фиктивные чувства

Утро выдалось серым и дождливым, и, казалось, даже погода не поддерживала ни Адриана, ни Маринетт в их намерении сделать вид, что всё в порядке. После напряжённого разговора с отцом Адриан понимал, что ему придётся максимально сосредоточиться на предстоящем ужине. Он вздохнул, глядя на часы, которые неумолимо показывали, что время поджимает. Маринетт же проснулась с чувством легкой тревоги, но и с сильной решимостью. Она долго решала, что надеть. В её гардеробе было много платьев, но с каждым примеркой она всё больше понимала, что ей нужно выглядеть идеально, чтобы не вызвать презрение у Адриана или его отца. Собираясь в своей комнате, она выбрала тёмно-зелёное платье, которое идеально сидело на её фигуре, подчеркивая талию и делая акцент на её выразительных глазах. Подобрав к платью стильные туфли на небольшом каблуке, она посмотрела на себя в зеркало. В отражении она увидела девушку, готовую на всё ради успеха. Но мысль о предстоящем вечере снова вернула её к реалиям. В голове всплыли слова Габриэля о том, как важен этот ужин для бизнеса их семей. «Надо просто выжить, просто не дать всему разрушиться», — сказала она себе. Она задумалась о том, как важно им обоим вести себя на публике. Тем временем в своей комнате Адриан тоже готовился. Он бросил взгляд на свой гардероб и выбрал классический чёрный костюм, который был дорогим, но лишённым индивидуальности — в точности как ожидал его отец. «Что за чушь?» — прошептал он себе, отложив в сторону костюм. Ему хотелось быть немного менее формальным, но он понимал, что у него нет выбора. Укладывая волосы, он ненавидел каждый миг подготовки, осознавая, что всё это — лишь часть игры, в которую они играют. Внезапно раздался стук в дверь. — Адриан, ты не собираешься всю жизнь смотреть на себя в зеркало? — раздался голос Маринетт с той стороны. — Могу занять твоё место, если ты так хочешь, — бросил он в ответ, не торопясь открывать. — Не беспокойся, я не собираюсь проводить вечер с безразличным принцем, — ответила она, чувствуя, как её раздражение нарастает. Наконец, он открыл дверь и вышел в коридор. — Смотри, я готов. Если ты опоздаешь, тебя никто не простит, — сказал он с легкой ухмылкой, глядя на её наряд. Маринетт скрестила руки на груди, не желая уступать. — Знаешь, мне не нужен твой совет. У меня всё под контролем, — ответила она, с трудом сдерживая раздражение. Они начали двигаться к выходу, и между ними продолжалось молчание, наполненное напряжением. Каждый шаг приближал их к выходу, и ни один из них не мог позволить себе сдаться. Когда они вышли из квартиры, в лифте Адриан вдруг произнёс: — Надеюсь, ты помнишь, как вести себя на публике. Не забудь улыбаться, даже если тебе не хочется. — Сильно меня беспокоит, как ты будешь себя вести, — саркастично ответила Маринетт, взглянув на него. — Я просто не собираюсь делать из этого спектакль. Если тебе важно, чтобы я выглядел как “идеальный жених”, это не значит, что я собираюсь им быть, — пожал плечами он. — Всё, что я хочу, — это не выглядеть полной идиоткой перед важными людьми, и твое безразличие этому не помогает, — огрызнулась она, разозлившись на его легкомысленность. Лифт остановился, и они вышли, обмениваясь последними взглядами. На улице их встретила первая осень с её холодными порывами ветра. Они направились к машине, и у каждого было своё беспокойство: Адриан — как он будет себя вести, а Маринетт — как ему с этим справиться. Она всё еще держала в голове слова Габриэля о том, как важно сохранять образ и впечатление, которые их союз должен производить на окружающих. — Знаешь, — произнесла она, когда они сели в машину, — мне не нужно, чтобы ты решал, как мне себя вести. У меня достаточно ума, чтобы понимать, что делать. — Уверена, что тебе хватает ума? — флегматично ответил Адриан, глядя вперёд. — О, ты всегда так хладнокровен и уверенно судишь о других? — бросила она с укором, чувствуя, как в ней закипает сново злость. — Да, я действительно так считаю, — усмехнулся он, и эта улыбка заставила её ещё больше рассердиться. Когда они приехали к ресторану, там уже собралась толпа журналистов. Их встречали вспышки камер и дружный гул голосов. Адриан, не испытывая ни капли волнения, вышел из машины и, автоматически обняв Маринетт за плечи, повёл её к входу. Маринетт почувствовала, как её сердце забилось быстрее. Ей не нравилось, как Адриан выглядел так, будто этот вечер ему абсолютно не интересен, и его безразличие вызывало в ней гнев. Тем не менее, она сделала всё возможное, чтобы сохранить спокойствие и выглядеть уверенно. Входя в зал ресторана, она искала взглядом своих родителей, надеясь на их поддержку и понимание. В тот момент, когда начался их совместный выход на публику, Адриан явно старался как можно меньше вовлекаться в происходящее. Его взгляд был рассеян, и на лица людей он едва бросал взгляд, равнодушно обходя все вопросы, которые посыпались на них от журналистов. Камеры сверкали, а вспышки освещали его безразличное выражение, и казалось, что он вообще не понимает, зачем они здесь. Маринетт ощущала, как их образ, ради которого они столько времени готовились, рушился прямо у неё на глазах. Маринетт сделала глубокий вдох, стараясь удержать себя в руках. Это мероприятие было слишком важным для обеих семей, и её раздражение от поведения Адриана быстро сменилось решимостью сохранить их «идеальную» картину перед публикой. Она решилась на то, чтобы взять его за руку, надеясь, что это немного приведёт его в чувство и заставит соблюдать хотя бы элементарные рамки приличия. Однако, когда она коснулась его ладони, он слегка вздрогнул и, не оборачиваясь, отмахнулся, словно её прикосновение его раздражало. Эта реакция лишь усилила злость и разочарование Маринетт, и она на мгновение почувствовала себя униженной. Как он мог быть настолько эгоистичным? Внутри неё всё кипело: было обидно, что он так легко отмахнулся, не считаясь с тем, как это выглядит в глазах окружающих. Но она понимала, что сцены устраивать сейчас нельзя — журналисты ловили каждую деталь, каждый жест и взгляд, и одно неосторожное движение могло всё разрушить. Пока Маринетт пыталась переварить эту ситуацию, она заметила, как взгляд Адриана внезапно изменился. Он встретился глазами с Габриэлем, стоявшим немного в стороне, за спинами гостей и журналистов. Лицо Габриэля казалось высеченным из камня, но взгляд — резкий и колючий, — был исполнен предупреждения и холодной ярости. Маринетт видела, как это ледяное выражение в одну секунду обрушилось на Адриана. Габриэль буквально сверлил его взглядом, и от этого взгляда можно было замереть. Габриэль ясно давал понять: сын обязан вести себя достойно. Адриан, заметив взгляд отца, на мгновение замер, словно осознав, что ему всё-таки придётся играть свою роль. Маринетт видела, как его осанка медленно меняется, как он выпрямляется и даже что-то в его лице смягчается — ровно настолько, чтобы превратиться из равнодушного сына богатых родителей в привлекательного, уверенного в себе «супруга». И тогда, к её неожиданности, он подошёл ближе и, не сказав ни слова, положил руку ей на талию, привлекая её к себе. Его ладонь была тёплой и сильной, и, несмотря на все их прошлые разногласия, Маринетт почувствовала, как внутри неё невольно проскользнуло странное чувство. Неуверенность смешалась с удивлением — так неожиданно и резко изменился его настрой. Только что он был настолько холодным и отстранённым, а теперь, прижав её к себе, выглядел так, будто она была его приоритетом. Маринетт с трудом скрыла своё замешательство, хотя снаружи она постаралась выглядеть спокойно и уверенно. Она понимала, что этот жест — только для публики, что он сейчас просто выполняет свою роль, как того хотел его отец. Но, несмотря на это понимание, у неё в душе всё же что-то шевельнулось. Прикосновение его руки оказалось неожиданно… искренним? Она тут же отбросила эту мысль, решив, что это просто усталость и волнение от мероприятия. Её сердце слегка участилось, и она почувствовала себя странно уязвимой, как будто это простое действие было чем-то гораздо более значимым. Когда Адриан начал отвечать на вопросы журналистов, его голос звучал уверенно и без малейшего намёка на прежнюю апатию. Он смотрел на камеры, на журналистов и, казалось, забыл о своём прежнем настрое. Он держался безупречно, даже иногда улыбаясь и слегка кивая на вопросы, касавшиеся их совместного будущего и их «семейной жизни». Журналисты засыпали их стандартными вопросами, и Адриан отвечал спокойно, не давая ни малейшего повода для сомнений в их «идеальных» отношениях. Он иногда позволял себе взглянуть на Маринетт, чтобы подчеркнуть эту иллюзию близости, словно у них действительно были чувства друг к другу. Каждый ответ, который он давал, был продуманным и уверенным, и это только сильнее подчеркивало контраст с его предыдущим поведением. Этот резкий переход от безразличия к уверенной роли партнёра только больше запутывал её. Ей было сложно поверить, что тот же самый человек, который минуту назад с раздражением отмахнулся от её попытки поддержать его, теперь выглядел как образцовый партнёр. Когда кто-то из репортёров, видя, что Адриан держит Маринетт за талию, задал им вопрос о совместных планах на будущее, он даже слегка сжал её, ещё больше притягивая к себе. Это движение выглядело совсем как естественный жест заботы и уверенности в том, что они вместе. Маринетт почувствовала, как по её спине пробежал лёгкий холодок от этого движения, как будто она снова окунулась в какое-то смятение чувств. Её волновало то, что он так убедительно изображал преданность, и в то же время это злило её — потому что, как бы искренне это ни выглядело, она знала, что это всего лишь игра. Журналисты продолжали фотографировать и задавать вопросы, и каждое его действие сейчас выглядело совершенно естественно. Даже когда их попросили позировать для общей фотографии, Адриан, не отпуская её, мягко направил её ближе к себе, продолжая держать её за талию и создавая впечатление доверия между ними. Её голова почти касалась его плеча, и они выглядели вместе как единое целое. Маринетт знала, что именно такого эффекта ждал от них Габриэль, что они должны были быть идеальной «парой», и теперь это впечатление было более чем убедительным. Но внутри неё продолжали бушевать смешанные чувства. Каждый взгляд, брошенный на них, каждая вспышка камеры делали её ещё более напряжённой. Она старалась помнить, что это всё лишь часть их сделки, часть образа, который они должны поддерживать, и ничего больше. После напряжённого выхода перед публикой и фотографов, когда Маринетт и Адриан выдержали нужную «идеальную» картинку, они наконец направились ко входу в ресторан. Лёгкое напряжение витало в воздухе между ними, но они оба, как будто по молчаливому соглашению, сохраняли свою роль. Когда они прошли внутрь, Адриан, по-прежнему придерживая её за талию, незаметно ослабил хватку, позволив Маринетт чуть отдалиться. Она ощутила это движение и, на мгновение почувствовав облегчение от его легкой отстранённости, незаметно выдохнула. Здесь, в уютной полутьме ресторана, подальше от камер, она наконец могла позволить себе расслабиться — или, по крайней мере, попытаться. Внутри царила тёплая, изысканная атмосфера. Официанты в белоснежных рубашках незаметно скользили между столиками, уставленными тонким фарфором и хрустальными бокалами. Освещение было мягким и уютным, а лёгкая музыка создавала обманчивое ощущение спокойствия. Габриэль ждал их уже за одним из дальних столиков. Его лицо, как всегда, было бесстрастным, но взгляд выдал лёгкое одобрение — он явно заметил, что Адриан смог взять себя в руки и соблюсти фасад, который от него требовался. Они подошли к столу и, когда Маринетт уселась на своё место, Адриан ненадолго задержался у её стула, проявляя вежливость, которую он обычно старался избегать. Маринетт почувствовала странное чувство — что-то среднее между неловкостью и благодарностью за его жест, даже если он был всего лишь частью роли. Габриэль, начав разговор, сразу переключился на деловую тему, обсуждая планы на предстоящие мероприятия, важные партнёрства и возможные поездки, которые могли бы укрепить их репутацию. Он говорил размеренно, спокойно, как будто ни недавние разногласия, ни напряжённость этого вечера вовсе не существовали. Маринетт, стараясь выглядеть заинтересованной, вежливо кивала и время от времени бросала взгляд на Адриана, словно чтобы оценить его реакцию. Он сидел спокойно, подыгрывая отцу, но его взгляд был немного рассеянным, словно мысли всё ещё возвращались к неприятному разговору перед выходом. Тем не менее, он делал всё возможное, чтобы соответствовать ожиданиям, и даже старался участвовать в беседе, что в прошлый раз не особенно его интересовало. Спустя некоторое время официант принёс блюда, и напряжение в разговоре немного спало. Адриан, казалось, наконец расслабился и стал смотреть на Маринетт с менее напряжённым выражением лица, даже позволил себе улыбнуться, когда она произнесла один из нейтральных комплиментов в адрес оформления зала. Когда беседа наконец немного перешла на более нейтральные темы, Габриэль начал рассказывать о планах на предстоящую благотворительную акцию, на которой их союз снова должен был стать центральным событием. Он взглянул на Адриана и Маринетт с тихим ожиданием, словно давая понять, что это мероприятие требует не только их присутствия, но и искреннего участия. Маринетт кивнула, не позволив своим мыслям уйти к раздражению, которое она всё ещё испытывала по отношению к Адриану. Она понимала, что этот союз стал неотъемлемой частью её жизни и что любое её действие или эмоция отразятся на их общем положении. Ужин шёл своим чередом, и, как бы они ни старались изобразить взаимопонимание, между ними по-прежнему оставалось это тонкое, почти незримое напряжение. В конце ужина, когда основная часть встреч и разговоров уже подходила к завершению, Габриэль предложил, чтобы Адриан и Маринетт проводили его до машины, чтобы обсудить последние детали благотворительного мероприятия. Несмотря на общую сдержанность, Маринетт почувствовала, что Габриэль продолжал наблюдать за каждым их жестом и словом, словно выискивая малейшие намёки на слабость или несогласие. На улице их вновь встретили вспышки камер и голоса журналистов, ждавших окончания встречи. Адриан, привыкший к вниманию, снова обхватил Маринетт за талию — на этот раз гораздо увереннее. Он наклонился к ней, чтобы что-то сказать, но вместо этого просто улыбнулся в сторону журналистов, как будто они действительно близки, как будто всё в порядке. На этот раз он полностью взял на себя роль заботливого и уверенного «мужа», и даже, казалось, старался вести их совместный образ с какой-то новой сосредоточенностью. Маринетт, удивлённая его внезапным перевоплощением, сначала напряглась, но, заметив строгий взгляд Габриэля, быстро взяла себя в руки. Она ответила ему лёгкой улыбкой, чуть повернувшись к нему, и постаралась придать своему лицу выражение спокойной уверенности, будто все сложности и напряжение между ними не имели никакого значения. — Как прошла встреча? Какие у вас планы на будущее? — раздался голос одного из журналистов. Адриан, не убирая руки с талии Маринетт, улыбнулся и уверенно ответил: — Все прошло замечательно. Мы активно работаем над важными проектами и всегда стремимся поддерживать друг друга в этом. Мы оба с нетерпением ждём следующего мероприятия. Маринетт подыграла ему, добавив: — Для нас сейчас важно показывать себя как сильная команда.  Её слова были сказаны с таким спокойствием и уверенностью, что даже она сама поверила им на мгновение. Журналисты, заметив, насколько уверенно и спокойно они выглядели вместе, посыпались вопросами о предстоящем благотворительном вечере и о том, какой вклад каждый из них собирается внести. Когда Габриэль вышел из здания и жестом показал им, что пора уходить, Адриан и Маринетт начали двигаться к машине, сопровождаемые вспышками камер и взглядами любопытных. Когда машина тронулась, и они оказались вдали от посторонних глаз, напряжение, сдерживаемое ими весь вечер, вновь стало ощутимым. Маринетт уставилась в окно, стараясь игнорировать присутствие Адриана рядом, чувствуя, как внутри поднимается раздражение из-за этой бесконечной игры на публику. Она всё ещё не могла забыть, как он поначалу вёл себя, словно ему абсолютно всё равно, хотя это было крайне важно для них обоих. Адриан, напротив, выглядел спокойным и расслабленным, как будто только что не пришлось прилагать усилия для поддержания иллюзии идеальной пары. Он заметил её напряжение и, усмехнувшись, произнёс: — Неужели ты и правда так переживаешь из-за этого ужина? В конце концов, мы ведь справились. Маринетт резко повернулась к нему, не сдерживая больше раздражения: — Справились? Может быть, но, по-твоему, это нормально — вести себя так, будто тебе вообще всё равно? Ты же видел, как смотрел твой отец. — Успокойся, Маринетт, — он отмахнулся, будто её слова не имели значения. — Я сделал, что должен был. В конце концов, никто не заметил ничего необычного. Она стиснула зубы, почувствовав, что ещё немного — и она сорвётся. Слишком много энергии и усилий уходит на поддержание этой иллюзии, чтобы терпеть ещё и его пренебрежение. — Никто не заметил? Может быть, потому что я изо всех сил старалась спасти этот вечер. А ты даже не пытался! Только когда твой отец посмотрел на тебя, ты решил “играть по правилам”. Знаешь, Адриан, я начинаю сомневаться, что ты вообще понимаешь, для чего всё это нужно. Её голос был полон упрёка и гнева, и на этот раз он не отмахнулся. Адриан нахмурился, но всё же сказал: — Ты действительно думаешь, что мне всё равно? Возможно, ты не понимаешь, но у меня тоже нет выбора. Это, Маринетт, касается не только твоей семьи. И чем больше ты нервничаешь, тем сложнее всем. Она не ответила, повернувшись обратно к окну и пытаясь успокоиться. Сказанные им слова неожиданно задели её — возможно, он и правда просто защищался, скрывая собственное напряжение под маской безразличия. Но это всё равно не облегчало её задач. Ей надоело быть той, кто всегда сохраняет самообладание. Они подъехали к их общей квартире, и, не дожидаясь, пока машина полностью остановится, Маринетт выскочила наружу и быстрыми шагами направилась к подъезду. Адриан вышел из машины, не торопясь, и, видимо, наслаждаясь её раздражением, даже не попытался догнать Маринетт. Она решительно нажала кнопку лифта, чувствуя, как с каждой секундой её злость и напряжение только усиливаются. Когда двери лифта наконец открылись, Маринетт вошла внутрь, и на мгновение подумала, что Адриан останется ждать другой лифт, чтобы избежать неудобного разговора наедине. Но он вошёл следом, равнодушно скрестив руки и с явной издёвкой глядя на её упрямо сжатые губы. — Что, не можешь пережить это? — спокойно спросил он, словно ничего не произошло. Маринетт молчала, стараясь не смотреть на него. Но, словно чувствуя её состояние, Адриан продолжил, явно наслаждаясь её эмоциями: — Знаешь, тебе стоило бы расслабиться. Это всё не так важно, как тебе кажется. — Не так важно? — не выдержала она, обернувшись к нему. — Может, для тебя и не важно, но это твоё безразличие уже порядком надоело. Ты понятия не имеешь, каково это — выносить на себе весь груз, пока ты только создаёшь проблемы. Адриан смотрел на неё, и в его взгляде промелькнула лёгкая тень раздражения. — Прекрати, Маринетт. Ты просто ищешь повод для конфликта, потому что считаешь себя единственной жертвой. Но я тоже вынужден подыгрывать во всей этой фарсе. Мне не менее противно всё это, чем тебе. — Правда? А что, по-твоему, ты сделал для того, чтобы это выглядело правдоподобно? — её голос стал громче, и она понимала, что это уже почти крик. — Ты только и делаешь, что делаешь вид, что тебе всё равно! Лифт остановился, но ни один из них не пошевелился. Они стояли в тесном пространстве, и их взгляды столкнулись — острые, напряжённые. — Если тебе так неприятно, — тихо, но решительно ответил Адриан, — то можешь жаловаться сколько угодно. От этого ничего не изменится. Мы оба в этом, и у нас нет выхода, нравится тебе это или нет. Маринетт почувствовала, как от его слов в груди закипает возмущение, но она решила не говорить ничего в ответ. Она быстро вышла из лифта, направляясь к двери их квартиры, открывая её почти с вызовом, как будто этим хотела показать свою независимость. Адриан последовал за ней, но не произнес ни слова. Как только они оказались внутри, Маринетт решительно направилась в свою комнату, оставив его стоять в гостиной. Стараясь сдержать переполнявшие её чувства, она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, пытаясь успокоиться. Но стоило ей закрыть глаза, как перед ней снова встали его равнодушное лицо и ледяные, надменные слова. Внутренний голос говорил ей, что нужно держать дистанцию, что это всё временно и вскоре пройдёт. Но она чувствовала, что каждый раз, когда Адриан демонстративно показывал своё безразличие или, напротив, решал изображать из себя «идеального мужа» под давлением отца, её гнев становился всё сильнее. Плюхнувшись на свою кровать девушка решила посмотреть, что пишут СМИ о её и Адриане выходе. Она всегда осознавала, что их фальшивый союз — нечто наигранное и вынужденное, но каждый раз надеялась, что, если достаточно постарается, пресса перестанет подмечать мелкие детали. Открыв новостную ленту, она начала читать, и её сердце забилось сильнее от раздражения и обиды. Заголовки сменялись один за другим, но суть каждой статьи оставалась одинаковой: “Славная пара или просто картинка? Как нецелованная «супружеская» пара Агрест-Дюпен Ченг продолжает вводить в заблуждение общественность.” “Идеальная пара или спектакль? Почему Агресты и Дюпен Ченг до сих пор не провели свадебной церемонии.” Эти статьи подчеркивали то, что для неё давно было источником страха: все её усилия казались напрасными, и неважно, сколько улыбок она на себя натягивала, как пыталась держаться рядом с Адрианом. Даже малейшие её старания не могли скрыть того, что их «союз» выглядит настолько же реалистично, как декорации на театральной сцене. Она, глядя на экран, закусила губу. Всё внутри нее сжалось — от разочарования, стыда и злости. Она так надеялась, что если ей удастся выглядеть настоящей хотя бы в этой роли, то она сможет оправдать доверие своих родителей и не подвести их. “Неужели все это действительно выглядит так фальшиво?” — с горечью подумала она. Маринетт вспомнила каждую их встречу с прессой, каждый выученный жест, каждый взгляд, который она старалась сделать мягче, как будто у неё действительно были какие-то чувства к Адриану. Но даже пресса, казалось, видела эту неискренность. Она не успела осмыслить, как же ей быть дальше, когда на телефон пришло сообщение. Это был Адриан. «Только что отец написал, чтобы мы срочно явились к нему в офис. Он хочет обсудить нас с тобой.» Маринетт почувствовала, как по спине пробежал холодок. Габриэль Агрест никогда не писал им сообщения просто так и тем более не требовал их немедленного присутствия. Обычно он контактировал с ними только в исключительных ситуациях — либо когда был очень недоволен, либо когда что-то важное требовало их участия. Она знала, что в этот раз за этим явно не стоит ничего хорошего. Через несколько минут они с Адрианом оказались в офисе Габриэля. В помещении стояла тишина, нарушаемая лишь слабым шорохом бумаг. За массивным дубовым столом Габриэль Агрест сидел с каменным лицом, держа в руках распечатки с заголовками новостей, которые они так старались избегать. Он взглянул на них, его серые глаза горели холодом и раздражением. — Это то, как вы представляете себе “работу” над репутацией наших семей? — его голос был предельно спокоен, но в этом спокойствии ощущалась угроза. Маринетт почувствовала, как её щеки вспыхнули, она не знала, что сказать, но Адриан первым нарушил молчание: — Отец, мы делаем всё возможное, но… Габриэль оборвал его, подняв руку: — “Всё возможное”? Ты называешь это “всё возможное”? — он бросил на стол газету, в которой крупными буквами значилось: “Когда эта пара действительно станет парой?” — Это результат ваших “стараний”? Если вы не можете убедительно изображать отношения, то зачем тогда тратить время? Маринетт напряжённо замерла. Она чувствовала, что каждый его укор, каждое слово — как удар, как подтверждение её худших страхов о том, что она недостаточно хороша в этой роли. Её охватил страх, будто она вновь в школьные годы, где её осуждают за ошибки и несовершенства. — В следующий раз, — продолжал Габриэль, его голос ледяной и безэмоциональный, — у вас не будет шанса так выставлять себя перед публикой. Через месяц вас ждёт поездка в Нью-Йорк. Осенний бал, мероприятие, на котором будут все, кто имеет значение. Я ожидаю, что вы, наконец, поймёте, насколько важен этот союз для нас. — Нью-Йорк? — прошептала Маринетт, не в силах скрыть удивления и даже лёгкого страха. — Именно, — кивнул Габриэль, окинув её пронзительным взглядом. — И, надеюсь, на этот раз вы оба приложите максимум усилий для того, чтобы весь мир увидел вас как реальную пару. Ни одного подозрительного взгляда. Ни одного неловкого жеста. Вы оба должны вести себя так, чтобы никто и не подумал о том, что это просто договорённость. Адриан взглянул на неё с каменным выражением лица, но Маринетт заметила, как его губы поджались. Ему, как и ей, было неприятно находиться в этой ситуации, но ему оставалось лишь молча принять требования отца. Внутренне ей хотелось выбежать из офиса, избавиться от всего этого давления, но она понимала, что так просто от всего не избавиться. Она не могла осрамить свою семью, не могла подвести своих родителей. Ей нужно было просто сделать это. — Я надеюсь, что вы понимаете, насколько важен этот бал, — подытожил Габриэль, закрывая папку. — Если не понимаете — научитесь.