А ты - всё тот же ангелочек, коллега

      Еле слышно колыша ставни, ночной ветер пробрался в комнату. Свежий воздух перебил духоту догорающего камина, и красные угольки потухли во тьме, протягивая к небу тонкие нити дыма и оставляя гостью без единого источника тепла.       Ощутив холод из-под тонкого одеяла, Раф распахнула глаза, словно почувствовала чужое присутствие. Разглядеть что-либо или кого-либо было сложно, и, словно по команде, пульс бодряще участился под кожей, вынуждая её вскочить с постели.       Неспешный взгляд прошёлся по всему помещению, и оно постепенно обрело знакомые очертания.       Это была просторная комната со старинной резной мебелью. Камин, ковёр на полу, хрустальные бра и изобилие книг на полках — всё говорило о благосостоянии хозяина дома и напоминало о том, кому именно принадлежит вся эта роскошь.

Точнее, когда-то принадлежала…

— Нет… Опять…       Стоило ей узнать ту самую спальню Мистери Хаус, в которой она ночевала лишь однажды и в которой до одури боялась проснуться вновь, как страх сковал её невидимыми, но прочными ледяными цепями. Уютная комната, на первый взгляд, казалась самым безопасным местом на свете, но стоило вспомнить связанные с ней события, как в мгновение ока она становилась ловушкой.       Кожа покрылась мурашками, во рту пересохло. Нежно-голубые крылья за спиной начали подрагивать не то от холода, не то от нарастающей паники. — Пламя!.. — тихо шепнул Ангел, всё ещё не доверяя мнимому умиротворению, что царило в спальне. Магическая энергия послушно заискрилась над её ладонью и обрела форму огненного шара.       Раф осветила помещение и, убедившись, что вокруг ни души, шумно выдохнула, хоть и понимала, что расслабляться рано. Она ведь ещё не знала, что её ждёт за дверьми этой комнаты.       Осторожно заглянув в щель дверного проёма, девушка вышла и вновь оказалась в объятьях тьмы особняка. В мрачном коридоре свет не горел — заглядывающее в окна полнолуние тогда было единственным светилом, что открывало взору лабиринт из пустующих комнат. Как назло, в этом сне даже её нимб и крылья больше не сияли бирюзой.       Ведомая не то любопытством, не то другой невидимой силой она побрела вперёд, внимательно оглядывая коридор и навострив ухо. Еле слышный свист ветра постоянно заставлял оборачиваться, а малейший скрип половиц под ногами был поводом притаиться и приготовиться к атаке. Даже в глянце фарфоровых ваз, на полотнах картин и в лицах безмолвных бюстов учёных она искала угрозу.

Искала «Её»…

      Полагаясь только на слух и на синее пламя в руке, Раф спустилась на первый этаж. Гробовую тишину нарушало лишь едва слышное скольжение ладони по стене. И пусть эта пустота продолжала пугать тем, что могла скрывать в зловещих стенах Мистери Хаус, девушка продолжала идти. «Всё хорошо, тут никого нет,» — мысленно говорила она себе, стараясь обуздать тревогу.       Скитания по погружённому во тьму особняку закончились в самом конце коридора, где Раф обнаружила отогнутый край ковра, скрывавший ржавый напольный люк. Сердце пропустило удар, когда в его щелях она заметила слабый свет — кто-то уже был там и явно дожидался, когда Ангел сам придёт в его логово.       Окружавшая её темнота в один миг перестала казаться такой враждебной. — Ладно, тварь… Посмотрим, что ты мне уготовила на этот раз…       Откинув крышку, она спустилась в недра особняка, утаившие от посторонних глаз все самые грязные грехи и тайны своего хозяина — в подземную лабораторию.       Раф было достаточно одной роковой ночи, чтобы запомнить это место как холодный склеп, ставший не только усыпальницей для злодеяний Малаки, но и местом его гибели. Каково же было её удивление, когда она оказалась будто в совсем другом помещении и, казалось, в совсем другом времени…       Ангел замер, обнаружив в светлой и уютной лаборатории фигуру отца.       В колбе на рабочем столе алхимика забурлил отвар. Увлечённый работой и делом жизни Малаки даже и не заметил присутствия дочери — всё его внимание было поглощено жидкостью, чью реакцию на каждый новый ингредиент он непременно отмечал в заметках.       Сердце девушки жалобно заныло в груди от одно лишь осознания того, что снова видит отца живым и невредимым. Столько лет прошло с его смерти, в стольких кошмарах она переживала его кончину, и лишь сейчас – пускай и во сне — она могла наблюдать, как он жил своей жизнью.

Точнее, как бы он жил…

— Раф, ночь на дворе. Тебе лучше выспаться, не то завтра на занятия не успеешь, — мягким тоном произнёс он, не отвлекаясь от работы. — На занятия? — Конечно. Второй учебный год, прогуливать нельзя. Много важного пропустишь!       За поучительными словами Малаки последовала его фирменная усмешка, и девушка с грустью осознала, о чём с таким энтузиазмом говорил отец.       Старая прибранная лаборатория, облупившаяся по углам краска, стены и пол, сохранившие следы от когтей фероксов — отпечатки долгих лет, что особняк оставался бесхозным, а потом и вовсе стал логовом Нейтрала, прежде чем вернуться во владение законного хозяина.       Поравнявшись с ним, как и десять лет назад, Раф осторожно заглянула ему через плечо, наблюдая за отваром, что постепенно терял цвет. — Снова зелье? Чего хочет заказчик?       На лице мужчины появилась добрая улыбка, он отрицательно покачал головой. — Нет, это не зелье. Ты же знаешь, я этим больше не промышляю, — он отлил немного жидкости и, взяв зажимом, с гордостью показал ей. — Это прототип лекарства.       Малаки поднял пробирку с бурлящим варевом на свет и, щурясь, принялся рассматривать своё творение. От внимательного взгляда серо-голубых глаз, что зажглись былым азартом безумного учёного, казалось, не ускользала ни одна капля. — Я преобразовал стандартную формулу антибиотика. Конечно, ещё предстоит много доработок и опытов, но однажды это вещество сможет справиться даже с самыми тяжёлыми недугами. Представь, скольким людям оно поможет…       Его лицо, обрамлённое седыми прядями иссиня-чёрных волос и украшенное благородными возрастными морщинами впервые выдало самую что ни на есть радостную улыбку. Сколько раз Раф пересекалась с ним за время противостояния с Рейной, а эти приподнятые уголки губ, не выражавшие и капли ехидства, она видела наяву лишь однажды.       Грустные, но горящие новым смыслом жить глаза смотрели на бесцветный отвар, как на нечто прекрасное, на что-то, что было призвано нести благо и спасение. В руках он держал попытку внести весомый вклад в развитие науки, а не способ нажиться на чужом горе. Перед Раф стоял тот самый человек, которым Малаки был до того, как потерял жену, и которым он мог бы стать снова, если бы не погиб от рук своего Хранителя. — Это — только начало. Как закончу с лекарством, возьмусь за свою давнюю задумку. Представь, как сначала люди смогут побороть серьёзные заболевания, а потом — путешествовать во времени, в самые давние воспоминания, — вслух рассуждал он, наблюдая, как свет преломлялся в жидкости, отбрасывая разноцветные искорки. — Если всё получится, я смогу вернуться в прошлое и узнать, что произошло с твоей мамой в тот день. А значит, есть вероятность, что мы сможем её найти. Я уверен, она всё ещё жива. — Да, и я тоже… — кивнув, тихо ответил Ангел.       Большего она сказать не смогла и не захотела. То, что всё это — какая-то альтернативная счастливая реальность, в которой Анджели скоро найдётся и вернётся к ним, знала только она, ровно как и то, что в настоящем Малаки не суждено осуществить свою главную мечту.       Он никогда не встанет на верный путь, никогда не изобретёт это лекарство и, тем более, никогда не перенесётся во времени, чтобы вернуть свою семью. Никогда больше не станет счастливым, каким она его видела из-за иллюзии в кабинете вызова. Всё это останется частью сна.

На редкость умиротворённого и спокойного сна…

      Нимб над её головой предупреждающе загорелся. «Нет, заткнись!»       Ребром ладони Ангел смахнул проступившие слёзы и, шумно выдохнув, запрокинул голову, глядя в потолок. Хрустальное кольцо вновь погасло, а попытка скрыть плач вызывала у отца лишь грустную улыбку.       Мужчина поставил пробирку на место и снял рабочие перчатки. — Не плачь, девочка моя, — прошептал он, обняв дочь и проведя рукой по золотистым волосам. — Я знаю, ты найдёшь её. Я знаю, что где-то там ты вернёшь её, и всё встанет на свои места.       Девушка медленно кивнула, словно не соглашалась с ним, а лишь констатировала факт. В настоящем они действительно вместе: после долгих лет заточения и разлуки, после всех козней Нейтрала и генералов, мать и дочь нашли друг-друга и вновь стали семьёй. Только уже без него… — Не веришь, да? — спросил он с доброй, разбивающей сердце усмешкой, словно и не подозревал, что в реальности уже прошло десять лет, как его нет в живых… — Нет, боюсь, — неожиданно для себя призналась она, чувствуя, как ласка отца побуждала её открыться ему. — Чего же? — Боюсь снова ошибиться… снова подвергнуть нас всех опасности… Боюсь себя, в первую очередь.       Мужчина вдруг слегка отстранился, и широкая улыбка, украшавшая его лицо, смягчилась. Осторожным жестом коснувшись её подбородка, он вернул взгляд Ангела на себя. — Раф, бояться допустить ошибку это естественно. Не я, так любой учёный подтвердит, что сомневаться в чём-то – тоже нормально, а порой даже, наоборот, хорошо, — серьёзно пояснил он. — Но бояться, ненавидеть саму себя за что-то, в чём, возможно, и не было твоей вины — это уже слишком. — Я могла тебя спасти в ту ночь. Мы могли что-то придумать, чтобы вернуть портреты смертных!.. И чтобы ты… Ты… снова стал свободным…       Сердце Ангела больно дрогнуло, когда отец прикрыл глаза и медленно кивнул. Осознание того, что означал этот кивок, тут же ударило вдогонку. Он всё прекрасно знал. — История не терпит сослагательного наклонения, Раф. То, что случилось, уже не изменить, но из этого можно вынести ценный урок. К тому же, мы оба знаем, кто меня убил, и ради чего я погиб в ту ночь.       Наклонившись, он нежно поцеловал её в лоб, кончиками больших пальцев утерев струящиеся по лицу дочери слёзы. — Я отдал жизнь за тебя — за самое дорогое, что у меня было, — и это было моё решение. — Так нельзя… — шептал Ангел. — Это неправильно… — Нет, Раф, — мужчина отрицательно покачал головой в ответ. — Нельзя бояться и ненавидеть себя. И неправильно жить ошибками, которые могли были быть допущены и не по твоей вине. Ты создаёшь внутри себя врага, с которым не умеешь бороться и которому однажды проиграешь, если вовремя не остановишься. Поверь, тогда уже винить себя — истинного виновного — будет поздно и, главное, бессмысленно. «Это очень сложно…» — подумалось ей, но озвучивать импульсивную мысль Раф не стала. Она и без того стояла перед ним в слезах и признавалась в слабости, вместо того, чтобы насладиться минутами уединения, которых в прошлом им было отведено ничтожно мало.       Улыбнувшись, она прижалась к груди Малаки. Ровное биение сердца отца колыбельной успокаивало и гнало прочь дурные мысли, словно создавало вокруг них вакуум покоя и тепла, и ей на мгновение стало легче. Раф была готова поклясться, что отдала бы всё на свете, лишь бы он снова был рядом. — Папа… — тихо протянула, будто пробовала на вкус слово, которым никогда к нему не обращалась в реальности. — Я… Я понимаю, но не знаю, что делать… Я будто не могу это контролировать. Не могу до конца отпустить… — Ты уже на правильном пути. Дай себе время примириться со своим прошлым, и, поверь, смотреть в настоящее и будущее уже будет не так страшно, — вновь улыбнулся он, прежде чем тёплые губы снова коснулись её виска.       Сквозь слёзы улыбнувшись в ответ, девушка вдруг почувствовала, охватившую тело усталость, что медленно, но верно забирала с собой и сознание. Едва ли не проваливаясь в беспамятство, Раф инстинктивно прижалась к отцу ещё сильнее, словно ребёнок, ищущий защиты в объятьях родителя.       Но оставшиеся им секунды были сочтены, и образ Малаки обрёл неясные очертания — мужчина будто растворялся в воздухе у неё на глазах. — Что бы ни случилось, кем бы ты ни была — Ангелом или человеком… Всегда помни, что я люблю тебя и горжусь тобой… Моя девочка… — Всегда… — утопая во тьме, прошептала она. — Я люблю тебя, папа… Люблю…

Люблю…

***

      Когда сознание вернуло её в реальность, отцовские объятья сменились хлопком постельного белья. Стены лаборатории посветлели, свет обветшалых бра в виде солнечных лучей просочился сквозь шторы — открыв глаза, девушка оказалась в постели уютного номера, вместо кошмарной спальни.       Где-то за окном запели птицы. Трезвон колоколов вдали напомнил прихожанам о начале мессы. В комнату, колыша тюль, пробрался уже знакомый лёгкий ветер, и на губах появился намёк на ласковую улыбку. Бывший Ангел расслабленно сомкнул глаза и откинул голову на мягкое изголовье кровати, на мгновение отдавшись чувству лёгкости под музыку утреннего Рима.       Это умиротворение — редчайшее явление после пробуждения — стало ей верным спутником и позже, когда, поднявшись с постели и приняв душ, девушка приступила к работе.       Первым делом она проверила почту. Пока в кофемашине перемалывались зёрна, она бодро листала цепочки писем и параллельно отмечала список дел на предстоящий день. Страница в записной книжке заполнилась чернилами так же быстро, как её чашка — свежим кофе.       Среди документов на столе её с прошлого вечера ждал и договор от «Tiberica», но бывший Ангел прекрасно понимал, что точного и скорого ответа от «Ornello Caru», коего от них ждала Моника, не будет. На электронное письмо, отправленное Карлосу накануне, никакого отклика не поступило. «Кто бы сомневался…» — снисходительно улыбнулась Раф. Адресованное директору письмо она тут же переслала Патриции с поручением, затем пригубила чашку и взялась за чтение договора.       Привычный стол в офисе ей заменило кресло у балкона. Вместо делового костюма тело обволакивал шёлк синего пеньюара. Пока её глаза внимательно вчитывались в каждую строчку, свет золотистой дорожкой пробрался в комнату, приятно согревая ноги.       На мгновение ей даже захотелось отвлечься. Солнце, заглядывая в окно номера, так и манило оставить дела на потом и позволить себе насладиться его теплом. Отложить бумаги и все мысли об «Ornello Caru» в долгий ящик, поддаться желанию о беззаботном отдыхе…       Распахнув дверь балкона, Раф не устояла перед соблазном слиться в одно целое с открывшимся перед ней пейзажем. Стоило лишь прикрыть веки, как солнечный свет заключил её тело в свои объятья, а вдыхать чистый воздух полной грудью стало невероятно легко, как никогда прежде.       Ей даже вспомнился один из безмятежных деньков в Золотой Школе, когда, выглядывая из панорамного окна их с Ури спальни, она испытывала те же чувства окрыляющей радости.       Вот только тогда ветер, играясь со светлыми локонами, ласкал поблёскивающие нежно-голубые перья у неё за спиной. А ныне воздух пронзили огромные крылья, сотканные из её воображения и сверкающие чувством обретённого покоя в душе… — Ты аж сияешь на солнце.       Она даже не сразу услышала его — идиллия покоя и красоты момента полностью завладела её вниманием, пока бархатный голос пробудившегося Сульфуса не отозвался в сердце девушки ещё большим трепетом.       Губы бывшего Ангела расплылись в широкой улыбке, когда тёплое дыхание неожиданно согрело затылок. — Так и знал, что застану тебя за работой, Ангел, — прошептал Сульфус и, словно почувствовал эту улыбку, обнял её сзади. Не устояв перед соблазном, Дьявол провёл по шее девушки кончиком носа и, чуть щекоча, запечатлел на её коже поцелуй. — Доброе утро. — Ты же знаешь, мы сюда поэтому и приехали. Хотя, я бы не отказалась от отдыха… — мягкий шёпот, утопающий в ласках, раздался в ответ. — Доброе утро…       Она и не заметила, как без стеснения прильнула к его обнажённой груди, лучезарно улыбаясь каждому поцелую. Нарочно опрокинула голову на крепкое плечо и обнажила шею, лишь бы каждое касание губ Искусителя оказалось не последним. Казалось, не нужна была и сила мысли, чтобы он услышал её мольбы.       Крепко прижимая к себе, словно согревая её своим теплом, Сульфус был готов исполнять это маленькое невинное желание всю свою вечность. Огонь внутри разгорался всё сильнее от одного лишь прикосновения и томного стона удовольствия, звучащего сквозь мягкую усмешку бывшего Ангела. И даже когда, проявив инициативу, Раф прильнула к его губам, он всё ещё не мог поверить, что всё это было наяву. — Почему чёртов показ должен проходить именно сегодня, когда за окном почти лето, а ты в моих объятьях?.. — посетовал Дьявол, положив голову на плечо Раф, что трепетно сжимала его ладонь, у себя на груди.       Взгляды золотистых и голубых глаз синхронно обратились к открывающемуся с балкона пейзажу. — Вечно нам что-то мешает, — с иронией ответила она, зачарованно глядя на рыжие крыши домов и возвышающиеся колокольни и купола церквей, что обрамляло голубое небо. — Сначала V.E.T.O. и законы природы, а теперь… — …всего лишь какая-то работа, — с незлобной ухмылкой закончил он. — Поэтому так рано встала? — Нет, не совсем…       С востока вновь подул ветер, развевая золотистые локоны и колыша пряди цвета вороньего крыла. Почувствовав на себе небезразличный взгляд, Раф вновь повернулась к Дьяволу, невольно вырывая обоих из дурманящей безмятежности и страсти.       Сульфус не спрашивал лишнего и никак не побуждал рассказать о том, что её тревожило. Лишь смотрел на неё с явным беспокойством — хотел поддержать и подставить плечо, если она сама захочет открыться ему.       На лице девушки мелькнула неясная тень улыбки. — Не разделишь… со мной сигарету? — в конце-концов спросил бывший Ангел. — Как тогда, у меня дома?       Кратко кивнув, Сульфус протянул ей пачку и зажигалку. Раф благодарно приняла её, подпалила кончик и, сделав первую затяжку, глубоко выдохнула. Витиеватые нити серого дыма унеслись прочь, вслед за восточным ветром. — Последние несколько лет я часто вижу кошмары. Рейна, кощунство, портреты, дисгармоничная вибрация, генералы, отец… Все самые тёмные страницы моей жизни и каждая фатальная ошибка, которую, как бы мне ни хотелось, я не могу исправить даже во сне.       Напряжённо сжимая сигарету пальцами, бывший Ангел вновь поднёс её к губам. — Уже не помню, когда в последний раз мне снилось что-то хорошее… — Но кошмары — это же нормально. Всем может присниться что-то, что пугает или было когда-то в прошлом, — Сульфус попытался её подбодрить, ненавязчиво добавив. — Дьяволы вообще только страшные сны и видят по ночам. — Да, но проблема в том, что они повторяются. Каждый раз я оказываюсь в том месте и времени, в котором когда-то уже была, и каждый раз я пытаюсь предотвратить то, что произошло в реальности. Я будто заново проживаю каждое воспоминание, в котором всё уже предрешено… Это всё равно, что смотреть фильмы, снятые по одной книге: детали сюжета отличаются, а конец всегда один.       Она отвлеклась на ещё одну затяжку. Дьявол всё так же внимательно слушал, не смея перебивать. — Потом я стала видеть себя со стороны. «Её» — страшного Ангела — копию меня, которая и решает, в каком кошмарном дне своего прошлого я окажусь, — в голосе девушки вновь зазвучали горькие ноты иронии. — Она-то надо мной и издевается. Меня и так десять лет грызёт совесть, а она не упускает возможности заставить меня ненавидеть себя ещё больше. — Но ты же знаешь, что ты — не она. И ты же понимаешь, что ты не можешь до конца жизни обвинять себя в том, в чём могла ошибиться по юности… — возразил Сульфус, не сдержав после хитрой ухмылки. — Ну, и в том, где не одна согрешила, если ты понимаешь, о чём я.       Уловив намёк, Раф в шутку легонько пихнула его логтём, и озорной взгляд Дьявола, разбавивший напряжённую обстановку, напомнил ей об очень похожей истории.       Сульфус смотрел на неё точно так же, когда много лет назад горькая правда о её рождении неустанно преследовала её в мыслях и во снах, а единственным близким рядом оказался именно он. Признаться подругам было страшно — не поймут. Сказать профессору Аркану — сделать себе хуже и получить выговор, вместо ответов.       Дьявол же вместе с ней узнал о её происхождении, выслушал и в своей манере пытался поддержать и уберечь от неприятностей, как мог. Что уж говорить об их опрометчивом проникновении в Зал Портретов, на которое она его уговорила и за которое ей было стыдно до сих пор?..       Порой она не переставала удивляться цикличности времени. Прошло столько лет, обстоятельства изменились, а что-то оставалось вечным. Как его мягкая, не по-дьявольски добрая ухмылка…       Ещё одна мысль, проскочившая у неё в голове, задержала на устах улыбку. — Отец сказал мне то же самое сегодня… Я видела наш дом, как десять лет назад. Уже думала, что столкнусь с Рейной или «Она» опять будет напоминать мне о произошедшем, а я встретила Малаки… И он был жив… Как если бы мы победили Рейну, и он стал свободным, вместе с остальными смертными…       Она выпустила дым и щелчком по сигарете скинула пепел.       Иногда прерываясь на новую затяжку, а затем на глоток свежего воздуха, Раф и не заметила, как рассказала ему и о других деталях сна, будто с каждым словом раскрывать душу Дьяволу становилось всё проще. Признание, словно исповедь, сняло с сердца один булыжник за другим, чем ненадолго облегчило боль от пожирающего чувства вины.       Ощущение усилилось с глубоким выдохом, покинувшим её губы, когда тёплая ладонь поддерживающе легла ей на плечо. Сульфус ещё какое-то время напряжённо обдумывал услышанное, прежде чем вновь заговорил: — Я не уверен, что смогу тебе правильно подсказать, как с этим справиться. Поверь, я пытался подавить это чувство много раз и разными способами, которые не очень-то и помогали, но… Раф, пусть и во сне, а по сути, твой отец прав. Ты не виновата в том, что произошло, и, думаю, в глубине души ты сама это знаешь. — Знаю. Просто это нелегко принять полностью… после стольких лет…       Тут она остановилась, словно поймала себя на том, что сказала лишнего, и потушила сигарету в пепельнице. — Спасибо, что выслушал, и… Прости, что вывалила это всё на тебя… У нас ещё есть несколько часов до показа, а я их трачу на самобичевание. — Не извиняйся, Ангел. И, тем более, не добавляй себе это в «список грехов», — уголки губ Искусителя слегка приподнялись в прежней мягкой улыбке. — А вообще, мне казалось, у смертных в порядке вещей выслушивать и поддерживать друг-друга, разве не так? — Но не у Дьяволов.       На это он лишь снова крепко обнял её, зарывшись носом в золотистые волосы. — Раф, «порядок» и Дьяволы — вещи несовместимые. Считай, ты — моё огромное исключение для всех существующих правил. — И даже для того, что гласит, что правила созданы для того, чтобы их нарушать? — И даже для него.       Бывший Ангел коротко рассмеялся, словно поймал его на противоречии, и Сульфус не смог сдержать улыбки в ответ. Когда обласканные лучами римского солнца они вновь слились в поцелуе, это уже не имело никакого значения. — Ну, раз так, тогда… — тёплый шёпот коснулся его губ. — …не будем терять время? — Не знаю, конечно, что ты задумала, Ангел, но мне уже нравится эта идея…       На лице Искусителя вновь заиграла ухмылка, и Раф не без удовольствия отметила, как в золотистых глазах мелькнул огонёк вожделения. Чёрт, если бы он только знал, как она сама хотела бросить всё и остаться в его объятиях, в его постели. Лишь бы касаться его, чувствовать его каждой клеточкой своего тела, сходить с ума от каждого поцелуя и вместе встречать каждый рассвет и закат с этого балкона… — Только… Ты же имеешь в виду что-то другое, не так ли?       Девушка медленно кивнула. — Пойдём гулять? У меня ещё пара дел перед показом, но никто не запрещает нам параллельно смотреть город. В конце концов, зачем ещё мы приехали сюда? — Почему бы и нет? — пожав плечами, улыбнулся он. — Тогда собирайтесь, синьорина Д’Анджело. Иначе, ещё один Ваш взгляд — и я не отпущу Вас до конца дня.       Унисон их смеха и нежных слов унёсся с новым дуновением ветра и вновь прозвучавшим пением колоколов, прежде чем стать частью утренней мелодии города.       Очень скоро они уже были в историческом центре, полные предвкушения от прогулки и окрылённые чувством свободы.       Золотое солнце достигло своего зенита в тот час, когда улицы и площади столицы заполнились людьми. Туристы и жители Рима пёстрыми нитями разных национальностей и культур пересекались то в барах и магазинчиках, то у главных достопримечательностей, будто ткали воображаемое полотно, что соединяло в одном пейзаже места зарождения некогда великой империи. — Люди говорят: «все дороги ведут в Рим», а сами итальянцы любят твердить, что Рим — центр мира, — рассказала Раф во время завтрака в одном из заведений с видом на фонтан Треви.       И они были правы. Наблюдая огромную толпу, прибывшую посмотреть на самый большой и красивый фонтан, который ему только доводилось видеть, Сульфус не переставал поражаться количеству столпившихся вокруг людей. Древняя работа из мрамора и камня, возведённая прямо на фасаде здания, неустанно притягивала к себе внимание и манила подойти ближе.       Оказавшись около бассейна, его ещё больше удивило наличие поблёскивающих на дне денег. Дно фонтана ежесекундно пополнялось новыми монетами, брошенными туристами. — Что они делают? — легонько дёрнув девушку за рукав футболки, тихо спросил Дьявол. — Они, что, выбрасывают деньги? — Смотри, — Раф с улыбкой выудила из кармана золотистую монету и встала к фонтану спиной.       Не думая ни секунды, правой рукой она кинула её за левое плечо с озорным смешком. Едва коснувшись поверхности воды, монета опустилась на дно. — Это тоже поверье, — улыбнулась девушка. — Если бросить монетку в фонтан Треви, как я показала — однажды вернёшься в Рим. Бросишь две монеты — к любви, три — тебя ждёт счастливый брак, а если бросишь четыре — станешь богатым.       Сульфус не сдержал смеха, оглядев количество туристов, что, слепо веря этой мнимой закономерности, были готовы распрощаться с деньгами. Однако ради интереса он решил всё же лично проверить, как работает волшебство фонтана.       Сначала в Треви улетела одна монета, но бросил он её неправильно. Со второй попытки один евро попал в бассейн по «инструкции». — Такой развод для туристов явно придумал Дьявол, — не скрывая глумления над смертными и над собой, подытожил Сульфус.       Солнце в безоблачном небе сулило Риму жару, и ближе к полудню они забрели в местную джелатерию, где Дьявол открыл для себя ещё одно чудо: мороженое всевозможных и необычных вкусов и цветов, которое кардинально отличалось от того, что он когда-то пробовал в торговом центре Земного города.       Наслаждаясь свежей прохладой и порой норовя в шутку испачкать друг другу лица, бессмертная пара продвигалась на юг и попутно отвлекалась на другие монументы и открывающиеся на обед заведения, манящие прохожих ароматами римской кухни.       Как и вечером ранее, Сульфус не переставал с восхищением оглядываться по сторонам и старался запомнить каждый уголок Вечного города, пока Раф вела его к главному символу столицы и одному из их общих воспоминаний — к Колизею.       Часть древнего амфитеатра, скромно спрятавшаяся среди старых домов и улиц, — было первым, что они увидели, свернув с улицы Виа Кавур. Отбросив наваждение от предвкушения, Раф незамедлительно схватила Искусителя за руку и потянула вперёд, дабы не развеять восторг по пути к площади. Оказавшись же к Колизею вплотную, пара застыла.       Величественная арена, несмотря на развитие архитектуры и строительства, поражала смертных до сих пор, вызывая непередаваемые эмоции и множество вопросов. Как Дьявол подслушал из рассказа рядом стоящего гида, Колизей застал городские восстания, падение империи, власти Церкви и короны, множество войн и катаклизмов, и до сих пор стоял на месте, сохранив на себе отпечатки прошедших веков. — Обалдеть… Ума не приложу, как люди могли такое построить? — рассуждал он вслух, задрав голову. — Тем более две тысячи лет назад…       Завороженно наблюдая сохранившуюся часть фасада вместе с сотней туристов, он вновь ощутил огромную разницу между подростковыми и взрослыми впечатлениями. Культура, еда, история, памятники — всё то, что ранее казалось таким скучным и интересным разве что Ангелам, сейчас буквально строило его новое представление о мире смертных. Становилось маленькой частью его внутреннего мира. — Это загадка и для нас. Многие даже сомневаются, что древние монументы были построены людьми. — Может, некоторые построили Дьяволы? Иначе, например, откуда такая тяга к жестокости? Гладиаторские бои, казни… — Так тираны удерживали власть — «хлебом и зрелищем», — пояснила Раф. — В то время, думаю, даже Дьяволы ужасались поступкам правителей… Вот Колизей и стоит столько веков — напоминает о том, на какие зверства способны смертные…       Сульфус воспринял новое выражение буквально: — Погоди, в каком смысле? Людей шантажировали хлебом, если они не ходили в Колизей? — Нет-нет, наоборот, — рассмеялась девушка. — Едой и кровопролитными «шоу» народ подкупали, чтобы удержаться подольше у власти. — Ну, я был близок. Я хотя бы не искал на арене гладиаторов.       Синхронная мысль о давней и напрасной попытке Гаса рассмотреть живых гладиаторов в полуразрушенном амфитеатре вызвала у обоих безудержный смех. — Куда пойдём дальше? — подавив смешок, спросил Сульфус. — Можем войти туда и вспомнить именно наш бой с гладиаторами, но, боюсь, это не самое приятное воспоминание, если ты понимаешь, о чём я… — Раф понизила голос, украдкой оглядев окружающих их людей. — А так, впереди ещё много всего: Форум, Испанская лестница, Пьяцца Навона, Ватикан… И надо найти, где пообедать. Время — половина первого. — Думаю, двадцать минут ничего не решат, — призадумавшись, Дьявол взял спутницу за руку. — Пошли за новым воспоминанием, Ангел. Я хочу посмотреть на всё по-новому.       Наполненный невиданным ранее энтузиазмом и любопытством он потянул её в сторону входа в амфитеатр, где столпились туристы. Скрепив руки в крепкий замок и минуя скопления людей, они мчались туда, словно нашкодившие дети — навстречу приключениям.       Сульфус не знал, что нового запомнит на арене и в других уголках города, но он чувствовал, что этот миг уже сохранился где-то в его душе.

Беззаботная прогулка, старые и новые впечатления, и счастливый заливистый смех бывшего Ангела позади…

***

— Мама, смотри! Какой красивый дом! — маленький Ангел указал пальчиком на античный фасад, выделявшийся среди небоскрёбов вокруг. — А что это? — Это Эмпирическая библиотека. Там очень… — подоспевшая за ним мама прервалась на полуслове, подхватив ребёнка на руки, прежде чем направиться в сторону парка. — Очень много книг. — Очень-очень-приочень? Вау! Я хочу туда! А там есть книжки про гоночные машины и динозавров? — с неподдельным восторгом спросил мальчик, чем вызвал у наблюдающего за ним Ангела улыбку. — Да, когда вырастешь, ты обязательно туда попадёшь, а сейчас нас ждёт папа. — А можно не когда вырасту, а раньше? Ну, хотя бы завтра? На ма-а-аленькую минуточку! — Нет, Эрджи, завтра не получится. Завтра у нас…       Какое событие упомянул Ангел, в котором он узнал повзрослевшую Ури, Гейб уже не расслышал. До ушей доносился лишь детский голосок, задающий кучу вопросов, и монотонные ответы уставшей матери. Вскоре и они растворились в симфонии звуков города.       Полуденное солнце выплыло из-за облаков и щедро одарило лучами белокаменный город Ангелов. Высотки одного из районов, удивительным образом сочетавшиеся с более древними домами и зданиями, отразили дар светила и заискрились, словно водная гладь в ясный день, на радость прохожим.       Пока жители наслаждались теплом нового дня, Гейб по обыкновению предпочитал держаться в тени и наблюдать красоты города издалека — из-за величественных колонн древней, как мир, сокровищницы знаний.       Эмпирическая библиотека была для него вторым домом: строгое здание, напоминающее построенный смертными Парфенон, хранило не столько секреты истории и законы мироздания, сколько его воспоминания. В детстве Херувим коротал тут долгие часы в ожидании отца, что работал хранителем библиотеки, а уже студентом Золотого Университета — сам с упоением изучал редкие книги и свитки.       Обветшалые фолианты казались ему более сговорчивыми и интересными собеседниками, нежели его сокурсники. По непонятной ранее причине «чудиков»-сверстников не волновала война между Ангелами и Дьяволами, у них не вызывало любопытство устройство человеческого мира и история смертных. Не нравились им и легенды о Лимбо, если, конечно, от этого не зависел исход экзамена.       Повзрослев, Гейб пришёл к выводу, что на деле «чудиком» среди однокурсников был он сам. Те учились на занятиях, а вне стен университета жили свою юность, посвящая себя увлечениям, радостям и друзьям, в отличие от Ангела, выросшего в окружении книг и с вечным стремлением быть лучше всех в глазах родителей.       Вспомнив свою ошибочную «теорию», он грустно усмехнулся и с каким-то особым трепетом провел пальцем по кожаной обложке книги.       Прошли годы. Точка зрения и увлечения изменились, с родителями он общался как можно реже, а отшельнический стиль жизни остался прежним. Как и панорама со ступеней библиотеки — всё так же приковывала взгляд, пока ветхий том, лежащий у него на коленях, ведал ему об истории бессмертных.       В час открытия Херувим прошёл внутрь и вдохнул едва уловимый аромат мудрости, каким отец всегда характеризовал запах старых книг.       В самой библиотеке — всё те же залы, в которых царили тишина и строгий порядок. Библиотекари, что служили вечными стражами этого порядка, будто охраняли покой самих книг, нежели читателей. Лабиринт из стеллажей и полок, на которых и обитали самые близкие друзья юного Гейба.       И, конечно, всё те же пожилые Ангелы, следившие за тем, чтобы каждое сокровище было возвращено в срок. — Доброе утро, Дебора, — поприветствовал он старушку, что только включила компьютер за своей стойкой. — Гейб, голубчик! И тебе доброго утра! — она обрадовалась его приходу, но, словно опомнившись, тут же взглянула на часы. — Боюсь, ты пришёл слишком рано. Твой отец будет здесь только после обеда. «К счастью…» — Да, знаю. Я пришёл по другому поводу, — натянуто улыбнулся Херувим. — Мне нужны кое-какие научные тексты. — Что ж, я вся внимание. Что-то конкретное или на определённую тему?       Лицо Ангела в миг помрачнело, прежде чем, оглянувшись и удостоверившись, что у их разговора свидетелей нет, он серьёзно прошептал: — На тему близких отношений между бессмертным и человеком. — Побойся Сфер, Гейб! — Дебора перешла на шёпот. — Ты влюбился в смертную? — Нет-нет, что Вы! Это исключительно для моего исследования.       Суровое выражение лица, словно маска, сменилось прежним дружелюбием, к чему пожилой Ангел отнёсся весьма настороженно. Любознательному Гейбу, сколько она его знала, была скорее присуща сдержанность в выражении эмоций, нежели подобная переменчивость.       Озадаченная Дебора, поправив очки, принялась искать в базе данных нужную литературу.       Поиск по ключевым словам выдал огромное количество трудов Ангелов, святых и пророков, однако каждое её предложение разбивалось об отказ. Дело доходило даже до священных писаний разных народов смертных, но Херувим упрямо отклонял одну книгу за другой. Какое-то время их диалог состоял из сплошных названий и немногословных «читал» и «не подходит» в ответ. — Боюсь, это всё, что я могу тебе предложить, голубчик, — вздохнула Дебора. — Если ты уверен, что эти тексты тебе не подходят, то, похоже, даже библиотека не знает… Доброе утро, Тина!       Старушка отвлеклась на незнакомого ему симпатичного Ангела, что направлялся в сторону администрации. Девушка с ними кратко поздоровалась, а затем, неловко постучавшись, скрылась за дверью. «Новенькая…» — Нет, его нет в этих книгах, — мрачно продолжил Херувим. — Он есть в архивах закрытой секции.       Пожилой Ангел едва не лишился дара речи. — Да Высшие с тобой, голубчик! — она отмахнулась, будто стараясь перевести ситуацию в шутку, которая Гейбу явно не пришлась по вкусу. — В закрытую секцию можно попасть только по ордеру Высших Сфер. — Дебора, Вам же известно, что я — Херувим. Я являюсь верным слугой Высших Сфер. Я — один из лучей Их света на небесах и на земле. Я… — Верно-верно, но без Их дозволения туда не пускают даже Серафимов, — возразила она. — Гейб, ты уж прости меня, дорогой. Не могу я пустить тебя туда. Таковы правила.       Неискренняя улыбка пожилого Ангела вновь пропала, стоило Гейбу бросить суровый взгляд в сторону читальных залов. На скулах заиграли желваки, а зелёные глаза Херувима загорелись непреодолимым желанием попасть в архив наперекор всем правилам.       Ей оставалось лишь слабо подать голос в надежде усмирить его раздражение. Ибо впервые за свою вечность Дебора почувствовала угрозу от юноши, которого знала с малых лет. — Гейб, голубчик… Может, я могу помочь тебе чем-нибудь ещё? — Нет. Благодарю, Дебора… — он уже было развернулся и направился к выходу, как вдруг что-то вспомнил. — А хотя, да… Тот Ангел, её зовут Тина, да? — Тина, верно, — старушка улыбнулась его интересу к коллеге. — Мне очень неудобно спрашивать, но какой у неё график, если не секрет? Я бы заглядывал сюда почаще. — Голубчик, можешь не продолжать! Я всё поняла! Я сразу поняла, что она тебе понравилась! — радостно и громко шепнула Дебора. — Приходи послезавтра. У меня будет выходной, а Тине как раз не помешает практика с лояльными посетителями. — Договорились. Спасибо, Дебора.       На том они и попрощались. Пока со старческого лица пожилого Ангела ещё долго не спадала улыбка, Херувим летел к выходу уже без какой-либо видимой для окружающих эмоции…

***

— Твою мать!.. — вновь раздалось с заднего сидения, когда машина сильно качнулась от неровности на дороге. — Синьор, долго ещё?       Водитель такси проигнорировал очередной нетерпеливый вопрос. — Мы уже приехали?       Молчок. В ответ он услышал лишь тот же монотонный шум двигателя и несмолкающее вечернее радио, служившие звуковым сопровождением всей поездки. — Скоро уже должны приехать, — вместо водителя подала голос Раф, взглянув на циферблат часов, а затем вновь отвлеклась на чтение.       Сульфус недовольно и устало фыркнул и попытался устроиться в сидении поудобнее, думая, чем бы себя занять.       Картинка за окном его уже не манила. После увиденных утром красот и пейзажей, современный район города казался серым и унылым: километр за километром на глаза попадались одни и те же многоэтажки и ничем не отличающиеся друг от друга кварталы, по обочине дороги нередко мелькал мусор. Глазеть на темнеющее рыже-синее небо тоже быстро осточертело. «И как ей не скучно?..» — подумал он, дивясь абсолютно невозмутимому виду, с которым Раф всё это время отвечала на письма и читала договор с «Tiberica». «Хочешь побеседовать с Моникой, вместо меня?» — всё так же не отрываясь от чтения, с хитрой улыбкой спросила Д’Анджело. «Извини, Ангел, но укрощение тётки сегодня на тебе,» — Дьявол тихо усмехнулся, чтобы ненароком не привлечь внимание водителя. — «Но, если понадобится гипноз — дай знать.»       Раф обречённо покачала головой, и очаровательная улыбка снова стала ровной линией на её губах. Сосредоточенный на работе взгляд голубых глаз впился в строчки договора.       Минутами позднее они въехали в квартал, не похожий ни на скучный жилой район, ни на исторический центр. Увидев белоснежные здания, что выделялись чёткой геометрией и идеально симметричным расположением, Сульфус сперва принял это место за другой город, но карта твердила обратное. Квартал «E.U.R.», в котором и должен был состояться показ, являлся неотъемлемой частью Рима.       Свернув с набережной, автомобиль плавно затормозил перед массивной лестницей, и таксист объявил о прибытии. — Ты уверена, что это здесь? Это и есть Дворец итальянской цивилизации? — с каплей недоверия переспросил Сульфус. — Да, это… — Per la Madonna, signore! Я работаю таксистом уже тридцать лет! Я знаю этот город, как свои пять пальцев! — прервав выходящую из машины девушку, проворчал водитель. — Конечно, это Дворец итальянской цивилизации!       Дьявол покосился на возвышавшееся перед ним здание, внешне явно не соответствующее его ожиданиям. — Шутите, синьор? Вы куда нас привезли? Дворец — это что-то огромное, старое, красивое и помпезное! А это что за тёрка для овощей, похожая на Колизей? Я напишу жалобу в ваш таксопарк! — Сульфус, мы опаздываем. — Ma che ignorante che sei! Ma vattene a!.. — Прошу прощения, мы очень торопимся! — Раф предусмотрительно оборвала ругань таксиста и, достав из клатча голубую купюру, протянула ему. — Сколько с нас? Восемнадцать евро? — С такого неуча и деньги брать стыдно, синьорина! Знал бы, вообще бы не повёз! — буркнул мужчина, грубым жестом отдав ей в ответ бóльшую сдачу. — Ваши десять. Чёртовы туристы!..       Захлопнув дверь и разразившись гневной тирадой с самим собой, водитель умчался дальше, всё ещё возмущаясь невежеству пассажиров, что провожали его взглядом. — Слушай, я понимаю, что некоторые тонкости быта и культуры смертных могут быть тебе не знакомы или не понятны… — бывший Ангел, нарушив молчание, с надеждой посмотрел на спутника. — Но, пожалуйста, не вступай в дискуссии на темы, в которых не разбираешься, ладно? Это выдаст тебя и выставит нас в невыгодном свете.       Сульфус лишь лукаво улыбнулся. — Почему невыгодном? Считай, моё «невежество» сэкономило нам почти десять евро, на которые я с бóльшим удовольствием угощу тебя кофе. Кстати, Ваши десять, синьорина Д’Анджело.       Ловким движением руки Дьявол достал из кармана рыжеватую купюру, которую тут же сунул в клатч девушки, возмещая трату. — А вообще, я и не собирался нас позорить. Просто захотелось немного развлечься. Нам и так сегодня придётся попотеть «по расписанию».       Он вдруг отставил в её сторону локоть, ненавязчиво предлагая взять его под руку. Под тёплый взгляд голубых глаз на бледном лице расплылась улыбка, когда бывший Ангел обхватил его предплечье.       Ровным и уверенным шагом пара направилась к зданию. — Так говоришь, будто ты программу вечера изучил, — подколола его девушка, на что он утвердительно кивнул. — Неужели? И знаешь, какие бренды будут сегодня представлены на показе? — Разумеется. Fendi как «хозяйка» штаб-квартиры и «реставратор» здания открывает показ. Миучча Прада представит коллекцию haute-couture с Джорджо Армани… После них — забыл в каком порядке — Valentino, Schiapparelli, Gucci… — перечислил Дьявол, в тайне упиваясь гордой улыбкой своей спутницы. — А, совсем забыл! На показе ждут Анну Винтур. Куда же без главного редактора «Rogue»? — Ты хотел сказать «Vogue»? — рассмеялась Раф. — Конечно. А я что сказал?