Сигаретный дым, кофе и любовь одного мафиозника.

Тэхён, открывая дверь нежданному гостю, невольно замирает. Он ждал кого угодно, но точно не Сокджина. — Джин? — изумлённо таращится омега, с трудом веря своим глазам. — Ты откуда здесь? — в его голосе звучит явное недоумение. — Не впустишь? — с лёгкой усмешкой выгибает бровь Ким. Тэхён нехотя открывает дверь шире, позволяя гостю пройти внутрь. — Неожиданно, — бурчит он, морща нос. Честно говоря, сейчас ему меньше всего хочется видеть кого-то, кто может донести Чонгуку о его настроении и планах. А уж тем более Сокджина — того, кто никогда не появляется просто так. — Что ты здесь делаешь? — настороженно спрашивает Тэхён, усаживаясь на диван. — Как некрасиво, — театрально вздыхает Джин, делая вид, будто обижен. — Такой негостеприимный. — Дядя Джин! — раздаётся радостный голос Юнхо. Парень выбегает из своей комнаты, широко улыбаясь. — Ты так быстро прилетел! Он с лёгкостью обнимает омегу, явно обрадованный его появлению. — Ну разве я мог не прилететь, когда мой любимчик меня позвал? — смеётся Сокджин, легко обнимая мальчишку в ответ. Тэхён ошарашено смотрит на сына. — Так это ты его позвал? — ахает он, не сразу находя слова. — Я больше не могу носить этот груз в одиночку, — сердито отвечает Юнхо, глядя на родителя. — Поверь, папа, я хочу как лучше. — Подождите, подождите, — вмешивается Сокджин, оглядывая их обоих с прищуром. — Что здесь вообще происходит? Он вопросительно переводит взгляд с одного на другого, ожидая объяснений. Тэхён тяжело вздыхает, осознавая, что выбора у него больше нет. Похоже, придётся раскрыть своё положение ещё одному человеку. С каждым произнесённым словом лицо Джина меняется. Омега потрясён. Тревожное предчувствие сдавливает грудь: всё, что скрывает Тэхён от Чонгука, всё, во что он втянул себя, теперь касается и его. Он видит, как Тэхён отчаянно ищет у него поддержки, умоляет взглядом, но что ему делать? Как поступить? Если с Тэхёном что-нибудь случится, Чонгук непременно обвинит его, но и оставить омегу в беде он не может. После смерти Уена Сокджин ни раз слышал от брата, в каком состоянии находится Тэхён. А теперь, когда они стоят друг перед другом, омега ясно видит в его глазах надежду. — Не говори никому, прошу! — Тэхён срывается на шёпот, дрожащий от слёз. — Я хочу родить этого ребёнка. Я верю, что со мной всё будет хорошо. Если Чонгук узнает, он заставит меня избавиться от него… — его голос ломается, он крепче сжимает пальцы. — А тогда я просто умру. — Ты сумасшедший… — Джин нервно усмехается, словно не верит в услышанное. Что за безумие? — Чонгук заживо сожжёт меня, если с тобой что-то случится. — Не случится, — с какой-то пугающей уверенностью отвечает Тэхён. Сокджин долго молчит. Вариантов не так много. Рано или поздно Чонгук обо всём узнает, и тогда последствия будут непредсказуемыми. Вариант скрыть от него беременность, кажется нелепым и безнадёжным. Тэхён с надеждой смотрит на него, и Джин чувствует себя в долгу. Он слишком долго ставил этому человеку палки в колёса и пытался насолить, а теперь судьба даёт ему шанс исправить всё. И если единственная возможность искупить вину перед ним— это помочь, он сделает это. Тэхёна нужно спасать. — Ты не можешь оставаться здесь, — твёрдо говорит он, наконец принимая решение. Тэхён смотрит на него с недоумением, но Джин не даёт ему возможности вставить и слово. — Если не сегодня, то завтра Чонгук переступит порог этого дома. Тогда ему всё станет известно, и тебе не удастся ничего изменить. К тому же, тебе необходима медицинская помощь. Я увезу тебя в Амстердам. В Нидерландах одна из лучших медицинских систем, почти наравне с корейской. — Как я оставлю здесь Юнхо? — возражает Тэхён, качая головой. В его голосе страх и неуверенность. — Пап, обо мне не волнуйся, — вмешивается Юнхо, глядя на него серьёзно, по-взрослому. — Я справлюсь. Я уже не ребёнок. Для Юнхо важнее всего — здоровье родителя. Если так будет лучше для Тэхёна, он готов оставаться здесь один сколько угодно. Тэхён колеблется. Его взгляд мечется от сына к Сокджину, словно он борется с самим собой. — Тэ, ты должен думать не только о рождении ребёнка, но и о себе, — мягко, но настойчиво добавляет Сокджин. Молчание затягивается. В комнате слышно только тяжёлое дыхание омеги, а потом он, наконец, выдыхает и кивает. Сокджин долго думал, прежде чем принять окончательное решение. Он не мог позволить, чтобы Тэхён испытывал лишние неудобства, поэтому нанял частный самолет, обеспечив омеге максимально комфортный перелет. К тому же он предусмотрел всё до мельчайших деталей — вместе с ними летел опытный медбрат, готовый прийти на помощь в любой момент. Вопрос с жильем удалось решить благодаря старому другу Сокджина из Швейцарии. У того оказались родственники в Амстердаме, и с их помощью удалось без лишних проблем найти подходящую квартиру. Хотя по сути жить там предстояло только самому Сокджину — Тэхёна он собирался поместить в одну из лучших частных клиник. Всё было спланировано заранее, вплоть до мельчайших нюансов. Он даже договорился с профессором Харуки Акаки, выдающимся японским кардиохирургом, который вот уже тридцать лет спасал жизни пациентов с тяжелейшими сердечно-сосудистыми заболеваниями. Они покинули Францию через неделю, оставив Юнхо одного в огромном доме. Сокджин позаботился и о его безопасности: он нанял лучших охранников через частное агентство, а также прислугу, которая должна была следить за питанием и комфортом мальчика. Денег у Сокджина было достаточно, чтобы ни в чём себе не отказывать до конца жизни, и он ни на секунду не пожалел, что оплатил клинику, перелёт и услуги профессора из собственного кармана. Он не взял ни одной воны у Тэхёна, опасаясь, что Чонгук следит за банковскими операциями мужа. Охрану и прислугу, впрочем, оплачивал сам Тэхён, настояв на этом. В итоге они пришли к соглашению, и всё было устроено так, как им обоим казалось правильным. В Амстердаме за Тэхёном ухаживали лучшие специалисты. Профессор Акаки лично следил за его состоянием, консультируясь с коллегами и принимая важнейшие решения. К лечению подключился также омеголог европейского происхождения, работающий в той же клинике. Однако, несмотря на все усилия врачей, состояние Тэхёна только ухудшалось. Беременность отнимала у него слишком много сил, и уже на пятом месяце он был вынужден почти всё время проводить в постели. По настоянию врачей и самого Сокджина он не покидал палату, так как едва ли мог встать, без посторонней помощи. Тэхён замкнулся. Сначала он стал реже выходить на связь, а затем вовсе прекратил видеозвонки с сыном, не желая, чтобы Юнхо видел его таким слабым. Чонгуку он и вовсе не отвечал. Когда приходили сообщения, Тэхён лишь сухо отписывался короткими фразами, а звонки оставлял без ответа. Он знал: стоит ему ослабить хватку, дать Чонгуку даже малейшую надежду — и тот тут же сорвётся, чтобы оказаться рядом. Это было непозволительно. Чонгук не должен был знать, что его больше нет во Франции. Он не должен был оказаться на пороге дома, где жил Юнхо. Дни тянулись мучительно долго, наполненные страхом и безысходностью. Тэхён боялся. Он никогда не знал, каким будет следующее утро. Очнётся ли он? Увидит ли ещё раз своего сына? Успеет ли хотя бы ещё раз сказать, как сильно его любит? Эти мысли засели глубоко в сознании, не давая покоя ни днём, ни ночью. В такие моменты его охватывала паника. Сердце заходилось бешеным ритмом, в груди разливался липкий, невыносимый страх. Не за себя — за Юнхо. За Чонгука. Что, если он не успеет попрощаться? Что, если его просто не станет — вот так, в один день, без предупреждения? Сокджин был рядом. Он говорил, что всё будет хорошо. Говорил, что врачи справятся. Говорил, что не допустит ни одного плохого сценария.

***

Чонгук сидел в своём просторном, но гнетуще пустом кабинете, под приглушённым светом настольной лампы. На тяжёлом дубовом столе в хаотичном беспорядке лежали бумаги, документы, телефон, который он сжимал в руке, и бокал виски, к которому даже не прикоснулся. В воздухе витал лёгкий аромат дорогого табака, смешанный с запахом кожаной обивки кресла. Тишина давила на грудь, усиливая тревогу и делая её невыносимее. Он в очередной раз перечитывал сообщение от сына, не в силах поверить в его реальность. «Отец, отправь нам семейный самолёт. Я возвращаюсь вместе с папой». Коротко. Чётко. Ничего лишнего. Чонгук жадно всматривался в экран, словно надеясь, что при новом прочтении появится что-то ещё — пояснение, деталь, намёк. Но нет. Он тут же нажал на вызов, но Юнхо сбросил. Раз. Два. Три раза. И это уже было знаком — что-то явно не так. Невольный холодок пробежал по позвоночнику, заставляя сжать телефон до хруста суставов. Плохое предчувствие накатывало тяжёлой, удушающей волной. Семь долгих, пустых, выматывающих месяцев без Тэхёна. Последние недели омега даже не отвечал на его сообщения, а до этого выходил на связь лишь трижды, короткими, отрывистыми звонками. В четвёртый раз он просто не взял трубку. А потом исчез, будто нарочно, словно сознательно вычеркнул Чонгука из своей жизни. Омега не поддерживал контакта даже с Намджуном, а это значило многое. Чонгуку было одиноко. До пронзительной, болезненной тоски. Он пытался заглушить это ощущение работой, погрузился в дела клана с головой, лишь бы не думать о Тэхёне, лишь бы не сойти с ума от нехватки его голоса, взгляда, самого его присутствия. Он работал даже в выходные, до глубокой ночи, не выходя из офиса, но однажды сломался. В отчаянии, не выдержав этой проклятой разлуки, он решил полететь во Францию. Без предупреждения. Без звонков. Даже без билета в обратную сторону. Тэхён мог злиться, мог выгнать его, мог не желать видеть — плевать. Чонгук просто хотел увидеть его. Хоть раз. Хоть на миг. Тогда, ранним утром, он оказался на пороге их квартиры. Дверь открыл Юнхо. Чонгук сразу понял: что-то не так. Юнхо выглядел странно — слишком напряжённо, слишком осторожно. Но самое страшное — Тэхёна не было дома. — Где он? — голос Чонгука звучал на удивление спокойно, хотя внутри всё перевернулось. — Папа вчера уехал, — сын отвёл взгляд, выдавая себя этим простым жестом. — Уехал куда? — Путешествовать… — Юнхо замялся, его руки дрожали, когда он сцепил пальцы в замок. Чонгук нахмурился. — Что значит путешествовать? — Просто… — мальчик выдохнул. — Захотел отдохнуть в другом месте. — Почему я об этом узнаю последним? — голос альфы стал напряжённым, а тело напряглось, будто в предчувствии удара. Юнхо сжал кулаки. — Я не знаю, — прозвучало это слишком резко. — Как ты мог отпустить его одного? Где он сейчас? — Не знаю, — в голосе сына проскользнула дрожь. Юнхо что-то скрывал. Но что? Чонгук не понимал, что он упускает из вида. Альфа сделал шаг вперёд, но сын вдруг перешёл в нападение. — Отец, хватит! — выпалил он, зло вскидывая голову. — Зачем ты приехал? — Чонгук застыл. Эти слова… — Папа не хочет тебя видеть, — продолжил Юнхо, не сводя с него взгляда, в котором смешались боль и вина. — Оставь его в покое. Когда придёт время, он сам вернётся. Но пока… не беспокой его. Чонгук почувствовал, как внутри что-то сжимается. Он не понимал, за что Тэхён так жесток с ним. Неужели в его глазах он на всю жизнь останется виновным? Чонгук давно принял эту мысль. Он знал, что Тэхён винит его в смерти Уёна. И, наверное, имеет на это полное право, но легче от этого не становилось. Сейчас же, сидя за рабочим столом, Чонгук смотрел на экран телефона и не мог осознать тот факт, что Тэхён возвращается. Радость? Облегчение? Глупая надежда? Нет. Внутри что-то скреблось, что-то тревожное, липкое, неприятное. Будто бы этот момент — всего лишь мираж. Будто в последний момент что-то обязательно должно случиться. Будто он опять потеряет Тэхёна.

***

В воздухе висело напряжение. Огромные панорамные окна выходили на взлетную полосу, за которой в темно-синем небе мерцали огни посадочных полос. В помещении было тихо — слишком тихо для такого количества людей. Чонгук стоял у окна, сжимая пальцами край пиджака. В груди давило, словно внутри него закручивался ураган из беспокойства и нетерпения. Он не мог взять себя в руки, не мог заставить этот хаос внутри улечься. Взгляд то и дело метался по залу ожидания, но ничего не задерживало его внимания. Чонгук несколько раз пытался дозвониться до сына, но Юнхо так и не поднял трубку. Это напрягало альфу. Телефон Тэхёна уже два дня как был отключен. Даже если омега не отвечал все это время, Чонгук все равно продолжал звонить, словно единственная ниточка к омеге — это гудки, доносящиеся из динамика. Он слушал их, надеясь, что Тэхён в какой-то момент передумает и возьмет трубку. И убеждал себя, что с ним все в порядке. Юнхо ни разу не связался с ним после того сообщения, но позвонил Сокджин, который удивил всех. И в первую очередь — Чонгука. — Мы вылетаем через пятнадцать минут. Встретьте нас, — произнес омега и больше ничего не сказав, сбросил звонок, и это еще больше напрягало альфу. В голосе Сокджина проскользнула нотка тревоги. Легкая, почти неуловимая, но для Чонгука очевидная. Он знал омегу слишком хорошо, чтобы не заметить её. И это выбило его из колеи. То, что он вдруг оказался рядом с Тэхёном и Юнхо, заставило глубоко задуматься. Чонгук нервно провел языком по губам. В груди разливалась неприятная тяжесть — беспокойство, гнев на себя, за потерю контроля и ….страх. Да, именно страх. Он не боялся войны, не боялся властей, не боялся крови, но сейчас… он боялся, что Тэхён передумает в последний момент. Боялся, что что-то помешает их встрече. Чонгук не был романтиком. Он не дарил цветы без повода, не устраивал красивых жестов, но в этот раз он сам заехал в цветочный магазин и выбрал букет. Теперь этот букет стоял на стеклянном столике рядом с ним. Глубокий красный цвет бутонов резал глаза на фоне яркого и холодного света зала ожидания. За его спиной раздавались шаги. Кто-то прошел мимо, кто-то присел в кресло, кто-то нервно листал телефон. Чимин сидел, скрестив ноги, и постукивал пальцами по подлокотнику кресла. Вону стоял рядом, засунув руки глубоко в карманы. Юнги и Хосок были неподалеку, не подавая виду, что тоже ждут с напряжением. Сокмин уткнулся в экран телефона, но время от времени поглядывал на Чонгука. Чонгук чувствовал себя так, словно в груди расползалась трещина, грозящая в любую секунду превратиться в разлом. Альфа нервно сжал пальцы, прежде чем убрать руки в карманы. Рядом послышался короткий смешок. — Расслабься, — тихо сказал Намджун, бросив на него короткий взгляд. Альфа засунул руки в карманы, а его глаза оставались цепкими, внимательными. — Ты волнуешься. — Чонгук скосил на него взгляд, но спорить не стал. — Да, — просто сказал он. Голос его был низким, ровным, но напряжение в нем читалось отчетливо. — Я соскучился по нему. И по Юнхо. — Намджун кивнул, уголки его губ дрогнули в слабой улыбке. — Я тоже, — негромко произнес он. Он был обижен. Тэхён не отвечал на его звонки. Ни разу. За все эти долгие месяцы. Намджун не мог понять, почему. И все же, несмотря на обиду, как только он услышал, что брат возвращается, он тут же сорвался в аэропорт, мчась на предельной скорости. — Дядя! — Голос Вону прервал их разговор. — Сообщают о приземлении. Пойдёмте к выходу на таможню! — скомандовал он, уже таща за собой мужа, а за стеклянными дверями начинался самый волнительный момент. Последние минуты тянулись мучительно долго, словно время специально замедлило свой ход, издеваясь над его терпением. Чонгук сжимал кулаки, изо всех сил стараясь не выдать своего беспокойства, но каждая секунда, проведенная в ожидании, резала по нервам, словно острая бритва. Он снова и снова бросал взгляд на выход из таможенной зоны, надеясь первым увидеть знакомый силуэт. — Успокойся, брат, — Хосок положил руки ему на плечи, мягко сжав их, словно пытаясь передать свою уверенность. Чонгук шумно вздохнул, но даже не сделал попытки расслабиться. Как, черт возьми, можно успокоиться? Он провел ладонью по лицу, снова глядя на закрытые двери. — Отец! — Звонкий голос заставил воздух в зале сгуститься. Все, кто ждал, резко повернули головы на голос младшего Чона. Юнхо шел к ним, широко улыбаясь, помахав рукой, но даже в этом радостном жесте читалась сдержанность, некое напряжение, которого раньше не было. Чонгук буквально впился в сына взглядом, ловя каждую деталь. Он изменился. Стал выше, как минимум на десять сантиметров, его тело окрепло, плечи расправились. В детских чертах лица начала проявляться взрослая резкость, и теперь, глядя на него, уже нельзя было сказать, что ему всего шестнадцать. В нем было что-то от Чонгука — в осанке, в походке, в манере смотреть исподлобья. — Юнхо, — он шагнул вперед, крепко обнял сына, прижимая его к себе, на мгновение зажмурившись. — Отец, — Юнхо тихо рассмеялся, отвечая на объятье, но вскоре осторожно отстранился, начав здороваться с остальными членами семьи. Чонгук же уже не слышал ничего вокруг. Он всматривался за спину сына, снова и снова, но не находил того, кого ждет. Грудь сдавило. Мужчина быстро повернулся к сыну, чувствуя, как в животе все сжалось в болезненный узел. — Юнхо, — голос его был ровным, но в нем чувствовалась затаенная дрожь. — Где Тэхён? Юнхо напрягся. Его веселый взгляд вдруг стал серьезным, настороженным. Он медленно повернул голову к выходу из таможенной зоны. Чонгук тоже. Его сердце тут же ушло в пятки. Воздух в легких пропал, словно кто-то резко выбил из него дыхание. На пороге из подвижных дверей появились четверо мужчин. Они несли гроб. Чонгук видел гроб. И больше ничего. Голоса вокруг заглушил шум в ушах, перед глазами поплыли черные пятна. Все тело цепенело. Только не это. Только не так. — Папа? — Голос Юнхо прорвался сквозь гул в голове, цепляя его и возвращая в реальность. — Папа, почему так долго? Чонгук моргнул, судорожно хватая воздух губами, переводя взгляд, а потом увидел его. Тэхён. Омега шел к ним, не торопясь, прижимая к груди младенца, а позади него — Сокджин, осторожно несущий еще одного, крохотного малыша. — Кажется, чей-то родственник умер, — спокойно сказал Тэхён, подходя ближе. — Я хотел пропустить вперед гроб покойного. — Чонгук все еще не мог дышать. — Чонгук? — Тэхён улыбнулся, но его улыбка тут же погасла, когда он заметил, что альфа беззвучно плачет, не в силах пошевелиться. — Что с тобой? Чонгук не мог ответить. Он мог только смотреть. Смотреть на него. На них. Альфа смотрит на Тэхёна, но взгляд его тут же падает на крошечного ребенка в руках омеги. — Это… — он пытается заговорить, но слова застревают в горле, превращаясь в сдавленный выдох. Мир вокруг словно застыл, звуки аэропорта — гул голосов, объявлений, шагов — исчезли, оставив лишь гулкое биение сердца в ушах. — Это… — Твой сын, — Тэхён смотрит на него снизу вверх, в глазах дрожит влага. — Наш сын. Омежка. — Чонгук не дышит. — Прости… — голос омеги прерывается, когда по его щекам начинают скатываться горячие слезы. Он опускает взгляд, осторожно прижимая малыша к груди. — Прости, что скрыл все от тебя… — Он слабо шмыгает носом, краем рукава вытирая глаза. — Его зовут Феликс, — шепчет Тэ. — Феликс, — Чонгук смакует имя на языке, пробует на вкус. — Феликс… — произносит он едва слышно. — Феликс. Руки дрожат. Все тело напряжено до предела. — А это Чонтэ, — раздается рядом голос. Чонгук моргает, отрываясь от Феликса, и поворачивает голову. Сокджин стоит перед ним, в руках еще один малыш. — Альфочка, — усмехается омега, осторожно передавая ребенка Чонгуку. Альфа инстинктивно подхватывает его, но замерев, смотрит на крошечное личико, не в силах оторваться. — Альфочка? — он непонимающе моргает, выпучивая глаза. Тэхён тихо смеется сквозь слезы. — Двойняшки, — его голос дрожит, но в нем звучит столько любви, что Чонгук чувствует, как у него перехватывает дыхание. — Альфочка и омежка. Они двойняшки. Чонгуку кажется, что земля уходит из-под ног. Ему кажется, что он сейчас потеряет сознание. Чон Феликс и Чон Чонтэ. Копии Чонгука. Мужчина смотрит на них, потом на Тэхёна.

Конец!