Пленённые туманом

Лошади отбивают подковами по булыжной мостовой. Этот звук кажется немножечко раздражающим и одновременно погружающим в некий монотонный транс. За окнами, как всегда, вечно хмурый и сырой Лондон со своими дождями и туманами. Чонгук сидит в дилижансе и считает каждый стук. Каждый шаг лошади приближает его к персональному аду. Он считает их всегда, когда едет домой и точно знает, сколько их будет. Дом! Может ли он назвать поместье Коул-холл своим домом, Чонгук до сих пор не знает. Скорее всего — нет. По крайней мере, считать таковым он его не хочет. Но, к сожалению, другого у него нет и приходится мириться с тем, что два раза в год, на летние каникулы и рождество, приходится возвращаться сюда и вновь терпеть выходки этого ублюдка Тэо. Хотя последние два года он вообще не покидал стен школы, ссылаясь то на плохое самочувствие, то чрезмерную занятость заданиями, не терпящих отклада, лишь бы подольше не появляться в Коул-холле. И в какой-то степени он даже благодарен этому засранцу, ведь именно из-за него семь лет назад его сослали в эту закрытую школу для мальчиков на севере Англии, где он хоть и претерпевал жёсткий режим и едкие выпады одноклассников по поводу своей азиатской внешности, но всё равно был по-своему счастлив. Тут у него хотя бы были друзья. Немного, но всё же были. Учителя, которые относились к нему благосклонно, сразу подметив множество талантов скромного парнишки вкупе с неимоверным усердием и добротой. А главное, Гука радовало, что после её окончания он, наконец, сможет освободиться из-под опеки дяди и начать самостоятельную жизнь в роли обычного учителя, где-нибудь подальше от всей этой богемной суеты, в которой приходилось вариться. Подальше от чокнутого младшего Коула и его издевательств. Наконец дилижанс достигает своей цели, остановившись на самой окраине, где в центре огромного, ухоженного, но мрачного парка размещалась резиденция, оно же посольство барона Коула. Чонгук отодвинул шторку, разглядывая с детства знакомое и такое ненавистное здание, не спеша покидать своё безопасное убежище. В голове тут же замелькали воспоминания его первого появления здесь, от которых тут же неприятно передёрнуло и захотелось развернуть дилижанс и уехать обратно. *** 12 лет назад. Гук огромными глазами рассматривал белоснежное здание, построенное в Викторианском стиле. Оно напоминало ему замок из сказки, где по определению должны жить прекрасные принцессы и принцы. Ему не верилось, что он и сам будет жить здесь, ведь он точно не принц, а обычный мальчик с заштопанными на коленях штанишками и любящий всё и всех вокруг: Мистера Джонса, миссис Смит и ее булочки, учителя Спаркса, жабу Клер и Маму. Мама! От воспоминаний о ней маленькое сердечко сжалось, а в глазах предательски защипало. А ведь он обещал себе, что больше не будет плакать. Он мужчина, а мужчины не должны плакать, так говорила она, если Гук разбивал коленки или расстраивался из-за очередной неудачи. Изнутри дом оказался не менее прекрасным, чем снаружи, с дорогой мебелью, коврами, живыми цветами повсюду и картинами. Именно они привлекли маленького Гуки, пока барон отдавал распоряжения прислуге. А конкретно одна, на которой была изображена его мама. Ещё совсем юная, красивая и живая. Как заворожённый, он смотрел на неё, ведь у него самого не было ничего, что напоминало бы о ней, кроме воспоминаний. — Это Давон, кузина барона, — услышал он сбоку насмешливый голос. Рядом с ним стоял очень ухоженный и в дорогой одежде мальчик, тоже азиат, примерно на пару лет старше его самого. — Мама говорит, она была шлюхой, прыгая из одной постели в другую, за что её выгнали из семьи. Почему барон до сих пор держит её портрет в доме, не ясно. Чонгук ещё в свои семь не понимал, что такое «шлюха», но, судя по тону говорившего, это было что-то очень обидное. Он в злости сжал свои маленькие кулачки. Почему этот мальчишка говорит такие вещи про его маму? — А ещё мама говорит: «Недавно она скончалась, и нашей семье теперь придётся воспитывать её спиногрыза, рождённого неизвестно от кого. Наверняка от какого-то конюха или пабного пьянчужки». А, точно, это же ты, оборванец, — мальчишка захохотал во весь голос, с издёвкой глядя на Чонгука. Он изначально знал, кому говорит все эти гадости, ни капли не думая о чужих чувствах. Эти слова были последней каплей, сдерживающей злость внутри маленького человека. — Ты всё врёшь! Моя мама не такая! — он с кулаками бросился на обидчика. И хоть тот превосходил его в весе и в росте, но малышу Гуки удалось его повалить и колотить куда придётся, защищая честь самого дорого человека. Тогда его впервые в жизни серьёзно наказали, заперев в своей комнате и оставив без ужина и завтрака. Перед этим отчитав о неприемлемости такого поведения в доме Коулов. Баронесса Коул, мать того самого мальчишки Тэо и жена барона, оказалась весьма неприятной дамой с колючим взглядом и всегда сжатыми в тонкую нитку губами. Чонгук тут же окрестил её про себя «ведьмой», уж очень сильно она напоминала ему тех, о которых читал ему учитель Спаркс. Именно в тот день маленький Гуки понял, что повзрослеть ему придётся намного раньше. *** — Эй, Гуки, ты снова погрузился в свои мысли. Может, уже пойдём? Мне не терпится увидеть Коул-холл, — из воспоминаний его вырвал голос лучшего друга. — Я так рад, что барон позволил мне погостить у вас. Чимин учился вместе с Чонгуком и был единственным, кто не насмехался над ним и всегда защищал, ведь и сам являлся наполовину азиатом. Его отец, граф Орвел, был весьма обеспеченным и очень влиятельным в палате лордов англичанином, который когда-то, несмотря на недовольство общества, женился на кореянке, служившей в его доме прислугой. — Прости, Чими, я действительно задумался, — улыбнулся Гук. Присутствие рядом этого улыбчивого парня придавала ему каплю уверенности перед встречей с нелюбимой роднёй. Он очень надеялся, что хотя бы в присутствии постороннего человека унижать его будут чуточку меньше. Барон встретил племянника и его гостя с распростёртыми объятиями. Дядя Хосок был единственным, кого Чонгук любил и жалел, ведь он всегда был добр к нему, хоть и находился под каблуком у собственной жены. В политических кругах барон славился своей принципиальностью и неподкупностью. Некоторые даже побаивались его. Но в кругу семьи все знали его как очень доброго, улыбчивого и безотказного человека, особенно что касалось баронессы и её детей. Да, да, именно её детей. Первая жена барона умерла от лихорадки, не оставив ему наследников, и тогда Хосок женился во второй раз на вдове своего почившего друга из Кореи Ким Сынхуна, в которую был влюблён ещё в молодости, но уступил первенство другу, и теперь судьба и немного положение посла дали ему второй шанс. От первого брака у женщины было двое детей, старший Сокджин и младший Тэхён. Коул привёз их ещё совсем крохами в Лондон и вырастил, как своих собственных. Баронесса Коул, она же бывшая вдова Ким Суён, очень быстро влилась в английское общество, имея жёсткий, местами жестокий характер манипулятора, без жалости расправляясь с теми, кто хотя бы просто косо смотрел в её сторону и сторону её детей, мастерски сплетая интриги и распуская сплетни, от которых уже невозможно было отмыться. Вся власть в Коулл-холле принадлежала ей, держа всех его жителей и прислугу в страхе и строжайшей дисциплине. А Хосок же лишь потакал всему этому, чаще всего закрывая глаза на очевидную жестокость, потому что искренне любил эту, хоть и чёрствую, но всё же красивую женщину. — Дядя, — Чонгук поклонился барону. — Позволь представить — мой друг, граф Орвел. Чимин так же поклонился. — Мой отец велел передать вам искреннюю благодарность, что позволили погостить в вашем великолепном доме этим летом. — Ну что вы, для меня это честь, Чимин. Надеюсь, вам понравится у нас, — искренне улыбнулся Хосок. — А теперь разрешите откланяться, государственные дела не ждут. Отдыхайте, дети. Встретимся за ужином, — поклонившись, он удалился в свой кабинет. Проводив Чимина до его комнаты и договорившись, что заглянет к нему позже, когда тот отдохнёт с дороги, Чонгук шёл к себе, когда его резко прижали к стене до боли знакомые руки, а в нос ударил терпкий запах дорогого одеколона. — Наша сиротка, наконец, вернулась, — всё тот же саркастичный тон его врага. — Ещё и дружка притащил. Интересно, что на это скажет мама? Хотя, наверно, это хорошо. Не сможешь прятаться от меня по углам. Чонгук смотрел в эти наглые карие глаза. Тэхён за два года, что они не виделись, сильно изменился. Из угловатого тощего подростка превратился в молодого красивого мужчину, но, судя по всему, по-прежнему с мерзким характером. — Я тоже скучал по тебе, Тэо, — выдохнул он, пытаясь высвободиться из импровизированной ограды. — Правда? — Тэхён внимательно рассматривал парня перед ним. — Поэтому два с лишним года не приезжал? — Не приезжал, потому что не мог. Мне кажется, ты должен радоваться этому. Почему же я слышу в голосе упрёк? Не нашёл себе новую игрушку для издевательств? — ответил Гук. Если раньше Чонгук старался игнорировать все выпады этого до зубного скрежета бесящего парня, зная, что за ответ или действие тут же последует наказание, то с недавнего времени обзавёлся зубами благодаря Чимину. Тот, несмотря на свой маленький рост, всегда вступал в борьбу с обидчиками, даже если после этого его наказывали. Гуку хотелось быть хотя бы чуточку похожим на него, тем более что и сам он сильно возмужал за последние два года, отрастив мускулатуру, и, как говорил лучший друг, превратился в настоящего разбивателя чужих сердец. — Не нашёл. Да и зачем, если есть старые. Тем более, что ты скоро станешь моим, сиротка Гуки, — растянул свои красивые губы тот в наглой ухмылке. — Что это ещё значит? Что значит твоим? — удивлённо уставился на него Гук. Этот парень явно пытается вывести его из себя, неся подобный бред. — Разве свободного человек может стать чьим-то не по своей воле? — Подожди до ужина и узнаешь, сиротка. Родители всё тебе расскажут, — Тэхён провёл пальцами по щеке Чона, а затем всё же отпустил. — Предвкушаю грандиозное веселье, — он ушёл, наконец, оставив Чонгука наедине со своим мыслями. — Что это вообще было? — он касался своей щеки там, где только что его касались чужие пальцы. Это прикосновение было слишком нежным для того, кто постоянно цеплялся, пихал и больно хватал за подбородок. — Что вообще происходит? Может, мне всё-таки не стоило возвращаться? — на душе разливалось чувство тревоги. То, что он услышит за ужином, ему явно не понравится. Из душащих сознание мыслей его вывел хрипловато-шепелявый голос. — Малыш Гуки, я так по тебе скучал, — его буквально сжали в объятиях, приподнимая над землёй. — Ну и кабанчик же ты. Тебя что, в этой школе на убой откармливают? — Мин Юнги, отпусти, задушишь, — закряхтел в объятиях Чонгук. — Я тоже очень-очень по тебе скучал. Объятия разжались, а затем снова сжались. — Прости, малыш, не могу отпустить, я слишком сильно скучал. — Юнгии! — застонал тот. Казалось, что все рёбра полопаются под напором этих жилистых рук. — Ладно, — Мин всё же разжал объятия. — Пойдём, расскажешь, что делал в своей этой школе два года, а за одно поведаешь, что за красавчик с тобой приехал. — Мин Юнги, ты что, успел засмотреться на графа Орвела? — хихикнул Гук. — Граф? — обречённо вздохнул Юнги. — Значит, мне опять ничего не светит. Мин Юнги был сыном их кухарки мадам Суон и единственным другом Чонгука в Коул-холле. Познакомились они после очередной стычки с Тэхёном. Тогда семилетнего Гука наказали сильнее обычного, заперев в комнате на два дня без еды. Мин видел, что зачинщиком той драки был Тэхён. Он как раз помогал садовнику, где всё и случилось. Малыш Гуки, как всегда, играл один в дальнем уголке сада, наблюдая за небольшим муравейником и его обитателями, лёжа прямо на траве в своём безупречно чистом костюме, когда появился Тэо. Назвав в очередной раз Чона сироткой и неряхой, одним движением начищенного ботинка младший Коул разрушил дом маленьких насекомых. Чонгук не выдержал, снова ввязавшись в драку. Ведь обижать беззащитных — гнусно. Юнги пожалел парнишку. Стащив у матери несколько булок и кусок баранины, а у их камердинера ключ от комнаты Чона, принёс всё ему. Правда, Юнги за это тоже знатно досталось от баронессы Коул. Но зато с тех пор Мин для Гуки как старший брат, которого у него никогда не было, и, по сути, единственный родной человек, хоть и не связанный родственной кровью. Чонгук, наконец, открыл свою комнату, и они зашли внутрь. За два года его отсутствия в ней ничего не изменилось. Всё та же кровать, застеленная светлым покрывалом, секретер со старыми записями и рисунками, камин, перед которым он пролёживал холодными вечерами, мечтая, что когда-нибудь вернётся в Крейгейл и начнёт свою жизнь без «любимой» семьи, и одиноко стоящий на полке с книгами оловянный солдатик — единственная игрушка в его комнате, напоминающая ему о его положении сироты. — Юнни, скажи мне, что происходит в этом доме, чего я не знаю? — растерянно смотрел он на друга, который уже копался в его саквояже, зная, что лучший друг привёз ему какой-нибудь подарок. — Тэо сказал, что я, скоро стану его. Что это значит? Юнги застыл, а затем поднял на него виноватый взгляд. — Прости, малыш. Я точно не знаю, что происходит и почему. Но одним ухом слышал, что барон и баронесса хотят тебя женить. — Женить? — ошарашенно смотрел на него Гук. — На ком? И при чём тут Тэхён? — Причём, малыш, ещё как причём. — закусил губу Мин. — Они хотят женить тебя на нём. — Что?..