Сигаретный дым, кофе и любовь одного мафиозника.

***

Утро медленно расползается по комнате, словно нежное дыхание лета, пробуждая мир от сладкого сна. Лучи солнца, игриво щекоча занавески, рисуют на полу золотистые узоры, переплетаясь с тенями, оставленными ночью. Чонгук, уставший от сновидений, открывает глаза, встречая механизм нового дня. Рядом сопит его омега, утопая в одеяле до самой макушки. Чон осторожно приподнимает одеяло, чтобы не разбудить мужа. Улыбнувшись своим мыслям, альфа принимается расцеловывать омегу, начиная со щеки, потом переходит на шею, затем на ключицы и опускается ниже. — Гу-ук, — не открывая глаз, бубнит омега. — Сегодня воскресенье, давай поспим? — капризно хнычет Тэ. Чонгуку нравится, когда Тэхён по утрам ведёт себя как маленький ребёнок, пытаясь урвать себе ещё немного сна. Альфа редко видит такого Тэхёна. Омега обычно не позволяет себе такой вольности и всегда просыпается первым. Конечно, после Сокмина. — Просыпайся, соня, — целуя шрам на груди омеги несколько раз, хрипло шепчет альфа. — Я проголодался. Или мне придётся съесть тебя на завтрак, — говорит он, вызывая улыбку на лице мужа. — Боже, Гук, ты знаешь, где у нас кухня, — говорит Тэ, открывая один глаз и жмурясь от лучей солнца. — Я не хочу завтракать без тебя, — отвечает он омеге, оставляя невесомый поцелуй на губах. Тэхёну приходится встать. Взяв банное полотенце, он идёт принимать водные процедуры, а Чонгук тут же плетётся за ним. — Я буду принимать душ вместе с тобой, — ставит в известность омегу и закрывает дверь душевой изнутри. В слабом свете душевой кабины мягко струился тёплый пар, обволакивая их тела. Вода лилась из душевой лейки, создавая мелодию капель, смешивающуюся с тихими вздохами, которые срывались с губ. Они стояли близко, так близко, что могли ощущать тепло друг друга, словно их тела притягивались, как магнитом. Руки альфы скользнули по бёдрам Тэхёна, вызывая мурашки, пока он доверчиво прижимался к нему, вдыхая его запах. Омега обвил ногами талию альфы, и тогда тот прижал его к стене душевой, вода заструилась по их обнажённым телам, смывая пену от шампуня. Их губы встретились в страстном поцелуе, который казался вечным. Каждое касание было нежным и жадным, будто они пытались запомнить каждую секунду, проведённую вместе. Чонгук углубил поцелуй, наполняя сердце супруга трепетом, а тот отвечал, прижимаясь к нему ещё ближе, искушая его исследовать каждую частичку своего тела. — Знаешь, когда наши кланы заключили союз, я и подумать не мог, к чему приведёт наш брак, — отстраняясь от любимых губ, признаётся альфа. Чонгуку сейчас так необходимо сказать это, иначе его разорвут на части чувства, переполняющие грудь. Он испытывает к супругу невероятную нежность, огромное уважение и бесконечную любовь. Альфа утыкается лбом в ключицу омеги, вдыхая его природный аромат. — Ты стал настоящим солнцем в моей пасмурной жизни, так продолжай светить для меня вечно! — Я знаю, что вряд ли скажу что-то новое, ведь я свято верю, что ты чувствуешь то же самое, но тем не менее, я бы хотел ещё раз напомнить тебе, как же сильно я тебя люблю. Между нами было много всего: от разногласий до полного понимания с полуслова, от совместной грусти до разделения радости на двоих. Минуты с тобой — лучшие минуты в моей жизни, Чонгук, — Тэхён с нежностью произносит каждое слово. Чонгук всегда живёт в его душе, мыслях и сердце, и с каждым прожитым днём омега всё яснее понимает, как он счастлив с ним.

***

Хосок вернулся сегодня из Италии с отличными новостями. Балтус — глава одного из крупнейших мафиозных кланов Сицилии — дал положительный ответ на предложение, которое Хосок передал ему от лидера стола. Конечно, большую роль здесь сыграл тот факт, что адвокат Мин является его хорошим знакомым, а можно сказать, даже другом того самого Ли Донука. — Он прилетит в Сеул через три дня, чтобы лично познакомиться с тобой и Сонхвой, — говорит Хосок, сидя в кабинете брата. После завтрака они заперлись там, чтобы обсудить дела. — Значит, в среду мы можем устроить собрание стола и представить всем нашего нового партнёра, — хищно улыбается Чон-старший. — После того как я посажу на место Ли Рана, Балтус займёт его место, Сонхва вернётся в своё кресло, а я отправлюсь в отпуск вместе с Тэхёном. — Да вы как Путин с Медведевым, — смеётся Хосок. — Вы что, теперь по очереди будете управлять столом? — Я вчера разговаривал с Сонхвой. Он сам предложил управлять столом вместе, и мы пришли к соглашению. Как-никак, мы теперь родственники, — отвечает старший. — Сонхва, наверняка, раньше никогда в жизни не подумал бы, что будет делить с тобой стол, — ухмыляется Хосок. — А кто будет занимать твоё место, пока ты будешь отдыхать? — интересуется альфа, хотя уже догадывается о возможном варианте. — Вону, — подтверждает его догадку Гук. — Поистине, Вону — законный наследник брата. Если бы Чонхван был жив, то за столом сидел бы он, а не я, и преемником его был бы Вону. Я не только хочу объявить его преемником стола, но и наследником клана, — Чонгук делится тем, что волновало его последние недели. Он долго над этим размышлял. — Когда Юнхо подрастёт и закончит университет, он вернётся как преемник своего брата. Думаю, пришло время вернуть всё на свои места. — Значит, ты отдашь всё в руки Вону, — одобрительно кивает Хосок, разделяя решение брата. — Он заслужил моё место. Это место Чонхвана. — А твой другой сын? — вопросительно смотрит на брата Хосок. — Чонхван? Что ты с ним будешь делать? — А что с ним? — не понимает, к чему ведёт брат. — Если ты о том, какое место он займёт в клане, то пусть сперва докажет, что он истинный Чон. Пусть постарается.— отвечает Чонгук. — Давай дадим ему время, дадим задание. Если он справится, ты отдашь его мне в качестве преемника стола? — предлагает младший. — Пока у меня не родится свой сын и не займёт моё место. Я ведь до сих пор без преемника, — выжидающе смотрит на брата. — Хорошо, — кивает Чонгук. — Но если он допустит ошибку, я не то что не соглашусь на твоё предложение, я его отправлю обратно в Америку к Бомгю, — ставит своё условие. — Не думаешь, что ты слишком жесток к мальчишке? — хмыкает Хосок. — Ты даже не пытаешься сблизиться с ним, узнать его, пообщаться на какую-нибудь тему. Даже Тэхён больше интересуется парнем, чем ты сам, — то ли упрёк, то ли просто наблюдение. — Хосок, я признаю, что он мой сын, но мне тоже надо время, чтобы привыкнуть. Ведь Бомгю прекрасно знал, когда привёл ко мне Чонхвана, что это будет не так уж легко. Пусть скажут спасибо, что Тэхён не выгнал их за порог. Если бы Тэ сказал мне вернуть его обратно в Америку, я бы даже не стал это обсуждать. И я не допущу, чтобы мой якобы сын, который вырос без меня, хоть как-то своим поведением или присутствием навредил моему мужу. На это у Тэхёна не хватит нервов, — строго и со всей серьёзностью говорит старший. — Это не моя вина, что я не был в курсе его существования. И Тэхён тоже не обязан нести за него ответственность. Ему и своих детей хватает, да ещё и неугомонный Вону есть.

***

Как и планировалось, Ли Донук прилетел в середине недели на своем личном самолете. Клан Чон встретил его в аэропорту и заселил в один из лучших отелей города, предоставив мужчине охрану и всевозможные удобства. В тот же день Чонгук привел его на собрание кланов и представил всем как нового члена стола. Ли Донук оказался грозным и солидным мужчиной, высоким и широкоплечим. Он был облачен в идеально скроенный темно-синий костюм, который подчеркивал его мужественную фигуру. На запястье сверкали часы с черным циферблатом и массивным золотым браслетом, подчеркивающие его статус и богатство. Его шаги были уверенными и размеренными, словно тяжелые удары молота, заставляющие стоящих на его пути людей расступаться в стороны. Каждый шаг раздавался с силой, а легкий наклон головы говорил о безусловном уважении. В разговоре его голос звучал низко и резонирующе, как гул бурного моря. Интонация всегда оставалась спокойной, но в ней чувствовалась строгость, не оставляющая места для недопонимания. Он говорил медленно, тщательно подбирая слова, как будто взвешивал каждую мысль, излучая уверенность и мудрость. Привычки его были просты, но глубоки: он внимательно слушал, но никогда не забывал о власти своего слова, заставляя собеседника осознавать, что его мнение имеет значение только в пределах назначенной ему роли. После собрания мужчина зашел в гости в особняк Чонов, так как адвокат Мин был у них дома. — Адвокат дьявола! — громко захохотал Балтус, увидев омегу в гостиной. — Неужели я все же увидел тебя? — По-отечески обнял он адвоката. — Рад вас видеть! — поприветствовал его омега и пригласил присесть. — Как ваши дела, господин Ли? — мягко улыбнувшись, спросил Мин, пока остальные члены семьи тоже устраивались поудобнее. — Ты спрашивай, а я расскажу, — монотонно начал мужчина. — Помнишь того японца с каштановыми волосами? — поинтересовался он прежде, чем продолжить. — Ах, вы о той модели из глянцевого журнала? — весело вспомнил омега. — Так вот, я о чем? Этот омега во второй раз накатал на меня заявление, — возмущенно сообщил Ли о своем новом приключении. Пока Юнги и другие слушали мужчину за ужином весь вечер, Хосок с Чонгуком переглядывались между собой уже, наверное, в тысячный раз. От того грозного и строгого человека, которого они видели на собрании, не осталось и следа — вместо него сейчас сидел веселый и вполне добродушный мужчина.

***

Проводив господина Ли в аэропорт, Чонгук облегчённо вздохнул. Альфа, позвав к себе в кабинет племянника, вручил ему в руки все дела клана, объясняя каждую деталь. Вону внимательно слушал мужчину, впитывая в голову каждое его слово, и пообещал, что присмотрит за делами клана, пока дядя не вернётся из отпуска. На следующий день вечером они решили отметить долгожданный отпуск главы семьи, а также разделить радость Хенджина с Феликсом, накрыв длинный стол в саду. Вечерняя дымка мягко обволакивала сад особняка. Летний воздух был настоян на ароматах жасмина и скошенной травы. Длинный стол, покрытый белоснежной скатертью, ломился от яств. Отражаясь в красивой посуде, мерцали свечи, расставленные в канделябрах. Слышался тихий смех, звон бокалов, приглушённые беседы. Взгляды встречались, полные тепла и нежности. Виноградные лозы, оплетающие беседку, создавали ощущение уюта. Сокджин стоял на террасе особняка семьи Чон, задумчиво наблюдая за всеми, кто сегодня присутствовал в этом доме, и ему становилось невыносимо тоскливо. Возле беседки стояли Чонхван, Юнхо и Уен, что-то обсуждая между собой. Также рядом с ними находился Вону, обнимающий своего мужа. Такие радостные и счастливые. В саду за столом сидели Чонгук с Тэхёном в обнимку, а рядом с ними — мило улыбающиеся Хосок с Юнги и Хенджин, который потакал всем капризам своего мужа и исполнял все его желания. И только он… только Сокджин стоял вдали от них, в одиночестве, любуясь тем, как они все счастливы рядом со своими половинками. Одиночество лилось тягучей смолой, заполняя каждую клеточку тела омеги, когда взгляд скользил по лицам, искрящимся от счастья. Вот они — пары, держащиеся за руки, шепчущие нежности, строящие воздушные замки будущего. А он… он лишь тень, затерявшаяся на этом празднике жизни, сторонний наблюдатель чужой радости. Сколько лет минуло с тех пор, а осколки разбитого сердца продолжали вонзаться в душу? Годы, обратившие былое буйство красок в монохромную палитру. Но образ того, что когда-то был его вселенной, не стирался, не мерк. Любовь, словно живучий сорняк, пробивалась сквозь асфальт разочарования, напоминая о былом тепле, об утраченном рае. Сокджин знал, что это бессмысленно, глупо, но он не был в силах заглушить этот тихий шёпот сердца, зовущий к нему, единственному. Он знал, что никогда не сможет завоевать сердце того единственного. Намджуна. Альфа так и не дал ему ни единого шанса за столько лет, а Сокджин не смог вырвать из своего сердца его имя. Он остался тем двадцатилетним влюблённым парнем и глубоко спрятал свои отвергнутые чувства. — Почему ты стоишь здесь один? — поток его мыслей прервал охрипший от выпитого алкоголя голос альфы. Омега вздрогнул. Чёртов Ким Намджун! Альфа пристально осматривал омегу, встав рядом с ним и обернувшись к нему головой. — О чём ты так задумался? — поинтересовался он, улыбнувшись ему. — Проклинаю своё жалкое сердце, которое когда-то полюбило тебя, — усмехнулся Джин, оборачиваясь к альфе и приблизившись к нему вплотную. Между ними — жалкие сантиметры. — Проклинаю тебя, Ким Намджун, за то, что бросил меня одного той ночью в отеле, сказав, что всё это было ошибкой, — почти не дыша, выпалил омега. Сокджину нужно было выговориться, иначе он разорвётся на атомы. — Ты, из-за того, что тебя однажды уже предал один омега, не смог довериться больше никому. Я тебя в этом понимаю, но в чём моя вина? — спросил он, глядя прямо в его глаза. — Хочешь, я тебе открою свою самую большую тайну, которую не знает никто? — скалился он, обнажая свои зубы в ухмылке, но Намджун видел в непроницаемом лице омеги боль. От этого альфе становилось хреново. — Тогда, после того, что было между нами, я забеременел от тебя, — признался он, и Намджун цепенел от его слов, не имея даже сил открыть рот. — А после твоих слов я полетел в Европу и сделал аборт, несмотря на то, что у меня больше не будет шанса иметь детей, — бил словами прямо в сердце мужчины, но тот продолжал молчать. Он хотел до конца дослушать реплику омеги. — Но я всё равно продолжал любить тебя. Я видел тебя со многими омегами: как ты развлекаешься с ними, как уходишь вместе с ними. Я разбивался на миллионы осколков, но продолжал любить. Я не смог забыть тебя спустя много лет и не подпускал к себе других альф, потому что любил тебя. Я даже не создал семью, потому что надеялся. Надеялся, что ты когда-нибудь придёшь ко мне и скажешь: «Давай попробуем начать всё сначала». Я так долго тебя ждал… двадцать пять лет, чёрт возьми, что уже заебался от своей любви к тебе, Намджун! — засмеялся поломанным голосом Ким. — Твоё холодное, как лёд, сердце не растаяло даже спустя столько лет, а я остался обречённым на одиночество, — Джин шмыгнул носом, вытирая слёзы с щёк. — Я… Джин, я… — Намджун не знал, как начать. У него в голове был кавардак, а язык сплетался, не давая произнести хоть одно слово. Намджун хотел оправдаться, он хотел попросить прощения, но омега не дал ему вставить и слова. — Я сдаюсь, Ким Намджун! Я больше не буду любить тебя. Не буду ждать. Сегодня ночью у меня рейс в Швейцарию. Прощай! — сказал омега и направился внутрь особняка. Намджуну понадобилось пару секунд, чтобы переварить услышанное, и он пошёл за ним. — Джин, подожди, — позвал его альфа, намереваясь остановить и объясниться. Тот даже не обернулся. Ему нужно было скорее покинуть этот дом. Он позже объяснится перед всеми, почему не попрощался. — Джини, да постой! — громче позвал омегу Ким, но тот открыл главный вход и вышел за дверь. Сокджин больше не намеревался с ним разговаривать ни минуты. — Давай поговорим? Дай мне шанс признаться в своих чувствах, — попросил мужчина, но омега не дал альфе сказать хоть что-то, отмахнувшись от его рук. Джин сел в машину и уехал. Намджун остался стоять возле особняка, нервно усмехаясь тому, что омега, которому он хотел сделать предложение, упорхнул из его рук. Он давно понял, что любит Сокджина, но был слишком глуп, чтобы признаться.

***

Сердце папы — бездонный океан любви,

в котором отражается каждая улыбка дитя,

и каждый его вдох становится молитвой.

Тревога за ребёнка — вечный спутник этого океана.

Каждая царапина на нежной коже — как шрам в его душе.

Каждый ушиб — эхом отражает боль в его груди.

Когда дитя спотыкается на жизненном пути,

его папа падает вместе с ним и поднимает его своими слезами.

Отец же любит дитя суровой, но не менее сильной любовью.

Он строит невидимый щит вокруг чада, защищая от ветров судьбы.

Он учит преодолевать преграды, крепко держать слово и быть справедливым.

Его переживания скрыты за маской сдержанности,

но каждое достижение ребенка — его личная победа,

а каждая неудача — незаживающая рана.

В глубине души каждого человека живёт стремление к счастью и успеху. Это пламя горит, подогреваемое мечтами и надеждами. Но путь к ним не устлан розами; он усеян сомнениями, страхами и, порой, отчаянием. Внутреннее волнение — неизменный спутник каждого, кто стремится вперёд. Это дрожь предвкушения перед новым начинанием, тревога при столкновении с преградами, горечь поражения, сменяющаяся неугасимой жаждой победы. Человек, идущий к своей цели, балансирует на острие ножа, разрываясь между жаждой комфорта и зовом неизведанного. Это непрестанная борьба: голос разума, твердящий об осторожности, против голоса сердца, влекущего к риску. Волнение становится его компасом, указывая дорогу к истинному счастью. Оно и враг, парализующий страхом, и союзник, придающий силы, чтобы встать после падения. В этом бурлящем котле эмоций закаляется характер, рождается стойкость, вспыхивает несгибаемая воля к победе. У Чон Уена есть цель и мечта. Теперь он не хочет расстраивать родителей, тратить своё время впустую, капризничая и выпрашивая у них никчёмные вещицы. Уен хочет поступить в лучший университет, окончить его с отличием и добиться успеха без чьей-либо помощи. Омега мечтает стать лучшим ребёнком. Сегодня Уен особенно красив. Он постарался над своим образом: уложил волосы, аккуратно накрасился, подчёркивая природную привлекательность, и выбрал стильный наряд. На нём классические брюки кроваво-красного цвета, чёрный топ и пиджак, под цвет брюк, небрежно накинутый на плечи — в стиле Тэхёна. — Я похож на папу? — спросил он у отца перед тем, как выйти во двор, встретив старшего в гостиной. На мгновение Чонгуку показалось, что перед ним стоит не его сын, а Тэхён в молодости. — Очень похож, — с тёплой улыбкой ответил он, обняв сына за плечи и направляясь вместе с ним к заднему выходу, ведущему в сад. — А кто из нас красивее? — лукаво прищурившись, уточнил Уен, отстранившись. — Вы оба прекрасны, — уклончиво ответил Чонгук. — Ну, так не пойдёт, — капризно хмыкнул омега. — Признавайся, кто милее? — Ты самый красивый в этой Вселенной, — с лукавой улыбкой произнёс мужчина. Уен самодовольно усмехнулся. — Но после папы, — добавил Чонгук и поспешно ретировался, прежде чем сын мог возразить. — Ещё один предатель, — наигранно обиженно фыркнул Уен, а затем, усмехнувшись, направился в беседку, где уже ждали его братья. Чонгук сел рядом с Тэхёном, обнял его за плечи и влился в общий разговор, обсуждая с остальными планы на предстоящий отпуск. — Куда ты пропал? — тихо спросил Тэхён, склонившись к альфе. — Решал кое-какие вопросы по работе, — шёпотом ответил Чонгук, притягивая мужа ближе. — Я принесу ещё вина, — отозвался Юнги, собираясь встать из-за стола. — Сиди-сиди, я сам, — опередил его Тэхён. — Мне ещё надо проверить пирог в духовке. Омега поднялся и направился в дом. Последние дни проходили слишком спокойно — словно затишье перед бурей. Достав из духовки свой фирменный пирог, Тэхён убедился в его готовности, аккуратно переложил на поднос и спустился в погреб за вином. Пока семья беззаботно разговаривала, наслаждаясь вечером, из тени наблюдал тот, кто жаждал мести. Кай, затаившийся вдалеке, испепелял взглядом каждого из Чонов. В его сознании пульсировало одно-единственное слово — «убить». Он знал, что, как только нажмёт на спусковой крючок, у него останется не больше полутора минут, чтобы успеть отправить в могилу ещё одного. Кто станет его второй жертвой — ещё один Чон или кто-то, дорогой им, — не имело значения. Главное — смерть. Кай удобно устраивается на подоконнике, прицеливаясь в Чонгука. Но спустя несколько секунд меняет цель и переводит перекрестие на юношу. Принимая решение, он нажимает на спусковой крючок. Выстрел. Тэхён выходит из дома с подносом в одной руке и бутылкой вина в другой. — Пап, тебе помочь? — оборачивается Уен, улыбаясь. Тэхён поднимает взгляд на сына, отмечая про себя, какой он сегодня красивый. Он улыбается в ответ и кивает. Раз. Два. Выстрел. Счастливая улыбка Тэхёна исчезает с лица, застывая ужасом. Перед ним — не сын, а искажённый обрывок реальности. Голова Уена дёргается неестественно резко, словно марионетка, у которой внезапно обрезали нити. Ещё мгновение назад он спорил с братьями, размахивал руками, его лицо светилось жизнью. А теперь — кровь. Багровая, густая, растекающаяся по земле. Лишённое жизни тело. Мир рушится. Тэхён застывает, словно статуя с пустыми, стеклянными глазами. Вокруг шум, паника, крики, но он не слышит. В его сознании звучит лишь один голос: «Пап, тебе помочь?». Глухо, как эхо в пустоте. Колени подгибаются, тело теряет силу, обрушиваясь вниз. В глазах темнеет. Сердце разрывается на части. Ветер треплет волосы, словно насмешка над тем, что секунду назад ещё было жизнью. А затем новый выстрел. Перед ним падает ещё одно тело. Феликс. То, что ты отдаёшь миру, всегда возвращается. Карма — сука. Карма, как число 69: ты получаешь то, что отдаёшь. Одни называют это расплатой. Кай называет это справедливостью.