Жизнь без сожалений

             Всё в Вэнь Жохане... слишком. Его присутствие подобно молоту, ударяющему по глубокому гонгу из чрева зверя. Возвышающийся в росте, с резкими чертами лица, вальяжно красивый, с быстрыми глазами и весомыми жестами рук. Когда он говорит, этот человек подавляет физически и психологически. Вэй Усянь превосходен для своего возраста — на самом деле он бесспорный гений, особенно с опытом одной неудачной жизни и смерти за плечами — но войти в зону действия энергии главного заклинателя на пике его формы — это как столкнуться с грозой на краю обрыва.       Не там, где хочет оказаться любой здравомыслящий человек. Но равновесие Вэй Усяня немного шаткое, и никто не спросил его, чего он хочет, в любом случае. Даже если бы спросили, он подозревает, что его ответом к настоящему моменту было бы громкое «да, пожалуйста», потому что к настоящему моменту у него было достаточно времени, чтобы переварить приглашение, и он просто умирает от любопытства. Он всегда был похож на кота, таким образом. Желая подталкивать, тыкать и подглядывать за чем-то, пока не поймёт, в чём смысл, или не решит всё проигнорировать.       Лань Чжань был единственным исключением в его жизни, где он не смог справиться ни с тем, ни с другим. Он не знает, будет ли он настолько благословлён, чтобы встретить Лань Чжаня и снова завоевать его расположение в этой жизни, а вместе с этим и шанс попытаться понять его. Но он отчаянно ждёт того дня, когда эта возможность упадёт ему в руки. Это должно произойти, потому что, конечно же, боги не будут настолько жестоки, чтобы заставить его пережить это дерьмо во второй раз и лишить его лучшей, самой прекрасной его части. Он знает, что немного улыбается, но трудно не улыбаться, когда его голова переполнена Лань Чжанем.       Образ Лань Чжаня растворяется, когда он идёт к трону главного заклинателя. Быстрый взгляд вокруг подтверждает отсутствие его второго любимого Вэня, и разочарование зудит под кожей, мешая ему сохранять лёгкую поступь, яркую и почтительную улыбку.       Он очень старательно избегает взгляда на худощавого, с густыми бровями человека, стоящего за троном с прямой спиной и поднятым подбородком, словно хорошо выдрессированная собака.       Вэнь Чжулю.       Первый человек, которого он убьёт в этой жизни.       Все в цзянху однажды объединились, чтобы осудить его как зло за манипулирование возмущённой энергией. Вэй Усянь думает, что вот оно - истинное лицо зла в их мире. Человек, обладающий силой сокрушить пожизненный труд заклинателя, его потенциал и его шанс на бессмертие. Все дни, которые они могли бы провести со своими близкими, которые будут вынуждены продолжать добывать величие без них. Это настоящее зло, которое преследует цзянху. Это зло, которому нельзя позволять существовать.       Особенно теперь, когда Вэнь Жохань взял и превратил это в оружие.       Главный заклинатель должен умереть, чтобы цзянху познал вечный мир. Его амбиции слишком бесконечны, чтобы их можно было не контролировать – его жажда завоеваний когда-нибудь погубила бы его, против более многочисленной и лучше обученной армии, даже если бы им не удалось сбить солнце.       Но Вэнь Чжулю должен умереть первым, за абсолютное опустошение, которое он сеет, без чести, сострадания или милосердия. Вэнь Чжулю, судит Вэй Усянь из-под ресниц, непорядочный человек. Едва ли человек, если он может разрушить саму основу их общества.       Поэтому он должен умереть первым.       Приговор вынесен, петля приготовлена, и ни единого взгляда на обвиняемого не было.       Если Вэй Усянь посмотрит на Вэнь Чжулю, он вспомнит, каким ужасающим, страшным человеком из тёмной легенды, в конце концов, стал просто мешок мяса. Большая мясистая опухоль, с другими мясистыми кусками, хлюпающими внутри, которую Вэй Усянь может разорвать. Разорвать, поглотить, вывернуть наизнанку и укусить с грыз-грыз-грыз крысами, отрезать его член, разорвать живот и засунуть член прямо в его драгоценное золотое ядро. Золотое ядро, которое он съел, которое он взял, которое он украл. Он снова и снова будет рвать его, заставит кости его ног идти к его горлу. Заставит захлёбываться, плеваться, истекать кровью. Пытаться умолять, пытаться взывать к милосердию. Это может спасти тебя, это не спасёт тебя, но ты будешь умолять...       Если он посмотрит на Вэнь Чжулю, жалкий маленький монстр увидит, как демон идёт к нему, целясь зубами в его ярёмную вену.       Предупреждённый — значит вооруженный, и это никуда не годится, поэтому Вэй Усянь топчет собственное безумие, рёв своей крови, жаждущей горячего, свежего жизненного пульса вожделенной добычи, стоящей так… так соблазнительно в пределах досягаемости.       Он не смотрит на Вэнь Чжулю.       Вблизи Вэнь Жохань выглядит... таким же, честно говоря. Человеком, у которого каждая конечность отягощена слишком большой силой.       Вэй Усянь вспоминает Черепаху-Губительницу, которую они с Лань Чжанем убили на заднем дворе этого человека, и думает: «Ты не гроза». Тем не менее, он придерживается строгих приличий и форм, корректен в своей осанке и поклонах, и когда Вэнь Жохань предлагает ему чай, Вэй Усянь видит, как его собственное любопытство отражается в тяжёлом взгляде, который никогда не отрывается от него.       «Значит, будет кошачья драка, - думает он. - Большой тигр, который хочет заполучить всех таких маленьких детёнышей, как я, потому что он не любит делиться. Но я не детёныш, главный заклинатель, я даже едва ли домашний кот на этом этапе!»       Но Вэнь Жохань — это не Лань Чжань, который потенциально готов выслушивать нытье. Он задаёт вопросы, даже не дожидаясь, пока ему поклонятся и расшаркаются.       - Маленький господин, мне сказали, что ты сам вырезал эту флейту, после того как похоронил сечжи, осквернённого энергией обиды, и ты сделал это в моих горах, где мои заклинатели потерпели неудачу.       Он безжалостно отталкивает Лань Чжаня на левую сторону сцены. Блестящая, хищная морда Вэнь Жоханя требует внимания.       - Так этот и сделал, главный заклинатель. – Вэй Усянь вытаскивает флейту из-за пояса и кланяется в правильной степени главному заклинателю, держа флейту горизонтально к телу, как он держал бы Суйбянь. Если бы только… - Этот скромный ученик называет её Чэньцин, в честь стихотворения, прочитанного когда-то много лет назад, которое этот не смог забыть, не сталкиваясь тогда со слишком большим количеством подобных произведений.       Вэнь Жохань протягивает властную руку, и Вэй Усянь подавляет своё раздражение от высокомерного поведения, и передаёт своё оружие лакею, который материализуется, словно по воле талисмана. Он мысленно вздыхает при этом напоминании и делает пометку поднять его наверх своего рабочего списка.       - Чэньцин, — повторяет Вэнь Жохань, скептически, но заворожёно.       Вэй Усянь позаботился о том, чтобы сделать её такой, какой она всегда должна была быть. Она красива и ухожена, с блеском полированной кости. Когда солнечные лучи попадают на пересечения символов, которые он совершенствовал неделями, флейта выглядит почти потусторонней — духовное оружие, которое нужно желать.       Вэнь Жохань выглядит почти как ребёнок с блестящей новой игрушкой. Вэй Усянь понимает, откуда это взялось в Вэнь Чао. Он почти чувствует крошечное пятно жалости к бедному ублюдку. С таким отцом, был ли у него когда-нибудь шанс?       Насколько скучно Вэнь Жоханю, если он фантазирует о краже у детей? Этот человек может достичь бессмертия, если продолжит в том же духе — разве он не хочет сделать в своей жизни больше, чем просто сидеть на неудобном, богато украшенном стуле? Мир такой огромный и завораживающий, и в нём так много дел — как он вообще может выдержать, чтобы заковать себя в такие цепи, со всем своим потенциалом и своей силой?       Он осознаёт с усмешкой, что весь двор смотрит на него, и ему нужно объясниться. Он надеется, что они спишут всё его витание в облаках, на нервный страх перед величественным присутствием главного заклинателя.       Укрепляя свой голос, чтобы он соответствовал замогильным, но в то же время воздушно-изящным причитаниям Цюй Юаня*, он декламирует:       - Я хотел изложить свои мысли и объяснить свои действия: я и не думал, что это будет сочтено преступлением.       П.п: *Цюй Юань (ок. 340–278 до н. э.) — первый известный лирический поэт в истории Китая эпохи Воюющих царств. Его образ стал одним из символов патриотизма в китайской культуре.       - Ну, ну, маленький господин. Для такого молодого человека ты знаешь, как использовать некоторые очень старые слова. - Взгляд Вэнь Жоханя не утратил заинтригованного наклона, но стал острым, как булавка, нацеленная на моль. Чувства выживания Вэй Усяня звенят в предостережениях. - Кто-то хорошо тебя научил. Не твои родители, конечно, раз уж они оба мертвы.       Значит, он знает, кто такой Вэй Усянь. Это просто замечательно!       Не то чтобы он вообще пытался сохранить своё имя в тайне, потому что у кого в этой жизни есть хоть какие-то причины бояться его? Он охотился по ночам на окраинах территорий как минимум двух крупных и нескольких мелких Орденов, обходя их авторитет, но не пытаясь скрыть тот факт, что он помогает тем, кого они считают слишком незначительными, чтобы их спасти. Он заполнял пробелы, которые они оставляли. И это не его вина, если сумма его вкладов оказывается больше, чем она есть на самом деле.       Даже если бы он попытался спрятаться, он не думает, что у него бы это хорошо получилось. Вэй Усянь всегда был хвастуном, ради чистого удовольствия продемонстрировать свои навыки, а также потому, что, ну, почему бы ему не быть таким? Он не может не быть лучше этих людей, так же как они не могут не быть богаче или лучше его по рождению.       Заклинатели — ненасытные сплетники. Он — драматичный придурок, даже когда не пытается им быть, и он никогда не умел жить сдержанно. Он привлекает внимание, как мёд манит мух. В своей первой жизни он не знал, что делать с этим даром, и поэтому он стал легко эксплуатируемой слабостью.       И теперь он на грани повторного переживания своего проклятия, хотя и думает, что на этот раз он поведёт себя по-другому. Будет держаться подальше от Орденов и помогать простым людям, как он всегда хотел.       Он смеётся, когда люди называют его Сяо Хуамей, от румяных девушек в газовых одеждах до фермеров в грубом, некрашеном домотканом полотне. Маленькая певчая птичка, которая, как они надеются, немного скрасит их дни, когда он случайно пролетает мимо. Это такое безобидное имя, милое и домашнее, вызывающее воспоминания о солнечных садах в тихих двориках, аромате спелых фруктов и лени летнего дня.       А теперь…       – Бездомный странствующий Хуамей.       Странствующий дрозд лотосовых полей, кто следует за ветром?       Он был счастлив быть скромным маленьким дроздом, когда это было просто прозвищем – пташка, пташка, сегодня жаркий день, так что сыграй мне что-нибудь, пока я копаю картошку. Теперь Вэнь Жохань взял это и превратил в возмутительно возвышенную строку из какого-то полусырого стиха. Очевидно, созданного для того, чтобы польстить и раздуть неокрепшее эго молодого парня, одновременно оскорбляя его, его родителей и его образ жизни, и всё это в одном, по-видимому, выдающемся имени.       Всплеск ярости настолько силён, что глубоко под землёй, где в катакомбах под Безночным городом тянутся подземелья Огненного дворца, несколько десятков мертвецов садятся и с интересом принюхиваются.       Некоторые из них кажутся знакомыми. Должно быть, они раньше сражались в его армии. Давно ушедшие призраки всё ещё кипят от негодования десятилетие спустя. Сейчас он позволяет им отдохнуть, и, успокаивая их, успокаивается сам. И это хорошо. Как бы эффективно это ни было — разбудить бурлящую массу кровавого мстительного убийства и бросить её в голову Вэнь Жоханя, Вэй Усянь хочет быть в идеале печально известным чем-то другим, а не своим любимым демоническим совершенствованием, которое эти малообразованные дураки упорно называли тёмным искусством.       Жизнь в позоре, похоже, его судьба. Это никогда не плохо – Вэй Усянь любит накладывать на себя немного флёра плохого парня, но он рассчитывал, что на этот раз он сможет выбрать направление сам.       Ему нравится быть Сяо Хуамэем — анонимным, но всегда желанным гостем.       Теперь он сведён к тому, чтобы быть просто первой вещью, которую Вэни отнимают у него в этой жизни. Невзрачная певчая птичка была позолочена вниманием главного заклинателя – и здесь, в Безночном городе, почести – это милости, которые не даются даром.       Он думает о рабстве, которому Вэнь Чжулю был так предан, что уничтожал целые кланы — и их детей — с бесстрастной, дисциплинированной жестокостью, и внезапно чувствует тошноту.       Вэнь Жохань величественно развалился на своём сверкающем, увенчанном пламенем троне, катая духовное оружие Вэй Усяня между пальцами, и в прикосновении его рук — клеймо собственности. Его взгляд тяжело падает на Вэй Усяня, алчный и уверенный.       Вэй Усянь чувствует себя нечистым. Он хочет принять ванну, прямо сейчас. Мягкое мыло с ароматом сандалового масла, чтобы он мог пахнуть чистыми, честными, порядочными вещами. Хорошими вещами.       Это его собственная вина, что он думал, что Вэнь Жохань был меньшим злом, чем буквально все остальные в цзянху. Всё потому, что он избегает Цзян Фэнмяня.       Вэй Усянь научился относиться ко всему более серьёзно после своего предыдущего грандиозного провала в жизни, но бывают моменты, когда он просто понимает, почему Цзян Чэн был так готов ухватиться за первую же возможность, чтобы по-настоящему, как следует ударить его.       Но также – разумно, что он должен делать? Бросить всё, что он любит и чем наслаждается, и убежать, чтобы уединиться на какой-нибудь горе как Баошань Саньжэнь? Всё, что он делал, это слонялся без дела, охотился на тварей, играл на своей флейте и продавал свои картины. Это должно было быть безопасно. Он должен был быть в безопасности.       Он внезапно чувствует себя очень маленьким и очень одиноким в этом мире, стоя на виду у множества истекающих слюной зверей.       Ему надоело чувствовать себя таким незащищённым и уязвимым, как молочный поросёнок, которым могут наесться эти жирные животные. Они все неизбежно чего-то от него хотят — в основном его разрушительного потенциала — и если они не могут этого получить, то они не позволят это получить никому другому.       Вот так. Он сам мог бы быть марионеткой, которая пылилась бы на полке, пока не понадобится.       Ну, тогда он остался стоять прямо, и теперь он не будет сгибать поясницу.       - Достопочтенные родители этого человека действительно пересекли мост Найхэ*, — мягко говорит он, надеясь, что он смиряет себя должным образом. Он знает, что должен был быстрее отвечать, но явно не торопится с предоставлением ответа самому важному человеку в цзянху... это неплохо. Для каждого присутствующего он, вероятно, выглядит как несколько ошеломлённый ребенок, а не как опасный вундеркинд. - Главный заклинатель говорит, что они хорошо меня воспитали — этот сын благодарен, что смог пойти по их стопам, хотя ему ещё предстоит долгий путь, чтобы их догнать.       П.п: *Мост Найхэ - по поверьям, это мост, который соединяет мир смертных с загробным миром или царством мёртвых. В китайской мифологии через него должна пройти каждая душа перед входом в подземный мир.       - Они определённо научили тебя, как нужно разговаривать, — говорит Вэнь Жохань, и в его глазах появляется блеск, предвещающий злобу.       Он, должно быть, ожидал, что колени Вэй Усяня подогнутся под пристальным вниманием его придворных и старших учеников и напоминанием о его сиротском, незащищённом состоянии.       Ему нужно взять несколько уроков у госпожи Юй, полагает Вэй Усянь, колеблясь между желанием закатить глаза и разорвать залы главного заклинателя в клочья до самого основания. Что он может сделать примерно за полдюжины свистков, как он оценивает. Он напоминает себе, что глупое, самодовольное, ухмыляющееся лицо Вэнь Жоханя — номинально — здесь главное, и что массовые публичные расправы невозможны, если только это не абсолютно необходимо.       К сожалению, главный заклинатель ограничивает себя тем, что бездельничает, избивает Чэньцин (серьёзно, он собирается оторвать этому человеку пальцы один за другим) и строит ему насмешливые глазки, словно он передвижной цирк одного актёра.       Это полезно – Вэй Усянь может с этим работать. Это также может быть опасно, поэтому ему придётся действовать осторожно. Он не знает, будут ли его допрашивать или приглашать в Орден так публично, чтобы сделать отказ практически невозможным. Печально известный непредсказуемый нрав Вэнь Жоханя может качнуть его в любую сторону.       Он недолго играет с этой идеей – это может быть полезно, работая изнутри. У него был бы лёгкий доступ ко всем его целям, для начала. Единственная проблема в том, что, хотя убийцы довольно круты, в зловещем, аморальном смысле, который идеально подходит всему его «я», он не хочет становиться крысой, поедающей зерно своего хозяина и распространяющей чуму по его дому. Он ненавидит нелояльность в любой форме. И хотя он нарушил почти все данные им обеты, он сделал это, никого не предав, и в основном потому, что его заставили.       У него никогда не было хорошего выбора в той старой жизни. Став хозяином самому себе, он широко раскрыл глаза на то, как он когда-то был полностью обязан кому-то. Его жизнь никогда не была его собственной, поэтому он раздавал её по кусочкам - репутацию и части тела. Отдавал и отдавал, пока ничего не осталось для А-Юаня в тот последний ужасный день.       Почему, почему, почему он просто не взял своего мальчика и не убежал? Подальше от цзянху, за море?       По той же причине, по которой он всё ещё здесь, в зале своего врага, хотя мог бы есть сладости из цветущей вишни под нежно дрожащими деревьями ухоженных каменных садов Дунъина, пышно цветущих весной.       Какого чёрта этот лишённый воображения, наделённый властью дурак расхищает его выбор в этой жизни.       «Давай!» — рычит его бешеное сердце, дикое и готовое к войне.       - Я слышал, что Илин в последнее время процветает. Щедрость Цзян Фэнмяня не знает границ, поэтому жители благоденствуют.       - Глава Цзян проявил к этому скромному ученику великую доброту, потому что я сын своего отца.       Он хочет ударить себя по лицу. Он должен выпутываться из этой передряги, а не давать главному заклинателю больше боеприпасов! Ему нужно обуздать свою ярость, запереть фантазии об убийстве каждого ученика в этом зале на то время, когда на него не будет смотреть сверху вниз грёбаный Вэнь Жохань. «Прикройся, как следует, идиот!» — рычит он на себя, вспоминая, что он ещё не проклятие цзянху, и надеясь, что его оплошность будет оправдана тем, что он осиротел в раннем возрасте.       Не повезло. Поскольку Вэй Усянь щедро расстелил ковёр, главному заклинателю придётся соизволить по нему пройти.       - Ты, должно быть, действительно сын своего отца. Я слышал, жена Цзян Фэнмяня в восторге от того, что он признал твоё существование.       Если Вэнь Жохань ждёт реакции, то Вэй Усянь рад его разочаровать. Он уже достаточно натерпелся подколов по поводу своего прошлого под куда более неудобными навесами. Он скажет это снова – Вэнь Жохань не идёт ни в какое сравнение с госпожой Юй в плане раздражения.       Он заставляет себя выглядеть соответственно храбрым и трагичным. Это несложно; он отважный сирота, так что по определению - жалкая фигура, которую жизнь должна пинать. Он подозревает, что ему не удается пасть так низко, но в этой жизни ему это и не нужно.       Его горе от того, что он вернулся слишком поздно, чтобы спасти своих родителей, очень реально, несмотря ни на что, и он позволяет главному заклинателю увидеть это, чтобы сделать свой поступок убедительным.       - Глава Цзян чтит отца этого человека, главный заклинатель. Он часто говорит о том, как отец этого человека стоял рядом с ним, как главный ученик Юньмэн Цзян. Возможно, этот скромный ученик просто напоминает ему о тех днях.       Вот. Пусть воображение Вэнь Жоханя заполнит пробелы, или нет. В этой жизни никто не будет намекать, что его мать была разлучницей, если он может себе это позволить. Конечно, если они теперь начнут выдумывать слухи о Цзян Фэнмяне и его отце, ну... Что он должен с этим делать?       - И всё же, ты не стремишься к той же жизни? Я слышал, он буквально умолял тебя присоединиться к его Ордену. А ты отказывался.       Ого. Насколько же Вэнь Жохань лишён веселья, если он ради дешёвого развлечения хихикает над другими главами Орденов? Или это его способ пригласить присоединиться к Вэням?       Хуже всего то, что приходится гадать, что творится в голове Вэнь Жоханя, страдающего манией величия. Вэй Усянь не хотел бы иметь с этим дело.       - Глава Цзян оказывает этому скромному страннику своё внимание. - Он снова кланяется, чтобы придать этому ещё больше шарма. Пусть никто не говорит, что его родители не научили его манерам. - Но почтенные родители этого выбрали жизнь бродячих заклинателей, и отец всё время говорил, что мама чувствовала, что я был создан для свободного полёта, как и она.       Ещё одна ошибка. Ему действительно нужно поработать над формами обращения в какой-то момент, но, честно говоря, сейчас ему насрать. Его терпение на исходе.       - Такое отношение привело к её гибели.       Вэй Усянь хотел бы отметить, что поведение Вэнь Жоханя приведёт к гибели его самого. Он сразу теряет около половины своего почтения.       - Этому сыну сказали, что его почтенная мать умерла, так как хотела жить. Все умирают, главный заклинатель. Это первое правило дороги.       Бровь главного заклинателя дёрнулась вверх:       - Вот как? Ты действительно преданный ученик этого бродячего образа жизни. Чему ещё научила тебя дорога, маленький господин Вэй?       О, это он может сделать. Вэй Усянь рисует на лице самую вежливую улыбку «иди к чёрту» — ту, которую не понимают только идиоты вроде главы Яо, потому что она скромная, - скромная и смиренно мудрая, вообще не такая, какой он есть.       Однажды у него уже была такая же улыбка, как сейчас, и он декламировал правила Ордена Лань в лицо Вэнь-Хаосу-Чао, стоя перед этим самым дворцом.       - Живи просто и живи хорошо. Держи свои драгоценные вещи близко, а своих драгоценных людей ещё ближе. Оттачивай своё оружие и свой ум. Ешь хорошо, когда можешь, и никогда не пей натощак. Честное плечо заслуживает честного друга. Улыбайся всем, кого встретишь, и помните добро, которое они делают для тебя. Забудь то, что ты делаешь для них.       Когда он заканчивает, в зале воцаряется тишина, но он не может понять её сути.       - Вот так жила моя семья, главный заклинатель. И вот так этот скромный ученик поклялся жить дальше, без сожалений.       Взгляд, который Вэнь Жохань бросает на него, полон внимания. Он настолько поразительно проницателен и размерен, что Вэй Усянь на мгновение думает, что это настоящий мужчина. Кем бы ни был Вэнь Жохань до того, как его сила переросла его мудрость, этот человек, возможно, не был ужасом, чтобы присягать ему.       В каком-то смысле его жаль.       - И это та жизнь, которая научила тебя быть способным одержать победу над сечжи, не так ли? Ты стремишься жить только ради славы и игнорируешь все другие мирские стремления.       Вэй Усянь округляет глаза и делает их невинными.       - Прошу прощения, главный заклинатель, этот ученик неопытен. Этот живёт только так, как его учили, и потому, что это соответствует его чувству правильного и неправильного, чёрного и белого. - Он делает паузу достаточно долгую, чтобы передать чувство замешательства и застенчивости. - Может быть, это означает, что этот ученик достаточно узнал о некоторых вещах и может убивать монстров легче, чем некоторые люди. Но убийство чудовищ не такое уж большое умение, не так ли? В конце концов, разве не в этом хорош каждый совершенствующийся? Родители этого были просто... его родителями. Правы они или нет, этот сын сделает всё возможное, чтобы оправдать их ожидания, чтобы они могли гордиться им даже в следующей жизни.       Вспышка раздражения в глазах Вэнь Жоханя длится ровно столько, сколько нужно Вэй Усяню, чтобы её уловить. Он в основном взбешён гнусными намерениями Вэнь Жоханя (вероятно) присоединить его к себе – даже главный заклинатель не может попирать избранный жизненный путь почтительного сына, если он был проложен его покойными родителями.       На самом деле, думает он, для этого нужно быть монстром.       - И всё же твой отец не смог достать тебе приличный меч. - Вэнь Жохань пренебрежительно махнул рукой в сторону его пустого пояса. Ему пришлось принять «нет», поскольку Вэй Усянь не дал ему выбора, но этот человек — более болезненный неудачник, чем Цзян Чэн. - Он умер раньше?       «Грубо», — бормочет про себя Вэй Усянь, а вслух соглашается:       - Да, главный заклинатель.       И больше ничего, потому что он маленький засранец.