Стирая границы

Рыжий никогда не думал, что человека можно возненавидеть с первого взгляда. Он как-то слышал, что так иногда рождается любовь — незнакомое, чуждое для него чувство. Но чтобы ненависть? Это что должно быть с человеком не так, чтобы его хотелось ненавидеть прям сходу? Наверное, он должен выглядеть как тот посетитель, сидящий за седьмым столиком у окна: нахальный прищур на глазах, лукавая ухмылка, черные, как смоль, прямые волосы, уложенные просто идеально, дорогая одежда, явно сшитая на заказ, и кроссовки по цене в несколько сотен зарплат Рыжего. И на фоне скромного антуража совсем не пятизвездочного ресторанчика, где подают самую обычную лапшу, его надменный вид кажется особенно нелепым и вызывающим. А еще он не сводит с Рыжего взгляда. Глазеет минут двадцать, если не больше, пока тот обслуживает соседние столики и разносит еду. Рыжий это ненавидит — когда вот так открыто пялятся. Сразу внутренности мерзким спазмом сводит, тошнота к горлу подкатывает и хочется что-то тяжелое швырнуть в эту смазливую самодовольную рожу, чтобы тот отвернулся, не смотрел, как на животное в зоопарке. Чтобы, сука, знал, что смотреть на Рыжего запрещено. Рыжий спинным мозгом чувствует его взгляд каждый гребаный раз, когда этот мудень появляется в «Тай-Пай». Заходит три раза в неделю: во вторник, пятницу и воскресенье. Именно в те смены, когда работает Рыжий. Сталкер ебучий. Осталось Рыжего еще после работы поджидать и беспалевно до дома провожать, чтобы образ закрепить. И почему из всех посетителей именно он проявляет к Рыжему нескрываемый интерес? Или это какой-то новый способ развлечь себя, высверливая глазами насквозь в надежде, что его, типа, никто не видит? Только вот Рыжий, блядь, все видит. И чувствует. Потому что невозможно не видеть и не чувствовать, когда в спину меж лопаток выстреливает огненной стрелой и озноб пробегает по позвоночнику снизу вверх, собираясь противными мурашками на затылке. Мерзкое чувство. Жрущее прямо до костей. И однажды наступает день, когда Рыжий все-таки не выдерживает. Это происходит в тот момент, когда он относит поднос с пустыми тарелками на кухню и на ходу случайно цепляет бедром соседний столик — содержимое подноса летит на пол, разбиваясь к чертям. Благо, приготовленной еды там не оказывается: на кухню Рыжий нес уже пустые тарелки, иначе влетело бы ему знатно. Зато вместе с посудой разбивается и терпение Рыжего — так же резко и вдребезги. Он разворачивается на месте и хмурым яростным взглядом впивается в ублюдское мажорское лицо. Тот предсказуемо смотрит в ответ: глаза у него темные, опасные, глумливые, а на губах все та же ухмылка. Бесит просто пиздец. Тем, что сидит там и лыбится, как сука последняя, шляется сюда каждый вторник-пятницу-воскресенье словно по расписанию, занимает гребаный седьмой столик у окна. И смотрит. Долго и пристально наблюдает, как Рыжий носится с заказами, наводит порядок в зале или вытирает столы. Уебок. Мразотная сволочь. Таких, как он, еще поискать надо. Рыжий ненавидит, что подобные ему дышат с ним одним воздухом и ходят по той же земле. Наверняка, этот богатей думает, что раз есть деньги, то можно позволить себе абсолютно все. А у него их много — Рыжий знает. Сам видел, когда тот платиновой картой расплачивался с логотипом банка в виде китайского красного дракона. Такими обычно пользуются, когда на счету овердохуллион и больше лежит. Бесконечность — не предел, называется. Показушник, блядь. Проходит примерно четверть минуты их зрительного контакта, прежде чем Рыжий отворачивается и садится на корточки, чтобы разбитую посуду с пола собрать. И, когда его рука тянется подобрать осколок, он сжимает ее в кулак и демонстративно оттопыривает средний палец — незаметно, но так, чтобы этот мудень видел. А он точно видит — Рыжий чувствует. Он всегда чувствует.

***

Рыжий устроился в «Тай-Пай» пару месяцев назад. Когда деньги позарез нужны были, он ходил и пробовал себя то разнорабочим, то доставщиком, то пацаном на побегушках. Последнее быстро надоело: характер у Рыжего не сахар, слово за слово — и начальник был послан прямиком нахуй. А до этого был сопроводительный поток мата, во всех красках описывающий, что Рыжий с ним сделает, если тот еще раз заставит его блядский кофе из сраного «Старбакса» на углу принести. Рыжему тогда нехило досталось, но и он в долгу не остался: разбил ублюдку нос, зарядив рожей в стол, и чуть не сломал руку. В двух местах. Денег, конечно же, не получил, ни юаня. Зато гордость и совесть остались чисты. Рыжий — не красавчик, умом сильно не блещет, да и ходит всегда с недовольным на весь мир лицом. А в тот день еще и подрался неслабо. Ссадины и синяки он заклеил, само собой, но скрыть тот факт, что к нему неприятности липнут, как мухи, определенно было нельзя. Так что, придя по объявлению в ресторан, куда требовался официант, он совершенно ни на что не рассчитывал. Лицинь, так звали девушку, которая его встретила, просто всучила ему набедренный фартук и твердо заявила, что он может приступать к работе с этой же минуты. Рыжий тогда знатно охуел, шестым чувством почуяв, что в этом кроется какой-то подвох. Но Лицинь не позволила ему над этим поразмыслить ни секунды — сразу дала указания и отправила в гостевой зал. В конце рабочей смены, когда с улыбкой на лице она протянула Рыжему конверт с оплатой и искренне похвалила за проделанную работу, он все же решился спросить, а все ли, собственно, нормально. Лицинь недоуменно изогнула бровь, а потом, отчего-то рассмеявшись, ответила, что все уладила, и хозяйка не против, ведь такие сотрудники, как Рыжий, просто на вес золота. Рыжий подумал, что это странно и подозрительно, но больше ничего не спрашивал. Заведение на самом деле неплохое, и кормят здесь вкусно. Хозяйка и коллеги к Рыжему относятся хорошо, несмотря на его суровый вид и буквально орущий на весь мир взгляд-не-подходи-а-то-отпизжу. И платят тоже неплохо: хватает, чтобы с некоторыми долгами разобраться. Шесть лет назад его отец занял огромную сумму каких-то левых типов и пропал. Просто взял и исчез. Где он сейчас и жив ли, Рыжий не знает. И знать не хочет. Ему похуй, если честно, где этого ублюдка черти носят, и еще больше похуй, если тот однажды подохнет. Слишком много проблем из-за него свалилось на их семью, на маму в частности, которая тащила это жизненное дерьмо одна на своих хрупких плечах и убивала свое здоровье на трех работах, чтобы скорее расплатиться с долгами. Но сейчас она не одна: Рыжий тоже теперь взрослый и способен обо всем позаботиться сам. В первый месяц он брал сверхурочные, чтобы покрыть часть того, что спиздил его так называемый папаша-мудак, пока стремительно растущие проценты не перевалили за бесконечность. Повезло, что работать было некому: тогда персонал состоял из трех человек, и Рыжему реально приходилось работать на износ, беря жесткие переработки. С непривычки даже кости болели, будто его отмудохала свора гопарей в каком-то безлюдном переулке. Но Рыжий привык чувствовать боль — так было всегда. В школе его донимали часто, дразнили из-за цвета волос, а поскольку Рыжий не привык оставаться в должниках — наглядно демонстрировал, почему у рыжих нет души. Стыдно было тогда перед мамой появляться, но еще больше было бы стыдно, если бы он не ответил. А он всегда отвечал: кулаком в ебальник или коленом под ребра. Ибо нехрен выебываться — такое с Рыжим не прокатит. Когда прошло полтора месяца и их с мамой перестали донимать ростовщики, Рыжий немного выдохнул. Нет, долг все еще огромный и с ним надо разобраться, но, по крайней мере, прекратились частые визиты очень серьезных и нечеловечески сильных мужиков, одетых в строгие деловые костюмы, к ним домой. И вот, когда, казалось бы, жизнь потихоньку стала налаживаться, появляется еще одна проблема. Бесячая такая, чтоб ее, проблема. И имя ей Хэ Тянь. Рыжий случайно узнал, как его зовут, хотя предпочел бы не знать. Но однажды этот мажор приперся не один, а с двумя парнями примерно того же возраста (нет, Рыжий не шарит, сколько им лет). По случайно услышанным словам из их разговора понял, что они учились все вместе в школе: среди них был один, с обесцвеченными волосами, завязанными в неуклюжий хвост на затылке, горластый до безобразия и просто пиздец какой гиперактивный, как заведенная юла. Вот он и растрындел обо всем, что Рыжий знать не планировал. Не его это дело. Но, сука, уши не заткнешь, и приходится все слышать. То же самое и с глазами. Рыжий никогда не подходит к седьмому столику. Благо, Лицинь, сходящая от Хэ Тяня с ума, сразу сообщила, что с таким красавчиком хотела бы больше контактировать, и поэтому без раздумий вызвалась принимать у него — них — заказы. Хоть одной долбаной проблемой меньше. Рыжий бы просто не выдержал находиться с этим самовлюбленным мудаком даже в радиусе пяти метров. Ни под дулом пистолета, ни за миллион юаней. Это просто ни в одной из существующих вселенных невозможно. Лучше пусть держится подальше — целее будет. О чем, собственно, речь. Рыжий, как и всегда, заканчивает отрабатывать смену: наводит порядок в зале и на кухне, выносит мусор, отмечается в графике смен, получает заработанную оплату в конверте. Но дальше вся привычная стабильность летит к черту, когда он выходит из ресторана через служебную дверь и натыкается заебанным взглядом на смазливое мажорское лицо. Мажор, оказывается, еще и курит. Ну, конечно, грех мистеру Совершенству в пагубных привычках себе отказывать — плюс сто к распиздатому образу. Девки наверняка с катушек съезжают, просто глядя на то, как он подносит фильтр к тонким губам и глубоко, медленно затягивается, глядя в глаза. И какого хуя он всегда так смотрит? Как гребаный хищник на загнанную в угол добычу: со звериным голодом и маниакальной жадностью, затаенной в потемневших глазищах. Рыжему хочется подойти к нему и щелкнуть пальцами перед рожей. Он уверен, тот даже не моргнет. Или Рыжий с ума сошел, или реально все так, хрен его знает. Но лучше бы ему перестать смотреть на него. Раньше ведь не смотрел и сейчас должен отвернуться. И свалить нахер, а не пялиться на него вот так и думать о том, какой он красивый, сука. Красивый, блядь, в этой своей черной адидасовской мастерке, накинутой нараспашку, и в обтягивающих таких же черных спортивках. Стоит, курит, вальяжно привалившись к обшарпанной стене — и как только шмотки не жалко? — и пожирает Рыжего взглядом. А Рыжий вообще не вдупляет, какого хера еще не свинтил отсюда. И это пиздец. Он словно к месту прирос и не может оторвать стопы от асфальта, чтобы шаг сделать. Просто не может — и все. Может лишь пялиться на то, как Тянь выпускает сизый дым между губ и флегматично тушит об кирпичную облезлую стену наверняка такую же, как и его вся распиздатая жизнь, сигарету. И подходит ближе. И ближе. И… нет, блядь. Стой, сука, на месте. Рыжий невольно замечает, как сердце разгоняет кровь по венам с бешеной скоростью с каждым сокращенным между ними сантиметром. Думает о том, что еще шаг — и он разобьет мажорчику ебальник. Думает, что, если тот окажется на расстоянии ближе чем на метр, он точно его ударит. Но Тянь, конечно же, не собирается останавливаться и вообще, кажется, все его мысленные угрозы напрочь игнорирует. А Рыжий, в свою очередь, тоже ничего не предпринимает, даже когда дистанция между ними сокращается до полуметра. Только хмурит рожу, морщится, не понимая, что за херня творится в голове, в груди и вообще. Когда Тянь замирает на расстоянии вытянутой руки, Рыжий дерзко вскидывает подбородок, чтобы глаза в глаза смотреть: этот мудак, оказывается, еще и выше него по росту и шире в плечах. Дылда ебаная. И взгляд у него просто пиздец. Какие-то черные дыры вместо глаз, разрастающиеся и поглощающие в себя все живое без разбора. Концентрат темноты и первобытного ужаса. Если бы Рыжий не был Рыжим, давно бы обделался в штаны и заранее начал молить о пощаде. Отчего-то он уверен, что Тянь долго ни с кем не церемонится. Одним таким взглядом убить может — сто пудов. Еще одна весомая причина его ненавидеть, кстати. Рыжий все же решительно планирует отсюда съебаться и собирается наконец зрительный контакт разорвать, но Тянь опережает его тем, что заговаривает первым: — А ты не из хрупкого десятка. Я приятно удивлен. От его низкого, хриплого от сигарет, ровного голоса Рыжего пробирает с ног до головы и обратно. В руках предательски — едва заметно — начинает пробивать дрожь, и он с силой сжимает их в кулаки, чувствуя, как на костяшках натягивается кожа. А еще старается игнорировать тот факт, что всего на секунду сердечный ритм сбивается вместе с дыханием. — Че тебе нужно от меня? — выплевывает твердо и резко, чтобы не передумать. — От тебя? — насмешка в голосе. — Ничего. — Не пизди, — злобно цедит Рыжий, впиваясь ногтями в кожу ладоней до ощутимой отрезвляющей боли. — Ты с меня глаз не сводишь. Отвечай, чего надо, или я за себя не ручаюсь. — Какой острый язычок, — холодно усмехается Тянь, обнажая клыки, и клонит голову вбок, щуря глаза. — Поаккуратнее с ним. А то кто знает, к чему это может привести. Рыжий замечает, как меняется его взгляд на последней фразе: темнота буквально пожирает глазное яблоко и затягивает, затягивает в себя. Жуткое зрелище. Особенно если не знать, чего от такого взгляда стоит ждать. Рыжий не знает. И проверять вовсе не собирается — нахуй надо. Но и молчать, когда между ними уже завязалось подобие разговора, тоже из упрямства не может. — Ты мне зубы не показывай — заебешься потом по асфальту собирать, — говорит и вызывающе смотрит в глаза, давая понять, что он его предостережения на хую вертел. — Могу кое-что другое показать, — не раздумывая парирует угрозу Тянь, а затем одним резким движением хватает Рыжего за шею и со всей силы впечатывает спиной в стену, вырывая из его легких глухой рваный вздох. Рыжий неслабо прикладывается затылком о шероховатую поверхность, теряясь на мгновение в пространстве из-за того, что в глазах резко вспыхивает темнотой, и, когда он делает попытку вдохнуть, чувствует, как чужая ладонь сильнее надавливает на шею, специально перекрывая доступ к кислороду. — Уебок, — шипит сквозь стиснутые зубы и крепко вцепляется пальцами Тяню в запястье, отчаянно пытаясь убрать его руку. Бесполезно. Этот мудак слишком силен. Черт. Блядь. Сука. — Я попросил тебя следить за языком, а ты все продолжаешь острить, — опасно-низким голосом говорит Тянь, сжимая пальцы так сильно, что еще немного — и, как Рыжему кажется, послышится хруст его сломанной шеи. — Хочешь, чтобы я укоротил его тебе? Так это я сейчас быстро устрою. Ты только скажи. — Пошел… нахуй. Коленом под ребра прилетает мгновенно, и боль от этого удара адская. Рыжий сгибается пополам, как надломившийся стебель, и с трудом пытается сделать разорванными легкими вдох. Не получается. Он вроде бы ловит ртом воздух, но с каждой секундой только сильнее задыхается. Ноги подкашиваются, в глазах мутнеет, картинка расплывается от скопившихся слез. Рыжий зажмуривается до разноцветных вспышек под веками — и тут же распахивает глаза, когда чужая рука хватает его за грудки, заставляя выпрямиться и вновь прижаться спиной к жесткой кирпичной стене. Он против воли, будто на каких-то гребаных инстинктах, хватает Тяня за плечи, крепко сминая пальцами его черную мастерку, но из-за боли в животе на автомате склоняется вперед. Чужие цепкие пальцы мертвой хваткой обхватывают его предплечья, чтобы, скорее всего, скрутить ему руки за спиной до болезненного хруста. Рыжий тяжело выдыхает, ожидая чего-то подобного, и вслепую, бессознательно упирается лбом в чужое твердое плечо, на вдохе чувствуя пробивающийся в носоглотку тяжелый аромат туалетной воды. Зачем-то пытается вспомнить, на что он похож, этот запах, взбалмошно перебирая в голове варианты, но тут же отбрасывает эту затею. Какого черта вообще его сейчас должно волновать, чем пахнет эта сволочь, когда он сам едва на ногах стоит? Хэ-ебаный-Тянь, чтоб его. Зачем он появился в его жизни? Зачем? Зачем, блядь?! Почему не оставит в покое, почему приходит в «Тай-Пай» и прослеживает каждый его шаг? Рыжий не музейный экспонат и не зверь в зоопарке, чтобы на него пялились часами. Рыжий просто хочет спокойной жизни без долгов и ежедневной нервотрепки и чтобы мама перестала плакать по ночам. Просто, нахрен, хотя бы день долбаного покоя. — Ненавижу тебя, — сбивчиво шепчет Рыжий себе под нос, прекрасно понимая, что Тянь его услышит; возможно, надеясь на то, что услышит и действительно переломает ему не только руки. — Ненавижу… гребаный ты мудак. И совершенно не замечает, как чужие длинные пальцы, впившиеся в его предплечья грубой властной хваткой, на долю секунды расслабляются.