Одержимость

      Обе вздрогнули, проснувшись, когда в палату зашла медсестра, ударив дверь металлическим подносом. Она, конечно, сразу извинилась, но в только что проснувшимся от испуга мозге Вилланель прозвучали все выстрелы в её жизни разом.       — Как вы уютно тут устроились, но, к сожалению, пора сделать перевязку, — сообщила она, надевая перчатки.       Ева ощутила тревогу, неизбежность, они не в силах остановить или перенести то, что сделает медсестра, и ей так жаль. Они действительно очень уютно спали, и организму так понравилась эта пустота и спокойствие, это дыхание в шею и общий ритм, что сейчас, он вновь вернулся в стрессовое состояние. Звяканье металлических предметов на подносе не успокаивает. Ева поднимается, перекладывая Вилланель на пустое место вместо себя.       — Я подожду за дверью. Не могу это видеть, — с нотой вины, произносит она и уходит.       Снаружи она стоит возле тележки, что оставила медсестра, и видит баночку со стикерами, запустив туда руку, она берёт один и прячет в карман. Процедура заняла много времени, было даже желание заглянуть, и проверить, все ли там живы? Медсестра открыла дверь, и Ева придержала её, чтобы она вышла с подносом, и поставила его на тележку. Количество кровавых повязок её шокировало, и она потупила взгляд на дверь.       — Пациент отлично справился, лучше дать отдохнуть. Рекомендованные часы посещения…       — Меня это не волнует, — перебила Ева и вернулась в палату.       Вилланель лежала на боку, обхватив себя руками, крайне странное и новое зрелище, Ева никогда не видела её такой. Возможно, она была такой после ранения в Париже, но Ева ничего не знает о её восстановлении. Убрав со стикера защитный слой, она приклеивает его на больничную рубашку Вилланель, и та смотрит на это без каких-либо эмоций.       — А леденец?       — Если бы увидела, украла для тебя. Как всё прошло? Поговоришь со мной?       — Мы можем продолжить?       Ева сморит на то, как Вилланель проводит пальцем по круглому стикеру, такая простая просьба, ставит Еву в тупик. Вилланель жива, и может попросить о близости, она вновь может вдыхать её запах, касаться её кожи, смотреть в эти глаза-загадки. Может, а могла бы лишиться этого и сойти с ума от одиночества в этом мире, потому что никто больше не способен понять то, чем она живёт, и что ею движет. Она ложится так же, предлагая Вилланель своё плечо. Приятная тяжесть её головы заземляет. Конечно, Ева не в восторге от нахождения здесь, ещё свежи в памяти больничные дни, когда она лежала точно так же, как Вилланель сейчас, и стонала в подушку от боли. Ещё она помнит тот вечер, их первую встречу, этот короткий взгляд и фраза в уборной, а после, ужасное зрелище умирающей свидетельницы и мёртвой медсестры с охраной.       — Вилланель? Ты помнишь, как убила свидетельницу, двух охранников и медсестру? Ты ведь знаешь, что я была там?       — Наша первая встреча.       — Жуткий вечер в моей жизни. Помимо меня там был парень, Дон, друг Нико, он знал язык свидетельницы, я притащила его туда, чтобы он что-то разузнал у неё, про тебя, перевёл мне. А теперь, оказалось, что он помогал Нико убить тебя. Он был за рулём, когда мы ехали на склад.       — И что?       — Люди, о которых мы забываем, вычеркиваем из жизни, ещё могут вернуться и ударить с такой силой, что ты будешь не готов. Тебя искали серьёзные люди, у тебя были серьёзные враги, но чуть не убили те, кто был безопаснее и невиннее всех!       — Нико слабак, и убивал так же.       — Нет. Он справился. Твоё дыхание остановилось, парамедики тебя спасли.       — Да он герой! Вернёшься к нему?       — Тебя ударить?       — Если найдешь живое место.       — Уверена, твоя задница уцелела.       — Я её не чувствую, пришлось сутки сидеть на стуле.       Ева собирает под своими пальцами тонкую ткань рубашки, стягивая её с пятой точки Вилланель. Она уже видит эти подтянутые, круглые ягодицы, и с ними всё в порядке.       — Ни царапины, — сообщает она, — Если не считать пластыря на пояснице.       — Прикрой, я не хочу светить своей задницей, вдруг кто-то войдёт.       — И когда ты стала такой скромной?       Ева хватает пальцами ног одеяло на конце койки и тянет вверх, прикрывая Вилланель. Она остаётся в её палате до часов приёма, и ускользает, пока та спит. Оставив её телефон на тумбочке. Он был взломан, и Ева прочитала в нём все до единого сообщения.       Ровно к началу приехала Амелия, Ева издалека оценила и букет цветов, и мягкую игрушку в её руках. Если Вилланель хочет этого внимания от неё, пусть получает. Теперь, Ева не собирается бороться с тем, что подкидывает ей жизнь.       Вилланель просыпается от прикосновения к своему лицу, думая, что это Ева, она стонет, и позволяет себе выразить боль, от прострела лопатки. Рука исчезла, и она открыла глаза.       — Амелия?       — Извини, разбудила?       Вилланель выдыхает в подушку, от количества сна у неё болит голова и тело всё затекло, больше всего сейчас ей бы хотелось потянуться, но швы на спине не позволят это сделать. Когда всё заживёт, будет выглядеть так, будто её хлестали плетью. Ей трудно даются перемены в себе, ей нравится молодость, тон кожи, уход за ней, чтобы волосы были в порядке, а тело подтянуто, но эти уродливые следы, что оставляет на ней жизнь, хочется развидеть. Вероятно, кроме шрама от ножевого ранения, что подарила Ева, он вполне симпатичен. Амелия показывает капибару, с мандаринами на голове, изображает как она идёт по койке, и вдруг, целует её. Вилланель знает, что этого хочет сама Амелия, но не решается, и делает это через игрушку.       — Как ты? Расскажешь мне?       — Ерунда, всего лишь третья попытка за месяц убить меня.       — Теперь мы в безопасности, верно?       — Со мной никто никогда не в безопасности.       — Хочешь, я увезу тебя в безопасное место? У моих родителей есть вилла во Франции, там такая тишь, и можно заняться чем угодно.       — Заманчиво. Et avec le français, je vais bien.       — Знаешь французский? Моим родителям ты бы понравилась.       — Я не поеду, Амелия, и мы не будем вместе, ты же понимаешь?       — Её муж чуть не убил тебя, с тобой так зверски поступили, и она постоянно бросает тебя, играет с твоими чувствами, ну чего ты вцепилась в неё?       — Это наша история.       — Мне уйти?       — Я не прогоняю тебя, и не прошу об этом. Если тебе не сложно, побудь со мной, здесь скучно, кроме сна я ничего не могу делать, а от него уже голова трещит.       — Возможно, она трещит по другой причине, — предполагает Амелия, касаясь заклеенного лба.       — Ауч! Ну, да. Я проспала обед, добудешь мне еды?       — Без проблем.

***

      Ева знала всё об этих визитах, Амелия сама не скрывала, что проводит время с Вилланель. Они смотрят сериалы, и Вилланель ест только то, что приносит Амелия, они начали читать книгу, одну на двоих, и разбираться в правилах какой-то настольной игры. За неделю, Ева достаточно наслушалась о их времяпрепровождении, но сама больницу больше не посетила. Вилланель писала, ей приходили длинные сообщения, и они скорее носили сексуальный подтекст. Ева смаковала её слова, перечитывала их перед сном, это было разогревом перед действиями руки под одеялом. В: Я окрепну, и ты будешь полностью моя. Е: Довольно порочно. В: Я тут скоро завою, ты зря не приходишь, когда желания накопится через край, ты подвергнешься нападению. Е: Только не со спины… В: Я не буду спрашивать. Е: Просить тебя вести себя хорошо ещё актуально? В: Почему ты не приходишь? Е: У меня дела. В: Ложь:( Ты отдыхаешь от меня? В очередной раз заперла и рада быть свободной? Е: Моё плечо прошло, я вернулась к тренировкам. В: Зачем тебе? В твоём теле всё идеально. Е: Я смогла обезоружить Нико, умение пригодилось, я не зря тренировалась. В: Это не занимает всё твоё время. Амелия говорит, ты много пишешь, и погрузилась в дело. Не надо. Е: Там на свободе ходит ужасный человек, который рушит жизни людей, а мы можем его найти и остановить. В: Этому нет конца, нас таких много, ты всех не поймаешь. Е: Увидимся, когда тебя выпишут.       Ева пыталась убедить себя в невиновности произошедшего с Вилланель. Вилланель самостоятельно обзавелась таким врагом, недооценила его, забыла о нём, и поплатилась. Он мстил больше за Джемму, а не за разрушенный брак и нападение. И чем больше Ева думает об этом, тем меньше понимает, зачем Вилланель была с ним так жестока, зачем убила невинную девушку, чего хотела этим добиться? Ей было весело? Зато сейчас не весело! И Ева, кажется, наказывает её тем, что не появляется в больнице.       Она отработала неделю и была приглашена Каролин на день её рождения. Скромный ужин в её доме, без кучи гостей, все свои. Ева была удивлена узнав, что она позвала из отдела только еë. На неделе между ними состоялся долгий разговор, они говорили о Кенни, о том, что его смерть больше не загадка, и даже не будучи матерью, Ева поняла всю её боль. Что-то словно сблизило их, Ева рассудила, что Каролин никогда не делала ей ничего плохого, что это у Вилланель с ней какие-то проблемы, а не у неё. В любом случае, Ева приняла приглашение и приехала, как ей казалось, вовремя. Каролин встретила её в серебряном, чешуйчатом платье, и взяла из её рук подарок. Ева не сильна в презентах, но решила рискнуть с вазой, винилом и дорогой бутылкой вина.       — Проходи, ещё не все приехали, но компания для бесед уже есть.       Ева повесила своё пальто, смущённо демонстрируя платье, что Каролин оценила, не только жестами, но и словами. Ева действительно хотела перезагрузки, почувствовать себя красивой, молодой, свободной, не побеждённой. Взять под контроль волосы, сделать их объемными и гладкими, позволить себе сексуальное платье, макияж. От комплементов Каролин, она почувствовала уверенность в себе, смущение ушло, плечи расправились. Но как обычно бывает, после возвышенных ощущений, ты летишь вниз камнем, и в панике ищешь парашют. Вилланель сидела во главе стола, в белой рубашке, заправленной в брюки, с улыбкой победителя, и дерзким взглядом, что прошибает насквозь. Каролин положила руку на плечо, вот он, парашют!       — Присаживайся где захочешь. Дорогие мои, кто не знаком, это Ева, мой крайне ценный работник, мы знакомы годы, и очень здорово выручали друг друга. Ева, ты знакома с моей дочерью? Джеральдин. Ну же, присаживайся, хочешь, рядом со мной?       Ева приземлилась на стул, не знакомый ей мужчина наполнил бокал вином, и они выпили за вечер, который для Евы уже стал сюрпризом. Она пыталась поддерживать разговор, знакомиться с гостями Каролин, но её прожигал взгляд с конца стола. Пришло ещё несколько гостей, за столом стало весело и громко. Ева не помнит, когда в последний раз просто отдыхала, и веселилась. Кто-то изъявил желание выйти на улицу, чтобы покурить, Каролин ушла проверять готовность горячего, и на обнаженные плечи Евы легли тёплые ладони.       — Детка, отвлеки Каролин, мне нужно в её кабинет, — прошептала Вилланель на ухо, и специально задела губами серьгу.       Ева вспыхнула не только от возбуждения, но и от такой просьбы. Участвовать в делах «12» она никак не планировала! Но Вилланель уже начала действовать. Каролин вернулась в зал, Ева судорожно пыталась что-то придумать.       — Всё почти готово, через пятнадцать минут вы отведаете потрясающую утку от моей обожаемой Юни. Она готовит для моей семьи уже больше трёх лет, и, если честно, я уже не представляю свою жизнь без неё.       — Мама… — закатила глаза Джеральдин, — Может, она уже в заложниках? А мы не в курсе?       — Вы не узнаете, Юни так и не выучила язык, — посмеялась Каролин.       — Пока мы ожидаем, может, послушаем Энгельберта Хампердинка? Я подарила Каролин, теперь уже винтажный винил, — сказала Ева чуть громче, обратив на себя внимание.       — Скажи, что это Release Me! — вскрикнула Джеральдин.       — Да! В точку! — ответила Ева.       Через пару минут Каролин с особой аккуратностью изъяла пластинку и положила на проигрыватель, опуская иглу.       Вилланель запустила компьютер, нажала две клавиши, чтобы попасть в BIOS и вставила флешку. Хелен дала чёткие инструкции и даже время ожидания. Внизу заиграла музыка, и Вилланель расслабилась, зная, что Ева не допустит её разоблачения. Покручиваясь на стуле она забылась и откинулась назад, после чего выругалась, боль всё ещё терзала её тело. После проделанной работы и выключения компьютера, Вилланель спустилась вниз под песню "Release Me"

Please release me, can't you see

(Пожалуйста, отпусти меня, разве ты не видишь)

You'd be a fool to cling to me

(Ты был бы дураком, если бы цеплялся за меня)

To live a lie would bring us pain

(Жизнь во лжи принесла бы нам боль)

So release me and let me love again

(Так отпусти меня и позволь мне снова любить)

      Чарующая музыка разносилась на весь дом. Каролин танцевала с Фредериком, как Вилланель узнала, одним из её давних друзей из Ми6. На самом деле собравшиеся её не волновали, она целую неделю не вдыхала Еву, и эта нехватка была чуть ли не больнее ран на спине. Обнимая сзади, Вилланель кладёт руки на тонкую талию и чувствует общий ритм тел и музыки.       — Мы с тобой отличная команда.       — Ненавижу тебя, — шипит Ева.       — И любовники.       — Не надо при всех.       — Думаешь кто-то здесь не знает, что мы трахаемся?       Ева рада тому, что выпила алкоголь, и эти слова не вгоняют её в краску, но всё же, ей почему-то неловко, что Вилланель при всех её обнимает и прижимает к себе.       — Мы вообще не знаем этих людей, — здраво, рассуждает Ева.       — И хорошо, сказать, кто они? Богачи при власти, привыкли владеть всем, что видят. И на тебя смотрят весь вечер.       — Что? На тебя! — возразила Ева, поворачиваясь к ней.       — Представляют нас вместе в своей постели?       — Этим занята ты. Ты такая испорченная!       — Я скучала. Мне так больно.       — Да, Амелия мне рассказывала.       — Она многое сделала для меня за эти дни.       — Да, она хороший человек.       — Приносила мне нормальную еду, пыталась развлечь, выслушивала как мне больно.       — Как приятно, когда к тебе относятся по-человечески, да?       — Не ревнуешь?       — Зачем, она хотела с тобой быть, и ты её не прогоняла.       — Мы не целовались, ничего такого…       Ева даже не заметила, как музыка сменилась, как всех позвали к столу, а они оказались в стороне, и рука Вилланель крепко держала её за локоть. Отрезвил, вероятно, вопрос Каролин:       — Вы идёте? Ева? Между вами какие-то проблемы?       Ева перевела взгляд с Вилланель на Каролин, обдумывая своё положение. Для человека со стороны это выглядит плачевно, но на самом деле это их обычный разговор. Эмоции, чувства, и возбуждение.       — Мы идём, пару минут, — ответила за неё Вилланель.       Каролин ушла, и они остались наедине с музыкой.       — Мне приходится быть с кем-то, пока ты меня отталкиваешь.       — Я разве обвиняю тебя в чём-то?       — Нет, кажется, тебе безразлично…       — Хотела ревности? Хотела задеть?       — Только так я вижу твою любовь ко мне. Прости за украденную у тебя и отданную другим физическую близость, но это в прошлом, я хочу быть верной тебе, хочу тебя. И эта неделя, которую я провела с Амелией, но не тронула её, должна тебе доказать, что я настроена серьёзно.       — Хватит, ты портишь мне настроение, а здесь вполне было интересно.       — Мы поедем к тебе после ужина?       — Спать со мной хочешь?       — Я хочу всё, и только с тобой.       — На тебе скоро живого места не останется от нашей войны.       — Я об этом не подумала. Да, возможно, тебе мерзко с такой мной. Теперь я обезображена ещё больше, может, ты действительно больше не любишь то, что от меня осталось.       — Если от тебя останется один мизинец, я буду любить его.       — Скажи мне… Как мне снять с тебя предохранители? Как отключить защиту? Я не злюсь, что ты отсутствовала, я понимаю.       — Нам нужно вернуться за стол. Мы поговорим с тобой позже.       — Тебе правда здесь нравится?       — Я давно не сидела за столом с интеллигентными людьми. Мне интересно.       — Тебе уютно со мной?       — С тобой уютно будет разве что в преисподней. Нет, мне не уютно, я под твоим взглядом плавлюсь, ты отбираешь все мысли из моей головы.       — Ну, прости.       — О, извиняешься? Тебе не идёт, — морщится игриво Ева.       — Как хочу покусать тебя!       — Так, держи себя в руках.       — Ты правда не знала, что я буду здесь?       — Нет, для меня это сюрприз. Рассчитывала, что ты будешь восстанавливаться, а ты уже работаешь.       — Хочу быстрее избавиться от указаний Хелен.       — Будут другие, ты же не наивна?       — Знаешь, я хочу попробовать утку.       Вернувшись за стол, они поймали на себе любопытный взгляд Каролин, может ли она в чём-то их подозревать? Конечно, и делает это! Остаток вечера был приятным, от домашнего торта не отказалась только Вилланель и Джеральдин, поэтому, когда Каролин проводила всех гостей, они собрались за столом, где по центру стояло это произведение кулинарного искусства. Вилланель смело нарезала его на большие куски, и начала с тарелки Евы.       — Нет, нет! Мне маленький!       — О, я знаю, какие размеры ты любишь, это не первый наш десерт.       Вилланель говорила так, что не сложно было догадаться, о чëм вообще идёт речь. Ева знала, что весь вечер она сосредоточена только на том, чтобы затащить её по итогу в постель, и Ева мыслями уже там.       — Прежде, чем мы перейдем к десерту, я бы хотела поднять бокалы за Кенни.       — Мама, не порти себе настроение, — вздохнула Джеральдин.       — Я в порядке. Узнав правду, я даже успокоилась.       — Что ты сделала с Нико? — поинтересовалась Вилланель, наполняя четыре бокала.       — Я ждала тебя.       — Меня?       — Он жив, я держу его под замком. Решила, ты захочешь отомстить, и мы вместе…       — Стоп-стоп! — вскрикнула Ева, — Месть? Серьёзно? Вам ещё не надоело? Всё это замкнутый круг!       — Ты заступаешься за него? — приподняла бровь Вилланель, и расставила бокалы.       — Нет! И не думала! Просто, сколько можно?       — Вот мы и поставим точку, — заключила Каролин, уперев указательный палец в стол.       — Ставь её сама, не втягивай Вилланель.       — Ева, не горячись, мне будет в радость убить этого подонка.       — Нет.       — Ева…       — Нет, я сказала!       Все молча выпивают по бокалу, Ева начинает плакать от воспоминаний о милом парне, что был настолько мирным, что должен был умереть в глубокой старости, не иначе. Но сегодня они здесь без него, и его мать тешит себя тем, что накажет виноватого в его смерти.       — Ева… — Каролин протягивает салфетку, но она не берёт, встаёт из-за стола извинившись, и уходит.       Вилланель пробует торт, но без Евы это не так весело, к тому же, Каролин сверлит её взглядом.       — Что?       — Иди и успокой её.       — Она ушла, чтобы побыть наедине со своей скорбью, — здраво, рассудила Вилланель.       — Плачет в одиночестве, и думает, что тебе наплевать. Сходи, верни её за стол.       Вилланель отодвигает стул и со звуком боли, встаёт. Она находит Еву на тёмной кухне, после такого шикарного ужина, Каролин отпустила Юни до завтра. Вилланель обнимает сзади и целует в плечо.       — Сосредоточимся на нас, с темой Кенни уже покончено.       — Нет, не покончено, раз ты казнишь Нико!       — Мне, действительно, не сложно.       — Я знаю! Знаю… И это меня ранит. Ты никогда не изменишься, убивать для тебя так же легко, как мне написать отчёт за день.       — Он изуродовал меня. Твоя ладонь больше не будет порхать по бархатной коже моей спины. Ты ведь об этом думала?       — Джеммы вообще больше нет на земле!       — Она была раздражающей. К тому же, Нико тебе с ней изменял.       — Это не пропуск на тот свет.       — Может, я заигралась на тот момент.       — Не тебе убивать Нико.       — Кому?       — Я не знаю.       — Я сделаю так, как скажешь ты. Если ты не разрешишь, я пальцем не трону.       — Я… Я плачу, потому что, это был мой друг, Кенни никогда бы не сделал ничего плохого, и такая смерть, по сути, случайная, кажется такой несправедливой.       — Ну, тише-тише. Так бывает, — успокоила Вилланель, начав раскачивать её.       — Я не могу сегодня переспать с тобой.       — А спать? Заснуть рядом?       — Разве это возможно? Ты так сексуально заряжена, от тебя искрит!       — Мне бы прямо сейчас посадить тебя на стойку, и ощутить, как твои стройные ножки, прекрасные бëдра, обвивают мою голову, зажимают, а я лицом…       — Вилланель! — возмутилась Ева, поворачиваясь к ней, — Не надо, не возбуждай меня.       — А то что? Случайно, поддашься?       — Я успокоюсь и приду есть торт.       — Постою с тобой, если ты не против.       — Не против.       — Мне понравилось сегодня танцевать с тобой, я хочу, чтобы у нас была своя пластинка, и время наедине, хочу танцевать с тобой, и чтобы ты подарила мне свои прикосновения. Представляю твои руки на моей груди, в твоих мягких ладонях я бы таяла.       — Я не могу, я весьма застенчива.       — Ты прямо сейчас трогаешь мой зад.       — Я бы хотела гладить тебя по спине.       — Да, но трогаешь зад!       — И мне неловко.       — Это всё потому, что мы не наедине. Поехали ко мне.       — Я не готова. Я вообще не планировала тебя сегодня увидеть.       — Но ты рада? Я перед тобой, разве не этого ты хочешь?       — Моё сердце очень болит из-за твоей боли.       — Поэтому ты держалась от меня подальше. Можно мне хотя бы отвезти тебя?       — Ты за рулём? Ты же выпила, весь вечер с алкоголем сидела.       — И что? Это самое безобидное моё преступление.       — Нельзя за руль в алкогольном опьянении садиться!       — Я никого не собираюсь давить.       — Твоя реакция притупляется, ты можешь врезаться во что-то или кого-то.       — Всё отлично с моей реакцией. До тебя недалеко ехать, поедешь?       — Хорошо, но медленно.       — Прошли скорее выпьем чай и съедим торт.       Вилланель торопилась, с этого момента она хотела как можно быстрее оказаться с Евой в машине.       — А что ты подарила Каролин? — поинтересовалась Ева, забираясь в машину позже. Они попрощались с Каролин и поблагодарили за ужин.       — Своё существование?       — Серьёзно?       — Я слишком много для неё сделала, этого достаточно.       — Твои действия против неё, всё обнуляют, разве нет?       — Я провела год в тюрьме, за что она должна мне дарить подарки каждый день, а не я ей.       — И эту машину?       — Нет, её мне дала покататься Хелен.       — Хелен… Хотела бы я узнать её лично.       — Ничего особенного.       — О нет!       — Что?       — То, как ты это сказала! Она тебе нравится!       — Перестань.       — Она властная, верно? Конечно, она же француженка, я слышала её акцент, да ты от неё течёшь.       — Я приложу усилия, чтобы вы друг друга не увидели.       — Что такое, боишься не выдержать? Представляешь нас всех вместе?       — Где твоя застенчивость?       — Мы много выпили, я её залила.       — Просохнет до завтра, а пока, давай не будем о Хелен.       — Давай, я всё поняла, что хотела.       — Хелен именно тот человек, что прикажет меня убить. Это играет на моих нервах, и заводит.       — А я?       — А ты именно тот человек, что уже убивал меня.       — Не добила, — хмыкнула Ева, — И рада этому, — дополнила она.       Ева наблюдала за тем, как Вилланель неудобно сидеть за рулём, она не может облокотиться на сидение из-за спины, и держится прямо. Дорога действительно не заняла много времени, пусть они и не торопились, Ева уже видит свой отель, и даже мечтает о кровати.       — Приехали.       — Вижу, — улыбнулась Ева, потянувшись за своей сумочкой на заднем сидении.       Возвращаясь, она сталкивается с Вилланель, что стала куда ближе, подвинувшись на сидении.       — Задержись.       — Зачем?       Вилланель касается её лица, оставляет свою тёплую ладонь на щеке и притягивает к себе, целуя в губы. Ева отвечает, наполняясь жаром и желанием. Свободная рука Вилланель оказалась на колене и начала подниматься выше под платьем, пока не коснулась любовного устья. Из Евы вырвался протяжный полустон-полувсхлип.       — Ты мне позволишь? — спросила Вилланель, на её губах, и вновь ворвалась языком между зубов, будто и не планировала услышать ответ.       Ева выдернула её рубашку из брюк, в желании просто оказаться на горячей коже, под пальцами оказался бинт, и стон Вилланель.       — Я делаю больно? — оторвавшись от поцелуя, Ева всмотрелась в глаза-огоньки.       — Нет, я просто расстроена, что ты не можешь касаться меня там, где хочешь. Компенсируем это тем, что я могу касаться тебя.       Вилланель рвёт колготки, и Ева бросается на её губы, облизывая их и прижимаясь своими губами. Жаркая рука сдвигает полоску белья, и Ева расставляет ноги, раздвинув до предела бархатные складки, Вилланель касается влажной плоти, сразу тремя пальцами. Ева стонет в её рот, отрывая крестец от сидения, требуя большего трения. Вилланель знает, как довести до оргазма в таком положении, поэтому у неё есть возможно оттягивать его на потом, и наблюдать за тем, как Ева приближается к границе восприятия. Как она больше не может целоваться и дышит, устремив взгляд в потолок. Вилланель жадно наблюдает как от её рук Ева получает такое удовольствие, что стираются всё границы между ними, и, если спросить её прямо сейчас о любви, она открыто в ней признается, но она этим не пользуется, собирая это ощущение по кусочкам самостоятельно. Она находит любовь в стонах, в руке, что крепко сжимает её колено, в доверии, что всё это может происходить прямо здесь, в машине, в томных просьбах её голоса, в пульсации их крови сейчас. Она провожает её до оргазма, и ждёт, когда он её отпустит. Ева жаркая, окна запотели, ей немного неловко быть такой? Она отвернула голову к окну, и Вилланель дотягивается, чтобы поцеловать в шею. На стекле она рисует кривое сердечко, и Ева, улыбнувшись, возвращается к ней взглядом.       — Ты способна это сделать со мной в любом месте на земле?       — Можешь в этом не сомневаться.       — Как же всё внутри меня стучит. Лучшие ощущения.       Вилланель смотрит с грустью, и Ева протягивает к ней руку, в немом вопросе: что не так?       — Я не хочу к Амелии.       — Зачем тебе к ней? Ты можешь поехать в свою квартиру.       — Вчера мне сняли швы, нужен уход за ранами, и как ты понимаешь, я не могу сама себе на спине что-то обработать.       — Вот как… Тебе нужен кто-то.       — Не кто-то…       — Нужна я? Почему ты сразу мне не сказала? Я очень склонна к эмпатии, конечно, я помогу.       — Хотела, чтобы ты позвала к себе не из жалости.       — Это был твой последний козырь?       — Даже Джокер. Как тебе?       — Ты побеждаешь, идём в номер.       — Я заметила, что тебе спокойнее, когда ты меня кому-то отдаешь. Когда за мной следил Константин, тебе не требовалось быть рядом, когда я попала в тюрьму, и пока лежала в больнице, зная, что обо мне есть кому позаботиться, ты снимаешь с себя эту ответственность.       — Возможно. Но сейчас она полностью на мне. Ты её взвалила. Я не против… Лучше я, чем Амелия, которая непременно, заберётся тебе в трусы.       — Я только возьму сумку из багажника, и пойдём, — поторопилась Вилланель, чтобы Ева не передумала.       Ева вышла из машины и поправила на себе одежду. У Вилланель была достаточно большая сумка, словно, она переезжает к ней, и тяжёлая, потому что, когда они зашли в номер, она поспешила её бросить на пол.       — Что там?       — Всё необходимое на первое время.       — В каком смысле?       — Я поживу у тебя, чтобы ты позаботилась о моём состоянии.       Ева знает всё о наглости и настойчивости Вилланель, её это не шокирует. Первое, что она достаёт из сумки это расчёску и резинку.       — Можешь собрать мои волосы? Так удобнее будет умыться, и они не будут мешать спать, ведь я это теперь делаю лёжа на животе.       Ева получила эксклюзивный доступ к пшеничным, длинным волосам Вилланель, на просьбу опуститься, та просто встала на колени, и Еве было удобно расчёсывать их, поглаживая, касаясь нежных кончиков прохладных ушей.       — Кажется, я всё, — заключила Ева, оформив волосы в высокий пучок, — Мне нужно переодеться.       — Хочу посмотреть, как порваны на тебе колготки.       — Что, прости?       — Я сниму с тебя платье. Не паникуй, это не перейдёт в секс.       — Я не паникую, — возразила Ева, но голос её сдал.       Вилланель попросила её нагнуться над кроватью, и это было слишком даже для разбавленного алкоголем рассудка. Ева пыталась сообразить, но Вилланель направляла быстрее. Так, её руки оказались вытянутыми, удерживая тело над кроватью, она просто стояла с выпяченным назад задом и покрывалась краской, но волосы, упавшие вниз, прикрывали всё её вспыхнувшее лицо. Вилланель оказалась сзади, и задрала платье. Могла ли она увидеть что-то сексуальное? Ну, конечно. Под любое платье Ева выбирала соответствующее бельё, создавая ощущение комфорта во всём. Но её сейчас беспокоили рваные колготки, а вот Вилланель наоборот находила это очень эротичным. Оставив платье на талии, она прошлась ладонью по ягодицам, и тронула оголившуюся кожу. Ева могла слышать звук рвущегося капрона.       — И почему я не могу отлизать тебе сейчас?       Ева лишает её всего, резко развернувшись и сев. Она подпрыгнула в моменте, когда зацепилась за резинку и стащила с себя колготки.       — Я не готова, — прошептала она для собственного успокоения себе, пытаясь начать дышать ровно.       Вилланель поставила колено на постель и тут же повалила её назад, нависая сверху.       — Ты заводишь меня, я буквально не могу держать себя в руках рядом с тобой!       — Ещё один оргазм, и я отключусь без сил, кто тебе обработает спину перед сном?       — Я так скучала, Ева.       — Нет, тебе просто было скучно в больнице.       — Нет же! Не спорь со мной! Мне не хватало твоего запаха и голоса.       — Не над кем было поиздеваться, да?       — Меня чуть не убили, больше сострадания, пожалуйста.       — Хорошо! Дай мне о тебе позаботиться. Не думай о сексе хоть полчаса!       — А потом?       — А потом ты заснёшь.       Вилланель встаёт и начинает раздеваться, легко избавившись от рубашки она отворачивается, хотя Ева уже утонула взглядом в её бюсте.       — Наверное, я сначала умоюсь и почищу зубы перед сном, ты со мной?       Ева с трудом поднимается, устав за день, и опробовав кровать, ей уже не особо хочется двигаться. Они вместе в ванной, и Вилланель со всеми своими средствами выглядит шебутной. Ева так часто смотрит на её грудь в мягком лифе, что она конечно же это замечает.       — Скоро снимешь его с меня, терпение.       — Я… Я не уверена, что справлюсь… С твоей спиной. Мы точно можем делать это сами? Там всё заклеено и забинтовано.       — Да, Ева, просто всё снимем, и нанесем мазь. Мне не будет больно.       Вилланель проходит в комнату, снимает брюки у кровати и, расстегнув лиф, аккуратно убирает его. Ева за её спиной стоит в ужасе, и не двигается. Она не может отделаться от мысли, как красиво это выглядит. Не то, чтобы её возбуждает боль или вид, дело в хрупкости Вилланель, в её строгой осанке, движении лопаток. То, как она берётся за бок и начинает снимать с себя бинт, и как неожиданно, рука Евы накрывает её.       — Позволь мне.       Вилланель доверяет, смотрит перед собой, пока руки Евы совершают круги вокруг её тела. Под бинтом трудно дышалось, он стягивал, сейчас, она получила свободу, и услышала сбившиеся дыхание Евы.       — Всё хорошо, Ева, удали весь пластырь с других ран.       — Тебе точно не больно?       — Удаляй.       Ева не спрашивает разрешение, проводит пальцами там, где кожа не тронута, спина напоминает ей карту. Карту боли. В её голове, даже спустя неделю, не укладывается, как можно пролежать на стекле так долго, не умереть от этой боли вонзающихся в тело осколков? У неё текут слëзы, она касается губами плеча.       — Ты в порядке? Ева? Тебя не тошнит?       — Это не отвратительно, поверь. Можешь лечь?       Ева убирала пластырь, открывая всё новые ранения, они были разными, продолговатыми, и загнутыми, похожими на стрелку, и даже овальные, самый болезненный был на пояснице, Вилланель зашипела, но Ева погладила по бёдрам, отвлекая.       Сознание Вилланель раскачивается между страданием и удовольствием. Раны жутко чесались весь день, пластырь мешал, сейчас ей легче.       Ева перебирает содержимое косметички, задавая вопросы обо всём, кроме маленького тюбика смазки. Хотя интересно, с какой он здесь целью? Нет, она молчит и натягивает две чёрные перчатки. Ничего сложного в том, чтобы тонким слоем нанести мазь на все раны — нет, но причинить боль ей не хочется. Вилланель подтянула к себе подушку и обняла еë, закрыв глаза, она хотела прочувствовать всё, что направляется сигналами в её мозг. Ева обработала каждую рану вокруг антисептиком, и нанесла на каждую мазь, оставив самый большой порез на пояснице под конец. Тронув его, она увидела, как Вилланель приподнимает бёдра и утыкается в подушку сильнее.       — Терпимо? Больно, да?       — Немного другие ощущения.       Ева поняла, что дело не в боли и прикусила нижнюю губу. Сняв использованную перчатку, она посомневалась насчёт второй, придумывая в голове фантазию о том, как могла бы вновь полакомится запретным действием. Она могла бы спросить об этом, задать вопрос и получить, конечно же, положительный ответ от Вилланель. Она решается, и поглаживает упругие ягодицы. Наклонившись, она зажимает зубами небольшой участок кожи на открытой шее, и после шепчет на ухо:       — Ты знаешь, чего я хочу?       — Покажи.       Ева запускает руку между её ног и трогает латексной перчаткой её нежность. Оставшейся на ней сок, говорит о том, что Вилланель готова ко всему, и возбуждена была ещё до этого прикосновения. Тело покрывается мелкой дрожью, и она приподнимает бёдра от исследований Евы. Прощупав её, Ева достаёт тот маленький тюбик и выдавливает смазку на палец, другой рукой она раздвигает ягодицы, и от первого, прохладного прикосновения к сморщенному входу, Вилланель пробивает такая дрожь, что она выкрикивает что-то в подушку, и поддаётся прямому давлению пальца. Ева нагибается, чтобы оставить поцелуи на гладкой, упругой коже, чтобы облизать её, пока палец по смазке заходит всё глубже. Она горит изнутри от того, что вновь трахает Вилланель в зад, сегодня она заслужила это! Как в хорошем, так и в плохом смысле. Вилланель просовывает под себя руку и начинает тереть клитор, Ева добавляет ещё смазки и палец. Растягивая вход, она отводит одну ногу Вилланель в сторону, раскрывая еë. Они вместе работают над удовольствием, Вилланель даже слегка агрессивно, что Ева пресекает, надавив на её пальцы и замедлив их движение.       — Всё в порядке, у нас вся ночь, не торопись.