Сигаретный дым, кофе и любовь одного мафиозника.

***

В большом, светлом доме с панорамными окнами, что находится в том же районе, где проживают Чонгук и Тэхен, кипит тихая, но счастливая жизнь. Здесь живут Хосок и Юнги — семья, что за пять лет брака сумела создать свой уютный мир. В просторной гостиной с теплым деревянным полом и светлыми стенами был разбросан детский конструктор, а с дивана на пол сползло небольшое одеяльце. Двое мальчишек - омежек, их сыновья — носятся друг за другом, весело смеясь. Старший, четырехлетний Сихен, пытался поймать младшего, трехлетнего Инсу, который с визгом убегал от брата, спрятав за спиной игрушечный кораблик. — Папа! Он опять забрал мою игрушку! — надув губы, жалуется Сихён, подбегая к Юнги, который в этот момент сидит на диване с чашкой кофе. — Сихён, ты же старший, уступи брату, — отвечает Юнги с лёгкой улыбкой и отпивает глоток напитка. — Но это несправедливо! — возмущённо фыркает омежка, но все же отпускает ситуацию, разглядывая младшего. Хосок выходит из кухни, неся в руках тарелку с печеньем. Он улыбается — взгляд тёплый, полный любви и терпения. — Перестаньте спорить. Давайте лучше сядем и поедим. — Он ставит тарелку на стол и добавляет, обращаясь к младшему: — Инсу, если не вернёшь игрушку брату, я не дам тебе шоколадку. Младший недовольно вздыхает, но всё же протягивает кораблик брату. Юнги с Хосоком переглядываются, подавляя смех. Они привыкли к этим мелким стычкам между сыновьями. — А ты что такой довольный? — спросил Юнги у супруга, потягиваясь на диване. — Просто радуюсь, что у нас такая семья, — мягко отвечает альфа, присаживаясь рядом с ним. — Крики, смех, игрушки по всему дому — мне это нравится. Честно, я не представляю нашу жизнь без всего этого. Юнги усмехается, но ничего не отвечает. Он просто берёт ладонь Хосока в свою, легонько сжимает и смотрит в его глаза. Они понимают друг друга без слов. Омега некоторое время назад закрыл свой офис, полностью перейдя к делам клана Чон. Теперь его работа была связана не только с юридическими вопросами, но и с решением сложных ситуаций внутри организации. Однако дома омега оставался любящим папой и заботливым партнёром.

***

Холодный ветер раскачивает кроны деревьев, тихо нашёптывая старые истории. Листья кружатся в воздухе, мягко опадая на серый гранит, постепенно скрывая под собой высеченные буквы. Чонхван провел пальцами по гладкому камню, ощущая его ледяную поверхность. Время сгладило острую боль, но внутри всё ещё оставалась пустота — незаметная для окружающих, но отчётливо ощутимая для него самого. — Привет, неженка, — тихо произносит он, будто боится нарушить осенний покой. — Прости, что так долго не приходил. — Чонхван тяжело вздыхает, смахивая с могильной плиты сухой лист клёна. — У меня сын. Ему уже два года. Такой живой, такой шумный… Ты бы ему понравился, — губы дрогнули в слабой улыбке. — Он бы тянул тебя за руки, болтал без умолку, а ты бы смеялся. Кстати, он тоже обожает банановое молоко. — Альфа замолчал, задумчиво глядя на выгравированное имя. — Мы живём в Америке. Я вернулся туда. И, знаешь, мне почему-то кажется, что это я привёз горе в нашу семью, когда внезапно появился. — Он коротко усмехнулся и покачал головой. Ветер срывает с деревьев несколько новых листьев, и альфа машинально проводит ладонью по гравировке, будто желая прочувствовать каждую букву. Он закрыл глаза, возвращаясь мыслями в прошлое. Вспоминая короткие встречи, улыбку Уена, его звонкий смех, который тогда казался чем-то обыденным. — Мы не успели, — тихо произносит он. — Ты так и не узнал меня по-настоящему, но я многое узнал о тебе. От папы Тэ и Юнхо. Ты был моим братом, но мы не стали близкими. Просто… не успели. — Он сглотнул, ощущая горечь подступающего кома в горле. — Думаю, если бы у нас было больше времени… Всё могло бы сложиться иначе. — В глазах защипало, но он не позволил эмоциям взять верх. Вместо слёз — лишь слабая, чуть грустная улыбка. — Я люблю тебя, брат, — шепчет Чонхван, прежде чем подняться на ноги. — И всегда буду помнить. Ладно, мне пора, а то опоздаю на свадьбу Юнхо. Он женится. — Альфа ещё раз проводит пальцами по холодному камню, задерживается на мгновение, а затем медленно идёт прочь, оставляя за собой лишь следы на влажной земле. После смерти Уена Чонхван не единожды винил себя в его смерти. Каждый раз возвращался мыслями в тот вечер в клубе, когда, охваченный яростью, он застрелил сына Себриала. Если бы он тогда сдержался, если бы не поддался злости, Кай не стал бы мстить за брата. И, возможно, Уен всё ещё был бы жив. Чонхван спрятал свою неправильную любовь глубоко-глубоко, не доверяя свою тайну никому. Об этом будет знать только его сердце.

***

— Дядя Хенджин пришёл! Дядя Хенджин пришёл! — омежка выбегает из кухни, радостно вопя во весь голос, его маленькие ножки едва поспевают за стремительными движениями. — Ликс, упадёшь, господи, сохрани! — с лёгким недовольством бурчит Сокмин, выходя следом и держа в руках игрушку внука. — Будто Хенджин в последний раз переступил порог этого дома… Двери особняка распахнулись, пропуская внутрь двух мужчин. В холл уверенным шагом вошли Хенджин и Хосок. — Принцесска! — радостно вскрикивает Хван, с лёгкостью подхватывая омежку на руки. Он кружит его в воздухе, заставляя звонко рассмеяться, а затем крепко прижимает к себе, осыпая тёплыми поцелуями в обе щёки. — Дядя Хенджин! — Ликс тут же начинает жаловаться, его губки капризно поджимаются. — Чонтэ мне не даёт играть с другими ребятами в садике! Омежка знает, что дядя всегда будет на его стороне. Хван и вправду относится к Ликсу с особой теплотой — окружает заботой, балует сладостями и игрушками. Возможно, потому, что ребёнку дали имя того, кого он любил всей душой. Или же потому, что Хенджину так и не довелось увидеть своего сына, погибшего вместе с мужем. После смерти Феликса его жизнь разделилась на «до» и «после». Он долго приходил в себя, пытаясь собрать разбитое сердце по осколкам. Даже посещал психолога, надеясь хоть немного унять боль. В самые тёмные дни рядом неизменно оставалась семья Чон. Ему хватало лишь взгляда Хосока, чтобы обрести каплю спокойствия, и молчаливого присутствия Тэхёна, который знал, что значит терять любимых и близких. Сейчас, спустя пять лет, Хенджин уже практически привык жить без Феликса. Сердце больше не сжимается от нестерпимого горя, но иногда, в особенно тихие вечера, оно всё же даёт о себе знать. Он остаётся один, сидя в полутёмной квартире с бокалом янтарной жидкости, позволяя памяти унести его в те времена, когда он был счастлив. — Так, сейчас разберёмся! — решительно произносит альфа, ставя омежку на ноги. Взяв Ликса за руку, он направляется вглубь дома, по пути приветствуя каждого, кто попадается им навстречу.

***

— Этот Хару — просто неисправимый дурачок! — возмущённо восклицает Чонтэ, развалившись в кресле отца, словно полноправный хозяин дома. В его голосе звучит неподдельное раздражение, тонкие брови хмурятся, а губы обиженно поджимаются. — Он всегда таскает из дома сладости и угощает Ликса, — насупившись, бурчит мальчишка, его упрямый взгляд напоминает Чонгуку собственное отражение. — И смотрит на него так же, как Гуки смотрит на папу! — фыркает он с неприкрытым недовольством. Чонтэ ни разу не назвал Чонгука «отцом» — лишь Гуки. Чонгук всякий раз раздражённо поджимает губы, но к такому упрямству сына уже привык. — Когда ты, наконец, начнёшь называть меня «отцом»? — хрипло бурчит альфа, спускаясь со второго этажа, вальяжно скользя рукой по перилам. Его шаги твёрдые, уверенные, взгляд цепкий, изучающий. — Вы всё уладили? — спрашивает он, мельком взглянув на Хосока и Хенджина. Те коротко кивают. — Пап, обручальное кольцо у тебя? Я не могу вспомнить, куда его дел, — доносится откуда-то голос Юнхо. — У меня, — громко отзывается Тэхён, не прерываясь на лишние пояснения. — В этом доме без Тэхёна никто бы не выжил, — мимоходом замечает Чонгук, на секунду отрываясь от разговора с альфами. Хосок приподнимает бровь и усмехается, но ничего не говорит. Все знают, что без Тэхёна не выживет и сам Чонгук. В гостиной появляется Тэхён, неспешно ступая по полу. Его движения плавные, грациозные, но наполненные уверенностью, способной сразить на повал. В тот момент, когда он входит в комнату, время будто замирает, а взгляд Чонгука цепляется за его фигуру. Тонкая ткань шёлкового чёрного блейзера мягко облегает его фигуру омеги, подчёркивая безупречные очертания тела. Глубокий вырез открывает соблазнительную линию ключиц, а небрежно завязанный сбоку атласный пояс создаёт иллюзию лёгкой непринуждённости, которая на деле является тщательно продуманным штрихом. Полупрозрачная белая рубашка под пиджаком, украшена тончайшими кружевными вставками на манжетах и воротнике, придавая образу оттенок аристократической изысканности. Узкие брюки с лёгким атласным блеском подчёркивают длинные ноги и гибкость движений, завершая его совершенство. Серебряные серьги тонкими цепочками спускаются вдоль шеи, привлекая внимание к её линиям. На пальцах сверкают кольца, среди которых выделяется массивное с чёрным камнем. Его запястье украшено изящными часами, а в руках он лениво перебирает чёрные кожаные перчатки без пальцев — смелая деталь, намекающая, что под внешней элегантностью скрывается опасность. Волосы омеги уложены в лёгкие небрежные волны, будто он только что покинул постель, а дымчатый макияж делает взгляд ещё глубже, ещё пронзительнее. Губы чуть влажные, с лёгким красноватым оттенком — словно после поцелуя. Когда Тэхен проходит рядом, оставляя за собой тёплый шлейф аромата арахиса, для Чонгука воздух становится гуще, тяжелее, словно наполняясь невидимым напряжением. Альфа ловит себя на мысли, что его муж с каждым днём выглядит всё моложе, всё совершеннее, всё недосягаемее. — Чонгук, почему ты до сих пор не переоделся? — негромко, но выразительно спрашивает Тэхён, легко изогнув бровь. — Еще есть время, — отвечает Чон. — Скоро Намджун должен приехать с семьей. — Папа, — Чонтэ соскальзывает с кресла, моментально переключаясь на другую цель. — Можно я сегодня пойду ночевать в дом дяди Джуна? — его голос звучит на грани просьбы и настойчивости. Намджун и Джин поженились три года назад. В тот же год они усыновили двухлетнего альфочку из приюта, дав мальчику имя Джунсок. Сейчас ему пять — как и сыновьям Чонгука и Тэхёна. Он ходит в тот же детский сад, что и дети Чонов, но, в отличие от своевольного Чонтэ, обладает мягким, доброжелательным нравом. Джунсок, несмотря на то, что его с детства балуют, обладает удивительной коммуникабельностью и всегда охотно делится игрушками и сладостями с другими детьми. В отличие от Чонтэ, который не терпит чужих взглядов, чужого мнения и особенно мнения мальчишки по имени Хару, вызывающего у него ни с чем не сравнимое раздражение. Хару, с его дурацкой привычкой приносить сладости и делиться ими с Ликсом. С его слишком добрым взглядом. С его непонятной манерой смотреть на Ликса. И маленькому Чону это категорически не нравится.

***

Свадьба Юнхо стала настоящей жемчужиной среди торжеств, которые когда-либо устраивала их семья. Просторный загородный особняк утопает в цветах, мерцающих золотом и серебром, а в воздухе витает аромат свежих роз и пряных свечей. Лёгкий ветерок играет с белоснежными тканями, украшающими арку, под которой, совсем скоро, должны произнести клятвы молодожёны. Юнхо стоит у алтаря, одетый в безупречно сидящий тёмно-синий костюм. Его пальцы едва заметно подрагивают, когда он сжимает ладони в ожидании самого важного момента в своей жизни. В глазах пылает огонь — волнение, счастье, бесконечная любовь. Он проводит языком по пересохшим губам и глубоко вздыхает, когда начинает мелодия свадебного марша. Чонгук и Тэхён сидят в первом ряду, их взгляды прикованы к сыну. Гордость и тихая печаль переплелись в их сердцах — их малыш, их Юнхо, уже не ребёнок. Тэхён сжимает пальцы мужа, накрывая их своей ладонью, и на мгновение закрывает глаза, переживая этот миг в полной мере. Они не смогли насладиться счастьем старшего сына, но он навсегда останется в их сердцах. Теперь они будут радоваться за младшего. Уен живёт в их памяти, в душе, в каждом уголке сердца. Сокмин, папа Чонгука, сидит рядом, молчаливый и строгий, но во взгляде его читается неподдельная радость за внука. В зале царит атмосфера благоговения. Хосок и Юнги, поженившиеся четыре года назад, с нежностью держат за руки своих детей, которые, словно заворожённые, наблюдают за происходящим. Чонхван, прибывший из Америки со своим беременным супругом и их двухлетним сыном, нежно поглаживает округлившийся живот мужа, чувствуя, как внутри бьётся новая жизнь. Вону и Чимин сидят неподалёку: их трёхмесячный малыш посапывает в мягком одеяле. Намджун и Сокджин привели с собой сына Джунсока, который тихо переговаривается с пятилетними двойняшками Чон, время от времени украдкой поглядывая на молодожёнов. Наконец-то, показался тот, ради кого сегодня собралось столько людей. Любимый омега Юнхо, его возлюбленный Сандже, облачённый в лёгкий кремовый наряд, идет по проходу медленно, сдержанно, но каждый его шаг исполнен уверенности. Его глаза, наполненные светом, искрятся нежностью, а губы дрожат в тёплой улыбке. Словно вся вселенная сузилась до одного человека — до Юнхо, который стоит у алтаря, зачарованный видом своего возлюбленного. Чонгук почувствовал, как Тэхён вздрогнул рядом, и обернулся к нему. В глазах его омеги слёзы, слёзы радости. Их мальчик вырос. Теперь он сам создавал свою семью. Когда Чон-младший и его омега произнесли клятвы, в воздухе словно повисла вечность. Голоса их прозвучали твёрдо, без тени сомнения. Они обещали друг другу любовь и преданность, поддержку в трудные времена и разделение счастья в моменты радости. А когда наконец прозвучали заветные слова «Я согласен», зал взорвался аплодисментами. Юнхо не выбрал путь своего отца, не стал частью Клана, а вместо этого посвятил себя учёбе. Сейчас он был студентом третьего курса Сеульского национального университета, изучая филологию. Именно там он и встретил Сандже — того самого, кто стал для него целым миром. Чонгук не настаивал на том, чтобы сын продолжил его дело. Напротив, он с уважением отнёсся к выбору Юнхо, полностью доверяя его решениям. Кланом теперь управлял Вону, а сам Чонгук полностью отошёл от дел, лишь изредка давая советы племяннику. Теперь столом кланов управлял Хосок. Пак Сонхва тоже отошел от дел, и его место занял единственный сын. Несмотря на то, что Чимин является членом клана Чон, омега отказался менять свою фамилию на фамилию супруга. Он — Пак Чимин, лидер клана Пак. Омега, которому удалось переписать правила, создаваемые годами. И хотя омеги в истории кланов всегда оставались в тени, Чимин стал тем, кто разрушил традицию. Его голос звучит наравне с голосами альф, его решения не оспариваются, а его взгляда достаточно, чтобы прекратить любой спор. Больше нет в кланах таких глупых правил, как «в нашей семье не бывает разводов» или «омеги из кланов не работают». Пять лет назад Чимин был другим. Мягкосердечный, ранимый, с глазами полными надежд и веры в добро, он, возможно, и не думал, что однажды станет тем, кем является сейчас. Он единственный омега, сумевший занять место за столом среди хищников, выковавший свой путь не через благосклонность судьбы, а через собственный разум, стойкость и бескомпромиссную силу характера. Мир кланов жесток, он давит, требует силы, зубов и когтей, и если Чимин хотел не просто выжить, но и взять под контроль свою судьбу, ему пришлось измениться. Рядом с ним был — его отец, Сонхва, человек, который всегда верил в потенциал омеги, поддерживал во всех решениях, даже если они шли вразрез с устоявшимися правилами. Сонхва знал: его сын не тот, кто подчинится чужой воле. Он знал, что Чимин сожжет любую преграду на своем пути, и потому дал ему не просто имя и место, а безоговорочную поддержку, которая стала фундаментом для завоевания места среди сильнейших. Путь Чимина не был легким. Омега познал предательство, научился распознавать ложь за вежливыми улыбками, понял, что в этом мире доверие — роскошь, доступная только тем, кто готов поставить на кон всё. Но даже пройдя через огонь, он не стал холодным или ожесточенным. Он стал сильным. Его сердце уже не дрожало от боли, но и не черствело. Чимин научился быть лидером, научился брать ответственность за клан Пак и за себя, научил мир считаться с ним. Теперь его голос весомее, чем любой приказ, а его имя — синоним власти. И пока омега изменялся, рядом с ним шагал его любимый муж. Вону всегда был жестким, беспощадным, привыкшим решать вопросы силой. Его уважали, его боялись, и никто не смел встать на пути, но один человек изменил его. Чимин. Любовь Чимина разрушила стены, которыми Вону оградил свое сердце. Она проникла в него, впиталась в самую его суть, и он понял, что есть в этом мире нечто более важное, чем сила, власть или контроль. Его супруг. И ради него Вону готов был стать другим. Теперь он не просто глава клана Чон, теперь он — защитник своего омеги. Альфа хищник, когда речь идет о делах, беспощадный к врагам, но рядом с Чимином он становится другим. Нежным, теплым, заботливым. Сильным не потому, что нужно, а потому, что хочет уберечь самое ценное, что у него есть.

***

Затуманенные страстью глаза. Жаркое шумное дыхание. Разгоряченная повлажневшая кожа. Ароматы темного шоколада и арахиса усилились, переплетаясь друг с другом так же, как пальцы их рук. Чонгук обхватил губами мочку уха супруга, слыша длинный выдох. Провел носом по шее, повторил движение языком. Спустившись ниже, облизал и прикусил горошину соска. Добрался до ямки пупка, оставляя влажные следы и начинающие краснеть отметины. Проскользнул руками под выгнутую спину Тэхена, сжимая и приподнимая упругие половинки. Слегка прикусил нежную кожу ключиц, тут же зализывая укус. Аромат арахиса ударил в голову, затуманивая сознание. Огладив бедра омеги, Чонгук заключил его бархатистый, крепко стоящий член в горячее кольцо из пальцев и несколько раз провел по нему рукой, а второй мягко надавил на бедра, разводя их в стороны. Альфа смотрел на мужа, на разметавшиеся по подушке волосы, приоткрытые, зацелованные им губы, припухшие от его ласк горошины сосков, подрагивающий живот. Слышал учащенное дыхание, тихие короткие стоны в такт движениям руки. Все это только для него. Невозможно оторвать взгляд, до того он прекрасен в своем возбуждении. Взгляд последовал дальше и замер на розовом сомкнутом бутоне входа. Налитый кровью член альфы дернулся от представшей перед ним картины. Чонгук жадно впился глазами в показавшуюся прозрачную каплю смазки. Аромат темного шоколада заволок воздух. Не в силах сдерживать себя, он наклонился и слизнул манящую каплю. — Гуки-и-и! — Голос Тэхена сорвался на крик, он цеплялся пальцами за волосы альфы. Тэхен выгнулся сильнее, загнанно дыша. Чонгук нетерпеливо протолкнул язык внутрь. Смазка пачкала ему подбородок, он жадно глотал ее, словно источник жизни. Тэхен всхлипывал, дрожал, что-то шептал, тянул его за волосы, пытаясь отодвинуть. Но язык упорно продолжал двигаться внутри, давил на шелковистые стенки. Тэхен застонал, потянул на себя сильнее. Альфа с трудом оторвался. — Поцелуй меня, Гуки, — жарко прошептал омега. Чонгук рывком лег между ног Тэхена и, удерживая руками лицо омеги, впился в ждущие горячие губы. Член оказался прямо у влажного входа. Чонгук больше не мог терпеть. Опираясь на локти, он перенес вес на одну руку, направляя себя второй, и вошел одним слитным, сильным движением. Резко выдохнул, зажмуриваясь. Ему нужно несколько секунд. Тэхен обхватил ногами его поясницу, требовательно надавливая, заставляя проникнуть глубже. — Люблю… — Связных слов не осталось. Тэхен схватился за изголовье кровати, прогибаясь сильнее, сбивая на пол подушку. Голова запрокинулась, губы приоткрылись в глубоком вздохе. Первый толчок, и удовольствие лавиной пронеслось по всему телу. Второй. Третий. Чонгуку мало, ему надо видеть. Он встал на колени и, держа Тэхена за талию, насадил его на свое каменное возбуждение. Вид того, как член погружается внутрь, завораживал, он чувствовал, что не продержится долго, и вышел, слыша протестующий всхлип. Ноги дрожали, Тэхен закинул руки ему на плечи. Альфа медленно опустил его на свой изнывавший от возбуждения член, сжимая ягодицы. Ухо опалил горячий шёпот: — Тоже люблю. — Это сводило их с ума. Тэхен поднял голову, затуманенным взглядом всматриваясь в глаза альфы. Чонгук сделал движение бедрами, слегка приподнимая Тэхена, опустил его до упора на свою пульсирующую плоть. Движения ускорились, вырывая громкие стоны. Становилось невыносимо жарко, крупные капли пота собираясь вместе скатывались по их телам. Сердца стучали как сумасшедшие. Дыхание сбилось. Руки лихорадочно гладили влажную кожу. Они так крепко прижимались, будто хотели вплавиться друг в друга. Смазка оставалась на бедрах альфы, пошло хлюпая в такт. На верхушке члена омеги, зажатого между их животами, выступила мутноватая капелька. Слезинки дрожали на ресницах. Очередной сильный толчок. Тэхен резко опустился с влажным шлепком на сильнее увеличившийся член альфы. Воздуха не хватало. В глазах плыло, двоилось. Секунда… Две… Три… И мир взорвался. Воздух бурным потоком ворвался в легкие. Голова кружилась. Наслаждение пронзило Тэхена яркой вспышкой. Вскрикнув, он выгнулся в спине, ноги разъехались, проникновение стало глубже, плоть альфы увеличивалась внутри, надавливая на заветную точку, унося за грань блаженства. Слезинки все же сорвались с ресниц. Словно раскаленная лава, сперма выплеснулась на грудь. Чонгук отпустил его в самый последний момент. Тэхен упал на спину, раскинув согнутые в коленях ноги и хватая ртом воздух. Альфа вонзился взглядом в смыкавшийся, все ещё подрагивавший вход, из которого вытекала смазка. Это невозможно прекрасно. Ему хватило всего одного движения рукой по своему члену — оргазм накрыл в секунду. Чонгук упал рядом, испытывая отголоски удовольствия, и сгреб супруга в объятия, прижимая к своей груди. — Еще один раунд, — лениво протянул альфа спустя несколько минут, наклонившись ближе к омеге, ловя губами теплую кожу его плеча. — Эй, старик, — пробормотал Тэ, пытаясь вывернуться из крепких объятий. — Мне спать хочется. И вообще, тебе не стыдно? Мы тут не одни живем. Чонгук тихо рассмеялся, его горячее дыхание обожгло Тэхёну ухо. — У нас отличная шумоизоляция, — он лениво провел ладонью по пояснице омеги. — Да и все давно спят, уставшие после свадьбы. А Юнхо с мужем вообще дома нет. Они еще не успели договорить, как в тишине ночи раздался приглушенный стук в дверь. Тэхён резко замер, а Чонгук раздраженно застонал, упираясь лбом в подушку. — Паа-паа… — едва слышно позвал Чонтэ, голос его дрожал. — Я не могу уснуть… Тэхён мгновенно напрягся, тревожно посмотрев на дверь, уже предчувствуя, что у сына снова что-то случилось. — Разве он не должен был остаться в доме Намджуна? — недовольно пробормотал Чонгук, не спеша подниматься с кровати. — У Джунсока поднялась температура, поэтому я забрал его после церемонии, — пояснил Тэхён, не теряя времени, он быстро натянул домашние штаны, взяв с кресла. — Почему он всегда приходит к нам в самую неподходящую минуту? — бурчит Чонгук, наблюдая, как омега накидывает на плечи халат. Тэхён только бросил на него укоризненный взгляд и бесшумно открывает дверь, сразу же сталкиваясь с хитрыми глазами сына.