фиктивные чувства

На следующий день после неудавшейся сделки в компании и встречи с нотариусом Маринетт и Адриан получили сообщение, которое стало для них неожиданным, если не сказать — неприятным. Оба узнали, что совсем скоро им предстоит появиться на одном из самых престижных мероприятий Парижа. Организатором был известный благотворительный фонд, поддерживаемый крупными бизнес-семьями, а именно Агрестами, и он собирал всю элиту города, чтобы продемонстрировать свои новые проекты. Выход на этом мероприятии должен был стать первым официальным появлением пары перед публикой, что, как сообщили им родители, должно подчеркнуть союз семей и «начало новой эры». Новость пришла к ним в виде коротких и сдержанных сообщений: Сабина написала Маринетт о том, что их семья сделала всё возможное, чтобы обеспечить им «идеальный старт» в глазах общественности. Габриэль же, со своей стороны, строго уведомил Адриана о том, что он обязан явиться и «вести себя достойно». Никаких переговоров или обсуждений не предусматривалось. Адриан, стиснув зубы, только бросил телефон на кровать, даже не отреагировав на сообщение. Он понимал, что всё это было организовано только ради выгоды семейного союза, и его мнение никто учитывать не собирался. Маринетт, прочитав сообщение, почувствовала, как внутри неё сжался комок раздражения и тревоги. Она уже предвидела, как трудно будет провести весь вечер рядом с Адрианом, который, казалось, считал своим долгом показывать пренебрежение ко всему, что касалось их брака. Внутренний голос уговаривал её собрать все силы и не обращать внимания на его поведение, но она понимала, что держать лицо и выглядеть как счастливая пара будет трудно. За несколько дней до мероприятия Маринетт взяла себя в руки своих стилистов и визажистов. Она знала, что первый выход на публику будет решающим, и старалась, чтобы образ выглядел элегантным и уверенным. Её мать специально договорилась с одним из лучших модельеров Парижа, который сшил для неё уникальное платье — длинное, чёрное, со сложным кружевным узором и лёгким переливом, подчёркивающим её утонченную фигуру. Это платье символизировало богатство и изысканность, но без излишней вычурности. Проведя почти весь день в подготовке, Маринетт, наконец, взглянула на себя в зеркало: её волосы были уложены в мягкие волны, лёгкий макияж придавал чертам её лица благородство, а серьги с бриллиантами сверкали на фоне чёрного платья, дополняя её образ. Но несмотря на это совершенство снаружи, внутри Маринетт не покидало ощущение отчуждённости и тревоги. Каждый раз, когда она думала о необходимости провести целый вечер рядом с Адрианом, её охватывало раздражение. Словно по иронии судьбы, именно этот вечер, который должен был стать началом их брака в глазах общества, казался ей пустым и фальшивым. Адриан, в отличие от неё, к подготовке подошёл с удивительным безразличием. В день мероприятия он почти весь день провёл в своём обычном ритме — занимаясь спортом, играя на пианино и встречаясь с друзьями. Вся эта суета вокруг его «союза» вызывала у него скорее раздражение, чем интерес. Когда же пришло время подготовиться, он выбрал костюм с минимальной тщательностью: классический чёрный смокинг, белая рубашка — всё в сдержанном стиле, без излишеств. Ему было всё равно, какое впечатление это произведёт. Глубоко внутри он считал, что весь этот выход — всего лишь ненужная формальность, навязанная отцом, и не собирался тратить ни минуты больше, чем это требовало. Образ его будущей «жены» не волновал его, и подготовка не заняла у него и часа. Когда они встретились в холле перед выходом, разница в их подготовке была очевидной: Маринетт выглядела безупречно и словно светилась от уверенности, хотя внутри её душили обида и злость на Адриана. Он же, напротив, смотрел на неё с каким-то скучающим выражением, словно встреча с ней была ему абсолютно безразлична. — Ты могла бы так не стараться, — бросил он с ленивой усмешкой, окинув её взглядом, когда она подошла к нему. — Всё это только для фото, не более. Маринетт не ответила, лишь крепче сжала сумочку, стараясь не выдать своего раздражения. Она знала, что должен быть спокойный вечер, но уже с самого начала чувствовала, что любая попытка создать видимость гармонии будет разбиваться о равнодушие Адриана. Их путь к мероприятию проходил в абсолютной тишине. Сидя в машине рядом, Маринетт и Адриан избегали смотреть друг на друга, каждый думая о том, как бы быстрее завершить этот вынужденный вечер. Маринетт молча смотрела в окно, стараясь собраться с мыслями и восстановить уверенность перед встречей с журналистами. Её ждала нелёгкая задача — создать образ успешного союза, где всё выглядит так, словно они счастливы. Она готовилась к тому, что все камеры будут направлены на них, и предвкушала, как трудно будет изображать любовь рядом с человеком, который едва может скрыть своё презрение к этому «браку». Адриан же откинулся на сиденье и смотрел перед собой, даже не задумываясь о том, как пройдёт вечер. Он считал это ненужной обязанностью, и единственное, что его успокаивало, — это мысль, что через несколько часов он вернётся домой и снова забудет об этой всей искусственной «семейной» ситуации. Когда Маринетт и Адриан подъехали к месту проведения вечера, их встречала блестящая толпа журналистов и поклонников. Папарацци уже собрались у входа, во всеоружии — с камерами, вспышками и блокнотами. Свет камер разрывал темноту, как звёздный дождь, и каждый снимок добавлял напряжения в их и без того сложный вечер. Появление Маринетт и Адриана вызвало оживление: люди тут же стали фотографировать и выкрикивать их имена, ожидая, что они покажут себя как счастливая, влюблённая пара. Адриан, с равнодушием знаменитого сына богатых родителей, вышел первым, даже не глядя на Маринетт, что тут же бросилось в глаза людям вокруг. Маринетт, чувствуя на себе десятки любопытных взглядов, пыталась сохранять самообладание. Она выпрямилась, поправила подол своего длинного, элегантного платья, и через секунду последовала за Адрианом, стараясь не показать, как её задело его пренебрежительное поведение. Она выглядела утончённо, сдержанно, но решительно — точно такая картина, которую публика ожидала от представительницы богатой семьи. Маринетт казалась сосредоточенной на своей роли. Она взяла Адриана за руку — тот даже не отреагировал, — и они медленно направились в сторону входа, под свет камер, сдержанно улыбаясь. Маринетт мысленно напоминала себе держать улыбку, несмотря на нервное напряжение: вся её семья наблюдает за этим вечером, и малейшая ошибка может стоить репутации. Толпа разделилась, создавая проход к высокому зданию с огромными стеклянными дверями, ведущими в роскошный зал, где собиралась вся элита Парижа. Зал был оформлен в классическом стиле с оттенками современности: золотые люстры свисали с потолков, стены были украшены мраморными колоннами и дорогими картинами, а каждый стол был сервирован с изысканным вкусом. Атмосфера роскоши и богатства дополняла образ мероприятия, а каждый из гостей, казалось, был здесь с единственной целью — увидеть новое пополнение в рядах элиты. Когда пара вошла в зал, вспышки камер продолжали щёлкать, сопровождаемые криками репортёров и вспышками. Адриан остался спокойным и даже ленивым, едва кивая всем, кто встречался на его пути, как будто ему было всё равно. Маринетт, наоборот, поддерживала учтивую улыбку, стараясь создать впечатление гармонии в отношениях. Однако это не скрывалось от публики — многие замечали резкий контраст между её стараниями и безразличием Адриана. Некоторые журналисты начали выкрикивать вопросы, и Маринетт понимала, что их общение с прессой не будет лёгким. Она была готова поддерживать разговор, зная, что в этот вечер любые слухи или недопонимания могут навредить не только её семье, но и самому образу их брака. Первым из толпы журналистов шагнул мужчина с дорогим микрофоном и деловым выражением лица. Он задал свой вопрос прямо, с долей иронии: — Маринетт, Адриан, для всех нас это было сюрпризом. Вы долго скрывали свои отношения от общественности, расскажите, что для вас стало решающим фактором? Маринетт взяла на себя инициативу, понимая, что ответ должен звучать естественно и правдоподобно: — Мы хотели, чтобы наши отношения оставались личным делом, — ответила она, с нежной улыбкой посмотрев на Адриана, словно ожидая от него хоть какой-то поддержки. — Но, знаете, иногда личное счастье оказывается важнее секретов. Однако Адриан даже не пытался ответить. Он просто стоял с лёгкой, снисходительной усмешкой, будто происходящее не имело для него значения. Это вызвало замешательство у окружающих, и Маринетт, чувствуя, как вся тяжесть «поддержания фасада» ложится на неё, пыталась быстро смягчить ситуацию. Ещё один журналист, высокая женщина с блокнотом, сделала шаг вперёд, обращаясь к Адриану: — Адриан, как вы чувствуете себя в новом статусе? Довольны ли вы тем, что теперь ваша жизнь так изменилась? На мгновение показалось, что он не слышит вопроса, но затем, лениво взглянув на неё, он ответил: — Это не так уж важно. Брак — просто часть жизни. Я не вижу в этом ничего особенного. Маринетт сдерживала себя, чтобы не выдать разочарование. Она вымученно улыбнулась и поспешно добавила: — Для нас обоих это важный этап, и мы с нетерпением ждём, что будет дальше. Она понимала, что её старания казались нелепыми на фоне равнодушия Адриана, и видела, как некоторые гости переглядывались, словно обсуждая несоответствие между словами Маринетт и поведением её «мужа». Слова Адриана прозвучали настолько небрежно, что даже люди, пришедшие без особого интереса, теперь начали присматриваться, анализируя каждый жест и выражение лица этой необычной пары. Как только пара вошла в центральный зал, зал замер на мгновение. Маринетт почувствовала на себе сотни любопытных взглядов. Ей хотелось представить эту ситуацию как идеальную — на неё и её мужа смотрели представители прессы и гости вечера. Она приветливо кивала и коротко улыбалась, будто на миг забыв о холодности Адриана. Подходя к первому столику, Маринетт пыталась сдержанно представиться, общаясь с гостями и выслушивая их комплименты. Её манеры были безупречны, она держала спину прямо, разговаривала вежливо и сдержанно. Но Адриан ни разу не поддержал её беседы, не сказал ни слова. Он даже не пытался скрыть скуку, из-за чего их общение с каждым человеком превращалось в испытание. В какой-то момент, когда один из гостей похвалил их за «замечательный союз», Адриан саркастично ухмыльнулся и сказал, не заботясь о том, как это прозвучит: — Замечательный союз? Интересно, где вы его увидели. Эти слова вызвали смешки у некоторых, но Маринетт почувствовала, как её щеки вспыхнули. Она поняла, что Адриан не только не пытался помочь ей, но даже усугублял ситуацию, делая всё, чтобы испортить впечатление. Вскоре в зале уже пошли тихие разговоры. Гости шептались, обсуждая поведение Адриана и сдержанные усилия Маринетт. Её старания начали казаться им отчаянными, а Адриана считали самоуверенным и непочтительным. Кое-кто из журналистов записывал все детали, отмечая неприкрытый разлад между молодожёнами. Каждое новое появление рядом с новым столиком превращалось для Маринетт в очередное испытание: её «муж» стоял рядом с ней холодным и равнодушным, не отвечая на комплименты, не обращая внимания на её попытки выглядеть как счастливая пара. Она всеми силами удерживалась, чтобы не дать волю эмоциям, и отчаянно пыталась показать, что всё под контролем. Но ей было ясно: все видят, что между ними нет и намёка на близость, нет той лёгкости и нежности, которые ожидаются от влюблённых. Когда их представили одним из влиятельных гостей — старику с серебряными усами и внушительной репутацией в деловом мире — Маринетт старалась быть как можно более обходительной. Но Адриан всё равно вёл себя равнодушно, а на её попытку поддержать разговор ответил только саркастическим взглядом. Старик прищурился, глядя на них с неодобрением, и, обратившись к Маринетт, проговорил: — У вас непростая задача, моя дорогая. Надеюсь, вы справитесь. Маринетт едва не потеряла самообладание, но сдержала себя, лишь выдавив натянутую улыбку. Когда вечер наконец закончился, и они вернулись в квартиру, Адриан едва успел снять пиджак, как получил короткое и жёсткое сообщение от отца:  “Срочно ко мне. Немедленно.” Габриэль ждал сына в своём кабинете, находящийся не так далеко от их квартиры.  При виде его мрачного выражения лицо Адриана даже на миг дрогнуло — он не привык видеть отца таким взволнованным и явно раздражённым. Габриэль молча жестом указал Адриану на экран большого монитора, на котором уже был включён видеозапись их “дебюта” с Маринетт. По выражению лица Габриэля было понятно: он просмотрел этот выход уже не раз и знал каждую секунду провального вечера. Сидя за огромным столом, отец Адриана пристально смотрел на сына, не оставляя ему шанса избежать этого разговора. — Ты хоть понимаешь, что натворил? — начал Габриэль тихо, но в его голосе слышалась сталь, и этот тон обещал бурю. — Ты хоть представляешь, как мы выглядим в глазах прессы и партнёров? Наш первый официальный выход, тот, что должен был укрепить нашу репутацию, превратился в полное унижение. Адриан скрестил руки на груди и отвернулся, не желая встречать взгляд отца. Ему казалось, что эта сцена была совершенно ненужной, но Габриэль продолжил, не дожидаясь оправданий: — Ты выглядел равнодушно, будто тебя всё это вообще не касается. Ни один уважающий себя мужчина не позволит себе так относиться к собственной жене, — сказал он, нарочито выделяя последнее слово. — Твоё поведение выставило тебя, а значит, и всю нашу семью, как людей, для которых ничего не значит уважение и долг. На экране снова мелькнуло лицо Маринетт, которая старалась скрыть обиду за вымученной улыбкой, а рядом с ней — его собственное лицо, отрешённое и скучающее. Габриэль нажал на паузу и обернулся к сыну. — Посмотри на себя, Адриан. На что ты похож? — голос Габриэля зазвенел от напряжения. — Люди обсуждают тебя сейчас не как будущего лидера корпорации, а как богатого и избалованного наследника, которому наплевать на репутацию своей семьи. Адриан стиснул зубы и попытался сдержать раздражение, но Габриэль, заметив его реакцию, холодно усмехнулся. — Ты думаешь, что всё это — игра? Что ты можешь позволить себе этот брак игнорировать? Запомни: ты представитель семьи, чья репутация строилась десятилетиями. Всё, что мы имеем, стоит на одном — доверии наших партнёров и уважении публики. И этот брак должен был стать символом союза наших семей, а ты превратил его в посмешище. Габриэль медленно встал и подошёл ближе, изучая сына взглядом, в котором было презрение, скрытое под ледяным спокойствием. — Ты, наверное, полагаешь, что можешь избежать этого? Ты сам говорил, что не хочешь этой игры. Но теперь, Адриан, у тебя нет выбора. В каждом публичном выходе ты обязан быть безупречен. Понял? — его голос стал жёстче, и он говорил почти шёпотом, но каждое слово ударяло словно холодный лёд. Адриан, собравшись с силами, ответил: — Я не понимаю, почему для вас так важен этот брак, если он фальшивка. Почему я должен делать вид, что уважаю то, чего на самом деле нет? На этот вопрос Габриэль ответил мгновенно, без капли сомнений: — Потому что в этом и есть твой долг. Потому что ты — часть этой семьи. И твои чувства или желания здесь не имеют никакого значения. Этот брак — часть сделки, которая спасла компанию Маринетт. А это значит, что и ты спас её семью. Это — наследие, которое обязаны сохранить. Я дал тебе шанс, дал возможность играть свою роль, но если ты не сможешь поддержать это… — Габриэль сделал паузу, и в его глазах мелькнуло что-то пугающее. — То тебе, может быть, не место здесь. Эти слова ударили по Адриану сильнее, чем он ожидал. Отец намекнул на то, что его позиция в компании может быть под угрозой, если он продолжит пренебрегать семейными обязанностями. На секунду Адриан задумался о том, что эта игра может стоить ему всего. — Поэтому, — продолжил Габриэль, возвращаясь к своему строгому и невозмутимому тону, — с сегодняшнего дня ты сделаешь всё, чтобы доказать свою ответственность. Я не потерплю больше таких провалов. На следующем мероприятии ты будешь вести себя как мужчина, поддерживающий и уважающий свою жену. И ты даже не посмеешь сделать вид, что тебя это раздражает. Мы все знаем, какой Адриан должен быть: сильный, надёжный, поддерживающий. Теперь ты будешь таким — хотя бы на публике. Отец ещё несколько секунд смотрел на него, пока не удостоверился, что его слова дошли до сына. Адриан почувствовал, как к горлу подступила злость, но он сдержался. Он знал, что после такого разговора отступать нельзя, иначе последствия будут куда серьёзнее. Адриан склонил голову, чувствуя, как внутри него закипает недовольство. Он не понимал, почему его отец не может увидеть, что его подход только усугубляет ситуацию. — Через несколько дней будет новый ужин, — неожиданно произнёс Габриель, и Адриан почувствовал, как его сердце сжалось. — Этот раз будет ещё важнее. Мы не можем позволить себе оплошность. Ты и Маринетт должны будете выглядеть как идеальная пара. — Но, отец, — начал Адриан, но Габриель прервал его. — Никаких “но”! — резко сказал он. — Ты будешь вести себя так, как от тебя ожидают. Я не допущу, чтобы ты снова подводил нас. Адриан почувствовал, как его чаша терпения переполняется. Но он знал, что любое сопротивление лишь ухудшит его положение. — Хорошо, — наконец произнёс он с некоторой горечью. — Я сделаю всё, что нужно. — Я не ожидаю от тебя ничего меньше, — холодно ответил Габриель. — И помни, это не только твоя репутация. Это репутация всей семьи. Адриан кивнул, и в комнате вновь воцарилось молчание. Он встал, собираясь уйти, но Габриель остановил его: — Адриан, мне важно, чтобы ты осознал: этот союз с Маринетт не просто необходимость. Это шанс, и ты должен использовать его, чтобы изменить своё отношение к этому. Адриан не ответил, просто вышел из комнаты, сжимая кулаки. В голове у него вертелись мысли о том, как же ему нелегко. Он знал, что предстоящий ужин станет ещё одной проверкой на прочность. После тяжёлого разговора с отцом Адриан вернулся домой поздно, едва контролируя раздражение и усталость, которые накатывали на него с новой силой. В холле квартиры горел приглушённый свет, и, к его удивлению, Маринетт ещё не спала. Она сидела на кухне с чашкой зелёного чая, выглядя так, словно была погружена в свои мысли и даже не заметила, как он вошёл. Адриан раздражённо бросил ключи на стол и закрыл за собой дверь чуть громче, чем требовалось, привлекая её внимание. Маринетт встрепенулась, подняла взгляд и, заметив его подавленное лицо, прищурилась, понимая, что у него явно был нелёгкий вечер. — Вечер явно не удался, да? — тихо произнесла она, поднимая чашку и чуть насмешливо скривив губы. Его и без того раздражённое настроение не улучшилось от её саркастического тона. Адриан не выдержал и скинул с плеч пиджак, едва не швырнув его на ближайший стул. — Ты даже не представляешь, — бросил он, стискивая зубы. — Этот “выход” — было просто шоу для публики, где мы выглядим как куклы. И знаешь, кто виноват? Конечно же я, по мнению моего отца. — Правда? — спросила Маринетт с лёгкой усмешкой. — Ну, может, потому, что ты действительно выглядел как… как будто тебе всё равно? — Потому что мне действительно всё равно! — резко ответил он. — Я не просил всего этого. Я не хотел этого брака, не хотел участвовать в этой игре. Маринетт приподняла брови, но ответила спокойно, хоть внутри её тоже начинала закипать злость: — Как ни странно, я тоже этого не хотела, но, по крайней мере, я постаралась сделать всё, чтобы не выглядеть полным эгоистом перед всей прессой. — Отлично, значит, ты умеешь играть роль, — съязвил Адриан. — Но это не делает этот союз хоть сколько-нибудь реальным. Все эти фото, слова, улыбки — фальшивка. И я не собираюсь притворяться, что счастлив. Маринетт фыркнула, бросив на него пронзительный взгляд. — Я не прошу тебя притворяться счастливым, Адриан. Я прошу хотя бы попытаться уважать эту ситуацию. Если не ради себя, то хотя бы ради своей семьи, которая не считает, что всё это можно просто оставить в стороне. Ради бизнеса, который зависит от нашего “союза.” Эти слова подействовали на него. Он помолчал, стиснув кулаки, и подошёл ближе, встречая её серьёзный взгляд. — Ты говоришь, будто тебе это действительно важно, — ответил он тише, но с ледяной ноткой. — А ведь ты тоже это делаешь только ради родителей, верно? — Ради родителей, ради бизнеса… — сказала Маринетт, с вызовом глядя на него. — Да, мне это важно. Потому что я — часть своей семьи, и я никогда не подведу их ради своего эгоизма. Если это трудно понять, значит, мы действительно очень разные. Адриан на миг отступил, не найдя, что ответить. Её спокойная решимость была для него неожиданной, и, возможно, отчасти он даже завидовал этой её способности быть сильной. Они стояли в тишине, не отрывая взглядов, словно каждый пытался прочитать в другом что-то, чего раньше не замечал. Наконец, Адриан развернулся и направился в свою комнату, чувствуя тяжесть её взгляда на своей спине. Но прежде чем закрыть дверь, он обернулся и, не глядя на неё, добавил: — Хорошо. Если ты хочешь, чтобы я вёл себя лучше на людях — я попробую. Но от меня не жди ничего искреннего. — Я и не прошу, — холодно ответила Маринетт, отвернувшись. Он закрыл дверь, оставаясь наедине со своими мыслями. У него было ощущение, что в этом холодном диалоге кроется что-то большее, но что именно, он не знал. Внутри него оставалась пустота и разочарование, но теперь добавился и новый оттенок — он впервые задумался, не прав ли был отец, наказывая его за пренебрежение к репутации семьи.