно говорить о таком, я знаю, как вы не любите нарушать установленные правила, но… можно Сакура отработает свои пропуски в другое время? Понимаете, она подрабатывает медсестрой в окружном госпитале, ее очень часто нагружают сверх меры, к тому же она… — Можно. -… занимается волонтерством в доме престарелых и каждые выходные помогает… что? Профессор смотрит, не скрывая насмешки, его глаза блестят, а улыбка словно пытается выпрыгнуть из-за плотно натянутой маски. — Я как раз собирался предложить ей отработать пропущенные занятия в удобное время. Он похлопывает пальцем по спрятанным тканью губам, словно размышляет о чем-то, но Сакура может думать только о том, что упертый, противный профессор согласился! А значит, он все-таки боится найденного ею компромата! А значит ей можно больше не беспокоиться о фармакологии! А значит!.. — Сегодня вечером, после семи. У меня дома. Я же правильно понимаю, что Сакуре «удобно» в это время? Ино ошарашено кивает, и сложно понять, то ли она на автомате соглашается с профессором, то ли правда готова отправить подругу в пасть ко льву. Хватает Сакуру за локоть, бормоча на прощание многословные благодарности, и тащит в коридор, больше не беспокоясь о приличиях или комфорте. И ни одна из них даже не вспоминает о том, как прозвучало последнее «удобно» в вопросе непривычно сговорчивого профессора. — Быстро. Пошли. Наверное, недосыпание все-таки сыграло свою роль в смешанном сознании, потому что путь из аудитории до крыльца университета оказывается неожиданно коротким: вот перед глазами насмешливая физиономия профессора — а вот уже морозный воздух забирается под куртку, которую Сакура даже не подумала застегнуть. Любопытство Ино ощущается всей кожей. И молчание подруги ничуть не помогает успокоиться — допрос с пристрастием неминуем. Теплый автобус, привычная давка между возвращающимися с работы и после учебы людьми, запах сигарет, пропитавший мужчину средних лет насквозь, слишком медленное и слишком резкое движение, совершенно не попадающее в такт безумному течению мыслей, в котором Сакура захлебывается и тонет. «Отработка у него дома. Отработка дома у… него. Отработка вечером у него в квартире на… нае… наедине с ним. Черт! Это же… Это же… Не может быть!» — Заткнись! Ино со свистом шепчет на ухо, одергивая подругу. Заставляет отвлечься и посмотреть по сторонам, вернуться в реальность. Сакура прижимает ладошку к занывшему от удара плечу. — Я ничего не говорила! — Ты слишком громко думаешь! Потерпи до общаги! В украшенном блеклыми мозаиками холле старого здания на окраине города жарко и сухо. Сакура глотает горячий воздух жадно, давится им, но остановиться не может. Заевшая на пяти словах: «отработка», «вечером», «у него», «дома» — пластинка не желает останавливаться, выкручивая пружину тревоги на максимум. Еще чуть-чуть и рванет. — Эй, Сакура! Она застывает на ступеньках, испуганно сжав кулаки и затаив дыхание. Наверное, со стороны это выглядит до невозможности глупо или странно, хорошо бы взять себя в руки и перестать трястись без причины. Хорошо бы сделать вид, что ничего такого не произошло и отработка занятий вечером дома у профессора, снявшегося в порно, обычное дело, но… — А можно не подкрадываться? Я же сто раз тебя просила! Ино кричит на стоящего в двух шагах от них Шикамару, и ее брови нахмурены до уровня «лучше беги». «Шика…» Облегчение спускается тяжелой волной от живота до пяток — Сакура резко выдыхает, поднимая вверх уложенные на затылке волнами светлые волосы подруги. Ино оборачивается, секунду оценивающе всматривается, взвешивает все «за» — «прибить этого надоедливого придурка» — и «против» — «успеется, сейчас важнее узнать подробности странного разговора», хватает Сакуру за руку и торопливо бежит по ступеням, так и не выяснив, зачем та понадобилась Шикамару. Им вслед доносится возмущенное фырканье и что-то про невообразимую женщину. Но это потом. — Давай по порядку, как можно подробнее и без эмоций. Мне. Нужны. Факты. В руках потрепанный ремешок рюкзака так и норовит уцепиться за болючий заусенец на указательном пальце, Сакура теребит его на автомате, и боль — единственное, что держит ее в рамках. В комнате полумрак зарождающихся сумерек и теплый запах ванили — любимый аромат Ино. Хочется надышаться им, таким привычным, таким спокойным, но в крови кипит адреналин, разгоняя тревогу по телу. И ремешок снова цепляет за палец. — Кажется, он разрешил отработать пропуски сегодня вечером. Произнесенное вслух, предложение профессора уже не выглядит чем-то из ряда вон. Сакура бросает рюкзак на стул и падает на свою вечно не заправленную кровать лицом вниз. — И как ты уговорила нашего Господина Несговорчивость? «Как? Это хороший вопрос. Вот бы еще понять самой». — Не знаю, он просто разрешил и все. Я подошла после пары, попросила, но он отказался. А когда ты зашла, он вдруг подобрел и сказал, что я могу отработать все вечером. Получается, это из-за тебя он такой уступчивый? Ино хмурится и отводит взгляд, упираясь им в стену с паутинкой трещин на старой штукатурке. Напряженный ход ее мыслей читается в изломе бровей и сгустившихся на переносице морщинах. Выдвинутое предположение могло быть лестным, если бы это был не самый упертый и вредный профессор на свете. Профессор, которого за глаза звали девственником. Тут явно что-то не сходится. Если господин Хатаке согласился на отработки ради Ино, то почему пригласил Сакуру к себе домой вечером? Тут один только подтекст подобного предложения нивелирует предположение о симпатии. Разве в этом есть хоть капля логики? — Нет, нет. Тут что-то другое. Ты можешь подробнее пересказать, о чем вы разговаривали до моего прихода? Думаю, дело точно не во мне, наш профессор уже странно выглядел, когда я вошла. Что ты ему сказала? Давай как можно ближе к тексту. Ино бы работать в полиции или контрразведке — эта хрупкая и туповатая с первого взгляда блондинка кого угодно разговорит и вытащит любую информацию. Уж кому-кому как не Сакуре знать о ее особом таланте. Вот только прямо сейчас перспектива рассказать Ино грязную правду о профессоре пугает до чертиков. Потому что… Потому что? А кстати, почему это нужно скрывать такое? Возможно, все в курсе и так, возможно, об этом много кто знает и ни для кого не секрет, что… нет. Если бы о таком кто-то узнал, от слухов и сплетен не было бы спасения. Умирающих от любви к новому преподавателю студенток все еще было пруд пруди. А значит, это все еще тайна. Грязная, нелепая, ставшая неожиданно оружием в его руках. И какого черта именно ей — Сакуре — попалась та самая ссылка?! — Я… просто сказала, что не могу отработать пропуски в установленное время и хочу отработать на следующем семинаре, а он повозмущался сначала, но потом… Решимость развеивается от хрипа собственного голоса. Сакура прячет лицо в подушку и глухо мычит. Ино обескуражено качает головой из стороны в сторону, отказываясь принимать ответ подруги в качестве причины. — Не могу найти разумного объяснения, как ни кручу. С чего бы преподу-недотроге приглашать тебя домой вечером? Да еще и при свидетеле! Он не похож на извращенца или умалишенного, чтобы выкидывать подобное. Ведь ты же не думаешь, что это будет отработка в смысле «отработка занятия»?! Ты же понимаешь, чего именно он от тебя ждет? Ино подскакивает на месте и начинает ходить из угла в угол, похрустывая пальцами — крайняя степень ее волнения. Сакура краснеет прямо в прохладу подушки, невольно представляя то, о чем обмолвилась подруга. Представляя слишком детально и точно, что именно строгий профессор может сделать с ней во время отработки. И неожиданно замирает, поймав себя на мысли, что не прогоняет образ полуобнаженного мужчины, его лицо с закрытыми глазами и приоткрытым ртом, тянущееся к ней за поцелуем. Его длинные пальцы на ее щеке, спускающиеся вниз по шее прямо на обнаженное плечо… «Боже…» — Ты слышишь меня, Сакура? Эй! Сакура! Ино кричит почти на ухо, дергая за плечо и пытаясь перевернуть окаменевшую от накативших чувств Сакуру на спину. — Что? С ума сошла так орать? — Мы должны заявить на него, слышишь? Нужно написать декану, что он склонял тебя к сексуальной связи за отработку занятий. Нужно поставить его на место, иначе… Сакура? Ты чего? Эй… — Нет!!! Ее криком прорезает перекрытия до первого этажа. В оглушительной тишине, заполненной неловким непониманием, слышно, как соседи этажом ниже удивленно обсуждают причину этого крика. А перед глазами часто дышащей, почти задыхающейся Сакуры живое воображение рисует картину разговора с деканом: «Вы требовали студентку Харуно вступить с вами в половую связь?» «Нет, господин Намикадзе. На самом деле, она хотела шантажировать меня старым видео, где я снимался в откровенных сценах, а я предложил ей показать и другие свои работы, так как это не является секретом и находится в свободном доступе. Ей удобно вечером, а я в это время как раз нахожусь дома». «Так значит студентка Харуно шантажировала вас? А когда это не удалось, написала на вас заявление о домогательствах?» «Да. Все именно так и было». «Госпожа Харуно, что вы скажете на это?» — Не надо, Ино. Пожалуйста… Ведь он еще ничего не сделал, может быть, профессор и правда говорил об отработке пропусков, не имея в виду ничего такого? И если так, то я буду выглядеть до ужаса глупо, написав такое заявление. Лучше же сходить и удостовериться точно, ведь правда? Лучше быть уверенной, а потом уже… Резкий стук в дверь обрывает повисшее напряжение. Звонкие короткие удары отскакивают дробью от металлической двери, дергая застывших в испуге и недоумении девушек. Ино оживает первой: — Кто там? — Эй, Сакура! Открывай! Я знаю, что ты в комнате, хватит прятаться! Раздраженный голос Шикамару, приглушенный толстой дверью, звучит отсрочкой казни. Сакура вскакивает и, спотыкаясь, подбегает к выходу. Не замечая, как дрожат тонкие пальцы, щелкает упругой собачкой замка. — Чего приперся? Это Ино. И ее безрассудная неприязнь к одногруппнику. Их соперничество за звание лучшего студента курса обязательно войдет в анналы истории университета, как самое кровопролитное и длительное. И необъянимое. Сакура выдвигается корпусом вперед, неосознанно загораживая неразумного Шикамару от моментально закипевшей подруги. — Где мои конспекты, Сакура? Ты обещала отдать их утром. Сейчас уже почти четыре, а конспекты все еще у тебя. Хочешь, чтобы я больше… эй! Ты чего делаешь? Дверь оглушительно грохочет металлом об металл прямо перед носом приготовившегося отчитывать беспечную девчонку Шикамару. — Уже четыре?! Ее голос звучит на целую октаву выше привычного, обрываясь где-то высоко от осознания быстротечности времени. Сакура в спешке сбивает с ног Ино. Хаотично бросается от шкафа с одеждой к зеркалу, носится по комнате с тетрадями и косметичкой, спотыкается, роняя все на пол, тут же вскакивает и только на мгновение замирает от гневного стука в дверь. Шикамару все еще ждет свои конспекты. Удивленная Ино молча наблюдает за сошедшей с ума подругой, даже не пытаясь воззвать ее к разуму или отговорить от похода к преподавателю. Подходит к столу, выуживает из горы тетрадей ту самую, исписанную идеально ровным почерком, возвращается к двери, открывает ее, эффектным движением бросает в ненавистное лицо чертовы конспекты, совершенно не заботясь о последствиях. Яростный крик и проклятия Нара приятно щекочут нервы. — Сакура? «Сегодня вечером, после семи. У меня дома». От мельтешения розового в комнате почти физически тошно. Ино дергает за руку пробегающую в очередной раз мимо соседку и заставляет посмотреть себе в лицо. — Ты никак на отработку к нашему профессору собираешься? Поправь, если ошибаюсь. Сакура отвечает не сразу. Медленно кивает головой, словно все еще сомневается, Взгляд напряженно считывает реакцию подруги — Ино хмурится. Ее недовольство и разочарование сочатся с порозовевших щек, через кривящиеся недовольно губы на упрямо поджатый подбородок. Время не ждет, ситуация патовая — врагу не пожелаешь. Рассказывать и показывать правду слишком долго, скорее всего к семи Сакура просто не успеет добраться, а не рассказывать — странно до невозможности. Эдак Ино заупрямится и не пустит ее никуда. Она и не такое может! — Все не так, Ино! Дело в том… понимаешь, дело в том, — Сакура изо всех сил пытается подобрать весомый аргумент, но в голове как всегда пусто и пугливый сквозняк косноязычия стучит хлипкой дверцей отчаяния, и только навязчивое «Нельзя упустить этот шанс! Нужно отработать! Я должна попытаться!» толкает ее на крайние меры: — просто… просто он мне нравится! Глупость. Это первое пришедшее в голову оправдание собственного безумия звучит так по-детски. Ино удивленно приподнимает бровь и ввинчивается взглядом в лицо Сакуры. Давно ли звучали нелестные эпитеты в адрес профессора в этой самой комнате? Еще и суток не прошло, как Сакура крыла упрямого препода всеми известными ругательствами. И вдруг «нравится»? Так просто? — То есть ты хочешь сказать, — Ино выцеживает слова медленно, ее почти закрытый рот пугающе неподвижен, зато глаза… — что совсем не против его домогательств? — Вообще нет. Даже наоборот… Сакура быстро-быстро кивает лохматой головой, стараясь выглядеть естественно влюбленной студенткой, но под взглядом Ино зажимает рот ладошкой и густо краснеет. Это звучит слишком смело для нее. Слишком неправдоподобно. Даже про Саске, по которому честно сохла не один год, Сакура призналась спустя долгие разговоры по душам и два свидания. Ее быстрое признание звучит слишком подозрительно. Ино точно не поверит. И что же теперь?.. — Ну ладно, если так… Тон и мимика подруги меняются за секунду. Она больше не хмурит брови, не пытается разглядеть в испуганных зрачках Сакуры спрятанное, разворачивается, лихо откинув с лица упавшие волосы и быстро роется в комоде с вещами. Кажется, даже что-то мурлычет себе под нос. «Что? Вот так просто?» — Если уж он тебе нравится, то это все меняет. Тогда ты точно должна пойти. Кстати, рекомендую вот эти! Беспроигрышный вариант для первого раза. Что-то маленькое и черное летит Сакуре прямо в лицо — кружевное белье, купленное давным-давно по случаю большой распродажи в каком-то дорогом бутике. Изящное, мягкое, красивое. — Ино, я не думаю, что… — Потом поблагодаришь, лобастая! — лукавый подмиг на прощанье и взмах светлых волос — вспышками остаются в сознании Сакуры после того, как Ино выходит из комнаты прямо в «объятия» недовольному Шикамару. «Ты что себе позволяешь? Все листы помяли…» — Сакура с неожиданным сожалением провожает взглядом закрывающуюся дверь: посмотреть бы на их ссору, но времени в обрез. Ехать в новый жилой комплекс на берегу реки, где по слухам обитает господин Хатаке, не меньше часа, а ведь еще надо приготовиться. Так, с чего бы начать? Может, ноги побрить? Или выбрать наряд? Розовая помада или ярко-красная? Волосы убрать в хвост? Может, лучше распущенные? Или?.. — Черт! Я что и правда думаю, будто он собирается заниматься со мной сексом? Господи, Харуно! Давно себя в зеркало видела? Это просто отработка пропущенного занятия. Только пересказ информации. Это вовсе не свидание и не… Он всего лишь издевался надо мной и хотел унизить за то, что я посмела сказать про ролики! «Домогательства» Пф… боже… Надо же было придумать такое… За три года в универе на меня посмотрел один лишь Саске, и то потому, что я сталкерила его на каждом шагу… сама напрашивалась, как тут было отвертеться. Вряд ли такой мужчина, как господин Хатаке, захочет такую, как я. Так что его приглашение — это только отработка. Причем я даже не уверена, что он вообще пустит меня к себе. О, я точно схожу с ума… это все Ино и то видео… «Если что, у меня есть еще. Могу дать посмотреть»… То видео… Сакура замирает посреди комнаты, оборвав саморазоблачительный монолог и крепко сжимая в руках махровое полотенце, грустно улыбается собственным порывам навести марафет. Метким движением бросает банные принадлежности в угол кровати и подходит к шкафу. Образы полуголого мужчины и стоящей перед ним на коленях девушки, их движения, ласки, стоны, — каждая секунда увиденного отпечатана в памяти намертво. «Только отработка значит? И кого ты хочешь обмануть, Харуно? Себя?» — Он предложил показать еще… неужели и правда покажет? Живот сводит сладкой резью от одной мысли, что она будет смотреть подобное в присутствии профессора. Съезжает лбом по гладкой поверхности дверцы шкафа — вот она вразумляющая прохлада. Сакура глубоко дышит, напитываясь запахом лежащей внутри одежды. Теплым, знакомым, приятным запахом. Нужно взять себя в руки. Одеться, сесть на автобус, подойти к двери его квартиры и нажать на кнопку звонка. А дальше… дальше будет видно. «Господи, боже мой… во что только я вляпалась?» Широкие джинсы с высокой талией и толстовка-оверсайз, едва позволяющая застегнуть молнию на зимней крутке, перчатки, шапка и даже шарф. Все, как всегда: обычная одежда, не позволяющая выдать внутренний хаос и скользкие мысли. «Притворюсь мешком, вдруг пронесет?» О черном кружевном белье, спрятанном под неказистой одеждой, Сакура старательно не вспоминает. На улице снег и легкий мороз. В свете фонарей хороводы хлопьев, по улице рядами шумные машины, на тротуарах одинокие прохожие, внимательно разглядывающие дорогу под ногами. На часах без пяти шесть. Успевает. Успела БЫ. Но автобус пришел с двадцатиминутным опозданием из-за пробок на дороге. Ехал, набитый битком, еле-еле, долго раскачиваясь на каждой остановке. И как назло табличек с номером дома не было ни на одном здании комплекса. Так что искать нужный — седьмой — пришлось долго. На часах было тридцать две минуты восьмого, когда Сакура, потная и запыхавшаяся после пробежки по лестнице на шестой этаж, нажала-таки заветную кнопку дверного звонка. «Только бы не… только бы не…» Что за «не» Сакура и сама не могла понять, страх получить от ворот поворот усиливался обидой. Если профессор сейчас не откроет дверь или прогонит ее, то все было напрасно. Столько сил, потраченных впустую! Черт! «Только бы не…» Шаги по коридору, металлический звяк замка, полукруг дверной ручки, серебристо-глянцевой с отражением висящей на стене таблички с номером квартиры — 32. «Бежать!» Сакура дергается всем корпусом назад, подошвы скользят по гладкому мрамору пола, приходится качнуться вперед, выравнивая крен, и едва хватает оставшихся долей секунды, чтобы принять прежнее положение, прежде чем дверь полностью открывается. Сначала Сакуру окатывает запахом шампуня, а потом ледяным взглядом профессора… оу, твою ж мать!.. стоящего перед ней в одном коротком полотенце на бедрах. И отчего-то практически невозможно отклеить взгляд от покрытой капельками воды широкой мускулистой груди, от упакованного кубиками под завязку живота и длинных — самых длинных — ног в мире… посмотреть ему в лицо не получается, как ни старайся. — Вы опоздали на полчаса, Харуно. Думаю, мне нет смысла давать вам еще один шанс, ведь опоздание на отработку за опоздание — это сродни насмешке, не находите? Сакура не находит ни одного слова для ответа, глядя, как у нее перед носом закрывается дверь.