Жизнь без сожалений

             Краткое содержание:       Вэй Усянь зарабатывает на жизнь.              Вэй Усянь уходит с ночной охоты, которая должна была его убить, и бросается на реализацию своих амбиций с яростью, которая исходит из абсолютной ясности.       Чтобы защитить слабых, он должен быть сильным.       Чтобы восстановить справедливость, он должен искоренить зло из мира.       Чтобы жить без сожалений, он должен дать людям, которых любит, больше шансов на счастье.       Тогда он сможет сказать, что прожил хорошую жизнь.       У него может не быть ресурсов привилегированного ученика Ордена, но Вэй Усянь находчив, и это так же ценно. Он начитан и хорошо обучен, мастер шести искусств, кроме того, разбирается в литературе и поэзии. Он был солдатом, а также стратегом, и он был силой, которая выиграла войну. Он был лжецом и машиной для убийств, и он изобрёл ужасы, которых боялись и которых жаждали.       Если у него будет достаточно времени, он сможет сделать всё, что угодно.       Он начинает со списка имён.       Вэнь Жохань. Вэнь Чао. Вэнь Сюй. Цзинь Гуаншань. Цзинь как-его-там?       По крайней мере, несколько из них — заклинатели, которых армия, возможно, не сможет победить в лоб. В прошлый раз потребовался Не Минцзюэ, чтобы отрубить голову Вэнь Сюю, и только неожиданное предательство убило Вэнь Жоханя в спину. Вэй Усянь мог войти во двор Вэней, стать полезным и незаменимым, пока не окажется достаточно близко, чтобы сделать что-то подобное. Но тогда он окажется не лучше Вэнь Чжулю.       Вэнь Чжулю.       В справедливом мире не может быть такого человека, как Вэнь Чжулю.       Решение убить Вэнь Чжулю и фактическое совершение убийства — два совершенно разных пункта в меню хозяина таверны. Вэй Усянь может это сделать — и он это сделает — с изобретательностью, мужеством, отточенным мастерством и, возможно, небольшой удачей, но прежде чем он доберётся до цели, ему предстоит пройти долгий путь. Ему едва исполнилось одиннадцать (и двадцать два!). Одиннадцатилетние дети, даже если у них есть золотое ядро и достаточно навыков, чтобы убить сечжи, не могут просто так пойти и убить взрослых заклинателей по прихоти. Они не могут сделать этого даже на фоне тщательного планирования.       И всё же. У Вэй Усяня не так много времени, прежде чем ему придётся вычеркнуть все имена из своего списка. Может быть, лет шесть. Так что ему придётся поторопиться. Собирать сплетни. Изобретать талисманы. Превращать своё золотое ядро в крепость власти. Зарабатывать гораздо больше денег, чем сейчас. Придумывать арсенал трюков и дьявольщины, чтобы обмануть, ошеломить и сбить с толку заклинателей, привыкших к опасности и смерти, подстерегающей за каждым углом, и убивать их так ловко и тихо, что никто никогда не узнает, кто украл их дыхание среди ночи.       Короче говоря, Старейшина Илина ушёл, а Илинский Убийца пришёл.              * * *       Работа с талисманом — самая лёгкая из всего, что ему приходится делать. Вэй Усянь изобретает на ходу, идеи врываются и вылетают из его мозга полуоформленными каждый раз, когда он сталкивается с чем-то новым и интересным для своего воображения или старой проблемой, которую все обходят стороной, как родниковая вода, текущая мимо валунов, торчащих из каменистого дна. Заклинания для обогрева, света, холода и ветра — это то, что он освоил давным-давно в обеих жизнях. У него столько заклинаний для отвлечения внимания, сколько он может придумать, и он всегда думает о новых способах натворить бед. Так что это не проблема. Его главный приоритет на данный момент — талисманы для перемещения — он мог бы сделать их, как любой другой опытный заклинатель, и использовать печати, но они яркие, требуют слишком много энергии и могут быть легко прерваны, если преследователь достаточно быстр. С тем типом врагов, с которыми ему предстоит столкнуться, Вэй Усянь не хочет рисковать. Скорость и скрытность всегда были его сильнейшими физическими сторонами — не будет большой натяжкой распространить эти качества и на его магию.       Ответ приходит к нему за завтраком, который он в тот день для разнообразия съел в киоске с лапшой. Вэй Усянь поглощает пряную вкуснятину, наблюдая, как птицы порхают с веток на ветки, как люди входят и выходят из дверей. Его покой нарушается возмущённым криком продавца вяленого мяса на кошку, которая прокралась под его тележку и скрылась в покрытых плиткой желобах. Чёрный мех сливается с чёрными тенями, пока даже его острое, усиленное духовно энергией зрение не может отличить одно от другого.       Если бы это было так просто, думает он. И тогда, почему бы и нет?       Скользить в тени и выскальзывать из них с грацией и скоростью кошки — в этой эстетике есть что-то довольно мошенническое. Это ему очень нравится. Вот ответ, думает он, даже если сейчас он не совсем понимает подробности. Он разберётся с ними. Чернила, бумага и немного экспериментов рядом с тенями Курганов — легко и просто!       Он делает перерыв в лапше, чтобы поздравить себя с выбором обители. Курганы могли быть его кошмаром, а затем убежищем - в другой жизни. В этой они оказываются источником чрезвычайно полезных — и практичных! — коротких путей к небольшой революции в совершенствовании, которую Вэй Усянь в настоящее время тайно проводит. И тайна — это то, как она останется, твердо говорит он себе. Он может обойтись без того, чтобы каждый Орден в Цзянху снова жаждал крови у него на пороге, спасибо.       Серьёзно, если его убьют во второй раз, потому что он решил открыто повозиться с энергией обиды, его призрак будет очень зол. На себя, но это всё равно имеет значение. Пока что ему удавалось подгонять энергию обиды под свои нужды здесь и там, не затрагивая даже ногтя на ноге трупа, и он хотел бы, чтобы так и оставалось.       Между экспериментами с талисманами и изменениями печати Вэй Усянь решает гораздо более масштабную проблему отсутствия у него духовного оружия. Мир, в котором он живёт, ценит внешние ловушки власти, он знает это. Как сирота без Ордена с сомнительным прошлым, он уже начинает эту жизнь с малого. Нет нужды усложнять себе жизнь, разгуливая с золотым ядром, достаточно сильным, чтобы перенести его из одного конца Юньмэна в другой конец Цишаня, но без меча.       И всё же.       И всё же.       Он не может просто взять и заменить Суйбянь.       Он подумал об этом. Один раз. Целую ужасную половину секунды. Это было больнее, чем тень Лань Чжаня, умоляющая его вернуться в Гусу. Хуже, чем шицзе с мечом в сердце, который должен был пронзить его. Хуже, чем Цзян Чэн, уходящий от него с ухмылкой на лице и золотым ядром Вэй Усяня под животом. Хуже, чем…       Хуже, чем всё остальное, пожалуй.       Он скучает по возможности сражаться. Он скучает по этому так сильно, что каждое утро он берёт резную палку и проходит через каждую форму меча, которую он когда-то знал, снова и снова, пока не станет безупречным. Он притворяется, что держит в руках свой любимый Суйбянь, и пока он двигается, этого достаточно. Но как только его мышцы отказывают, и он стоит, задыхаясь, мучаясь от жажды, готовый рухнуть лицом вниз на листья под ногами, он обнаруживает, что часть пота с его лица капает ему в рот и имеет привкус соли.       Он позволяет своему взгляду скользить по мечам, висящим в витрине оружейной лавки, по мечам, висящим на стенах кузницы, по мечам, ржавеющим в корзине перед дверью ломбарда.       От них так легко отвернуться.       Но он не совсем глупый. Он вооружается набором приличных кинжалов, тренируется метать ножи и покупает себе книги по приёмам рукопашного боя, чтобы развить то, что он помнит из прошлой жизни.       Но при всём при этом он не может продолжать ходить безоружным. Во-первых, это самоубийственно глупо. Во-вторых, это крайне самоубийственно глупо. Рука Вэнь Чжулю не поддастся ни кинжалу, ни метательному ножу. Может быть, нужен талисман, помогающий взрывать всё вокруг.       На самом деле, это не такая уж плохая идея. Вэй Усянь решает заняться этим сразу же, параллельно с транспортной проблемой.       Но руки Вэнь Чжулю — муравейник по сравнению с силой природы, которая является его хозяином. Чтобы убить Вэнь Жоханя, Вэй Усяню нужно оружие тоньше поющей стали, острее клыков тигра и вернее ястребиного глаза. Оно должно быть его собственным — не желающим, чтобы им владел кто-то другой, даже если его вырвут из его рук. Оно должно быть готово вернуться к нему, даже если его украдут. Оно должно быть неприступным — и столь же незаметным, сколь и смертоносным.       Ему нужно что-то, способное очистить его духовную энергию и подчинить энергию обиды его воле. Ему нужно что-то, что он может нести открыто и с гордостью – и в то же время способное проскользнуть между хорошо защищёнными рёбрами Вэнь Жоханя, так что человек даже не узнает, что с ним сделали.       У Вэй Усяня сейчас нет ничего даже близко похожего. Но он мог бы…       Ему придётся изготовить его самому, как он сделал в предыдущий раз. Молочно-белый рог божественного зверя, закалённый в энергии обиды, тщательно спрятанный на все эти месяцы. Он разворачивает его бледным утром в конце той зимы. Проводит по нему подушечкой пальца от корня до острого кончика.       Затем он приступает к работе.              * * *       Она предстаёт перед ним ясной и твёрдой в его руках, его ловкие пальцы, пропитанные магией, обтачивают полую кость.       Когда-то давно она была вырезана из мёртвого дерева, закалена до состояния камня под тяжестью тысяч лет энергии обиды. Опьянённая кровью и полная скорби, она пронзительно и настойчиво скулила в воздухе, бесконечный рефрен, который требовал, чтобы её услышали. Само её существование подрывало естественный порядок, и всё же она была настолько традиционной по форме, насколько он мог её сделать. Один длинный кусок чёрного бамбука, дыхало и отверстия для пальцев были равноудалены, как и положено инструменту, который жаждал дополнить цитру.       Теперь она принимает новую форму: два коротких отрезка резной кости соединены между собой шарниром из полированного металла, и шесть традиционных отверстий для пальцев, расположенных на расстоянии, позволяющем играть в равномерной темперации. В ней он вытравливает печати сдерживания, усиления, резонанса и гармонизации. Духовная энергия искрится ярким и тёплым светом между его руками, когда он шлифует и приглаживает. Острые осколки, которые отрываются от костной ткани рога и впиваются в мягкие мясистые части его ладоней, тянут кровь. Каждая капля горит, покидая его тело. Это подношение всем, кто умер на конце этого рога — как злодеям, так и невинным, и их ненависть застывает в костной пыли, которая поднимается в воздух.       Он заканчивает шлифовку краёв и подносит дыхало к губам. За прошедшие часы они стали сухими и потрескавшимися. У него болят руки, но он... не то чтобы расстроен.       Он играет ничего не значащую мелодию, просто длинные паузы между звуками, которые то поднимаются, то опускаются над верхушками деревьев, словно лёгкий летний ветерок. Она звучит по-другому и в тоже время остаётся прежней. Её песня кажется мягче и глубже, как заупокойная песнь, пока она не разбухает под его кожей с глухой вибрацией и не поднимает тонкие волоски на затылке. Она всё такая же грустная и злая, как он помнит.       Хотя она гораздо менее визгливая, что он одобряет из эстетических соображений.       Инструмент, способный быть услышанным сам по себе. Это одинокое чувство, но не более, чем в первый раз, когда он обнял её и дал ей имя.       Чэньцин.              * * *       Работая над своим совершенствованием, Вэй Усянь также находит способы пополнить свои средства. Его шокирует, как легко зарабатывать деньги. После жизни, в которой он продавал чахлый редис, подлизывался к Цзян Чэну, чтобы тот набил его карманы, и выпрашивал объедки в Илине, его до глубины души потрясает, как легко деньги падают ему в руки в этой жизни.       Есть деревни, усеивающие границы территорий Орденов, куда не ходит ни один заклинатель , потому что они слишком далеко от дома. Есть поселения, угнездившиеся в лесах и холмах, до которых трудно добраться, если вы не странствующий торговец или беглый мошенник. Есть пограничные города, плохо управляемые и заброшенные, если только они не способствуют торговле. Есть даже такие места, как Илин, известные, но проклятые или спорные между двумя Орденами и, следовательно, предоставленные самим себе ими обоими.       Если он внимательно посмотрит, то найдёт множество мест, которые полностью полагаются на мимолётную удачу бродячих заклинателей, чтобы избавиться от призраков и яо-гуев. Места, богатые ночными охотами, в которые любой желающий и способный заклинатель может вцепиться зубами. Места, достаточно отчаянные, чтобы принять помощь ребёнка и достойно заплатить ему за его работу и трупы монстров, которые он кладёт у их ворот, когда заканчивает.       Конечно, не всё так просто, не всегда. Всегда есть магистрат, который насмехается над идеей ребёнка, знающего что-либо о борьбе и убийстве зверей, которые пугают взрослых мужчин. Есть староста, который беспокоится о том, что толкает мальчика на путь опасности, который оказался смертельным для людей, находящихся под его управлением. Торговец, который не хочет платить справедливо за устранение призрака своей любовницы, потому что это слишком легко, слишком очевидно. Деревенский хулиган, который в страхе убежал от чего-то в лесу и отказывается позволить ребёнку извлечь выгоду из отсутствия того же самого страха.       В конце концов, все они сдаются. Перед ними стоит Вэй Усянь с лицом ребёнка и глазами, повидавшими десятилетия ужаса. Он владеет флейтой, которая делает их гостиницы весёлыми по ночам и безопасными на улицах днём. Он сражается с лучшими и худшими из них и всегда побеждает, и он не принимает ответа «нет».       Поэтому они сдаются, и он уходит, получив свой ужин бесплатно, или кусок драгоценного шёлка в сумке, или мешочек с честными монетами, или травы для лечения ран и ожогов. Иногда он уходит ни с чем, когда он не может вынести, чтобы взять больше от того, кто потерял слишком много, или когда он решает помочь тому, кому просто всё равно. Но в целом Вэй Усянь начинает делать себе имя как бродячий заклинатель, который может справиться почти со всем, что вы ему подбросите, как мальчик со странными глазами и яркой улыбкой, который с такой же лёгкостью сыграет песню за свой ужин, как и убьёт за него.       А какие песни он играет!       Ночь за ночью, улица за улицей, гостиница за гостиницей. Песни, которые он репетировал в лесу, льются из его флейты с богатым, глубоким тембром отточенного альта. Он играет песни тоски и песни, которые заставляют его аудиторию вставать и танцевать на пьяных ногах. Песни, которые заставляют влюблённых смотреть друг другу в глаза с тайными улыбками. Песни, которые заставляют всю гостиницу распевать непристойные тексты под топот ног.       Эти ночи не всегда приносят хороший доход, но он берёт смех и компанию вместо одиночества, которое носит в своей душе, обменивая их на несколько часов веселья и беззаботности.       Он играет фоновые мелодии к военным трагедиям и комическим сценкам в домах сказок, и ему удаётся наняться на случайную ночь аккомпанировать игрокам на цине в публичных домах. Везде, где может быть музыка, Вэй Усянь находит способ вклиниться в происходящее, как он это делает на ночных охотах, и он оставляет позади толпу слушателей со слезами на глазах от болезненной красоты звуков, которые он извлекает из своей флейты.       Эти ночи приносят большую пользу, но они оставляют его более пустым, чем прежде, тоскующим по вещам, которые он не осмеливается назвать. Мечтая о солнечных глазах на суровом лице, сильных руках, сжатых на рукояти меча, который когда-то был ему равен.       Уютно полные карманы, выдолбленное сердце. Кажется, он никогда не сможет иметь всё.       Какая разница, говорит он себе в такие ночи. Засыпает под звёздами, не обращая внимания на пространство рядом с собой, которое хотят заполнить Лань Ванцзи, Лань Чжань, Лань-эр-гэгэ. Это жизнь, о которой он мечтал, и он живёт ею в одиночестве.       Ну и что? Он не плачет.