Новички

Дортуар «Фиолетовый волк»

      Шаркающей походкой Вайолет тихо пробирался следом за остальными префектами, вопреки сложившимся порядкам в этот раз с ними были и фэги, разве что Харкорта не взяли, всё же он был в роли помощника, ну или, как выражался Редмонд, «шестёрки», всего несколько дней.       Впереди шёл Чеслок, показывая дорогу, всё время оглядывался на остальных, явно недовольный согласием префекта на помощь с осмотром места происшествия. Следом P4 и тройка фэгов, все измученные, валящиеся с ног, но вряд ли бы хоть кто-то смог уснуть. Лишь благодаря бурлящему в крови адреналину тройке префектов пришло в голову предложить самостоятельно осмотреть место происшествия, пренебрегая школьными правилами.       Стрелки часов не успели перевалить за цифру три, за окнами непроглядная тьма, луну сожрали тучи. Пожар… Страшное слово. Повезло, что совсем уж критично никто не пострадал. Разве что новичок, в чьей комнате и занялось пламя, наглотался дыма до такой степени, что всем своим видом напоминал труп, пару раз по дороге в лазарет потерял сознание и к тому же его стошнило… прямо на лекаря. Хотя здорово он никогда и не выглядел, так что кто знает, может и не в отравлении угарным газом всё дело.       — Понять не могу, как всё могло так быстро полыхнуть… Надеюсь, вы сможете вернуться в свой дортуар как можно скорее, — задумчиво протянул Редмонд, проводя кончиками пальцев по чёрным пятнам на стене.       — Даже думать не хочу, что нас подселят хоть в один из домов, — нервно отозвался Чеслок, поднимая фонарь повыше. Чем ближе подходили к левому крылу здания, тем внушительнее были повреждения.       — Поверь, уж от соседства с тобой никто счастлив не будет, — фыркнул Мидлфорд, подходя ближе к нему. Внезапно внимание юноши привлёк кривенький крестик, нарисованный мелом на изрядно пострадавшей балке. — Это что?       — Может быть, профессор Морт уже осмотрел здание, как и собирался? — неуверенно предположил Блюэр, подходя ближе.       — Он сказал, что пойдёт утром. Вряд ли бы пошёл сюда ночью, — так же неуверенно ответил Гринхилл, — да и его отметки были бы чёткими. У него почерк очень характерный даже в мелочах, а здесь кто-то наспех рисовал… Там впереди ещё отметки.       Вайолет никак не мог взять в толк, что это за кресты и для чего их было ставить в самых пострадавших местах.       — Я могу ошибаться, но мне кажется, что они стоят именно там, где требуется существенный ремонт, — пробормотал Клейтон, присаживаясь на пол рядом с отодвинутой с пола доской, — посмотрите…       — И что это? — устало спросил Вайолет, не понимая, на что здесь стоит смотреть.       — По этой стене шёл основной огонь… Все стены чёрные, а провода целые и чистые, — тихо ответил Клейтон, поднимая на него глаза, — здесь мало того, что отметили повреждения, ещё и что-то чинили.       — Чеслок, попробуй включить свет, — приказал Гринхилл, напряжённо поднимая глаза на витиеватые люстры под потолком.       Свет действительно загорелся, но и Вайолет, и Чеслок помнили, как в момент, когда толпа перепуганных юношей лавиной скатывалась по лестницам, свет погас и больше не включался, как в темноте сбивали с ног то одного, то другого, как первогодок приходилось тащить за шкирки, словно неразумных щенков, молясь, чтобы их не затоптали.       — Кому надо было что-то здесь чинить ещё и в такое время? — вопрос Грегори не имел смысла, ответа не знал никто. Просто не мог знать. Но он всё же смотрел на Чеслока, коря себя за то, что его помощник осведомлён о студентах дортуара больше, чем он сам.       — Я готов об заклад биться, что никто из студентов не смог бы это сделать… Все здесь детки богатеньких родителей, первое время на пришивание пуговицы по несколько часов тратят… Даже я бы не разобрался, как тут и что делать, — отозвался на немой вопрос Чеслок, — пойдёмте посмотрим комнату, с которой начался пожар. Здесь догадки можно строить бесконечно.       — Подожди, — остановил его Эдвард, — опять же, только со слов нашего нового профессора, но Николас Фокс разбирается в подобных вещах. Но снова встаёт вопрос, зачем ему делать это ночью? И где он мог взять инструменты?       — Слишком много вопросов, — Лоуренс прошёл к Грегори и положил руку на его плечо, — показывайте дорогу. Уже очень поздно, мало того, что завтра занятия, мы можем нарваться на неприятности, если нас застанут вне комнат.       — Он прав, — Эдгар сдержанно кивнул, отряхивая руки от сажи, — идём?       Вайолет молча развернулся на каблуках школьных ботинок и провёл их по коридору к комнате новичка. Окно разбито, ткань: шторы, покрывало, постельное, сгорели до пепла, стены покрыты чёрным налётом обгоревшего дерева и ужасно пахнет гарью.       Чеслок первым заметил главную улику, но даже при свойственной ему импульсивности не рискнул указать на неё другим, необдуманность сейчас могла повлечь за собой слишком серьёзные обвинения.

Учебный корпус

      На немой вопрос в глазах Вайолета Чеслок лишь коротко кинул: «Сейчас вернусь». Дойдя до ближайшего незакрытого класса, он присел на край парты и выудил из кармана пачку сигарет, незаметно спрятанную в рукав в комнате Романа, пока остальные пристально разглядывали разбитое стекло.       Конечно, это не первые сигареты, принесённые в Уэстон наиболее наглыми студентами, но таких коробок ему видеть не доводилось. Чёрная пачка с сине-фиолетовыми разводами и с серебристой надписью Marlboro. Ну и картинка сгнивших лёгких в придачу.       Чеслок откинул крышку и чертыхнулся, внутри осталось всего две сигареты, одна перевёрнута. В ноздри тут же ударил запах недорогого табака и ещё чего-то невнятно-химозного, впрочем, вдаваться в это не хотелось. Какие ещё доказательства нужны? Да никакие. Объяснить, как от сигареты занялся пожар, труда не составило, вопросом оставалось, зачем было разбивать окно и почему осколки оказались внутри комнаты, а не снаружи, но думать об этом не получалось. Злость кипела в жилах, разливаясь по всему телу. Может, сказать Вайолету и прямо сейчас пойти к синеглазому идиоту вдвоём? Предъявить доказательства и выпереть из колледжа? Почему бы и нет. Но что, если это стечение обстоятельств? Да и Вайолет сам не свой, лишний раз беспокоить его не хотелось, всё же он как никто другой переживал произошедшее.       К счастью, лазарет был расположен в учебном корпусе, даже не пришлось выходить на улицу. Шаги выходили быстрыми и резкими, мысли роились в голове, как назойливые мухи, а злость только усиливалась. Конечно, сначала признание в чувствах, а потом пожар, и всё от одного человека.       В лазарете стояла мёртвая тишина, так и не удалось с первого взгляда понять, где нужный человек. Он нашёлся на кровати под окном, в сумраке бледное лицо казалось почти зелёным, но всё же оставалось красивым. Чуть вьющиеся волосы рассыпались по подушке, без прицела васильковых глаз удалось рассмотреть длинные чёрные ресницы и тонкие, почти бескровные губы. Пожалуй, его вообще сейчас лучше не трогать, но Чеслоку было всё равно, за те пару минут, что он сюда шёл, успел себя накрутить вплоть до того, что считал случившийся пожар умышленным поджогом.       Зажав Роману рот, чтобы не перебудил других, Чеслок резко потряс его за плечо. Рома очнулся не сразу, долго не мог понять, что происходит, ошалело смотрел по сторонам, но, вопреки ожиданиям юноши, не издал ни звука.       Склонившись к его уху, Чеслок тихо, но зло шепнул: «За мной, быстро».       Роман послушно встал, не задавая вопросов. Шёл медленно, шатаясь, хватался за спинки кроватей соседей. Нервов Чеслока не хватило, пришлось поддерживать под руку, хотя это лишь усиливало злость.       Выведя Романа в коридор, Чеслок помог ему сесть на подоконник и, не желая тратить время на излишнюю в такой ситуации вежливость, показал её парню:       — Это что?              В голосе плавилась ядовитая злоба, почти ненависть. Однако в голове Ромы был лишь туман и слабость, он даже не до конца понял, что ему тыкают в лицо.       — Сигареты… С кнопкой. Ты бери, если надо… — растерянно ответил Алёхин, закусывая губу. — Слушай, мне прям не очень, можем позже поговорить?       — Ты издеваешься?! — отшатнулся Чеслок, сминая в руке пачку.       — Н-нет…       — Ты вообще в курсе, что здесь запрещено курить? Отвечай, из-за чего начался пожар? Ты сам подпалил шторы? Сигаретой? Случайно, специально?       — Подожди, я не понимаю, о чём ты…

***

      Вайолета съедали стыд и беспокойство, за окном уже брезжит рассвет, Чеслока всё ещё нет. Закрыть бы глаза и не проснуться, слишком тяжёлой выдалась ночь, сначала волна дикой паники, крики, лавина бегущих, спасающихся из огня, переселение почти без вещей в учебный корпус, бесконечные вопросы о том, что теперь будет, неясная самодеятельность неизвестного в их дортуаре… Слишком странно.       «Всё, хватит… Поспать всё равно не выйдет. Здесь всё хорошо, так что проверю пострадавших. Хоть какая-то польза».       Только вот до лазарета он так и не дошёл, замер, не дойдя десятка шагов, сначала ошарашенно уставился на Романа, сидящего на подоконнике. Сразу подумалось, что его часто бьют, весь зажатый, перепуганный, он отворачивал голову и жмурился, а Чеслок рядом что-то злобно шипел, размахивая руками. Глубоко вздохнув, Вайолет окликнул:       — Чеслок! Что происходит?!       — Мистер Вайолет? — растерялся фэг, обернувшись на Грегори, поджал губы, не зная, что сказать.       — Что происходит? — строго повторил Вайолет, переводя взгляд с одного на другого.       Чеслока трясёт от ярости, губы поджаты, взгляд резкий и холодный, от напряжения чётко очерчены скулы, что слегка искажает шрам на щеке. Роман же — полная противоположность, выражение лица болезненно-перепуганное, почти детское, привычной равнодушности в васильковых глазах нет, только страх. Надо же, а ведь в тот день, когда пришлось растаскивать дерущихся, он таким не был, хотя он и получил не один синяк.       — Простите, я сначала хотел разобраться сам, потом сказать вам… Не хватило выдержки, — уязвлённо ответил фэг, протягивая измятую пачку Marlboro.       Вайолета самого затошнило. Вот она, причина пожара в его дортуаре, его доме. Этот мальчишка, новенький без манер и приличный, нахальный, резкий… Сказать бы Чеслоку сейчас, чтобы он его ударил, фэг явно и сам не против. Проскользнула опасная мысль, что Алёхину место рядом с Арденом и его дружками, но Грегори смог взять себя в руки. Сдержанно и спокойно обратился к Чеслоку:       — Откуда ты это достал?       — В его комнате, когда мы осматривали дортуар… Подумал, лучше будет, если сначала…       — Достаточно, — прервал Вайолет, — отведи его обратно в лазарет, как бы там ни было, он сам пострадал. Я утром сообщу обо всём профессорам и проректору. Дальше будут решать они.       — Вайолет, — в голосе Чеслока явно читался укор.       — Без вопросов. К тебе у меня тоже будет разговор о том, почему сразу не сказал. Всё, оба быстро спать.       Чеслок молча кивнул, взял Романа под плечо и потащил обратно в лазарет, тот волочился следом, как тряпичная кукла.       Вайолет вздохнул и прислонился к стене, повертел перед лицом почти пустую пачку и безвольно опустил руку, прикрыл глаза. Он прекрасно знал, что именно в такие моменты Чеслок уважает его больше всего, а студенты дома Волка опасливо оглядываются, смотря с трепетом и восторгом.       Заставив Романа сесть на кровать, Чеслок окинул его презрительным взглядом, замер на секунду, обдумывая, как наиболее лаконично выразить своё отвращение, но так ничего и не сказал.

Дортуар «Фиолетовый волк»

      Сегодня Вайолет впервые за последние годы прогулял урок без повода, да ещё и увёл Чеслока. Уже вдвоём они молча брели по коридорам обгоревшего общежития, слова стояли в горле, но были слишком неуместными.       В какой-то момент Грегори присел на пол и задумчиво поднял доску, ту самую, за которой лежали обновлённые провода, долго и внимательно их рассматривал, словно позабыв о Чеслоке, что стоял за его спиной. Впрочем, тот понимал всё без лишних слов. Для него фиолетовый дортуар был таким же домом, как и для Вайолета. Именно здесь его характер обрёл дерзкие ноты, а внешность примерного юноши сменилась бунтарством.       — Не ко времени, конечно, но что-то навеяло, — туманно протянул Чеслок, прислоняясь плечом к, на удивление, чистой стене. — Ты помнишь, как я уговаривал тебя проколоть мне ухо?       — Что? — не сразу понял префект и даже не сразу обернулся, — очень смутно… Тебе тогда лет тринадцать было? Помню только, что ревел ты, как будто тебя режут.       Чеслок усмехнулся и неосознанно потеребил кольцо в хряще:       — Наверное, чуть больше, сам уже забыл.       — А сколько слёз было, когда порвалась струна, — протянул Грегори, поднимаясь, — так и не скажешь, что тот мальчик и ты — один человек.       — Струна? А, ты про шрам? — фэг немного смутился, но потом пожал плечами, — знаешь, а он мне нравится. Но, между прочим, играл я в тот день для тебя!       — Это я помню, — Вайолет пожал плечами, — глаз на месте, и ладно. Пойдём?       — Куда теперь?       Глава пострадавшего дортуара не ответил, но они вновь прошли в комнату новичка, Чеслок вновь молча наблюдал за тем, как префект внимательно осматривает каждый уголок, но влезать не решался.       — Сегодня после занятий будет совет, методисты дортуаров, проректор Агарес и префекты… Будет приниматься решение о его исключении, — внезапно резко заметил Грегори.       — Что же, я рад, — буркнул в ответ Чеслок.       Наверное, ему и правда хотелось, чтобы Романа больше не было в его дортуаре. Ещё вчера ночью он сомневался, не слишком ли грубо с ним обращается, всё же новичок и сам сильно пострадал, но сейчас, когда со всех сторон на них с Вайолетом смотрели обгоревшие стены дома Волка… Презрение и ненависть оказались слишком сильными.       Вайолет это видел, но в то же время и не понимал. Ему казалось, что между Чеслоком и Романом строятся отношения, быть может, не совсем нормальные для мира за стенами Уэстона, но вполне обычные для закрытого мирка. Впрочем, нормальность Грегори интересовала мало. Чеслок успел стать чем-то неотъемлемым для его мира, для его дома, и делить его с кем-то он не собирался.       Вспомнилась двусмысленная поза, в которой он застал их в один из первых дней после поступления новичка, дурацкие журавлики, развешанные по комнате скрипача, его задумчивый вид. Чеслок об этом совсем не думал, слишком уж сильной была злость.

Учебный корпус

      — Тебя туда вообще не пустят, успокойся, — раздался вдали коридора раздражённый голос Тафта.       Префекты, уже вышедшие из кабинета ректора, нервно обернулись на звук. Все четверо. Роман лишь сильнее вжался в стену.       — Не пустят? Кто не пустит? Они бессмертные, по-твоему? Не пустят. Я тогда с Джоном пойду, вдвоём мы вообще непереносимы, ты знаешь, — гнусавый щебет Николаса звонким эхом разнёсся по коридору под аккомпанемент резких шагов всех троих. — Будем брать штурмом!       — Рыжий, умолкни, — огрызнулся Ливингстон, — вообще не до тебя.       Мидлфорд почти бежал следом, поражаясь тому, что Фокс, хоть и был инвалидом, успевал за Джонатаном, а вот он, помощник префекта спортивного дортуара, уже выдохся.       А вообще-то сюда должен был идти только Эдвард. Гринхилл просил подойти сразу после совета, который должен был окончиться в определённое время, но фэг столкнулся по пути с Николасом, который самозабвенно болтал с приятелями, которые, как оказалось, вообще не знали, что Романа могут сегодня исключить.       Услышав такую новость, Эдгар мгновенно напрягся, а Джон превратился в разъярённую фурию, Мидлфорду в эту секунду он показался в разы старше, чем был на самом деле… И почему-то красивее.       — Я знаю, что после такого педсовета нас всех отчислят, от греха подальше, — простонал Тафт, уже замечая Рому, сжавшегося, напуганного. Зарёванного.       — От греха подальше, говоришь? — хмыкнул Ливингстон. — Помолись, чтобы я никого не придушил. И в первую очередь Алёхина. Мозгов как у хлебушка, а понтов…       Под тираду, покрытую издевательскими интонациями, троица дошла до дверей. Гринхилл, не знай он, кто скрывается под личиной Ливингстона, преподал бы урок хороших манер, но не ругаться же с девушкой в самом деле? А вот Блюэер уже открыл рот, но Джон, совершенно его игнорируя, подошёл к Роману, встряхнул за плечо:       — Ну что?       — Отчисляют, — бесцветно ответил тот.       Конечно, дело было не в том, что его отчислят. Как раз таки на этот факт было абсолютно наплевать, но вот фразу фиолетового префекта «Мой фэг обнаружил в его спальне пачку сигарет и считает, что пожар возник из-за курения в спальне общежития. Я с ним полностью солидарен и настаиваю на отчислении» он не мог не воспринять. Всё-таки к Чеслоку у него было особое отношение. А вообще Вайолет предпочёл бы не находиться на совете или отправить вместо себя Чеслока, но «должность» обязывала. Можно было бы промолчать, но тем самым он бы просто выгораживал Алёхина. И ради чего?       — Ладно. Ничего страшного. Про фонарь что говорят? — спокойно и холодно, без лишней суеты, продолжал допрос Ливингстон, чувствуя на лопатках почти боголепный взгляд Мидлфорда.       — Ничего…       — В смысле? Рома-а, земля, приём, я мысли читать не умею. Нормально ответь.       Алёхин обнял себя за плечи и поднял на Дору глаза — именно на Дору: сейчас здесь была она. Пусть в мужской одежде, пусть её приходится называть именем книжкой чайки, но это та женщина, что умудрялась решать всё и всегда, та женщина которую он ехидно называл «мамаша», и та женщина, которая позволяла рыдать в своё плечо ему, Нику, Эду и, в общем-то всем, кто в этом нуждался.       — Изначально попросили высказаться методиста дортуара, он, естественно, ни сном ни духом. Тогда вызвали префекта, — на этих словах Вайолету стало не по себе, таким тоном стоило бы зачитывать его собственный некролог, нежели рассказывать о событиях, произошедших полчаса назад, да и какое-то безликое вышло упоминание, — тот, естественно, сказал, что я поджог всё сигаретой… Потом минут двадцать все обсуждали, какой я мудак, и решили, что меня исключат. Всё.       — Подожди, — Джон нахмурился и искоса глянул на P4, которые уже обсуждали что-то своё, но, кажется, и к их разговору прислушивались, — А фонарь? А Морт что говорит?       — Про фонарь ни слова. Профессор Морт тоже верит в эту чушь…       — Он и в бога верит, что поделаешь… Эд, у тебя тетради же с собой? Дай, — Джон вытянул руку в сторону стоявшей рядом парочки, Тафт покорно отдал тетрадку и перо, — зарисуй мне фонарь. Схематично и быстро, помнишь же?       Терпение Блюэера лопнуло окончательно:       — Ливингстон! Ты окончательно забыл, где и с кем находишься?!       Тафт и Фокс взглянули на него так, словно приносили самые искренние соболезнования или же горько сожалели, что родители в своё время научили парня говорить.       — М? В школе, где всем абсолютно наплевать на действительность и лишь бы найти козла отпущения? Да нет, помню, к сожалению, — стоило Роману закончить с наброском, Джон резко его выхватил и пошёл к двери, — но если вы сейчас начнёте говорить что-то о правилах, манерах, ещё чём-то… Мне так же абсолютно всё равно. Вы не являетесь человеком, заслужившим хоть какой-то авторитет в моих глазах.       Грубо отодвинув Лоуренса локтем, Джонатан вошёл в кабинет без стука. Префектам ничего не оставалось, кроме как вернуться на неожиданно продолжавшийся совет.        Увидев наглеца, Инек поймал себя на мысли, что если у Доры, не дай боже, появятся дети, да ещё и доживут до школьных лет, он заранее сочувствует всему педагогическому составу. Эту женщину будут бояться как чумы. Ей точно не стать хорошей матерью в глазах окружающих, но собственные отпрыски, такие же монстры, как она, будут любить её больше, чем весь мир. Ещё до того, как она взяла под опеку Ромку, он видел, как детишки, с которыми они вдвоём возились в лагере, обрастали её привычками, перенимали фразы, жесты, мимику и самое страшное — мысли. Умышленно или нет, но Сойка создавала свои копии, конечно, кто-то подражал и ему, Инеку, но таких было в разы меньше.

***

      В коридоре было многолюдно, всё у той же стены трясся Роман, рядом распивали чай из принесённого откуда-то термоса Ник и Эд, Чеслок и Клейтон вызнавали у Эдварда подробности произошедшего. Сиэль тихо подслушивал, стоя рядом с помощником своего префекта, но, в общем-то, было довольно тихо, все говорили вполголоса, не желая привлечь внимания собравшихся в ректорском кабинете.       Дверь еле-еле отползла в сторону, профессора фиолетового и красного домов вяло попросили всех разойтись по комнатам и тут же ушли, следом вышли префекты, а за ними Морт и Ливингстон. Вид у всех, кроме последнего, тот как раз-таки выглядел самодовольно, был какой-то переевший и несвежий. Да и, говоря откровенно, их не было почти час.       Инек, игнорируя всех и вся, присел на подоконник, бесцеремонно взял крышку термоса и, налив в неё остатки чая, протянул Джону:       — Ты одно мне скажи, ладно фонарь, я понимаю, что вы до меня туда умудрились прийти, сигары ты где достал?       Ответить Джонатан не успел — да и чай отпить тоже: из кабинета вышли Михаэлис и Агарес, последний тоже попросил всех разойтись по комнатам, но, так же как и уже ушедший профессор задерживаться не стал, а вот методист синего дома не побрезговал обратиться к своему студенту:       — Ливингстон, как ваш преподаватель я не могу не назначить наказание за курение, даже не знаю, что хуже, курение в стенах общежития или то, что вы умудрились принести на совет несколько пачек сигарет и раскурить кубанскую сигару у всех на глазах. Но, впрочем, я также не могу не отметить вашу находчивость, умение отстаивать интересы ваших друзей и умение вести дискуссии.       — Спасибо, видимо, — растерянно ответил Джон, еле сдерживая ухмылки на губах обоих профессоров.       — Если бы тот факт, что вы не написали ни один «У» самостоятельно, я бы, разумеется, назначил вам наказание, но считайте, что вам повезло. Доброй ночи, — всё ещё с усмешкой продолжал профессор, — у вас полчаса до комендантского часа, не хочу повторяться за коллегами, но вам придётся потрудиться вернуться в комнаты общежитий вовремя.       Морт кашлянул в локоть, привлекая к себе внимание, и спокойно обратился к демону:       — Вы можете идти, я у Ливингстона заберу остатки контрабанды и проконтролирую, чтобы все вернулись в свои дортуары. Всё равно на работу после таких пыток я не способен.       — Что же, пусть так. До свидания.       — До встречи, — хмыкнул Инек, косясь на фальшивого Джона, — запрещёнку выкладывай.       Джонатан с мольбой посмотрел на крышку термоса и, получив её, выпил залпом, словно в ней был спирт, а не заваренная ромашка. После вытащил две пачки из носков, одну из внутреннего кармана пиджака и ещё одну из рукава:       — Это всё, честно.       — Да что вообще происходит?! — не выдержал первым Чеслок.       Морт устало на него взглянул, перевёл взгляд к углу, с которым пытался слиться Роман, потом взглянул на префектов:       — Мальчики, идите спать. Даже моей нервной системы на этот вечер не хватило. Если в двух словах — Роман не виноват, кто-то умышленно закинул фонарь, будем разбираться. Завтра начнут ремонтировать фиолетовый дортуар, через пару дней «волки» вернуться в свои спальни… Ну, вроде и всё.       — А нехило! — вдруг весело вклинился Ник. — А что, Джон за себя порешать не успел? Он же к нам хотел.       — Ну, он озвучил, но решения ректор принимает. Посмотрим, — Инек наконец встал, мягко потрепал волосы Джонатана и взглянул на Гринхилла. — Идём?       — Да, профессор, — так же устало ответил Герман и взглядом показал Эдварду, чтобы шёл следом.       На молчаливый вопрос Эдгара Джон вяло отмахнулся: «Потом», сам уселся на подоконник, ожидая, пока рассосутся все лишние. Вообще-то вообще никто не был готов сейчас делиться подробностями, даже обычно многословный Редмонд молча махнул Тафту, чтобы тот возвращался в свой дортуар. Вскоре остались лишь Вайолет с Чеслоком и Ливингстон с Романом.       — Что ты ещё хотел сказать? — прошуршал Вайолет, поплотнее натягивая капюшон.       — Да, собственно, не я и не вам, — Джонатан пожал плечами. — Ром, давай в темпе вальса, я устал.       Роман с трудом отлип от стены и на негнущихся ногах подошёл к ним, опустил голову и убрал пряди с левой стороны за ухо. Лицо тут же стало неуместно нежным и женственным. Говорил он ровно и тихо, но взгляд оставался холодным и никак не слазил с Чеслока:       — Я признаю, что нарушил правила, и мне действительно жаль. Я постараюсь больше не допускать таких проступков. Я не сказал этого при всех, но я брал с собой только три сигареты. Джон, скорее всего, сказал что-то вроде, что это его пачка, но хочу оставаться честным. Я выкурил одну на заднем дворе дортуара несколько ночей назад, в комнате я не курил… Простите.       Ливингстон вздохнул и слез с подоконника, прихватил с собой термос и побрёл к выходу. Но слишком рано, стоило услышать ответ Чеслока и понять, что сегодня стоит остаться с Ромкой рядом.       — Что ты несёшь? Думаешь, хоть кто-то поверил в то, что дортуар загорелся не по твоей вине?! — зло выплюнул Чеслок. — Ты единственный студент, которого я бы ни за что не хотел видеть в доме Волка! Ты недостоин здесь учиться или вообще находиться! Тварь, поскудная, жалкая тварь, что даже не в состоянии хотя бы признать свои ошибки! За тебя бегают заступаться дружки, самому не смешно?! Ты мне противен.       Сколько стоит одна сигарета? Шесть рублей в продуктовом магазине возле дома и восемь в ларьке возле общежития номер два Университета культуры и искусств в родном городе. Одна, выкуренная в собственной спальне, сигарета стоила выкуривания целой пачки за раз и побоев отца — курить он, естественно, не бросил. Одна сигарета, украденная у физрука в лагере, стоила того, чтобы он обрёл такого друга, как Дора, а к нему в комплекте и Инека. И теперь одна сигарета приравнялась к тому, что человек, в которого он успел влюбиться, его презирает.       Романа душило отчаяние, он уже знал, что как только все уснут, он проберётся в художественный класс, только вот в этот раз не для того, чтобы рисовать. Хотя нет, он всё же напишет картину. Кровь заструится по бледным тонким запястьям багряными разводами, будет стекать на пол, может, попадёт на неудачно поставленный мольберт... Было бы красиво. Даже стильно. Нет, стильно, если бы он вынес себе мозг одним выстрелом и резкие брызги окропили мольберты на стене, но пистолета у него нет, что же, обойдёмся бритвой. В этот раз ему не нужны сострадание или внимание, он действительно пожалел о том, что существует, и намерен уйти. Жаль только тех, кто найдёт его утром, но пусть... Его это не волнует. Хватит, он слишком многих разочаровал.