Пленённые туманом

Неделю спустя. Вот уже неделю Чонгук старается не сталкиваться с Тэо после того поцелуя в винном погребе. Благо пространство огромного замка это позволяет, и прятаться в нём от ненавистного муженька есть где. Вот только от себя и своих терзающих душу мыслей Гук спрятаться не может. Искренне не понимает, зачем позволил себя поцеловать? Зачем ответил на этот поцелуй? И самое главное: почему ему понравилось? Он ненавидит себя за это. Тэхён — враг, и кроме чувства ненависти он не должен ничего к нему испытывать. Но он испытывает. В тот раз он нашёл в себе силы и, залепив Коулу оглушительную пощёчину, сбежал. С тех пор и прячется, находя себе кучу дел. Сталкиваются они лишь поздним вечером в общей спальне. От предписания маркиза, к сожалению, никуда не деться. Но и тут Чонгук нашёл способ не взаимодействовать с мужем, включив полный игнор. Молча переодевается ко сну, молча ложится, не удостоив того даже взглядом, как будто он в помещении один. Тэхён на это лишь ехидно улыбается, понимая, что парня ломает. Иногда пытается что-то спросить или пошутить, даже обзывает, как раньше, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию, но в ответ лишь полная тишина и игнор. Честно говоря, это раздражает, но младший Коул отступать от задуманного не намерен. Иногда Чонгук чувствует сквозь сон, как его гладят по волосам или невесомо целуют то в кончик носа, то в уголок губ. Это лишь подливает масло в огонь его многострадальной души. В искренность внезапной влюблённости Тэхёна он по-прежнему не верит, хотя и в своей ненависти теперь тоже сильно сомневается. Сегодня Чонгук нашёл себе уединённое местечко в дальнем углу огромного парка, поросшее ползучим вьюном и немного скрывающего его от внешнего мира. Он наблюдает за цепочкой муравьёв, построивших небольшой муравейник под кустом с розами и теперь таскающих туда палочки и листики. Такое трудолюбие всегда восхищало его. Собственно, он и сам не любил сидеть на месте даже в детстве, постоянно помогая то матери Юнги с огромными котлами или чисткой овощей, то садовнику, за что его тоже наказывала баронесса, считая, что он позорит семью, помогая прислуге в грязной работе. Чонгук так не думал и считал, что любая работа достойна уважения. Единственное место, где он старался не появляться — это скотный двор. Видеть, как убивают животных для дальнейшего использования в пищу, было выше его сил. Хотя прекрасно понимал, что людям это жизненно необходимо. — Опять прячешься, любимый? — услышал он за спиной ненавистный баритон Тэо. — Что тебе нужно? — вздрогнул от неожиданности, но так и не повернулся, боясь столкнуться взглядами. — Пришёл напомнить, — усмехнулся тот, забавляясь такой реакции. — Ты же помнишь, что завтра погостить приезжает младший наследник короны — принц Альфред в сопровождении моего брата и главы корейской диаспоры графа Ким Намджуна. — Помню. Можешь не беспокоиться об этом, — Чонгук не отрывал взгляд от копошащихся под ногами муравьёв. В душе же бушевала раскалённая лава от того, что Тэхён подошёл к нему сзади слишком близко, и парень чувствовал его тёплое дыхание на своём загривке. — Надеюсь, ты будешь послушным мальчиком и сделаешь вид перед принцем, что мы идеальная, любящая друг друга семья, — губы Тэо буквально касались кромки волос, задевая шею. Чонгук не шевелился и отойти тоже не мог, ведь если сделает хоть шаг, то раздавит домик несчастных насекомых. — Не переживай. Твоя матушка была хорошим учителем в игре напоказ. Пару дней твоего присутствия рядом я как-нибудь переживу, — хоть они и находились на улице, но Чонгуку казалось, что ему категорически не хватает кислорода. Такая странная реакция на этого придурка дико раздражала. — Он пробудет тут не меньше недели. Так что тебе придётся потерпеть моё присутствие немного больше, — Тэхён обхватил его за талию и развернул к себе, поменявшись местами. Чонгуку всё же пришлось столкнуться с ним взглядом. — Тот поцелуй. Ты мне ответил, а значит, тоже этого хотел. Признай уже, что тоже неравнодушен ко мне и закончим эти прятки, — он смотрел так пристально и с явной толикой желания во взгляде, что Чонгук начал ощущать скручивающийся узел похоти внизу живота. Только этого ему не хватало. — Тот поцелуй абсолютно ничего не значит. Мимолётное желание и только. Просто у меня давно никого не было, вот тело и отозвалось. — Почему-то я тебе не верю, — усмехнулся Тэ, притягивая мужа всё ближе. — Если бы это было так, то ты не бегал бы от меня, пытаясь принять собственные чувства. Думаешь, я этого не понял? Вот только от себя не убежишь, Чонгук. Я не убежал, и ты не сможешь. Гуку хотелось побыстрее закончить этот смущающий разговор и уйти. Он попытался вывернуться из окольцовывающих его рук, посильнее отпихнув от себя, но, увидев, что перестарался и Тэхён вот-вот упадёт прямо на муравейник, схватил за лацкан сюртука и притянул обратно. — Спасаешь? Значит, беспокоишься. Это хороший знак, — улыбнулся Тэо. — Не о тебе, болван. О них! — кивнул он на насекомых, а затем, всё же вырвавшись, ушёл. Вернее, убежал. — Как жаль, что беспокоиться о каких-то муравьях для тебя важнее, чем о собственном муже. Но не переживай, я это обязательно исправлю, — выкрикнул Тэхён в удаляющуюся спину. *** На следующий день за обедом, где собрались и вновь прибывшие гости, царила поистине напряжённая атмосфера. Мало того, что Гуку с самого приезда принца и его свиты пришлось изображать добропорядочного, любящего супруга и хозяина замка, чем Тэхён без зазрения совести пользовался, постоянно прижимая к себе за талию или оглаживая плечи, так ещё и наследный принц добавил в копилку хлопот, пожелав устроить охоту в их владениях. Чонгук ненавидел охоту и никогда не принимал в ней участие. Ему казалось, что убийство животных лишь для забавы дико и неправильно. «Неужели не хватает тех, что выращивают специально для пропитания?» — думал он. Но в этом случае отказаться было просто нереально. Придётся ехать на эту глупую охоту, но Чонгук клятвенно пообещал себе, что убивать никого не будет. Плюс ко всему, Сокджин постоянно сверлил его нечитаемым взглядом, как будто хотел что-то сказать, но не решался, при этом постоянно улыбаясь. И это жутко напрягало. Сокджин хоть и являлся Тэхёну старшим братом, но кардинально отличался от него. Видимо, влияние властной матери не так сильно на нём сказалось. Он был человеком весёлым, даже местами ветреным. Завести интрижку для него было раз плюнуть. И разбитых по Лондону, что мужских, что женских сердец было колоссальное множество. А ещё он был тем, кто никогда не обращал на Чонгука внимания. Не унижал, не бил, просто делал вид, что его не существует и всё. А сейчас почему-то смотрит. Неужели из-за титула и огромного наследства маркиза Ладлоу он перестал быть для Сокджина невидимкой? У его лучшего друга и по совместительству слуги дела тоже шли не самым лучшим образом. А всё потому, что глава корейской диаспоры постоянно оказывал знаки внимания графу Орвелу, и тот охотно их принимал. Мина явно душила ревность, и Чонгук боялся, как бы тот не наворотил дел на горячую голову. Он незримой тенью следовал за своей одержимостью по имени Чимин, следя, чтобы граф Ким не позволил себе ничего лишнего. В ночь перед охотой он в очередной раз проследил за младшим Орвелом до конюшни, думая, что тот направился на свидание с графом Кимом, но Чимин всего лишь перепроверял, всё ли в порядке с его лошадью для завтрашней поездки. Юнги так залюбовался у дверей, как парень с усердием чистит коня, что выдал себя с потрохами. — Опять ты?! — обернулся на него граф, смахнув со лба прилипшую прядь. — Снова следишь за мной? Сколько можно, не надоело? — Нет! — белозубо улыбнулся тот, подойдя ближе. — Могу делать это хоть всю жизнь, если позволите. А то вдруг захотят навредить вам всякие там, — он сделал неопределённый взмах рукой в сторону замка, явно намекая на главу диаспоры. — А я тут как тут. Пообламываю ноги и все дела. — О боги! — закатил глаза Чимин. — Я тебе сто раз говорил, что сам могу за себя постоять. Я мужчина, в конце концов, а не кисейная барышня. И если ты намекаешь на графа Кима, то он ничего подобного не замышляет. Мы просто общаемся. И вообще, почему я должен оправдываться перед каким-то слугой? — Может, потому, что этот слуга вам нравится, — Юнги сделал ещё шаг, приблизившись настолько, что при вздохе грудные клетки касались друг друга. Чимин глядел в хитрые и наглые глаза напротив и понимал, что тот прав. Он глубоко вздохнул, прежде чем ответить. — Даже если и так. Ты же понимаешь, что мы никогда не сможем быть вместе? — Почему? — облизал Мин пересохшие губы. — Из-за статусов? Мне на них плевать. Мы вполне можем скрывать свои отношения. — Не только из-за них, — он чувствовал, как жилистые пальцы легли на его талию и потянули на себя, но он не сделал ни одной попытки вырваться. — Когда-нибудь мне придётся обзавестись семьёй и что тогда? Будешь согласен на роль любовника? — Да, — без каких-либо сомнений и не раздумывая ни секунды, ответил Мин. — Но это безумие! Мы не можем, — Чимин, кажется, понемногу терял связь с реальностью, ощущая, как чужие тёплые губы оставляют дорожку лёгких поцелуев на линии челюсти, медленно подбираясь к губам. — Безумие, — Юнги на секунду оторвался и заглянул в поплывшие глаза парня. — Это то, что творится в моём сердце с самого первого дня, когда я тебя увидел. С той самой минуты оно принадлежит только тебе, а на остальное мне плевать, — субординация была отброшена вместе с поношенной рубахой, а губы, наконец, слились воедино. Бастион пал. Младший граф Орвел отдался в руки немного грубого, наглого и полностью сумасшедшего, но такого красивого слуги. И брошенное в углу сено стало их постелью. А звёзды на небе — свидетелями их запретной связи. Чимин плавился в сильных и мозолистых от тяжелой работы руках. Губы слуги гуляют по нежной фарфоровой коже, оставляя еле заметные следы и заставляя разум молодого графа окончательно расплавиться. Всё его нутро требует большего. Он выгибается навстречу поцелуям, выпрашивая более интимную ласку, и незамедлительно её получает. Губы Мина накрывают изнывающий член парня, принимая на всю длину, тем самым срывая с пухлых губ несдержанные стоны. Юнги игнорирует собственное возбуждение. Ему кажется, что он может кончить только от вида разбитого и разнеженного графа. Так и происходит. Вслед за ним изливается и Чимин в податливый рот слуги, и тот всё послушно сглатывает. После бурного соития, лёжа в обнимку, Юнги перебирал пшеничные пряди, выбирая из них застрявшие соломинки, пока парень мирно дремал на его груди. — Пусть хоть весь мир будет против нас, теперь я никому тебя не отдам, мой маленький граф. Даже если ради этого моей спине придётся вытерпеть миллион ударов чертовых розог. *** Раннее утро. Лесные угодья маркиза Ладлоу ещё покрыты туманной дымкой, когда слышится рог, трубящий охоту. Гончие загоняют небольшого оленя. Лошади охотников резво несутся сквозь чащу. Слышны выстрелы ружей. Чонгук плетётся позади всех. Ему неинтересна и неприятна эта суета. Он любуется красотами и не замечает, как углубляется достаточно далеко от происходящей охоты. Он спешивается на небольшой поляне. Привязывает коня и, упав в высокую и ещё влажную от росы траву, наслаждается уединением. Прикрывает глаза, слушая звуки просыпающегося леса. Не замечает, как на поляне появляется незваный гость. Огромный олень — хозяин леса, остановился в центре поляны, затем, улегшись, стал преспокойно поедать листья какого-то мелкого кустарника, абсолютно не обращая внимания на соседа. Чонгук, услышав хруст веток, открыл глаза и, приподнявшись на локтях, восхищённо замер. Он даже вздохнуть боялся, чтобы не спугнуть такого красавца. Встав на ноги, он медленно стал приближаться и, наконец, смог коснуться кончиками пальцев гладкой шерсти на морде. Зверь дёрнулся, но не ушёл, почувствовав, что ему ничего не угрожает. Судя по содранной коже на его ноге, его задело пулей, и от этого он всё время поджимал её. — Не бойся меня, — улыбнулся Гук. — Ты такой красавец! Не понимаю, как можно уничтожить такую красоту ради мяса и рогов? — Отошёл бы ты от него от греха подальше, — внезапно услышал он ненавистный голос мужа и щелчок затвора его ружья. Тэхён, как всегда, безупречно восседал на своем гнедом жеребце, прицеливаясь в несчастного зверя. — Как ты меня нашёл? — недовольно спросил Чонгук. — По следам твоей лошади, — ухмыльнулся тот, поправив оружие. — А сейчас ещё раз прошу: отойди. Этот олень может причинить тебе вред. — Единственный олень, который может причинить мне здесь вред — это ты, Тэхён, — фыркнул тот, не шелохнувшись с места. — Очень смешно, дорогой, — цыкнул тот. — Я не шучу. Раненый зверь опасен. Лучше пристрелить его, и завершить уже эту чертову охоту. — Я тебе не позволю убить его, — прищурился Гук, расставив в стороны руки, тем самым полностью закрыв животное собой. — Если, как ты говоришь, я хоть каплю тебе не безразличен, то возвращайся к принцу и его свите и оставь это несчастное животное в покое. Тэхён неохотно опустил ружьё. — Ладно. Но без тебя я не уеду. Только так и никак по-другому. — Хорошо, вернёмся вместе, но держись, пожалуйста, подальше, — Чонгук, отойдя от оленя, стал отвязывать свою лошадь. Внезапно где-то очень близко раздался оглушающий звук выстрела. Кобыла, испугавшись, встала на дыбы, снеся Чонгука с ног, а затем ускакала куда-то в лес. Олень тоже, прихрамывая, ретировался восвояси. Тэхён, спрыгнув с коня, подошёл к ошарашенному Чонгуку, помогая подняться на ноги. Тот охнул и буквально повис на его руках. — Чертова кобыла. Похоже, я подвернул лодыжку. Тэхён улыбался, помогая Гуку доскакать до своего жеребца и взобраться на него. — Что ж, кажется, подальше друг от друга не получится, любимый, — Он уселся сзади, придерживая парня за талию и медленно направляя коня к замку Ладлоу. — Не понимаю, чему ты так радуешься? Думаешь, подвёрнутая нога — это смешно? — поёрзал Гук, принимая более удобную позу, чтобы меньше трясло повреждённую конечность. — Я радуюсь вовсе не этому, — шепнул ему на ухо Тэхён, коснувшись губами раковины. — А тому, что ты, наконец, перестанешь от меня бегать. Я ещё тому, что теперь смогу позаботиться о тебе как следует, любимый. Этот томный шёпот снова прокатил волну возбуждающих мурашек по позвоночнику Гука. Это странная реакция приносила раздражение и неловкость. — Обо мне есть кому позаботиться. Не стоит утруждаться, — почему-то собственный голос тоже стал на октаву ниже, сдавая возбуждённое состояние своего хозяина с потрохами. — А я думаю, что лучше твоего мужа о тебе не позаботится никто. А твой муж — это я, — теперь губы Коула уже на шее. Дыхание Чонгука окончательно сбивается, а заготовленные колкости улетучиваются из головы. Ему нравятся эти касания. До безумия нравятся. Он откидывает голову на грудь Тэо, подставляясь тем самым сильнее под обжигающие поцелуи. — Я тебе не позволю… — последние остатки разума ещё сопротивляются. — Позволишь, дорогой, — Тэхён ещё яростней выцеловывает шею, понимая, что Гук сдаётся под его напором. — Уже позволил…